Дикие ягоды

      Дана молчала, слушая, как снаружи кто-то перекрикивается. Потом раздались шаги, соседняя дверь скрипнула, и всё стихло. Пальцы едва ли не рвали мягкую обивку, и та сильно натягивалась под ними, судорожно вцепившимися в подлокотник. А сама Дана едва ли не утопала в крупном кресле, с ногами забравшись в него.       Она помнила, что поднялась на сцену как в тумане, окинула многотысячную толпу невидящим взглядом, не сумев найти кого-то знакомого, и вяло кивнула Юнии. Та, как только смогла поближе разглядеть Дану, поморщилась и поспешила отвернуться, чтобы сказать пару глупых слов, как же дистрикту повезло: не всякий может похвастаться семейной драмой на Играх. А уж драма наверняка будет, особенно когда отец придёт прощаться.       Слушая, как тихо тикают часы, Дана смотрела себе под ноги и не могла понять, почему судьба сыграла с ней такую злую шутку. Почему-то не было страшно. Пока. Сначала сердце колотилось, когда надо было подняться на сцену, а потом всё успокоилось. Но это Дана ещё даже в Капитолии не оказалась. А вот потом, как покажутся высокие шпили, уже станет ясно — она будущий мертвец.       — К вам пришли, — объявил миротворец, кога дверь отворилась.       Дана вздрогнула и вскочила с кресла, ожидая увидеть отца. Наверное, ему было что сказать, но почему-то думалось, что первым делом оте зайдёт к Дереку. Уж им-то есть что обсудить. Хотя, наверное, уже зашёл. Всё настроение, какое было, вдруг пропало. Дане захотелось завизжать и кидаться всем вокруг. А видеться с отцом не хотелось.       Но на пороге стоял не он. Там были Бромли с Марой. Дана застыла, уставившись на ни, и подумала, что сейчас или заплачет, или закричит. Как-то странно было прощаться с девочками, с которыми она дружила с первого класса, когда впереди её ждали недолгие дни перед Играми. Как-то всё это было абсурдно.       — Привет, — пробормотала Мара, не поднимая взгляда. видно, тоже боялась. А время утекало.       — Привет, — кивнула Дана.       Бромли вдруг визгнула и разнылась, размазывая слёзы по полным щекам. Дана и не знала, что можно так быстро заплакать. Рыдать самой вмиг расхотелось, иначе они тут все расплачутся и не успокоются до самого её отправления в Капитолий. Мара тихо вздохнула.       — Бромли, — цыкнула она, пихнув подругу в бок.       Та жалобно всхлипнула и отняла ладони от лица, потом протянула и взялась ими, мокрыми и горячими, за руки Даны. Она вздрогнула.       — Ты только не волнуйся, — шмыгая носом, попросила Бромли и улыбнулась сквозь слёзы. — Ты, ты… Ты спрячься где-нибудь и, умоляю, выжди, пока станет безопасно.       Дана в ответ вяло улыбнулась. Её заколотила дрожь. Совет в духе простодушной Бромли. Спрятаться и ждать, пока остальные перебьют друг друга. Был бы он ещё рабочий. Дана смотрела Игры по телевизору, когда было не отвертеться, и видела, что трибуты пытались прятаться. Получалось не у всех — слишком уж это скучно выходило, и вечно случались какие-то непредвиденные ситуации. То лавина в горах сойдёт, то дикие звери нагрянут.       Она не знала, как правильно прощаться. И ведь не скажешь: «Не скучайте». Потому что скучать по ней Бромли и Маре придётся до конца жизни, если не забудут. Правда, пока что в это не верилось. Словно всё это — шутка. Вот Юния выберет другого человека и скажет, что с Даной была всего лишь подставная записка, чтобы подогреть интерес публики. Хотя, конечно, какой интерес, если потом брат и сестра не сойдутся в схватке… Но Дана была уверена, что даже после того, как выбрали их обоих, никакой семейной драмы не получится. Ей казалось, она умрёт от страха сразу, как окажется на арене. Или ещё раньше, на параде трибутов. Или её закидают камнями, потому что она недостаточно хороша для того, чтобы смотреться на параде. Интересно, а могут ли ей закрасить лицо?       Всё ещё хныча, Бромли потянулась к Дане и стиснула её в крепких объятиях. Дана уткнулась в круглое плечо и замерла, боясь пошевелиться. Сбоку пристроилась и Мара. Они стояли тесным кружком, обнимая друг друга, и ничего не говорили. Только Бромли тихонько плакала.       — Говорят, в Капитолии вкусно кормят, — вздохнула Мара и невесело улыбнулась.       Дана кивнула, слабо усмехнулась и пообещала, что съесть, сколько сможет. Хоть в чём-то отомстит Капитолию. Уж если не может отправить их сюда, пасти свиней, так хоть в еде обворует.       — Вы навестите моих овец, — тихо попросила Дана, зарывшись носом в рыжие волосы Мары, густые и пахнущие полем. Стало хорошо и даже почти не грустно. — Они хоть старые и вредные, но всё равно хорошие.       — Навестим, конечно, навестим, — сквозь слёзы улыбнулась Бромли.       — Время вышло, — сухо бросил миротворец, открыв дверь нараспашку. Его слова оборвали тихое спокойствие, ошибочно показавшееся Дане вечным.       Бромли ахнула и воровато оглянулась.       — Так, спокойно. Попробуй… Попробуй спрятаться, — забормотала она, судорожно хватаясь за руки Даны. — И про еду не забудь, найди что-нибудь или укради. И, и… Ох, не знаю, ради Бога, ты только спрячься. И держи ноги в тепле…       — И не бойся, — шепнула Мара, а губы у неё дрожали.       Миротворец пересёк расстояние до них широкими шагами, схватил Бромли и Мару за плечи и поволок их к выходу. Дана бросилась за подругами и сбивчиво лепетала, что она, конечно же, не будет бояться ради них. Она понимала, что эти обещания пустые. Дверь за Бромли и Марой захлопнулась, повисла тишина. Дана ощутила себя слабее некуда и еле доползла до кресла, потом сползла в него и забралась с ногами, уткнувшись носом в колени. Было тоскливо, словно отобрали солнце.       Отец пришёл чуть позже. На него Дана хмуро покосилась. Наверное, стоило попрощаться и сказать, что она всё-таки его любит, несмотря на всё. Но она не любила и говорить ничего не стала. Он тоже молчал, стоя напротив кресла. Отцовские руки, крепкие и грубые, были в карманах пасчего комбинезона.       — Я знаю, что ты думаешь, — вдруг хрипло сказал он.       Дана фыркнула и даже подняла взгляд. Встретившись с хмурым отцовским взглядом, она замерла и тихо спросила:       — И что же? Как мне жаль уезжать отсюда?       — Нет. Думаешь, что я сволочь. И что Дерека я подговорил.       Дана сжала губы, криво усмехнувшись. Отец хмыкнул.       — Видишь. Но нет. Я Дерека ни о чём не просил. Я лишь предположил, что его могут выбрать, всё-таки десять раз его имя написано.       Дана нахмурилась и переспросила:       — Десять?       — Да. А ты думала, у нас масло просто так появилось? — с мрачным торжеством спросил отец. — Дерек взял тессеры. Немного, всего три штуки, но это уже увеличило шанс выпасть его имени, если ты понимаешь.       Дана раздражённо дёрнула рукой. Отец, видно, держал её за дуру.       — И что?       — И то. Твой брат сделал твою жизнь немножко лучше. Правда, ненадолго. Кто ж знал, что всё так обернётся.       Отец нахмурился и скрестил руки. Дана почувствовала себя необычайно маленькой, как ягнёнок, и съёжилась ещё больше.       — Я не хочу, чтобы сразу два ребёнка отправлялись на Игры, — тихо сказал отец, не глядя на неё. — Это несправедливо и к вам, и ко мне.       Язвить уже не хотелось. Выглядел отец в какой-то степени печально. Наверное, ему и в самом деле было жаль.       — Но что поделаешь, — бесцветно бросила Дана. — Не можем же мы сбежать.       — Ты права. Но я хочу дать совет. Ты знаешь, что одной тебе не выжить.       Дана дёрнула плечом и вскинулась, но отец выставил перед собой ладонь.       — Ты это знаешь, — с нажимом повторил он. — А Дерек много чего умеет. Он и коров разделывал, и свиней, и с этими выродками из Второго, Первого и Четвёртого справится. А ты должна ему помогать. Нет, слушай меня внимательно, — с раздражением бросил отец, когда Дана закатила глаза. — Ты не сильная, не быстрая, и ты сама знаешь это. Дерек поможет тебе протянуть хоть какое-то время. Я… Я не знаю, то вам делать.       Дана с удивлением покосилась на него. Она впервые видела отца растерянным.       — В любом случае, вернётся только один, — сказал отец, вернувшись к своему настрою. — Или никто. Извини уж за прямолинейность.       — Да что там, — хмыкнула Дана, оттягивая пальцами обивку кресла.       Они помолчали. Время опять утекало, и Дана первый раз пожалела, что так редко смотрела на отца. Она подняла голову и попыталась запомнить его лицо: грубое, с щетиной, хмурыми глазами и тёмными кругами под ними.       — Постарайся выжить в самом начале и помочь Дереку, — бросил отец и развернулся к выходу. — Я ставлю на вас обоих.       Ставить на своих детей, наверное, было не очень хорошо. Но это было последнее, что сказал отец, и Дана запомнила.