Письмена

      Ему кажется, что он умер. До тех пор, пока не получается открыть глаза. Странное чувство, будто тонешь, и непонятный рассеянный свет постепенно складывается в мозаику, рисуя очертания потолка. Становится тяжело дышать, и Дин упирается руками в стекло камеры. Ещё мгновение, и створки расходятся в стороны, позволяя вынуть трубку и глотнуть воздуха, заходясь в гулком кашле.       Дезориентированный, едва ли понимая, что случилось, он пытается прийти в себя, пока прохладный воздух комнаты холодит мокрую, открытую кожу.       Только протерев глаза от лишней жидкости, Джарин начинает осматриваться по сторонам, пока взгляд не цепляется за взгляд напротив, пристально наблюдающий за ним всё это время. В этих глазах он узнаёт Фетта.       Постепенно начинает накрывать осознанием.       — Какого чёрта? — едва ли удаётся выдать ему сиплым от долгого молчания голосом.       Холодно, тяжело и больно — единственное, что проносится в голове.       Фетт тянет время, глядя на него, но всё же решает начать с главного:       — Ты умирал, у меня не было выбора.       Мандалорец обещал себе, что больше ни одно живое существо не увидит его лица после Грогу, так что слова Бобы едва ли можно было принять за аргумент…       — У тебя был выбор — ты мог дать мне умереть с достоинством, — едва слышно отвечает он Фетту, чувствуя, как ком встаёт в горле.       Да, он снимал шлем. Снимал его на базе, полной имперцев, но он сделал это ради спасения дитя, и после этого никого в живых не осталось. Это было единственным, что утешало.       Сейчас всё иначе. Этот человек даже не мандалорец, он понятия не имеет, что такое — быть им. Что такое следовать пути, что такое отказывать себе во всём ради своей веры. Для него это ничего не значит. И он не имел права так поступать.       В комнате повисает тишина, не имеет значения, что ответит Фетт. Уже неважно.

***

      После осмотра дроид выдаёт заключение, что Дин в порядке, почти. Потребуется ещё немало времени, чтобы сломанные кости окончательно срослись, прежде чем он сможет вернуться к работе.       Хотелось уйти и забыться. Вычеркнуть этих людей из жизни, продолжая свой путь в одиночку. Как раньше…       Но сейчас от мысли об этом возникают слишком противоречивые чувства. Его спасли, хотел он того или нет. Не бросили умирать. Он в долгу перед Феттом, хотя тот, кажется, вовсе не считает это долгом.       Да и идти было некуда, а наёмник в бескаре — самая желанная цель. Он выглядит грозно, но всё же сломаны не только кости, так что оставшись скитаться в песках, Джарин станет лишь лёгкой добычей.       Прежде чем он наконец снова сможет облачиться в броню, нужно прийти в себя.       Дин не замечает, как погрузился в свои мысли, забыв о том, что не один в комнате. В его комнате. Впервые в жизни у него появляется личное пространство больше, чем отсек корабля, когда-то бывший его домом.       Из этого омута его вырывает рука, которая мягко берёт за плечо.       — Можешь оставаться здесь столько, сколько посчитаешь нужным. Ты всегда желанный гость в моём доме, — мягкий голос Бобы успокаивает. Голова после серьёзного сотрясения снова даёт о себе знать, ощущаясь ватной и тяжёлой, так что не остаётся ничего больше, кроме как согласиться, кротко кивнув. Ему нужен отдых.

***

      День на Татуине тянется ещё дольше, чем на Неварро. К этому тяжело привыкнуть. Несмотря на всё то время, что Дин провёл здесь, бесконечные солнечные часы не были так заметны. Он был занят работой, охотой, заказами и… Впрочем, неважно.       Сейчас единственное его занятие — лечение. Слишком долгое и нудное.       «Старею», — промелькнуло с усмешкой в голове, пока его взгляд изучал пейзаж из песчанных дюн за окном.       Бесконечная пустыня. Два солнца, плывущих по небосводу, будто играют в игру, пока одно пытается догнать другое.       В полдень становится особенно тяжело. Невыносимо.       Зашторить окна, перекрыть доступ в помещение обжигающему воздуху. И зарыться под одеяло с головой. Большую часть времени он один, поэтому шлем покоится на столе недалеко от кровати, будто наблюдая за ним своим тёмным визором. Осуждая за слабость.       Слишком долго он привыкал, что здесь можно обходиться без него куда чаще. Что он будет один и на одном месте так долго.       С одной стороны это давало передышку, давало шанс отдохнуть и восстановиться, но с другой угнетало ещё больше. Он выбыл из строя. Впервые на такой промежуток времени.       Привыкший к кочевой жизни, без хорошей еды, нормального сна и удобств, каждый день как новая история с неизвестным концом и единственная твоя задача — выжить и заработать.       Сейчас всё было наоборот, но почему-то душило своим комфортом. Это не его жизнь, и такое существование тоже не для него. Лучше погибнуть в бою, на охоте, либо разбиться на корабле в перестрелке, чем это. На корабле…       Пару минут уходит на то, чтобы решительно послать сообщение Пелли.       — Найди мне «Лезвие бритвы», — коротко командует Дин. И становится легче, гораздо. Он знает, она не подведёт.