Письмена

      Тёмное полотно неба ковром расстилалось над планетой, принося с собой ночь, что начинала играть свою колыбельную тьмы. Тишина и умиротворение были неотъемлемой частью этого места, но в ночи всё становилось более особенным. Всё живое засыпало, оставляя лишь шелест травы и беспокойный ветер, что путался в листве над головой.       Всё это стало частью ритуала, что был необходим ему после тяжёлого дня и повторялся каждый вечер. Грогу засыпал в его объятиях, а потом, когда малыш уже крепко уснет, он уходил на холм, растягиваясь на земле под ивой. Наблюдал за сиянием звёзд, складывая их в неизвестные созвездия, что мерцали сквозь ветви, и кометами, которые проносились серебристо-слепящими дротиками. А когда закрывал глаза, возникали образы самых счастливых воспоминаний. Одним из таких был поцелуй, самый нежный и важный, полный любви, что произошел прямо здесь.       Медитации постепенно успокаивали разум, душу и тело, отгоняя сомнения и страхи. Если сердце его было способно на любовь, на ту любовь, о которой слагают песни, была ли его вина в том, что оно не ограничилось одним человеком? Никто не мог запретить им любить, хоть и принять это сейчас было довольно сложно.       Люк учил его следить за дыханием без страха задохнуться. И во многом это знание помогало, задушивая подступающую тревогу. С первого же дня джедай, выслушав историю его долгого отсутствия, хоть и не всю, вернулся к их с Грогу обучению.       Школа уже давно была возведена, ожидая своего первого и единственного ученика. Пока малыш был на занятиях, Дин слонялся по округе, исследуя новые места. Так он нашел небольшой песчаный берег у реки, каменную тропу, что вела через ручей в лес, и ещё одну пещеру. Но каждое путешествие заканчивалось возвращением к началу: склону с разросшейся ивой и прудом.       Тренировки до сих пор давались непросто, но Скайуокер упорно продолжал объяснять Дину его ошибки, занимаясь и на практике. Однако, нельзя было не заметить, как поменялось его отношение. Джедай учил его спокойствию, но затем делал всё, чтобы выбить из этого равновесия, спровоцировать или загнать в угол. Было ли это уроком, а может обидой, наёмник не понимал.       Очередной день подходил к концу, а значит настало время тренировки. Меч был тяжёлым, но уже не таким неподъемным, как раньше. Рукоять увесисто лежала в руке, пока клинок тихо гудел, направленный в землю. Люк наблюдал за ним с нескрываемым интересом, нарезая круги вокруг и начиная свою тираду, которую Дин слышал уже с десяток раз.       — Во время боя меч становится тяжелее, поэтому приходится сражаться не только с противником, но и с клинком. Поскольку его нельзя контролировать с помощью силы мыщц – упорство без понимая не изменит результата. Твое тело сильное, но разум постоянно отвлечен, в то время когда важно быть полностью сосредоточенным на поединке, — медленно, задумчиво протягивал джедай. Как только слова были сказаны, мандо сразу же вставал в защитную стойку, потому что он хорошо усваивал уроки Скайуокера.       Теория всегда завершалась практикой, а именно неожиданными атаками, которые Джарин должен был успеть отбить. Эти выпады каждый раз выбивали из него весь дух, потому что одно дело держать меч и упражняться с ним в полном спокойствии, другое же – защищаться. Люк останавливался также быстро, как и начинал, держась на расстоянии и оставляя мужчину загнанно дышать, в попытке восстановить дыхание.       — Темным мечом владеть значительно сложнее, чем обычным световым. Энергия непрерывно течет сквозь кристалл и владелец не столько управляет самим клинком, сколько направляет поток энергии. Твои мысли и действия переходят в энергию. Они становятся частью клинка. О чем ты думаешь, Дин? — гул светового меча позади предупредил очередной выпад, вынуждая быстро отбивать многочисленные атаки. Клинки сцепились, пока Скайуокер продолжал напирать на меч, так что клинок темного меча едва не касался шлема наёмника.       — Какой внутренний багаж ты в себе носишь? Что утяжеляет твое лезвие, Дин? — в синих глазах напротив плясали огни отражающихся мечей. Джарин быстрым движением увел оба клинка вниз и сделал пару шагов назад, отключая свой.       — Хватит на сегодня, — он пытался отдышаться, глядя на джедая, что продолжал стоять с мечом наготове. Сегодня Люк вел себя ещё более жутко, чем обычно. Он смотрел на Дина с едва заметной улыбкой и становилось не по себе.        — В чем дело? Я тебя как-то обидел? — неуверенно спросил мандо.       Скайуокер наконец убрал свой меч, возвращая его на пояс.       — Нет. В тебе что-то изменилось. Мне интересно, почему.       — «Почему»? Не знаю, все люди меняются, — рассеянно пожал плечами Дин, по его примеру убирая меч на место.       — Не так, — загадочно ответил джедай, как ни в чем не бывало присаживаясь рядом с Грогу, что всё это время следил за ними, — Тебе нужно больше работать над собой.       Дин лишь замученно вздохнул, подхватывая малыша, и отправился спать. Дин нервничал и хотелось закончить этот день побыстрее. Джедай постоянно разговаривал загадками, пытаясь заставить его заглянуть «вглубь» себя, только вот мандалорец не понимал, в чем его проблема. Сомнения, беспокойство, тревога? Это ему мешает? Ведь поводов не мало. Один лишь двойной брак стоял слишком много. Он мечется между двумя мужчинами, скрывая всё в тайне, и непонятно, к чему это может привести.

***

      Сон беспокойный, тяжёлый, не даёт проснуться, прилипая к спине мокрой от холодного пота одеждой, заставляя бессильно метаться по подушке. Ему снится капитанский мостик, Гидеон и тёмный меч в его руках. Он приближается, держа светящийся клинок, а тело не слушается, пока Дин не замечает длинные цепи, что держат его как на распятье, не давая сдвинуться с места.       — Ты принял мой подарок, — голос не спрашивает, утверждает. Мофф расплывается в улыбке, оказываясь слишком близко. Клинок искрит перед глазами, когда лезвие прижимают к краю шлема, нагревая бескар. Становится невыносимо жарко, лицо горит и кажется, что Дин полыхает абсолютно весь. Скованный намертво, заложник собственного сна.       Мужчина напротив не сводит глаз, будто упивается его беспомощностью. Меч исчезает из поле зрения и в эту же секунду живот прожигает волнами боли, будто его пробили насквозь. И Гидеон именно это и делает, дёргая клинок в сторону, вспарывая мандалорца от края до края между нагрудной пластиной и пряжкой ремня.       Под ухом раздаётся протяжный скулеж, прерывая кошмар. Грогу громко мычит напротив, касаясь ручками лица мандо. Дин пытается обнять ребенка, чтобы успокоить, но тело слишком плохо слушается. Раздирающая боль продолжается до сих пор, голова кружится, а глаза будто горят, полыхая изнутри. Снова лихорадка и слабость, его трясет, пока металлический привкус усиливается на языке, а рот наполняется чем-то солёным, начиная стекать по подбородку. Дин с трудом приподнимается, упираясь руками во влажные простыни в попытке сесть. Одежда мерзко прилипла и сковывает движения, тщетные попытки стянуть её начинают раздражать, а подкатывающая паника дезориентирует. Безумно тошнит от не прекращающейся боли. Он стирает влагу с подбородка тыльной стороной ладони, но она оставляет тёмное размазанное пятно на коже, точно такое же, как на ладонях. Сердце пропускает удар, когда до сознания доходит, что это кровь. Дитя ещё громче мычит, обеспокоенно глядя на отца.       — Нет, нет-нет-нет… — затуманенный разум мечется в панике, пока Джарин не вспоминает о своём медпаке в одном из карманов поясной сумки. Его счастье, что она лежит не так далеко и он начинает быстро шарить ледяными, будто деревянными пальцами в поисках лекарства. Наконец, отыскав небольшой бутылек он судорожно откупоривает крышку, выпивая содержимое. Суспензии с бактой нужно время, чтобы подействовать, но она должна помочь.       — Всё в порядке, не бойся. Иди в свою люльку, — привкус крови встаёт комом в горле, хочется пить и язык с трудом ворочается, выговаривая слова едва ли не по слогам. Дин кивает на его кроватку и ребёнок долго смотрит на него, прежде чем послушаться. Остаётся только ждать, когда полегчает. Но спустя пару минут Грогу снова начинает мычать, привлекая внимание отца, как в дверь тут же раздается стук.       — Дин? У вас всё нормально? — доносится глухой голос Люка из-за двери, — Я слышал… Грогу.       — Всё нормально, просто, — Джарин смотрит на дверь, а затем на малыша, что снова пытается выбраться из люльки, — Ему приснился плохой сон.       Наёмник кутается в одеяло и дитя все равно забирается в его объятия, засыпая на руках спустя какое-то время. Дин же больше не спит, сидя так до самого утра в полудрёме из-за ноющей, тупой боли, что поясом оплетает поясницу и живот. Эти приступы преследовали его уже несколько недель, но они ещё никогда не заканчивались настолько серьезно. С рассветом приходится распотрошить ещё один медпак, доставая вторую дозу бакты. Джедай уходит с первыми лучами солнца, и прежде чем он вернётся за Грогу, у Дина есть всего пару часов чтобы убраться. При свете солнца постель выглядит ещё более жутко, чем ночью.       — Дэнк Феррик… — ругается себе под нос мандо, сгребая всё в узел. Было принято решение постирать белье и одежду в ближайшей реке, а потом уже разбираться с самочувствием, хотя он и так подозревал, что причина такой кровопотери могла быть только из-за инъекции. Он потер след на шее, на минуту вспомнив сон, от которого холодок пробежался по спине, и принялся одеваться. С ним определенно что-то происходило.       В прохладной воде кровь хорошо отстирывалась, но это было ещё тем испытанием, с тем учётом, что простынь только больше пачкалась об ил и песок на берегу. Дин тяжело вздохнул, сгреб белье в кучу и зашёл в воду по пояс прямо в броне, перед этим сняв плащ и ранец. Когда с постельным было покончено, он развесил всё по ближайшим кустам, чтобы просушить и оставалось выстирать одежду. Запасной с собой не было.       Грогу находился в доме, так что джедай должен был его забрать в школу, не беспокоя мандо, но он на всякий случай огляделся, просканировал местность и принялся снимать броню. Бескар переливался в солнечных лучах, бликуя на берегу. Дин снял костюм и зашёл в воду, принявшись отстирывать кровавые пятна, заодно стирая их с кожи. Вода была холодной, но от долгого прибывания казалась чуть теплее и хоть немного облегчала боль. Плащ послужил подложкой для мокрой одежды, чтобы не извалять её в песке, он всё тщательно расправил и вернулся в воду, оставаясь в шлеме для верности. Плеск воды успокаивал, а теплое солнце согревало, окончательно разморив наёмника, заставляя глаза сонно слипаться.        Идиллию нарушил странный гул, в котором позже Дин узнал шум корабля. Постепенно из облаков появились знакомые очертания «Лямбды», её ни с чем нельзя спутать. И судя по курсу, шаттл направлялся на поляну, где стоял N-1. Джарин провожал его взглядом, до тех пор пока корабль не поменял курс, направляясь в его сторону.       — Только не это… — наёмник замотал головой по сторонам и блик бескара на песке ярко дал по глазам. Он сам навлек на себя эту беду. «Лямбда» стремительно приближалась, пока не приземлилась в нескольких десятках метров от Дина. Дёргаться за одеждой было уже поздно.       «Может, это тоже просто дурацкий сон»,— подумал наёмник, зажмурившись и поглубже присев в воду. Однако, он не был везучим от слова совсем.       — Как я вовремя, — раздался голос Паза, что едва сдерживал смех. Когда Джарин открыл глаза, он уже стоял на берегу прямо напротив.       — Что ты здесь делаешь? — спросил Дин, стараясь звучать невозмутимо.       — Соскучился, — Визсла светился от счастья, ярче бескара на солнце, осматривая вещи Джарина, — Долго ты ещё там сидеть будешь?       — Пока одежда не высохнет, — как-то обиженно ответил наёмник, кивнув в сторону плаща.       Паз стал вышагивать вдоль берега, не переставая смотреть на Дина, пока не остановился слишком близко к воде.       — Что? Хочешь присоединиться? — решил съязвить Дин, но он заранее проиграл. Мандалорец сделал шаг в воду, а затем смело направился к нему.       — О боже… я же пошутил, — обречённо подал голос Дин, быстро отвернувшись от приближающегося Визслы, — Не подходи.       — А то что? — промурчал мандалорец, неожиданно обнимая его за талию со спины. И сказать что-то против или пригрозить было действительно нечем. Бескар холодил спину, а чужие руки крепко держали, вдруг начав опускаться ниже. Джарин развернулся, перехватывая мандалорца за запястья, чтобы выбраться из объятий и продолжал держать, стоя «лицом к лицу».       — В глаза смотри, — уже более решительно ответил Дин, чувствуя, как краснеет. — Я смотрю. Исключительно в глаза, — в голосе Паза чувствовалась улыбка, а руки быстро преодолели хватку, стягивая с наёмника шлем. Дин выглядел серьезным, но румянец на щеках выдавал его с головой.       — Отдай немедленно, — тщетные попытки отобрать его обратно вызывали лишь смех у мандалорца, который поднимал шлем всё выше, а Джарин попросту не дотягивался из-за разницы в росте. Вскоре шлем вовсе оказался на берегу, а в воде началась возня. Они плескались как дети, обливая друг друга, так что оба окончательно промокли до нитки.       Солнце было уже высоко, когда начало припекать. Паз первым выбрался из реки и стоял на берегу, отряхиваясь, в ожидании Дина.       — Отвернись, — насупился Джарин, всё ещё стоя в воде.       — Мои глаза закрыты, можешь выходить, — откровенно лукавил Визсла.       — Я сказал отвернись, — стоял на своем Дин. И мандалорец всё же повиновался. Он стоял так до тех пор, пока наёмник не дал добро, что можно повернуться. Джарин уже был в полной экипировке и складывал все высохшие вещи в узел из плаща. Паз лишь усмехнулся и стал юлить, когда тот снова поднял тему, почему он здесь.       — Мне нужно отмыть корабль от песка, поможешь? — перевёл тему Визсла, и Дин, тяжело вздохнув, всё же замолк, соглашаясь.