Дикие ягоды

      — Вырядилась, — фыркнул Дерек, покосившись на Дану.       Она в ответ одарила его угрюмым взглядом и на всякий случай коснулась молнии на спине. Тянуться до неё рукой и застёгивать платье пришлось самой.       Платье, к слову, было неплохим — сизым, с широким поясом и рукавами-фонариками. Ещё и по воротнику шла вышивка белыми нитями. Красота в дистрикте, правда, была не к месту — куда уж тут белым узорам, когда в соседнем дворе свиньи возятся в грязи. Но Дане нравилось. Хотелось хотя бы в этот мнимый праздник, на Жатву, выглядеть красиво. И она честно заработала на платье. На прошлые Жатвы приходилось надевать старое платье, отданное кем-то из соседей, и в пятнадцать лет Дана едва в него втиснулась. А сейчас вон, купила, какое хотела.       Деньги, правда, в последнее время удерживали, говорили, что потом рассчитаются, и кричали, что они знают лучше, чем девчонка-свинопас. Дана не стала зарекаться, что пасти ей нужно овец, посчитав это бесполезным делом. Но факт, что плату людям оттягивали, оставался фактом. Да и Дана стала видеть миротворцев у молочных и свинарников. Раньше их там не появлялось. Наверное, не хотели стирать форму лишний раз. А то фермы они такие — всего-то пройдёшь мимо, а уже все сапоги в земле, смешанной с навозом. На здешних жителях уже почти не видно, а вот миротворцам, друзьям блистающего Капитолия, не понравится. Хотя Дана не знала, блистает ли Капитолий на самом деле — она не могла понять этого ни по рассказам особо разговорчивых миротворцев, ни по тому, что показывали по телевизору.       — Простыню лучше надень, — посоветовал Дерек, приглаживая волосы. Правда, ему это всё равно не помогло бы — волосы братца, тёмно-русые и жёсткие, топорщились в стороны, будто он не мыл их пару недель. Хотя, может, так оно и было.       Дана не поняла, но в голосе братца сквозило что-то насмешливое.       — Зачем? — нахмурившись, спросила она.       — Хотя бы мурло своё закроешь, — бросил он и поправил галстук. Идиотский галстук, который зачем-то нацепил на церемонию Жатвы. Удушиться прямо там хотел?       Дана фыркнула и не придумала ничего лучше, как ответить грубостью на грубость.       — Идиот. Сам урод.       Дерек ухмыльнулся.       — Я-то нет. А вот тебе, если не повезёт, придётся выйти на сцену. И что, будешь сверкать своей белизной?       — Отвали, — прорычала Дана, стискивая в пальцах платок. Он когда-то давно был мамин.       — Отвали-отвали, — пробурчал Дерек. — Сама отвали. Уродина тут ты. Я, когда поеду в Капитолий, хотя бы смогу заработать у спонсоров репутацию, а тебя люди шугаться будут. Хотя вряд ли тебе так посчастливится, что возьмут на Игры.       Дана промолчала. Она не знала, шутит брат или нет. Кажется, они с отцом говорили недавно об Играх, но вряд ли отец был готов отправить ненаглядного сына в Капитолий, чтобы потом его там в первые же минуты умертвили. Хотя ведь…       Дана нахмурилась и скосила на Дерека осторожный взгляд. Он же не мог быть таким глупцом, чтобы решить, будто сможет выиграть? Хотя отец, конечно, мог и не такое вбить ему в голову. Мол, тебе восемнадцать, ты уже взрослый парень, что там остальные, ты и с профи разделаешься, как с бараньей ногой. Но ведь, ведь… Дерек же не мог вызваться добровольцем? Такая практика в далёком дистрикте давно потеряла популярность. Даже самые бедные дети, готовые погибнуть от голода, боялись вызваться заместо несчастных, потому что знали, что впереди их ждёт кровавая бойня. А кто знает, что страшнее, нож или голод?       — Вы там собрались или как? — хмуро спросил отец, отворив дверь. Он окинул обоих равнодушным взглядом и кивнул. — Славно. Выметайтесь. Сами идите, уже не маленькие.       Дана повязала платок на плечи, вскинула голову и толкнула Дерека плечом. Брат слишком уж зазнавался. Дерек в ответ хотел броситься к ней и вмазать, но под строгим взглядом отца притих и плотно сжал губы. Наверное, им следовало беспокоиться друг за друга, волноваться, не вытащат ли имя (хотя вероятность была меньше некуда), хотя бы условиться о перемирии. Но даже Жатва так и не смогла за шесть лет примирить Дану и Дерека. Наверное, оно и к лучшему. Зачем один день в году вести себя, как любящие брат и сестра, если потом они всё равно сцепятся, как дворовые собаки?       Народ уже начал стягиваться к Центральной площади. Там, у Дворца правосудия, живой поток разделился надвое: взрослые, которые уже отжили время, когда нужно бояться за себя, и дети, которым это ещё предстояло. Родители с хмурыми, беспокойными лицами, шептали что-то мальчикам и девочкам, иногда целовали, но чаще просто кивали и напутствовали вести себя спокойно и тихо. Об Играх никто заранее не говорил — напряжение и так пронизало воздух насквозь.       Дана выловила из толпы двоих одноклассниц и протянула им расчёску с ленточками.       — Ой, ты бы ещё позже подошла, — проворчала рыжая Мара, отойдя в сторонку, и взялась за расчёску.       — А давай, причеши меня на самой Жатве, — усмехнулась Даша и почесала нос. — Нормально же.       — Да, а потом причёсывать придётся миротворцев, — хихикнула Бромли, крутя в руках ленточки.       Дана важно кивнула. Желание побесить этих пособников Капитолия было сильным. Но все трое понимали, что лучше его пересилить.       Мара быстро расчесала ей волосы и принялась плести. Бромли порой вставляла пару слов, советуя, как лучше. Заняло это всё минут пять, и потом Мара хлопнула Дану по плечу, сказав, что готово.       — Ой, ты такая хорошенькая, — улыбнулась Бромли, подняв верхнюю губу. Зубы у неё были немного кривые, но на лечение денег отложить не получалось.       Дана смущённо улыбнулась в ответ и кивнула. Мара заплела два колоска, перевивая пряди с лентами. В Капитолии она, наверное, могла бы стать хорошим парикмахером. По крайней мере, Дане её работы нравились куда больше, чем то, что она видела мельком на экране.       — Спасибо. Ой, пойдёмте, там уже что-то начинается.       Бромли охнула, округлив глаза, и закивала.       Оказалось, что ничего так и не началось, просто миротворцам пришлось разнимать двух напившихся мужчин, решивших полезть на сцену. Ещё на земле они столкнулись и сильно повздорили. Дана с любопытством уставилась на них, а подруги уже смешались с толпой. Жаль, не увидели, как один из пьяных заехал миротворцу локтём в бок.       — А ты бы всё-таки прикрыла лицо, — шепнул вдруг Дерек, появившись из ниоткуда, когда Дана уже хотела отойти к девочкам шестнадцати лет. — А то раньше времени испугаешь всех вокруг.       Она не успела крикнуть что-то обидное в ответ — Дерек уже скрылся в толпе. В прочем, его напутствие было хорошее. Дану знали несколько ребят, но те, с кем она была незнакома, когда встречались с ней взглядом, тут же его отводили. Наверное, думали, не заразно ли.       Пятна Дане не мешали. Она в детстве думала, что они вдруг начнут болеть или случится что-нибудь ещё страшное, но ничего такого не было. Они просто белели вокруг правого глаза, на щеках, у носа и рядом с губами. Такие маленькие снежные островки. Может, если бы Дана не выходила на солнце и остальная кожа не темнела под лучами, пятна были бы почти не заметны. Но Дана работала, солнце светило на кожу, и вся она, кроме белых пятен, становилась загорелой.       Девочки рядом устало глазели на пустующую сцену. Толпа маялась в ожидании чего-то, слышались перекрикивания и шёпот. Когда на сцене появились мэр и ведущая из Капитолия, раздались вялые хлопки. Рассказ, не меняющийся из года в год, длился минут пятнадцать, и под конец все вокруг уже не скрывали скуки. Дана зевнула, переминаясь с ноги на ногу, и скользнула безразличным взглядом по сцене. Ведущая Дистрикта-10 была новенькой и ещё молодой, не то что предыдущая — уже немолодая женщина, выглядевшая, впрочем, весьма сносно. Должно быть, операции помогли. Но она своё, видно, отработала.       Новенькую звали Юния Соил. Она стояла на сцене в голубеньком платье с красивым подолом волнами и натянуто улыбалась. А ещё казалось, что у неё дрожат руки. Хотя, наверное, просто казалось. Их ведь специально учат в Капитолии, как себя держать уверенно. Дана тихонько вздохнула и почесала макушку.       — И теперь, по ежегодной традиции, мы выбираем трибутов, — дрожащим голоском вывела Юния и театрально улыбнулась, коснувшись высокой причёски. Волосы у неё, к слову, были настоящие, светлые и с золотистым отливом. — Это великая честь для каждого из вас, ведь каждый трибут становится частью истории!       Дана даже не стала шептать что-то ехидное, хотя очень хотелось. Всё-таки ей было жаль ребят, которых каждый год увозили, словно свиней на убой. В прошлом году это были двое ребят из их школы, правда, годом младше. Разумеется, мальчику или девочке четырнадцати лет никак не победить в Играх. Был, правда, один такой три года назад, юный мальчишка, сумевший победить. Но он из Дистрикта-4, а там ведь воспитывают профи. У него был хоть какой-то шанс. А тут дети, не видившие в своей жизни ничего, кроме ферм, вил да пастбищ. Хоть бы вилы дали, с ними хоть как-то сладить можно.       — Начнём мы с мальчиков, — кокетливо протянула Юния и стала двигать пальцами в воздухе над стеклянным шаром с именами. Она нарочито медленно опустила руку вниз, и Дане показалось, будто она слышит, как бьётся сердце каждого на площади.       Юния раскрыла записку, улыбнулась и объявила:       — Патни Бергерт! Ну же, Патни, покажись нам.       Сначала ничего не происходило, и Дана подумала, будто Патни Бергерта никогда и не существовало. Но потом у самой сцены началось волнение, и по ступенькам на дрожащих ногах поднялся мальчик. Он был такой маленький, словно даже не пересёк порог в двенадцать лет. Дико оглядываясь назад, он поднялся на сцену и споткнулся на последней ступеньке. Ловить его никто не собирался, и Патни пришлось самому подниматься и, едва не теряя сознание, подойти к Юнии.       Ведущая натянуто улыбалась, стараясь не смотреть на мальчика, будто думала, что он испортил ей первую церемонию. А Юния, наверное, дождаться не могла, когда же станет отправлять детей на верную смерть. Она ещё поулыбалась (Дана намеренно глазела себе под ноги, деля вид, будто сейчас уснёт), потом о традиции спросила, нет ли добровольцев. После пары секунд тишины Юния хотела было приступить к девочкам, но тут воздух прорезал возглас. Когда Дана поняла, что знает этот голос и эту тёмную макушку, у неё перехватило дыхание.       Дерек легко взбежал на сцену, сдержанно улыбаясь, и кивнул в камеру. А Дана не понимала, какого чёрта он творит. Она в панике оглянулась назад, выискивая взглядом отца. Не нашла. Но ей представилось, как он коротко кивнул, мол, сынок, молодец. Что они творят? Отец не понимает, что отправляет Дерека на смерть? Дерек не может подумать своей головой? Дана брата не любила, но всё же в их жизни было какое-то постоянство, которое не должна была нарушить Жатва.       Балансируя на грани истерики, Дана вдохнула и выдохнула, пока Юния обрадованно приветствовала Дерека. Радовалась она наверное тому, что в дистрикте наконец-то взрослый трибут. По крайней мере, у рослого восемнадцатилетнего парня шансы повыше, чем у тщедушного Патни. Словно между делом Юния перешла к выбору второго трибута.       — Ты не знаешь, почему Дерек вдруг стал добровольцем? — взволнованно спросила Мара, протиснувшись к Дане.       — Нет, — ответила та напряжённым шёпотом, перебирая пальцами подол платья. — Я не понимаю, какого хрена он делает. Я знала, что Дерек идиот, но не настолько. Боже…       Захотелось сесть на корточки и расплакаться.       Мара сочувственно вздохнула и подняла взгляд на сцену. Там Юния уже нырнула рукой в стеклянный шар, но Дана не смотрела на неё, а хмуро разглядывала каменную кладку под ногами.       — О, отлично! — обрадовалась чему-то Юния. Это заставило вскинуть голову и посмотреть на сцену. Юния счастливо улыбалась, будто ей на бумажке было написано предложение перевестись работать в Дистрикт-1. — Чувствую, эти Игры будут замечательными. А какими весёлыми!       Дана шмыгнула носом и смерила Юнию угрюмым взглядом. Ей-то уж весело, конечно. Ведущая едва ли не подпрыгнула на месте и поспешила объявить имя:       — Наш второй трибут, думаю, был выбран судьбой, не иначе. Ой, семейные драмы это всегда так увлекательно! Поприветствуйте, Дана Дикой!