18 недель, 2 дня.
Комната погружена в темноту, лишь свет от окна слабо рассеивается, вырисовывая очертания мебели и пустой кровати. Дин сонно шарит рукой, но никого не находит: одеяло скомкано, сбито в ногах, а обе подушки холодные. Впервые от одиночества становится так неуютно, будто это неправильно и так не должно быть. Он садится на край и протирает глаза, оглядываясь по сторонам. «Где все?», — мелькает в голове и наёмник открывает дверь в коридор. Боба и Паз в полной экипировке стоят в почти кромешной темноте зала, глядя на него непроницаемым взглядом визоров. «Ребята?», — собственный голос раздается только в голове, но такой глухой и тихий, будто слышится со стороны. Из детской доносится шум и Джарин сразу направляется туда, но не успевает войти, как в дверях встречается с Гидеоном. Лицо хищное, растянутое в улыбке, черная броня переливается в лунном свете и выглядит жутко, будто вторая кожа. Страх сковывает всё внутри, неужели его предали? Как он здесь оказался и почему они ничего не делают? Дин мечется, пытаясь войти в детскую, но его отталкивают сильным толчком, больно прикладывая к кухонному островку спиной. Мужчина судорожно шарит по ящикам в поисках хоть какой-нибудь оружия, пока имперец начинает направляться к нему. Под рукой ничего нет, даже ножа. Прямо на глазах сбывается один из его страхов, потому что эта ситуация с попыткой обезопасить его от самого себя в итоге сыграла против него же, оставив без оружия. И разум прекрасно это понимал. Визсла и Фетт продолжают стоять и смотреть, а мофф оттесняет его к спальне, загоняя внутрь. Наёмник натыкается на кровать и отступать больше некуда, остаётся лишь бороться. Лицо мужчины рассыпается на множество мелких кусочков, превращаясь в пыль и оставляя лишь зияющую темноту, которая вдруг распахивает глаза, расплываясь в жутком оскале острых зубов. Существо наваливается сверху и начинает кусать, клевать, а полы его плаща превращаются в крылья, расправляясь на всю комнату и шумно хлопая, вынуждая Дина кричать в безмолвной мольбе. Не хватает сил отбиться. Собственные руки не слушаются, пока на ткани серой кофты расплываются яркие алые пятна, как раны-полумесяцы. «Вы обещали защищать! Вы должны мне помочь!», — пытается достучаться до мужей, но голос остаётся в голове, пока наружу вырываются лишь рваные, тяжёлые вздохи борьбы. Коршун раздирает, вгрызается в плоть и последнее, что Дин видит, это безразличие и бездействие самых любимых людей, а чувство безумной обиды будто режет изнутри. Сон обрывается и он вскакивает на месте, загнанно дыша. «Это просто сон», — успокаивает себя, но кровать по прежнему остаётся пуста. «Боба?.. Паз?», — собственные губы не двигаются, звук слышен лишь ему самому и до него наконец доходит, что он не проснулся. Сон во сне. Кошмар внутри кошмара. Место, откуда никогда не мог выбраться. И он снова здесь. Ощутимый холодок проходит по спине от этой мысли, в то время как разум пытается найти выход. Самый действенный способ прервать кошмар — это умереть. Но как это сделать, когда в доме не осталось ничего, что можно было использовать для того, чтобы покончить с жизнью? Наёмник обходит кухню, снова шарит по ящикам, заглядывает во все свои тайники, но все оказываются пусты. Заглядывает в ванную, в которой по прежнему нет зеркала и не находит даже бритвенные станки. Взгляд опускается на ванну, как глупый вариант утопиться, но из комнаты Грогу вдруг доносится истошный, детский плач, разрезающий тишину непривычно высоким звуком. «Грогу?», — наёмник с опаской крадётся, заглядывая в спальню. Кроватка пуста, но рядом с ней стоит детская колыбелька, на краю которой сидит огромная черная птица. Она отводит крыло и Дин видит маленького мальчика, что плачет навзрыд. Но стоило Джарину взглянуть на него, как малыш неожиданно затихает, распахивая на него свои невообразимо серые глаза, что почти светятся в темноте. Наёмник как заворожённый смотрит в эти глаза, понимая, что это за малыш на самом деле. И птица, заметив столь пристальное внимание с криком дёргается, в попытке укусить ребёнка. — Не трогай его! — Дин бросается к колыбельной, но она загораживает её широкими крыльями, начиная клевать ребенка под истошный детский плач. Перья попадают по лицу, рассекая кожу наёмника словно множество лезвий, и он голыми руками пытается оттащить её подальше. Малыш продолжает плакать и кричать, переходя на визг, от которого сердце будто рвётся на части. Спустя несколько тщетный попыток ему всё же удается скинуть коршуна на пол, но колыбель уже оказывается пуста. Лишь ворох черного одеяла едва незаметно шевелится. — Малыш?..— наёмник дрожащими пальцами роется в теплом, мокром одеяле, проваливаясь всё глубже и глубже. — Нет-нет-нет, — паникой бьётся в голове, а влага окрашивает руки в темно алый, и Дин начинает рыться ещё быстрее, пытаясь найти мальчика. Колыбель под пальцами медленно превращается в птичье гнездо, а тьма внутри нее приобретает очертания птенца, с такими же серыми глазами. Он отшатывается от кроватки, не веря глазам. Всё вновь оборачивается против него, затуманенный рассудок выдает все слабые места, превращая их в сны. Ведь наёмник всем сердцем боится, что дитя будет таким же, как Гидеон. Боится, что они одинаковы, что они одно и то же. Всего секунда и коршун вновь бросается в атаку вместе со своим детёнышем. Укусы сыпятся по всюду и Дин зажмуривается, закрывая лицо. Пальцы болят фантомной болью, точно также, как когда он рассек их осколками. Собственные вздохи-всхлипы становятся громче и неожиданно всё заканчивается. — Дин, Дин! — проснувшись в ледяном поту, голос Бобы кажется нереальным, не настоящим, а теплые руки обвивают объятиями, словно кокон, — Это просто сон, слышишь? Просто плохой сон, мы рядом. Та же комната, та же темнота и спросонья не сразу получается осознать, что теперь всё по-настоящему. Внезапно, вся усталость, пережитый ужас и нахлынувшая обида вырываются наружу в громком рыдании, а чувство предательства делают до невозможности больно. Он настолько привык к отсутствию голоса, что даже не слышит собственный вой со всхлипами, что раздается на всю спальню. Мозг продолжает путаться между сном и реальностью, пока Дин задыхается от собственного плача. Но ему дают успокоиться, выждав столько времени, сколько нужно, лишь тихо уговаривая и не выпуская из объятий. После чего наступает полное опустошение, а взгляд темных глаз устремляется в одну точку. — Всё хорошо, ты в безопасности, — Паз обнимает парня, поглаживая по спине, пока нежные поцелуи Фетта сыпятся на плечи. — Взгляни на меня, вот так, молодец, — просит мандалорец и Дин переводит глаза на него. — Это просто страшный сон, но ещё рано, тебе нужно поспать, — шепчет Визсла, но тот даже не вслушиваясь в слова укладывается удобнее, прижимаясь к мужчине как можно теснее, продолжая тихо всхлипывать. — Я пойду проверю малого, — предупреждает Фетт. Через несколько минут мужчина возвращается и ложится на свое место, мягко обнимая Джарина. — Малыш спит без задних ног, — тихо усмехается Боба. Они уже не первый раз сталкиваются с кошмарами Дина, которые довольно часто его навещают, но никогда ещё не было ничего подобного, кроме того случая в доме джедая. Обычно, он просто громко и тяжело сопит, когда начинает сниться что-то нехорошее, но крепкие объятия и лёгкие поцелуи делают свое дело, успокаивая наёмника. Сейчас же пришлось его едва не трясти, потому что он попросту не просыпался, продолжая всхлипывать. И это сильно беспокоило Визслу. — Тебе не кажется, что с этим уже пора что-то делать? — Паз старается как можно тише говорить, наблюдая за тем, как Фетт пялится в спину мандо. — С чем, с его кошмарами? Я сомневаюсь, что это вообще можно как-то исправить, — Фетт переводит взгляд на серые глаза напротив. — С его состоянием в целом. Есть же какие-нибудь препараты, таблетки, я не знаю…— мандалорец начал шепотом переговариваться с ним по очереди. — Да к черту те таблетки, от них нет никакого толку. Сколько меня ими пичкали, лишь хуже становилось, — разоткровенничался Боба и решил быстро перевести тему, — Не знаю, как здесь, но на Татуине в одной из кантин тви’леки гнали отличную настойку, вроде успокоительного. Одну стопку на ночь и спишь как младенец. Только если так. — Это дурь? — серьезно спросил Визсла, нахмурившись. — Ну-у…не совсем, — протянул мужчина. — Боба. — Ну да, и что такого? Она не вреднее того пойла, что гонишь ты. Зато эффективная. Парню давно пора расслабиться, иначе он так скоро окончательно сляжет. — Я не собираюсь пичкать его хренью, которая может вызвать привыкание. — Да не вызовет, я столько времени только ею и спасался. И что, хочешь сказать это как-то на меня повлияло? — Ну, кто знает, вдруг после ямы сарлакка ты ещё неплохо выглядел, а вот после этой дивной настойки…— мандалорцу не дали договорить язвительный комментарий, как ощутимый пинок пришелся по ноге. — Ах ты паршивец, — тихо рассмеялся Фетт, — Хоть раз послушай меня и доверься. Если местные червеголовые занимаются подобным, то помимо этой настойки там можно будет найти кое-что более интересное. Но Дин, разумеется, ограничится лишь ею. Договорились? — Я подумаю, — отозвался Визсла. — Какой же ты всё-таки зануда. Всё, спи уже, балда, — Боба отвернулся и натянул одеяло повыше, на что Паз лишь хмыкнул. На утро дебаты продолжились, но теперь уже перенеслись на кухню. Сегодня у плиты хозяйничал Фетт, продолжая демонстрировать свои кулинарные таланты. Запах горячего Тиингилара: острой запеканки из мяса и овощей, разносился на весь дом, заставляя желудок жалобно урчать. Грогу уплетал кашу с ягодами, сидя на своем детском стульчике, пока BD-1 сидел на столе и напевал какую-то мелодию, заученную на одном из уроков в яслях. — Ну всё, заканчивай, — Боба небрежно пихнул дроида, поставив на стол противень с запеканкой, — И ты тоже, — мужчина строго взглянул на Визслу, что уже с утра налегал на тихаар. — Мне надо взбодриться, я ведь так и не уснул больше. Всё думал о том, что делать с Дином, — обречённо выдохнул Паз, укладывая голову на прохладный стол. — Я тебе говорил, надо развеяться. Ну и что, что этот…— Фетт запнулся, глядя на то как малыш навострил уши и внимательно наблюдал за ними, но затем продолжил: — Что этот плохой человек решил заявить о себе. Это не повод сидеть в доме, как сторожевые псы. Такое ожидание только сильнее нагнетает. К тому же пару дней и объявятся ваши дружки, а потом пусть только попробует сунуться. Разговор прервался на середине, когда Дин почти бесшумно вышел на кухню и уселся рядом на свободный стул, сонно глядя на мужчин, взъерошенный после сна. — Доброе утро, мышонок, — нежный поцелуй коснулся слегка колючей щеки и наёмник едва заметно улыбнулся, прижимаясь ближе к Пазу. — Доброе. Так вкусно пахнет…— Джарин с интересом взглянул на запеканку и Боба сразу отложил ему кусочек. — А для меня ты так не старался… Я вообще-то тоже голоден, — наигранно насупленно заявил Визсла. — Ты бы поменьше голым торсом щеголял, может быть тогда я бы заметил твой оголодавший, несчастный вид, — передразнил его Фетт, победно улыбаясь. Мандалорец моментально смутился и скрестил руки на груди, принявшись наблюдать за Дином, но перед ним также поставили тарелку с ароматным завтраком. — Жуй давай, пока не остыло, —усмехнулся Боба.***
Почти весь день ушел на домашние дела и ближе к вечеру они наконец завалились в спальню, устроив себе небольшой отдых. В то время как малыш на пару с дроидом что-то лепетали из детской. Джарин приподнялся на локтях, глядя на невероятно домашних и уютных мужчин, что лежали по обе стороны кровати. — Я хотел попросить вас вернуть всё на свои места. В смысле… Всё острое и мое оружие, — Дин сел на месте и повернулся к ним, скрестив ноги. Два взгляда внимательно уставились на него, затем переглянулись. — Ты уверен? Может стоит ещё подождать, — начал было Боба, но наёмник быстро его перебил: — Я в норме. Верните мне оружие. — Тогда сначала скажи, что тебе снилось? — спокойно спросил Паз, не сводя глаз с лица мандо. Тот сразу нахмурился и поджал губы: — Не помню, — наёмник врал, как всегда. — Да ладно тебе, он же не скажет. А вообще, предлагаю сегодня наведаться в тви’лекские бани. Твой Карга мне уже все уши с ними прожужжал, так почему бы не посмотреть, что они из себя представляют? — Фетт улёгся на бок, подперев голову и положил руку наёмнику на колено, мягко поглаживая. — Соглашусь, если всё вернёте, — стоял на своем Дин, хотя от неожиданного прикосновения едва заметный румянец разлился по щекам. — Вернём, если поцелуешь. Обоих, — вдруг нагло начал торговаться Визсла, поглаживая Джарина по щеке и задевая кончиками пальцев ошейник, что красиво обрамляет смуглую шею. Паз не раз ловил себя на мысли, что раз всё сложилось именно так, нужно было понемногу приучать наёмника взаимодействовать с ними обоими, а не шугаться и смущаться, стоит кому-то одному проявить внимание в присутствии другого. — Так не честно, — серьезно выдал Джарин, в то время как уши начали слишком заметно краснеть. — Либо так, либо никак, — подхватил Боба, пожимая плечами. Его в принципе забавляла реакция парня на любое внимание, к которому он никак не мог привыкнуть. Дин мнется пару минут, хмуро стреляет глазами, нервно кусает губы, но все же целует. Сначала Фетта, в отместку Пазу за такие условия. Мягко сминает сухие губы и обжигает их горячим дыханием, чувствуя как чужие пальцы нежно зарываются в волосы на затылке, посылая по телу мурашки. А затем, сгорая со стыда, наклоняется к Визсле, втягивая мужчину в нежный, влажный поцелуй. Мандалорец куда более настойчив, бесцеремонно втягивает в объятия, подминает под себя и не оставляет и шанса на побег. Джарин мычит в поцелуй, ловя на себе пристальный взгляд Бобы и пытается отстраниться, потому что стыд оказывается в разы сильнее нахлынувшего желания. — Вы… Вы… Собирайтесь! Я попрошу Кару посидеть с Грогу, — наёмник неловко, с трудом выпутался из объятий и, раскрасневшийся, скрылся за дверью.***
Прохладный, свежий воздух приятно холодил лёгкие, поступая в шлем и Дин наконец чувствовал себя спокойно, потому что бластер приятно оттягивал пояс. Они впервые так спокойно гуляли по вечернему Неварро, пока солнце уже почти скрылось за горизонтом, опуская на планету сумерки. Небольшие белые улочки моментально вспыхивают разноцветными огнями, вывесками прилавков и небольших баров. Несмотря на позднее время людей на улицах ещё достаточно, всё бродят между палаток, разговаривая ни о чем, покупают что-то у задержавшихся торговцев или у тех, кто наоборот работает в ночь. Наёмнику особенно нравилось на главной площади, которая в ночные часы превращалась в большой, пестрый рынок, испускающий множество запахов всякой разной еды. Казалось, что такими темпами город действительно заслужит звание торговой столицы во Внешнем кольце галактики. Тви’лекские лечебные бани представляли собой заведение, управляемые хозяевами тви’леков, которые клиенты посещали для исцеления и релаксации. В них было множество лечебных ванн, бассейнов, а также это место не зря пользовалось дурной славой, и все прекрасно знали, какие ещё услуги здесь оказывают, помимо массажа. Но мужчин интересовало кое-что другое. Внутри их встретили хвостоголовые на любой вкус и цвет. Мужчины и женщины в полупрозрачных одеждах, что любезно улыбались и предлагали весь спектр возможностей их заведения. Приятная женщина, одетая в тонкое, блестящее платье, с улыбкой проводила их в апартаменты. Дин и Паз зашли первыми, взглянув на то, как Боба о чем-то договаривается с ней. После чего та снова загадочно улыбнулась, протягивая ему небольшой поднос с множеством бутылок с цветной жидкостью, тремя бокалами и небольшим ларцом. Номер имел внушительных размеров горячий бассейн, панорамные окна с видом на зелёный оазис и несколько странных, маленьких бассейнов вдоль серых стен, с разными трубками и кранами. В дальнем углу Дин заметил дверь и пошел проверить, наткнувшись на просторную спальню, с огромной мягкой кроватью, застеленной шелковой постелью благородного фиолетового цвета, зеркалом напротив и большим комодом, заполненным различными полотенцами и принадлежностями для ванной. Снова взглянув на кровать, наёмник неожиданно сам для себя залился румянцем. Тишину спальни нарушил голос Бобы, что уже стоял в дверном проёме. — Впечатляет, правда? Хоть я и не люблю этих ребят, но надо отдать должное их хозяину, это место и вправду неплохое.