Qui cherche, trouvera

10:54, 17 августа 2010 года. Оберхоф, Германия. – Давай, давай, ещё минута и заслуженный отдых! – отсекает мой интервал Валерий Алексеевич, о чём меня оповестил характерный для секундомера писк, хотя немыслимое количество циркулирующего у меня в крови лактата должно было давно закупорить мои уши. Мои глаза настолько замылены, что лес и тропинка передо мной сливаются в зелёно-коричневое месиво, в котором я изредка разбираю яркие пятна из стоящих вдоль круга тренеров и персонала, но продолжаю наращивать длину и интенсивность прыжков, ещё сильнее налегая на палки. Я готова выплюнуть свои пламенеющие лёгкие и повесить их на ветку, чтобы больше не чувствовать адского жжения от недостатка кислорода и вкуса железа во рту от лопающихся в них капилляров, потому что эта интервальная имитация высасывает из меня всю мою душу и отбивает какое-либо желание снова прикасаться к тренировкам. Она длится уже больше двух часов, и за это время я успела с десяток раз спуститься и подняться обратно, и мало того, что я каждый раз отрабатываю мужские тренировочные объёмы, так я ещё обязана ускоряться за мужиками и пытаться удержаться за ними, если подворачивается такая возможность! – «Ты же всегда мечтала об этом, разве нет?», – заминает мои стенания сердце, хлёстко бьющееся о рёбра, и я стискиваю зубы, подбираясь к самой крутой части круга, и крепче обхватываю ручки палок, ощущая пронзительную острую боль в ладонях. Твою маму, только не мозоли... Добегаю до конца на морально-волевых и ничком валюсь на траву, закрывая глаза и жадно вбирая целительный воздух. Слышу приближающиеся ко мне шаги, догадываясь, кем может быть этот человек, и придвигаю к себе правую руку, сдёрнув с неё перчатку и простонав от занозистой рези на коже. Всё-таки мозоли... Поднимаю руку, всё ещё не раскрыв глаз, и оттопыриваю безымянный палец, чтобы врачу было легче взять кровь. Морщусь от слабенького прокола, и врач отпускает мою кисть, отходя от меня, и я переворачиваюсь на спину, вперившись взглядом в покачивающиеся верхушки ёлок. – Сколько у неё? – гремит надо мной голос Юрия Афанасьевича, и я затихаю, дожидаясь своего результата. – Двадцать один! – поражённо вскликивает врач, и я присаживаюсь на земле, не менее поражённо выпаливая: – Сколько?! Огорошенно обмениваюсь взглядами с Преображенцевым и Медведцевым, которые одновременно со мной выдали то же самое, и встаю на обмякшие ноги, подбирая перчатку и палки. В глазах пляшут чёрные точки, и я пошатываюсь, рассматривая поплывшие в моей картинке лица ошарашенных тренеров, и умело прикидываюсь, что никакого дела к этому числу не имею. – Мы ж её совсем загоняем, она до сезона не доползёт такими темпами, – тихо обращается Юрий Афанасьевич к Валерию Алексеевичу, и я резко вскидываю руку в несогласии с ним и максимально убедительно произношу: – Я только такими темпами до сезона доползу! Со мной по-другому нельзя. – После Уфы увидим, какой у тебя будет сезон, – отзывается Медведцев, загадочно посмотрев на Преображенцева, и второй поясняет, заметив мой вопрошающий вид: – Барнашов сказал, что думает над тем, чтобы ты отбегала предстоящий сезон на Кубке IBU. – Где-где? – переспрашиваю я, вытягивая свою физиономию и заливаясь неловким хихиканьем от неподдельного удивления, но умолкаю, видя серьёзность тренеров, с которой они доносят это до меня. – Не паясничай, а слушай и запоминай: на взрослой России достойно выступишь и поедешь на первый триместр Кубка, – с завидной лёгкостью проговаривает Юрий Афанасьевич, чем заставляет меня всплеснуть руками и негодующе вздохнуть. – Вы меня извините, конечно, но с ваших слов это как будто сравнимо с вечерним тренажом, – округляю глаза, возмущённо уставившись на тренеров, и те лишь пожимают плечами и переглядываются, чинно посмеиваясь. – А разве ты здесь для чего-то другого? – Медведцев задаёт мне тихий риторический вопрос и разворачивается, уходя к стадиону, и Преображенцев, выдвинувшийся за Валерием Алексеевичем и постепенно отдаляющийся от меня, молча указывает на выход из леса, призывая меня пойти вслед за ними. Я безмолвно киваю ему в ответ и неосознанно улыбаюсь, вспоминая об одном кареглазом медалисте Ванкувера, которого я бы предпочла выселить из своей головы на неопределённый срок, потому что от мыслей о нём моё тело дрожит сильнее, чем на стойке с пульсом за 180. А что, если я подумаю о нём на стойке? Я ведь ни одной мишени не закрою! Даже сейчас, пока я просто представляла перед собой фигуру этого француза, мой сердечный ритм перевалил за 150, но я не могу допустить этого в столь важный и определяющий период моей только-только начавшейся карьеры, и я буду задвигать свои чувства до тех пор, пока они подвластны мне. На данный момент победы – мой приоритет, а всё остальное может подождать до лучших времён. – «Вот и правильно, а то как ты выигрывать будешь, думая совсем не о золоте?», – трезво рассуждает разум, намереваясь перевести мой внутренний рубильник на рассудок и здравый смысл, но сердце приостанавливает его, оставляя рычаг в нейтральном положении. – «Предоставь этот выбор ей», – взывает к разуму сердце, тут же разражаясь смехом и со всем своим обаянием добавляя: – «В любом случае, чему быть, того не миновать. Убегай, сколько влезет, только в один прекрасный день чувства станут быстрее тебя». Наверно, бросать вызов своему же сердцу не самая мудрая затея, но я всё-таки брошу, и мы ещё посмотрим, кто кого! Без боя не сдаюсь, и в этот раз не собираюсь, даже если придётся упереться. В конце концов, упираться я профессионал и точно не сплохую в сдерживании каких-то там чувств... Доводилось сталкиваться с задачками и посложнее... Какая же ты глупая, Соня. 22:42, 31 декабря 2010 года. Тюмень, Россия. – Всё, я не могу больше! – отодвигаю от себя тарелку и хватаюсь за живот, проклиная себя за то, что я опять объелась. – Я и так уже 54 вешу, а должна на три килограмма меньше! – Никто не заставлял тебя так обжираться, – укоряет меня Антон, доедая сельдь под шубой и берясь за посудину с оливье, и я исподтишка ржу, глядя на это зрелище, и откидываюсь на спинку дивана, прикрывая веки и шумно выдыхая. Яркие разноцветные всполохи гирлянды, висящей вдоль стены над моей головой, задорно отплясывают у меня на сетчатке; аккорды весёлых праздничных песен с «Голубого огонька», окутывающие предновогодней атмосферой, приглушённо доносятся из телевизора; мама с папой, копошащиеся со стоящей рядом со мной ёлкой, старательно укладывают под неё подарки, которые мы совсем скоро распакуем; и я, непринуждённо погружающаяся в беззаботные воспоминания, поддавшись окружающей меня обстановке. Канун Нового Года в нашем доме – это особенно важное для нашей семьи событие, потому что из года в год помимо него мы отмечаем день рождения отца и годовщину свадьбы родителей, из-за чего этот праздник становится втройне запоминающимся. Несмотря на то, что мы уже выросли, родители не перестают соблюдать идущие из нашего детства некогда захватывающие новогодние традиции: мы продолжаем наряжать ёлку и украшать квартиру, устраиваем пышное застолье, пускаем фейерверки после боя курантов и обязательно дарим друг другу подарки. Нынче моя фантазия немного подсдала, и родителям я подарила все шесть добытых мной на Кубке IBU побед, но я знаю, что такой подарок с моей стороны значит для них очень много. Родители никогда не просили от нас каких-либо материальных подарков, за исключением тех, что мы делали собственными руками. Им всегда было достаточно того, что мы радуем их своими успехами и достижениями, и в этот раз я решила показать им, насколько сильно я благодарна им за всё, что они инвестировали в меня, ведь львиная доля моего успеха – их заслуга. Бейтоштолен, Мартелль и Обертиллиах не покорились бы мной так просто, если бы у меня не было постоянной и тёплой поддержки от моих родных и того фундамента, который они когда-то давно заложили для моей любви к спорту. – Ты чё сидишь балдеешь? Столько наготовили, а ты не ешь ничего, – резко выхожу из своего полудрёма, когда возле меня на диван плюхается Настя, усаживая между нами Елисея, и хмурюсь, проворчав: – Вы видели ляжки мои? – Если ты так на Кубке IBU пухнешь, то страшно представить, что с тобой на Кубке мира станет, – угорает брат, одновременно уплетая бутерброды с икрой за обе щеки, и я растягиваю губы в презренной улыбке, косо смотря на Антона, и покачиваю головой. – От остроумия своего не подавись, горе-шутник, – фыркаю я, лениво потягиваясь и ловя на себе потрясённый взгляд брата, и поднимаюсь с дивана, подходя к Антону и отвешивая ему смачной затрещины, отчего несдержанно смеюсь в голос. – За что?! – потирает свой пострадавший затылок Антон, оглядываясь на меня, собравшуюся сходить до ванной, и я оборачиваюсь, с великодушием и издёвкой отвечая: – За то, чего ты ещё не сделал. Оберегаю тебя же от твоих будущих ошибок! Вприпрыжку добегаю до ванной и закрываю за собой дверь, выкручивая кран до ледяной воды и бросая себе в лицо несколько её пригоршней. Приподнимаю подбородок, всматриваясь в свои обезумевшие после упомянутого Антоном Кубка мира глаза, и мои мысли своевольно уносят меня в результаты прошедшего там триместра. Моё нутро вздрагивает, вспоминая о двух бронзовых медалях Мартена, и я довольно ёжусь, покрываясь мурашками и воспроизводя в памяти обличье этого невозможно красивого француза. – «Давай, Соня, нам чуть-чуть осталось, мы выиграем!», – восторженно возглашает сердце, нарочно ускоряя своё биение, чтобы свести и без того взвинченную меня с ума ещё больше, но разум охлаждает мой пыл, унимая разбушевавшиеся эмоции и без возможности оспорить заключая: – «Сначала гонки, а потом уже ваша любовь». Интересно, что должно произойти, чтобы эта внутренняя борьба закончилась? 15:28, 5 марта 2011 года. Ханты-Мансийск, Россия. – Пока, папе и Брису привет передавай, – отключаюсь и убираю телефон в карман куртки, поправляя гоночную майку и обратно опуская очки на переносицу, потому что нынче сибирское морозное солнце с особой беспощадностью слепит мои глаза. Слабо усмехаюсь, подумав о том, что на вечернем разборе полётов мне влетит от Зига за мои два промаха на лёжке, но не влетит от Стефа, который остался более чем удовлетворён моей скоростью и разложением сил по кругам, объяснив моё сегодняшнее серебро тем, что я в кои-то веки послушал его, а не сделал всё по-своему. Что-то мне подсказывает, что я превратился в такого покладистого спортсмена только на один день, потому что в завтрашней гонке преследования за золото предстоит биться не на жизнь, а на смерть, и мне снова придётся рисковать, что в наши с тренерами гоночные раскладки совсем не входит. В этом и есть главное различие между интервальными и контактными гонками: ты можешь рискнуть и нагнать упущенное из-за неоправдавшегося риска, и за эту непредсказуемость и драйв я люблю пасьюты и масс-старты куда больше, чем спринты и классику биатлона – индивидуальные гонки. Русская речь, а затем постепенно удаляющийся от меня заливистый звонкий смех раздаются со стороны пресс-зоны, бесцеремонно врываясь в мои размышления, и я медленно поворачиваю голову, увидев неподалёку от себя фигуру стройной низенькой девушки, вставшей ко мне спиной, и понимаю, что не могу пошевелиться и уловить ещё какой-либо звук, кроме её голоса. Неужели это она?.. Спускаюсь со сцены, пытаясь не упустить из виду свою семью и команду, чтобы нам нечаянно не потеряться в ожившем на площади столпотворении, и замечаю такую же внимательно пробирающуюся сквозь вереницу людей девушку. Смотрю на неё как приклеенный, пока та смотрит прямо перед собой и уверенно идёт вперёд, и бессознательно смещаюсь вправо, преграждая ей путь. Она врезается в меня и забавно щурится от блика, отсветившегося от моей медали, и я с замиранием сердца наблюдаю за тем, как она поднимает свою голову и наконец заглядывает мне в глаза. Внутри меня лопается огромный огненный шар, приятно-обжигающее содержимое которого покрывает всю мою грудную клетку, и я столбенею, заполучив взгляд этой, судя по экипировке, русской девушки, и невзначай повинуюсь её очарованию. Её блестящие карие глаза, обрамлённые густыми чёрными ресницами, кажутся мне донельзя знакомыми, вопреки тому, что я никогда не встречал её раньше, и моё сердце заводит молчаливый диалог с её, отбивая барабанную дробь и разнося в щепки мои рёбра. Возможно, она даже слышит суматошное трепетание моего сердца, потому что я, похоже, слышу её. Делаю шаг вперёд, не отводя глаз от русской, и та делает два, продолжая безотрывно смотреть на меня через плечо. Порываюсь заговорить с ней и хотя бы банально спросить, как её зовут, но уже через мгновение она бесследно смешивается с толпой, и громкий голос отца, выкрикивающего моё имя, и непрекращающийся гул людей вокруг сокрушительно возвращают меня в реальность. Чувствую, как вспотели мои ладони и как жарко стало под курткой, и облегчённо сглатываю, глубоко вдыхая и выдыхая. Заговор? Наваждение? Судьба? А может, случайность? Удачное стечение обстоятельств? Или всё вместе? Вдруг я проживу всю свою жизнь, не узнав и части ответа на эти вопросы? Да какие там ответы на вопросы, вдруг я никогда не узнаю даже имени этой русской?.. Её зовут Соня. Соня Шипулина. И в свои 16 лет она стала четырёхкратной чемпионкой Европы. Такие известия распространяются в нашей среде со скоростью света, и мне не составило никакого труда выяснить это, потому что ту самую статью, из которой я выведал эту информацию, преподнесли мне буквально на блюдечке: Стефан листал новостную ленту на завтраке во время нашего сбора перед Чемпионатом мира и чуть не поперхнулся своим кофе, когда узрел результаты из Риднауна, где абсолютно все женские гонки выиграла одна и та же не по-биатлонному юная девушка из России. Я попросил его показать мне её фотографию, и я не поверил своим глазам, увидев на ней её. Зато моё сердце сразу поверило, напоминая мне о том, что оно не забыло эту русскую, и я втихую начал мечтать о том, чтобы встретиться с ней снова, а сейчас она стоит в какой-то жалкой паре метров от меня вместе со своей командой и не перестаёт озорно смеяться и улыбаться, словно делая это для меня. Словно сознавая, что я где-то рядом. Никогда бы не подумал, что смогу испытывать к кому-то настолько замысловатые чувства, но я, видимо, вправду влюбился. Влюбился, не зная о ней ничего, кроме её имени, возраста и количества добытых ею золотых медалей. Влюбился в её изящные и тонкие черты лица, проницательный взгляд, который пригрезился мне родным, и свисающие до плеч тёмно-каштановые густые локоны. Влюбился, потому что почувствовал в ней что-то своё. Что-то, что является частью меня. Что-то, что должно быть моим. И завтра, помимо завоевания титула чемпиона мира, я должен овладеть вниманием и восхищением Сони Шипулиной, чтобы начать завоёвывать её целиком. Кстати, а эти две цели неплохо сочетаются между собой... 13:57, 6 марта 2011 года. Ханты-Мансийск, Россия. Сегодняшним воскресным утром столбик термометра опустился до -21 градуса, но воздух слегка прогрелся к полудню, и сейчас в Хантах какие-то -16... Для меня и моих ребят такая температура здесь вполне привычная, потому что мы соревновались в Ханты-Мансийске более десятка раз, а вот для иностранцев... Наверно, прохладненько. – Соня, пойдём на последний подъём, оттуда смотреть будем, – тянет меня за руку Катя, и я кое-как отрываю глаза от стартового городка, вопросительно глянув на неё. – Я говорю, пойдём с трассы парней поддерживать? Кого ты там высматриваешь? – Да так... никого, – разочарованно вздохнув, произношу я, смирившись с тем, что увижу Мартена уже в гонке, и полностью поворачиваюсь к Юрловой, обворожительно улыбнувшись и проронив: – Веди меня! Мы покидаем стадион, добегая до отсечки в два километра сто метров, и устраиваемся на обочине трассы в ожидании лидеров пасьюта, в числе которых есть Мартен, и я бросаю быстрый взгляд на наручные часы, поняв, что победитель спринта Пайффер стартовал около трёх минут назад. Прислушиваюсь, улавливая скрип втыкающихся в промёрзший снег палок, и подношу руки ко рту, прогревая ладони и взволнованно переминаясь с ноги на ногу в предвкушении вот-вот улицезреть Фуркада, и из-за поворота показывается Арнд, а за ним в нескольких секундах появляется Мартен. Замираю, разглядывая потрясную, изумительную технику француза и его полные сил движения, благодаря которым он приближается к немцу с каждым новым отталкиванием, и чувствую, как мякнут мои колени и как на морозе закипает моя кровь. – «Ты проигрываешь, Соооняяя», – сдавленно цедит разум, щёлкая пальцами перед моим носом и пытаясь привести меня в здравомыслие. – «Нет, ты выигрываешь главную в своей жизни награду», – размеренно и спокойно изрекает сердце, не позволяя мне отвести глаз от Мартена, пока тот не взберётся на вершину подъёма. Как же вы оба мне осточертели! Дайте мне насладиться гонкой и Мартеном и не мешайте мне, будьте так любезны! – Как думаешь, кто сегодня выиграет? – выводит меня из раздумий Катя, подпрыгивающая на месте от холода, и я принимаю философское выражение лица, смотря на догоняющую группу, которую возглавляет Андрей, и смело и вызывающе выдаю: – Тот, кто после первой стрельбы уйдёт лидером! Юрлова присвистывает моей резвости и оборачивается к стоящему неподалёку от нас Ефимову, выкликнув: – Сергей Владимирович, а что там после рубежа? Кусаю губы и внутреннюю поверхность щёк, глядя на тренера, который внимает поступающей из рации информации и записывает её в свой блокнот, и это томительное выжидание мерещится мне как целая вечность, когда я наконец получаю от него ответ: – Первый Фуркад, за ним в секунде Пайффер. Издаю нервный смешок и растягиваю губы в широченной улыбке, покачивая головой. Мартен, ну ты теперь просто обязан победить! Потому что я так сказала. И потому что я верю в тебя. 14:33. Мартен только что пронёсся мимо меня к своему первому титулу чемпиона мира, и я срываюсь с места, не слыша того, что кричит мне вслед Катя, оставшаяся дожидаться наших ребят. Я хочу застать победный финиш Фуркада своими глазами, хотя вряд ли смогу опередить француза и добежать до пресс-зоны вперёд него, но постараюсь добраться до стрельбища, откуда буду во всей красе наблюдать за Мартеном. Возвращаюсь на территорию стадиона, запыхавшись и приподнимая подбородок, чтобы найти Мартена, и вижу, как он вскидывает руки перед финишной чертой и пересекает её, словно магнитом привлекая моё внимание к себе. Пробираюсь в пресс-зону и по закону тяготения прилипаю взглядом к Фуркаду, который сейчас обменивается рукопожатиями со своими соперниками и ликует, вкушая свой заслуженный триумф и улыбаясь так, что у меня сладко и дразняще сводит низ живота. Mais comme il est merveilleux, mon champion du monde. Незамеченной отхожу к пирамиде своей команды, встречая финиширующих один за другим ребят, и первым из наших гонку заканчивает Женя, раздосадованно сетующий на свою стойку, и чуть позже за ним заявляются такие же удручённые своим выступлением Ваня, Андрей и Антон. Парни рассчитывали на более высокие места на домашнем Чемпионате мира, но давление родных трибун и личная несобранность, повлиявшие на их стрельбу, оказались сильнее, чем какие-либо из их амбиций и намерений, но они, так же как и я, не перестают надеяться на завоевание медалей в следующих гонках, и это не может не радовать меня. Прячусь за их спинами, исподтишка поглядывая на соседнюю пирамиду, занятую французами, и млею от вида сияющего Мартена, общающегося со своими тренерами. Странно, как он всё ещё не почувствовал того, что я пристально слежу за ним уже с начала пристрелки, и, вроде бы, я должна стыдиться, а не хвастаться этим, но по какой-то причине я не испытываю ни капли стыда за своё поведение. – «За что тебе стыдиться? За то, что ты влюбилась в него?», – подначивает меня сердце, в тысячный раз за сегодня вскружив мою голову, отчего разум разъярённо вопит, взбешённо встряхивая меня изнутри: – «Ни в кого ты не влюбилась! Я не давал разрешения!». Можно подумать, я бы спрашивала. Над Хантами величественно разносятся первые залпы гимна IBU, и я инерционно движусь к пьедесталу с потоком французской и норвежской сборных, чтобы успеть занять самый козырный уголок напротив подиума и наслаждаться награждением Мартена. Располагаюсь рядом с фотографами и вздрагиваю, когда подлетевшая ко мне Катя устраивается справа от меня и негодующе произносит: – Я уж начала переживать, что ты сквозь землю провалилась! – Я просто мастерски скрывалась, – заговорщически шепчу я, поворачиваясь обратно к пьедесталу, и аплодирую, потому что над стадионом торжественно прогремело имя Мартена. Совершив свой фирменный прыжок на верхней ступени, Мартен принимает поздравления от биатлонных чиновников, смущённо улыбаясь, и, глядя на трибуну, помахивает цветами, и моё сердце пропускает удар, когда глаза Фуркада опускаются чуть ниже трибуны и спустя больше года ожидания вновь встречаются с моими. На автомате хлопаю Эмилю и Тарьею, когда наступает их очередь и не перестаю смотреть на француза, являющимся зачинщиком нашей переглядки и не отрывающимся от меня даже во время рукопожатий с норвежцами и другими биатлонистами, попавшими на расширенный подиум, хотя среди них есть и родной брат Мартена – Симон. Официоз церемонии заканчивается, а фотографы вокруг меня, наоборот, активно начинают шевелиться, чтобы запечатлеть сошедших с пьедестала призёров вместе со всевозможных ракурсов, но Мартен, откланявшийся от Свендсена и Бё, снова ловит мой взгляд своим и направляется прямиком ко мне. Мои внутренности в панике мечутся из стороны в сторону, крича о том, что моё единственное спасение – побег, но на деле я не могу даже сдвинуться с места, потому что я пленена лучезарной улыбкой на губах Фуркада, с которой он уверенно протягивает мне свой букет и неторопливо проговаривает: – Самой красивой девушке в мире. – «Всё ещё не влюбилась?», – издевательски прыскает сердце, предвкушая свою скорую победу, и я медленно достаю правую руку из кармана, собираясь забрать цветы. – «Сейчас влюбишься». – «Нет, нет, ты не влюбишься, ты не вл...», – безысходно причитает разум, отчаянно пытаясь противостоять сердцу, но от одного мимолётного соприкосновения моих тёплых пальцев с холодными пальцами француза рычаг рубильника переключается на чувства и моментально превращается в пыль, потому что отныне в нём нет необходимости. Очередная точка невозврата пройдена навсегда, и я влюбилась. Влюбилась, взяв букет из ладони Мартена и ощутив в этом жесте много больше, чем просто желание подарить цветы. Влюбилась, утонув в его глазах, в которые я посмотрела во второй раз в этой жизни, но с задней мыслью о том, что я беспрестанно смотрела в них в своих двух прошлых. Влюбилась, дав себе вожделенный шанс полюбить и стать любимой. А что, если не прекращающий загадочно улыбаться Мартен тоже влюблён в меня?