Письмена

      Они провозились с шаттлом до самого вечера, перекидываясь фразами и вычищая всё до последнего сантиметра. Кабина блестела от чистоты, будто корабль был только с завода, но больше всего привлекал внимание отполированный, металлический набалдашник на рычаге. Дин невольно улыбнулся, касаясь его пальцами, пока сзади возился Паз. Мандалорец вытряхнул на улице свой старенький матрас и постелил на привычное место: позади кресла у одной из стенок.       — Ты тут ночуешь? — удивился Джарин.       — Живу, — ответил Визсла, доставая подушки и ещё какие-то вещи с верхней полки, — Можешь отдохнуть, — кивнул он в сторону матраса.       И Дин был только за. За целый день уборки, да ещё и после такого тяжёлого утра спина просто гудела. А мысль о пропущенной тренировке беспокоила его ровно до того момента, пока он не улёгся на мягкий матрас, снял шлем и отставил его в сторону, сложив руки на животе. Желание двигаться отпало окончательно, а глаза снова начали слипаться.        — Здесь уютно, — глухо сказал наёмник.       Паз лёг рядом, подперев шлем рукой, и стал в открытую пялиться, на что Дин неожиданно рассмеялся, отпихивая его от себя подальше. Снова началась возня, потому что Визсла не собирался уступать, в итоге победив наглого наёмника. Он навис сверху, прижимая руки Джарина по обе стороны от головы крепкой хваткой, но он всё никак не успокаивался, продолжая смеяться и ехидничать.       — Знаешь, порой ты ведёшь себя жутко, как маньяк, — Дин пытался разглядеть глаза в визоре напротив, но тот надёжно их скрывал.       — Я им становлюсь, когда дело касается тебя, — мандалорец запустил пальцы под край перчаток Джарина, стягивая их с обоих рук сразу. А затем проделал тоже самое со своими, переплетая их пальцы вместе, чем вызвал табун мурашек у наёмника.       — Что ты делаешь? — вопрос вышел слишком тихим, но Паз усмехнулся, всё прекрасно расслышав.       — Я подумал и решил, что с моей стороны было наглостью касаться тебя без одежды. А у тебя такой возможности не было. Это несправедливо, поэтому, хочу тебе её предоставить, — задумчиво протянул мандалорец, заметив непонимание и каплю страха в темных глазах, что смотрели на него не моргая.       — Как? — Джарин сглотнул, продолжая смотреть в тёмный визор.       — Я завяжу тебе глаза, а затем сниму всё, что пожелаешь, — кажется, что от этой фразы мурашки покрыли всё тело Дина, заставляя неловко поерзать под ним. Уже привычное желание сбежать, как реакция на всё незнакомое, что было связано с людьми, вопило в сознании. Но выбор здесь был лишь иллюзией, а вариант отказа остался не озвученным, потому что не принимался. Он знал Паза как никто другой.       — Но так тоже не честно. Просьба должна касаться обоих, — ответил Дин, предчувствуя, что подписывает себе смертный приговор.       — Как пожелаешь, — эта хитрая улыбка снова проскользнула в голосе, пока Визсла не достал заранее подготовленный, достаточно длинный отрезок чёрной ткани.       — Ты точно маньяк… — Джарин послушно приподнялся и мир потух, оставляя перед глазами лишь непроглядную тьму.       Чужой шлем тихо звякнул где-то над головой, пока мандалорец продолжал нависать сверху. Хотелось прикоснуться, убедиться в том, что это не обман. Горячее дыхание обдало щеку, а затем и губы, неожиданно накрывая их. Дин тихо замычал в поцелуй, всё ещё неумело, но так охотно отвечая, стараясь повторять движения мужчины точь в точь. Он медленно раскрыл губы, желая смять чужие, как это делал Паз, но юркий язык проник внутрь, исследуя чужой рот, вызвав тем самым задушенный вздох.       Голова была будто набита ватой, стало невыносимо жарко и тяжело от наваливающегося тела. Он не знал, можно ли ему касаться лица, поэтому решил озвучить вопрос:       — Могу ли я… — не успел договорить Дин, как его перебили.       — Можешь. Тебе можно всё, —шёпотом ответил мандалорец.       Дрожащие пальцы коснулись гладкой, бархатистой кожи щек, когда его снова втянули в жадный поцелуй. И он как сумасшедший начал изучать всё, что открыто. Пальцы блуждали по линии подбородка, шее, задевали мочки ушей, пока не зарылись в короткие волосы на затылке, и чуть более длинные на макушке.       — Сними кирасу и всё, что под ней, — Дин шепчет в губы мандалорца и тот сразу отстраняется. Визсла опускается на его ноги, не всем весом, и наёмник не может отказать себе в небольшой шалости. Пока сверху слышится звук щелчков брони и шелест одежды, он гладит чужие бедра, пока на ощупь не находит набедренные пластины, принимаясь отстёгивать их.       — Какой ты нетерпеливый, — без шлема он звучит всё ещё непривычно, но этот глубокий, мурчащий тембр, с которым Паз разговаривает в такие моменты просто сводит с ума. Чужие руки шарят по телу, снимая всё, что выше пояса. В какой-то момент Визсла отстраняется, вскидывая бедра наёмника, чтобы устроиться между ног и вжаться в него. Мандалорец гладит грудь, бока, спускаясь ниже, до тех пор пока не касается ягодиц сквозь грубую ткань штанов. Дин задыхается, разрывая поцелуй и теряясь в странных ощущениях. Он не видит голод в чужих глазах и от чего-то чувство беспомощности накрывает с головой. С него не сводят глаз, а руки уже уверенными движениями гладят бедра, неожиданно подхватывая ноги под коленями и раздвигая их в стороны, заставляя Джарина оказаться в весьма красноречивом положении. Дыхание перехватывает от каждого прикосновения Паза. Мужчина над ним тяжело дышит, пока руки Дина также проходятся по горячей коже, гладят крепкую грудь и бока, отзеркаливая движения и пересчитывая ребра.       — Ты всё подстроил, специально, — вдруг выдаёт Джарин. И на минуту Пазу кажется, что сейчас посыпятся обвинения, но тот продолжает, — Сними штаны…       — Это точка невозврата, милый, — отвечает Паз, и неожиданные, нежные поцелуи – укусы сыпятся на шею и ключицы наёмника, пока его собственные руки блуждают по широким плечам и спине, чувствуя как мышцы перекатываются под пальцами при каждом движении Визслы. Чужие губы накрывают след на шее и Дин захлёбывается стоном. По венам будто пробегает разряд электричества, отдавая в низ живота, что начинает странно тянуть. На секунду даже кажется, что снова начнется та ужасная боль, что причинял ему Гидеон. Однако, бакта ещё действует, притупляя все ощущения.       Звук пряжки ремня на собственных штанах эхом разносится по полупустому шаттлу, и Дин запоздало понимает, что ляпнул и к чему всё идёт.       — Стой, подожди.       Кожа покрывается мурашками и он упирается руками в грудь мужчины, пытаясь взять себя в руки, сгорая со стыда:       — Я никогда не… ни с кем не спал.       Визсла замирает, не веря своим ушам. Нет, он конечно понимал, что у Дина не так много опыта, а поцелуи не являются чем-то обязательным, но чтоб это…       — Никогда? — выговаривает Паз хриплым голосом, шумно сглотнув. На что наёмник лишь кивает, смущенно отворачиваясь в сторону.       — То есть, я первый, кто будет тебя касаться? — вновь повторяет вопрос мандалорец, чтобы убедиться, правильно ли всё понимает. И от его тона волосы на загривке встают дыбом и хочется сбежать.       — Перестань спрашивать, — Джарин не понимает, как они дошли до этого, но тем временем крепкие руки продолжают его настойчиво касаться, распространяя жар по телу.       — Ты ведь знаешь, как заниматься любовью? — вопрос звучит с усмешкой, ещё больше выбивая из колеи, но Дин кивает, не понимая к чему это.       — Между мужчинами это невозможно, мы физиологически не способны, — слишком серьезно выдает наёмник, решая всё же ответить.       Паз лишь загадочно улыбается в поцелуй, вновь опуская руки на ягодицы, а затем сминает промежность рукой, выбивая из Дина протяжный стон. Рука гладит напряжённую плоть через ткань, заставляя теряться в ощущениях. Визсла расстёгивает его ширинку и запускает руку в штаны, ловя губами судорожный вздох, когда Джарин хватает его за запястье. Но мужчина продолжает гладить, нащупав местечко под яйцами, настойчиво поглаживая у самой дырочки. Рука исчезает, а затем влажные пальцы бесцеремонно касаются промежности.       — Мы можем заниматься любовью, почти как мужчина и женщина. Только для этого ты должен впустить меня сюда, — Паз на полуслове многозначительно надавливает на дырочку, преодолевая сопротивление мышц у самого края, вызывая у парня жжение между ног.       — Но ведь… — ему не дают договорить, продолжая гладить, поднимаясь выше, несмотря на сопротивление и втягивают в жаркий поцелуй.       — Не бойся, — губы обдает горячим дыханием, член пульсирует в руках мужчины и кажется, что Дин вот-вот кончит. И Паз не упустит этот момент.       Он заворожённо наблюдает за парнем, который мечется под ним как загнанное животное, покрытый испариной, с искусанными губами. Невыносимо прекрасный, даже не представляя, насколько.       — Давай, милый, — тихо шепчет Визсла. И Дин не видит, как чужие серые глаза пожирают его, а ласки ускоряются, выбивая последний дух.       — Пожалуйста, пожалуйста… Паз! — он кончает с его именем на губах, содрогаясь в оргазме, вызывая у Визслы тихое удовлетворенное рычание.       — Какой молодец, — поцелуи продолжают покрывать плечи, пока мандалорец осторожно переворачивает его на живот спустя пару минут, подкладывая подушку под бедра, — Я покажу тебе кое-что ещё.       Голова с трудом соображает после столь яркого оргазма, дыхание размеренное, тяжёлое, и только чужие руки на бедрах, что стягивают штаны вместе с испачканным бельем и обувью, вырывают из тёплой неги.       Прохладный воздух холодит кожу, покрывая с ног до головы мурашками. Звон чужого ремня и шелест одежды окончательно выводит из транса и Дин предпринимает судорожную попытку к бегству. Он неловко пытается встать, когда Паз грубо подтягивает его за бёдра к себе, вжимая в уже открытую кожу. Визсла упирается в него горячей тяжестью, наваливаясь сверху, и ласково целует спину.       — Тише, куда же ты? Бежать уже поздно, — от голоса мандалорца становится слишком странно, живот тянет с новой силой, жар растекается где-то глубоко внутри и Джарин прогибается в спине, задирая бедра выше. Так легче, так нужно. Он впивается пальцами в край матраса, стыдливо пряча лицо в сгибе локтя. И рваный вздох Визслы даёт понять, что он всё делает правильно.       — Я не хочу, — скулит наёмник, пока Паз гладит его по пояснице и ногам, в попытке успокоить.       — Не бойся, позволь лишь попробовать, но если тебе будет больно или не понравится, я остановлюсь, обещаю, — мандалорец ждёт ответа, мягко, едва касаясь кончиками пальцев гладит ягодицы, заставляя Дина под ним сжиматься и ерзать от непривычных прикосновений.       — Хорошо, — Джарин зажмуривается, хотя и так ничего не видит, когда половинки грубо раздвигают в стороны, вгоняя в краску ещё сильнее, и что-то холодное начинает литься на промежность, медленно затекая внутрь.       — Это масло, — объясняет Паз.       Чужие пальцы касаются входа, растирая масло по поверхности, чем вызывают хныканье и скулеж. Дину страшно, впервые он чувствует себя таким бессильным, потому что от него сейчас ничего не зависит. Палец надавливает сильнее, начиная понемногу входить внутрь, медленно, по одной фаланге преодолевая сопротивление мышц. Костяшки упираются в нежную кожу, давая понять, что он весь внутри. Ощущения странные, неприятные, а палец кажется неестественно длинным. Визсла начинает двигать рукой, надавливая ему на поясницу, чтобы удержаться на месте. И становится понятно, зачем это. Мандалорец задевает комок нервов внутри и тело прошибает дрожью, вырывая глухой стон, после чего движения ускоряются, проезжаясь по нему каждый раз снова и снова. Наёмник мечется в крепкой хватке, когда чувствует проникновение второго пальца, что сильнее растягивает мышцы и начинает точно также давить на точку внутри, создавая чавкающие звуки. Джарин откровенно скулит, не осознавая, что начинает насаживаться сам раз за разом.       — Хороший мальчик, — едва не мурлычет мандалорец, добавляя третий палец, чем вызывает ещё более протяжный стон. Дырочка уже растянулась и припухла, охотно впуская его внутрь, а Дин оказался на удивление отзывчивым, даже не понимая, насколько развратно выглядит.       Влажные звуки и стоны заполняют кабину, как и размеренное дыхание мандалорца, что хвалит Джарина за податливость. Пальцы покидают тело и внутри становится непривычно пусто, пока кожа покрывается мурашками из-за холода. Паз нависает сверху, проезжаясь между половинок горячим членом и Дин скулит, снова пытаясь отползти.       — Я хочу войти, — предупреждает мужчина и целует его плечи, продолжая прижиматься, пока не получает согласие в виде ещё выше поднятых бедер и раздвинутых ног.       Прохладное масло заливают внутрь, а затем ко входу прижимается крупная головка. Крепкие руки держат за бёдра, не давая сдвинуться ни на на сантиметр, когда она начинает медленно пробираться внутрь, растягивая припухшие края непозволительно широко. Жгучая боль обжигает зад, но Джарин кусает губы, стараясь держаться. Паз насаживает его медленно, пока не останавливается на какое-то время, давая привыкнуть.       Горячий поцелуй у самого уха заставляет вздрогнуть и сжаться, вызывая этим стон уже у мандалорца:        — Тише, осталось немного.       «Немного» оказывается до безумия длинным и толще у основания, когда Визсла одним плавным движением входит до упора. Парня под ним трясет, спина мокрая, а бедра судорожно дрожат, сжимаясь и заставляя стонать его от собственных же действий. Паз окидывает взглядом крепкое, хорошо слаженное тело, что контрастирует с его собственной, бледной кожей. Но ещё более развратное зрелище между разведенных ног наёмника, и мужчина не может сдержаться, начиная двигаться на пробу. Член скользит между смуглых половинок, исчезая в глубине, пока Дин громко, несдержанно стонет, вперемешку со скулежом, теряясь в ощущениях с новой силой. Движения размеренные, глубокие, растягивают нежные стенки внутри и Джарину кажется, что он чувствует его в желудке. Толчки постепенно ускоряются, пока Паз упивается чужими стонами, вбиваясь в горячее тело.       — Как же я обожаю твой голос… — мужчина наваливается сзади и запускает руку под бедра, обхватывая пальцами член Дина. Горячее, обжигающее удовольствие накрывает с головой, вынуждая ещё более развратно стонать, держась на грани.       — Нет, не надо, не надо, — повторяет наёмник, пока цветные пятна расплываются перед глазами, а воздух горячий и густой, застревает где-то в лёгких, не давая сделать вдох. Паз успокаивает его, подводя к грани, несмотря на просьбы остановиться. Чувство наполненности начинает приносить особое, незнакомое удовольствие на пару с тянущей болью, когда толчки становятся рваными и быстрыми, сбиваясь с темпа. Мандалорец ласкает его в такт собственных движений, меняя угол и напирая ещё сильнее, каждый раз попадая по комку нервов внутри.       — Я люблю тебя, — и Паз целует его, сминая губы, — Люблю тебя, — эхом проносится в голове, прежде чем Дин понимает, к какой грани его вели. Мужчина переворачивает его на спину, выбивая через чур громкий стон, сгребает в объятия и втягивает в поцелуй, грубыми, мелкими толчками вбиваясь в тело. Хватает всего пару движений, чтобы оргазм накрыл с головой.       Тепло разливается в животе, пока они лежат в объятиях друг друга, загнанно дыша. Хочется прикоснуться, хочется увидеть. Он гладит лицо Паза, пальцами пытаясь изучить черты, чтобы попытаться вспомнить. И хоть сейчас он мог бы сдернуть повязку с глаз, но продолжает упорно вглядываться в темноту. Мандалорец мягко укладывает его на бок, прижимаясь сзади, а пальцы неожиданно снимают повязку и перед глазами наконец проявляются очертания кабины в полумраке. Объятия согревают, а чужое дыхание сзади успокаивает тревожное сердце, что борется с желанием обернуться. Но разум побеждает. — Ni kar'tayli gar darasuum, — тихо произносит Дин, закрывая глаза и проваливаясь в сон.