***
Мико будит встревоженный голос Эи. Девушка быстро понимает, что та говорит по телефону. Открыв глаза, Яэ замечает мельтешение длинной косы и колыхание шелкового халата лавандового цвета. Райден напряженно меряет шагами комнату, хмуро слушая кого-то в трубке. Мико тянется за своим телефоном и замечает, что проспали они не так долго, всего час. — Да, мадам Фарузан, — дрожащим голосом говорит Эи, — Спасибо большое, я вам теперь должна. Я обязательно вас отблагодарю. До свидания, всего доброго… — Что-то случилось? — спрашивает Мико, потягиваясь. — Куникудзуши в больнице, — бросает Эи, резко кладет телефон на комод и хватает первую попавшуюся под руку одежду. Сон у Мико как рукой снимает. Метаясь по квартире в поисках одежды, кошельков, ключей от машины и сумок, они обмениваются какими-то обрывками тревожных фраз, из которых у Мико складывается какая-никакая картина происходящего. Позвонила мадам Фарузан, рассказала, что в музее сыну Эи резко стало плохо. Вроде как у него появилась боль в левой стороне туловища и он потерял сознание. Ему оказали первую помощь и вызвали скорую и, конечно, первым делом повонили Райден. Поехать они решают на машине Мико. Эи просто не в состоянии адекватно вести. Всю дорогу до больницы, полную нарушений и езды на красный, Райден почему-то вызванивает Руккхадевату. Когда подруга наконец берет, Эи сообщает ей адрес больницы и истеричным голосом пересказывает все случившееся, а потом в панике начинает сыпать вопросами и вспоминает, что они же полгода назад были на обследовании и там ничего не выявили. Голос на другом конце просит ее успокоиться и убеждает, что Руккхадевата должна своими глазами все увидеть прежде, чем делать какие-то выводы. Эи даже не ждет, пока Мико найдет место для парковки. Вылетает где-то посреди дороги, материт водителей и пропадает. Яэ все же удается припарковаться и она растерянно оглядывается в поисках входа в белоснежное здание с красным крестом на фасаде. Больница выглядела новой, кажется, это одна из тех, которую как раз Руккхадевата построила в рамках своей кампании по повышению качества оказания медицинских услуг в Тейвате. Сказать, что она справилась со своими обязанностями, это не сказать ничего. За последние несколько лет оздоровительные учреждения действительно обновились. Мико преодолевает вход, затем разворачивается, чтобы нацепить бахилы, по пути удивляется специальному аппарату, который автоматически делает это за посетителя. Действительно, налоги пошли на инновации. Откуда-то с ресепшена она видит Эи, окликает ее, но та теряется где-то в больничных коридорах. В итоге, Мико нагоняет ее где-то на входе в реанимацию, говорящей с зеленоволосым мужчиной в очках. — Понимаете, это рекоарктация, редкое явление, но возможное при фиброзировании тканей, — медленно говорил он. — А можно по-человечески? — нетерпеливо перебила его Эи. — Смотрите… — Недостаточно развитый эластический слой аорты, — Райден резко оборачивается на знакомый голос и откуда-то с другого конца коридора к ним мчится Руккхадевата, — После операции ткани травмируются, но регенерирующая способность не позволяет восстановить орган целиком и полностью, образуются участки, которые нарушают гемодинамику в сосуде. Эи начинает кивать, как будто для нее все становится на свои места. Мико до сих пор ничего не понимает, но решает не вмешиваться. — Да, сейчас требуется хирургическое вмешательство, — подхватил Бай Чжу, — Но я пока не знаю, кто именно будет оперировать… — Я буду, — уверенно говорит Руккхадевата, — Вы операционную подготовили? — Госпожа Руккхадевата, а вы уверены, что… — А у вас тут есть медики лучше меня? — спрашивает женщина, — Я делала ему точно такую же операцию, когда ему было пять. Сделаю снова. Бай Чжу в итоге сдается и покорно кивает архонтке, Эи чуть ли не со слезами на глазах благодарит ее за помощь и Руккхадевата с коллегой поспешно скрывается где-то в реанимации. — Пять лет? — интересуется Мико. — Пять дней, — поправляет Эи.***
Мико не думала, что за один день Эи умудрится раскрыться для нее еще с одной стороны, но у нее получается. Причем, новые осознания приходят не за столиком в кафе и не в постели, а на жестких стульях в больничном коридоре. Эи неудобно, но, наверное, она бы и на полу сидела в ожидании. Ждать нужно было несколько часов, поэтому времени у них было полно. — Ко-ар-кта-ци-я аорты, — произносит Эи диагноз по слогам, — Это врожденный порок сердца. — То есть, во время родов что-то пошло не так? — спрашивает Мико. — Я думаю, что все пошло не так задолго до них, во время и до сих пор. О своей беременности Райден узнала неожиданно. Они с Сасаюри не планировали заводить детей. Просто не рассматривали женитьбу как сигнал к созданию семьи, скорее, в качестве статуса, полезного для их карьер. Эи могла бы думать, что жизнь удалась, если бы в тот же год не ушла Макото. Она находилась в такой глубокой депрессии, даже была уверена, что Сасаюри ее бросит и не захочет жить с женой, которой тяжело встать с постели на работу. Удивительно, но он продолжал ее любить. Звал с собой во все уголки Тейвата, куда его звала военная служба, но Эи продолжала тихо перекладывать бумажки в кулуарах правительства и не хотела никуда сдвигаться со своего места. Наверное, потому что оно напоминало ей о сестре. Вот Гуй Чжун и Чжун Ли искренне хотели ребенка, подойдя к этому со всей ответственностью. Сначала отбросили все свои вредные привычки, что не могло не расстроить Венти. Еще больше его раздражала формулировка, которая стала часто проскальзывать в речи друга — “Мы очень стараемся зачать ребенка”. Венти кривился и очень просил Чжун Ли не делиться такими подробностями личной жизни. Возможно, дело было даже не в словах, а в том, что Венти, как и Эи, переживал потерю. Переслушивал пластинки и записи, перечитывал стихи по кругу и сдувал пылинки с музыкальных инструментов. Эи и Сасаюри стараться даже не пришлось. Вышло как-то само собой во время проводов молодого человека в очередную долгую командировку. Депрессия депрессией, а Сасаюри был одним из немногих, кто продолжал ее спасать. Задержку Райден поначалу даже не заметила. Стресс от потери сестры сбил все процессы в ее организме и она уже перестала обращать внимание на плохой иммунитет, перманентную усталость и отсутствие сна. Нестабильный цикл был лишь одной маленькой деталью в списке вещей, которую Эи игнорировала. Видимо, таким образом она саботировала собственное здоровье. Неудивительно, что в какой-то момент у нее просто не осталось иного выбора, кроме как пойти к врачу. Сама бы она не записалась ни за что, но бывший муж слишком распереживался, услышав по телефону ее поникший голос. Пришлось идти и жаловаться на вялость, отсутствие сил, тошноту и задержку. Еще Эи начало воротить от сладкого, наверное, единственный симптом, с которым она не была готова жить. — Срок около двенадцати недель, беременность желанная? Эи знала, что ответ “нет” может решить все ее проблемы. Это слово вообще идеально описывало ее реакцию на большинство вопросов. Хотела ли она ребенка? Нет. Готова ли она быть матерью? Нет. Хотелось ли ей снова иметь рядом родного человека после смерти сестры? Это уже сложнее. Глядя на черно-белый снимок расплывчатого пятна Эи слышала у себя в голове голос Руккхадеваты. Речи этой женщины всегда были пропитаны мудростью и философией, иногда из самых неожиданных течений. Как-то раз они накурились и подруга самозабвенно рассказывала ей про Сансару. Жизнь, смерть, цикличность, закон, обновление, реинкарнация. Тогда все эти слова имели для Райден мало смысла, да и сейчас она относилась к таким вещам, мягко говоря, скептически. Только какого-то черта она уже вечером созванивалась с Сасаюри по видеосвязи и показывала ему результат УЗИ. Это был один из самых тяжелых разговоров в жизни Эи. Поначалу супруг обрадовался, потом начал расспрашивать, все ли у них с ребенком в порядке, затем раздосадовался, что его еще долго не будет рядом. Райден его успокоила и сказала, что у нее все под контролем. В крайнем случае, у нее есть друзья. — Да, точно, те друзья, один из которых в запое, у другого недавно родился собственный ребенок, кто там остается, только Руккха? — с издевкой спросил Сасаюри. Эи это очень задело. Во-первых, он что, считал ее настолько беспомощной, что она сама не справится со своей беременностью? Во-вторых, какое он имеет право лезть в ее отношения с другими людьми? Их созвон закончился ссорой, но, как ни странно, совсем не повлиял на желание Эи родить ребенка. Ей было не так уж важно, от этого человека или от другого. Главное, что у нее снова будет рядом родная плоть и кровь. Два месяца она не разговаривала с мужем. Просто игнорировала все его сообщения и звонки. Он пытался достучаться до нее через других, но на робкое “Мне звонил Сасаюри, очень просил…” Эи огрызалась, чтобы посторонние не лезли в ее семью. Больше о своей беременности она никому не рассказывала. Делала вид, что просто приболела, набрала вес без особой причины, отравилась и продолжала как ни в чем ни бывало ходить на работу, придумывая отговорку для каждого симптома. На двадцатой неделе женщина оказалась на седьмом небе от счастья. Она была готова простить Сасаюри, лишь бы поделиться с ним этой прекрасной новостью. На очередном УЗИ ей сказали, что у нее будет дочь. После смерти Макото Эи сомневалась, что в принципе способна испытывать такую чистую искреннюю радость. В тот же день она вытащила мужа из черного списка, но тот не успел сказать, насколько больно ему было почти два месяца не получать ни одной весточки от своей беременной супруги. Она сразу ошарашила его новостями о том, что у них будет девочка. А еще тут же сообщила имя. Других вариантов не было и обсуждению ее выбор не подлежал. Когда Сасаюри ненадолго вернулся к гражданской жизни, Эи встречала его с распростертыми объятиями и полная решимости стать идеальной матерью для их будущей дочери. Она по расписанию ходила к врачу, принимала витамины, читала книги и статьи для будущих родителей. Неожиданно стала чуть ли не лучшей подругой Гуй Чжун, поделившейся с Эи едва ли не всем своим (пока небольшим) опытом материнства. Они с Чжун Ли вообще были рады, что в их окружении появится еще одна семья с ребенком. Венти искренне поздравил подругу, но она же видела, как после праздничного ужина он вызывал такси не к себе на адрес (когда-то общий с кем-то), а в ближайший паб. Этот период их отношений был даже слаще конфетно-букетного периода и медового месяца. Райден не было легко — ее тошнило от любых запахов, все время болела спина, не хватало сил даже на простые действия, но у нее был супруг, готовый носить ее на руках, помогать ей одеваться и готовить то, что она пожелает. Тяжело было представить более приятную картину семейной жизни, но такая была — у Эи в голове. Там она уже воспитывала прекрасную дочь. Они вдвоем все распланировали. Предполагаемую дату родов Эи назначили на начало февраля. К сожалению, ее супругу надо было в военную часть, но к появлению их ребенка он точно успеет вернуться. На последнем триместре Райден ушла в декретный отпуск, проводила мужу в командировку и впервые за время беременности снова столкнулась с мрачными мыслями. Что если она не справится? Ее обнадеживали лишь книги и статьи, где говорилось, что после родов она почувствует такой приток любви, что даже думать забудет о том, какой ее жизнь была до этого. Ну конечно она будет любить своего ребенка. Так же как любила сестру. Новый год отмечали у Чжун Ли и Гуй Чжун. Обычно они проводили праздники в загородном доме у Венти, но в этом году он получил неловкое: “Может быть в будущем, когда дети подрастут”. Реакция была не очень-то положительной. Но у Эи не было времени разбираться, что там делает ее друг один в своем коттедже в Новый год. Она завороженно смотрела на Чжун Ли с Сяо и думала, что следующий праздник ей уже придется встречать в ином статусе. Эи часто попрекала Куникудзуши за отсутствие терпения. Иногда шутила, что эту черту он проявил даже до появления на свет. Шесть лет назад ей было вовсе не смешно, когда в ночь со второго на третье января она проснулась от резкой боли внизу живота и заметила кровь на белоснежных простынях. Пришлось вызывать скорую, экстренно ложиться в больницу и искусственным путем вызывать роды почти на месяц раньше положенного срока. — А рожать насколько больно? — Мико задает по ее мнению довольно глупый вопрос, но из рассказа Эи узнала столько подробностей, что ей захотелось удалить матку. — Представь, что кто-то изнутри ломает все твои кости, — ответила Эи. На самом деле, это ощущение Райден испытывала не очень долго. Она вообще мало что помнит о самом процессе. Было много суеты вокруг, яркого света и тревожных голосов. Ничего из происходящего ни до, ни во время не вызывало оптимизма. Эи не думала, что может выдержать столько физической боли. Но было ощущение, что все это происходит не с ней. Как будто ее разум ненадолго покинул тело, агонизирующее в родовых схватках. Вернется, когда услышит крик своей дочери и почувствует ее у себя на груди. — Мальчик, — одно слово из уст врача возвращает Эи обратно. Мальчик? Нет, они должно быть что-то перепутали. Но здесь же не было никакой другой матери с другим ребенком. Потом Руккхадевата расскажет, что шанс верно определить пол эмбриона, конечно, очень высок, но иногда, примерно в одном из десяти случаев, происходят ошибки. Ошибка. Вся жизнь, которую Эи нарисовала себе после родов была ошибкой? Ее решение было ошибкой? Глубинный смысл, увиденный в том, что она забеременела именно сейчас, после скоропостижной смерти сестры, тоже был ошибкой? В юности Эи увлекалась видеоиграми. Она до сих пор помнит трепет, испытанный когда родители подарили ей первую приставку. Макото не понимала и предпочитала проводить время на улице с другими детьми, пока ее сестра-близнец отчаянно перепроходила один и тот же уровень. Спасибо кнопке сохранения, позволяющей начать все заново с нужного места. Нужным местом для Эи стал прием у врача, сообщившим ей о беременности. Сразу после родов она бы все перепрошла по-другому. — Ты бы сделала аборт? — удивленно прерывает рассказ Яэ. — Это была первая мысль, пришедшая ко мне в голову после того, как у меня разбились ожидания, — без стеснения говорит Эи, — Мне не стыдно, я была истощена физически и эмоционально. Настолько, что даже не заметила, что Куникудзуши куда-то унесли и не положили мне на грудь. — А это обязательно? — Это делается, потому что находясь в утробе ребенок все время слышал сердцебиение матери, — объясняет женщина, — Сразу после рождения детей прикладывают к материнской груди, чтобы те снова услышали этот звук и поняли, что они в безопасности. — Куни не послушал твое сердцебиение? — Нет. Сразу после родов Эи отключилась. Проснулась она в ночь с четвертого на пятое января. Первой мыслью, пришедшей после пробуждения, стало осознание того, какой ужасный ей приснился кошмар. Будто она совсем одна оказалась в больнице, роды начались раньше срока и она родила недоношенного ребенка и еще почему-то мальчика. Только положив руку на живот женщина поняла, что это был вовсе не сон. На этой же руке Эи разглядела браслет голубого цвета. Точно такой же сейчас должен быть на руке у ее сына. У нее теперь есть сын. Как странно было думать об этом. Райден вчитывается в данные на браслете и видит, что ее ребенок родился весом всего лишь в два килограмма, а ростом был 45 сантиметров. Это же совсем мало. Ее взгляд падает на следующую графу, где она видит оценку по шкале Апгар — пять из десяти. Здесь Райден уже не на шутку напрягается и, собрав силы, встает с больничной койки, чтобы достать из сумки телефон. На экране блокировки она видит 1 456 пропущенных от Сасаюри, 772 от Руккхадеваты, около 500 на двоих от Гуй Чжун и Чжун Ли и 389 от Венти. Раздраженно скрыв уведомления, Эи начинает гуглить. Она читала в книгах по подготовке к родам, что именно означают оценки по шкале Апгар, но не ожидала, что ее собственные роды пойдут не так по всем фронтам. По шкале Апгар оценивают состояние новорожденных в первые минуты жизни. Если с ребенком все в порядке, он набирает восемь или даже десять баллов. О надобности срочной медицинской помощи свидетельствует оценка ниже шести. У ее сына было пять. Райден вчитывается в критерии оценки — пульс, дыхание, мышечный тонус, цвет кожи, рефлексы. Здоровые дети получают два балла за каждый. Судя по всему, у ее сына были проблемы как минимум с тремя пунктами. Кстати, а где сейчас вообще ее сын? Она ведь даже не успела ни взглянуть, ни прикоснуться к нему. Эи смутно вспоминает, что, кажется, он даже не закричал. Через пару минут после нажатия кнопки вызова медсестры в палату к Райден стучится заспанная девушка в медицинской форме. Сон как рукой снимает, когда она вглядывается в лицо пациентки и осознает, кто это. — Доброе утро, госпожа Райден, — медработница уважительно кивает головой, — У вас все в порядке? — Где мой сын? — спрашивает Эи без всяких церемоний. — Ваш малыш сейчас под строгим наблюдением, — начинает девушка, видимо, чтобы не вываливать плохие новости сразу, — Состояние стабильное, но может потребоваться вмешательство… — Я хочу его увидеть. Эи пожалела о своей просьбе уже по пути в реанимацию. Было раннее утро, поэтому по дороге им никто не встретился. Они в полной тишине подошли к одной из палат, в которой не было ничего, кроме кувеза. — Это такие инкубаторы, — Мико даже не успела задать вопрос, как Эи сразу дала на него ответ, — Туда помещают недоношенных детей, которые не могут самостоятельно есть и дышать. Там к ним подсоединяют ИВЛ и трубки, через которые в организм поступают необходимые вещества. Видимо, медсестра решила, что Эи желает побыть с ребенком наедине, но на самом деле женщине захотелось поскорее выйти из палаты и не видеть перед глазами этой печальной картины. Было больно смотреть на маленькое неподвижное детское тело. Сочувствовала ли она ему? Да, конечно. Но лишь на том уровне, на котором одно человеческое существо способно сопереживать другому, попавшему в беду. У нее не было ощущения, что это ее сын. Эи смотрела на какого-то малыша, которому очень не повезло, но не понимала, как она может ему помочь. Наверное, матери должны это знать. Еще ее не покидало чувство, что надо что-то сказать, но что именно? А главное, для чего? Он все равно ее не услышит в этой штуке. Да и что она могла сказать? “Привет, сынок, я твоя мама. Кстати, я тебя вообще не ждала и не знаю, как тебе помочь, но ты держись там”? Райден не помнит, сколько простояла над младенцем, но за все это время ее сын так и не подал признаков жизни. Хотя, медицинская аппаратура, подключенная к кувезу говорила другое. По ее данным, у новорожденного слабо, но билось сердце. “А если он умрет?”, — холодно, как ножевой, пронеслось у Эи в голове. Вопрос, который она задала не то самой себе, не то этой чертовой вселенной, судьбе, Сансаре, показался женщине вполне закономерным. Он бы возник у любого. Но рассудив, что по одному взгляду на ребенка нельзя делать никаких выводов, Эи поспешно вышла из палаты. Сыну она так ничего и не сказала. — Расскажите, пожалуйста, что с ним? — спросила Райден у медсестры, которая ждала в коридоре. Оказалось, что пока Эи спала, ее сына уже успели осмотреть специалисты. Ей выдали кучу документов и оставили на диванчике в коридоре в ожидании врача. Кажется, рабочий день у него начнется только через час. Райден в то утро выучила много новых слов, хотя среди них встречались и знакомые. Разве что, она никогда не думала, что эти знания ей пригодятся. “Недоношенность, тахипноэ, тахикардия. Пульсация на бедренных артериях отсутствует. На рентгенограмме сердце расширено, имеются признаки застойной сердечной недостаточности. На ЭКГ перегрузка левых отделов”. Если в этом отрывке все было более-менее понятно, то что такое “двухмерная ЭхоКС с цветовой допплерографией” женщина сказать не могла. Непонятные медицинские термины сливались в кашу, у Эи начала болеть голова и она даже не сразу заметила, что в больничных коридорах начался какой-то кипиш. Из тревожного разговора двух проходящих мимо медсестер Райден выцепила три слова — “архонты” и “всем пизда”. Осознав смысл сказанного Эи сорвалась с места и чисто интуитивно спустилась на первый этаж больницы, где располагалась стойка регистрации. — Либо вы сейчас же даете мне увидеть мою подругу, либо я закрываю всю вашу больницу точно так же, как открыла! — Райден бы никогда не подумала, что голос Руккхадеваты может звучать суровее, чем у Чжун Ли. — Руккха, не надо ничего закрывать, я здесь! — Эи торопливо показывается подруге, пока та не разнесла все вокруг. — Эи! — у женщины аж глаза от радости загораются, — Погоди, я позвоню Чжун Ли и Венти, а то мы второй день ищем тебя по всем больницам и моргам. Надо все-таки было перезвонить в ответ на сотни пропущенных. Или даже поставить хоть кого-то в известность еще на моменте вызова скорой. Райден думает об этом, сидя на диване и дожидаясь пока Руккха даст отбой их общим друзьям и отзвонится Сасаюри. Она нервно вертит в руках одноразовый стаканчик с водой, а на коленях у нее все еще кипа результатов обследований ее сына. “Интересно, как он там?”, — думает женщина, хотя вряд ли что-то могло измениться за час. — Ну, рассказывай давай, что с тобой произошло, — устало произносит Руккха, садясь напротив, сначала она смотрит Эи в глаза, а потом переводит взгляд на ее живот, — Эи, ты что, родила? Райден молча кивает. Потом осознает, что подруга ждет подробностей и рассказывает ей все — о неожиданной боли посреди ночи, о скорой и о сыне. — О, дорогая, — Руккхадевата чуть ли не со слезами на глазах тянется к подруге, чтобы обнять, — Главное, что с тобой все в порядке и твой малыш жив. Все будет хорошо. Райден не ожидала поддержки и не может точно сказать, что она была ей нужна. За все это время она даже не проронила ни слезинки. Ей не хотелось плакать, только замереть или сбежать. — Можно взглянуть? — спрашивает Руккха, указывая на кипу результатов обследований. — Да, конечно, — кивает Эи, — Я как раз ждала врача, чтобы он объяснил, что все это значит, но его пока нет. Может, ты сможешь? Женщина с радостью соглашается и долго расшифровывает Эи результаты всех обследований. Она сразу просит подругу говорить все прямо и честно, даже самые пессимистичные вещи, но Руккхадевата все равно пытается преподнести все так мягко, насколько это вообще возможно. Диагноз “коарктация аорты” мягко не звучит вообще. — Это врожденный порок сердца, — поясняет Руккхадевата, — Лечится хирургическим вмешательством, причем экстренным, но я вижу, что врачи пытались стабилизировать состояние твоего сына после родов. Должно быть, операцию ему проведут позже. — А ты можешь ее провести? — внезапно спрашивает Эи. Руккхадевата смущается и напоминает, что в последнее время была больше сосредоточена на политике, нежели медицине, хоть иногда и проводит серьезные операции в больницах, учреждением которых сама и занимается. Сейчас они находились в одной из таких. — Просто я не знаю человека, которому смогла бы доверить жизнь своего ребенка, кроме тебя, — признается Райден. Руккхадевату это трогает до слез. Они еще немного времени проводят за разговором, а дальше у Эи все как в тумане. Они общаются с главврачом, с командой специалистов, которые принимали роды, с медсестрами, которые третий день выхаживали сына Эи. Ее раздражает, что с Руккхадеватой они говорят на равных, как взрослые — обсуждают с ней диагноз и будущую операцию, а с Эи как с умственно отсталой. Ей в уши лили невероятно сладкие и бережные речи о том, как все будет хорошо и какой у нее сильный и выносливый ребенок. Кому они врут? В чем смысл этих благостных слов, если все может закончиться плачевно? Вечером Эи подписывает согласие на хирургическое вмешательство, процедуру назначают через два дня. За это время состояние ее сына должно еще немного стабилизироваться и тогда он с большей вероятностью удачно перенесет операцию. Без нее нельзя, иначе ему грозит летальный исход. Райден долгое время провела на телефоне со всеми, кого проигнорировала с утра. Особенно тяжелым выдался разговор с Сасаюри. Тот опять обижен, что она не держала его в курсе, и он узнал о появлении на свет собственного сына даже не в день его рождения. Эи стыдно, но у нее нет сил ругаться и выяснять отношения. Ей хотелось только спать. Сон занимает у нее последующие двое суток. Иногда она просыпалась, чтобы поесть или сходить в туалет, большего ей и не надо было. А еще во сне можно было не смотреть на всех этих счастливых матерей с новорожденными. Хотелось просто выпасть из этой реальности или отмотать время на год назад. Тогда у нее была счастливая жизнь, с друзьями, не обремененными семьями и потерями, с возлюбленным, у которого нет к ней претензий и с сестрой. Что у нее есть сейчас? К сыну она больше не приходила. Просто не видела в этом смысла, а еще не хотела снова испытывать то липкое отчаяние, которое почувствовала, впервые взглянув на ослабленное тело ребенка. Ее спрашивали, не хочет ли она, чтобы кувез переставили в ее палату, но смотреть на это зрелище постоянно она бы точно не смогла. От этого бы не стало лучше ни ей, ни мальчику. Возможно, с помощью сна Эи заглушала пульсирующее чувство вины. Она должна была что-то сделать, но она уже нашла человека, который может помочь ее сыну, и подписала свое согласие на хирургическое вмешательство. Что еще она могла? Или ей нужно было стенать под дверью его палаты и лить материнские слезы? Утром в день операции ее разбудил телефонный звонок Руккхадеваты. Райден попросила ее не заходить к ней в палату, а сразу направляться в операционную. Просто не хотела, чтобы подруга видела ее такой жалкой и разбитой. С трудом Эи заставила себя встать с кровати и позавтракать, а после попыталась снова уснуть, но у нее не вышло. В итоге она поднимается с постели и впервые за последние два дня целенаправленно куда-то идет. По пути несколько раз теряется, но упорно не спрашивает подсказки у проходящего мимо персонала больницы. Она должна найти дорогу сама. Дойдя до нужной двери Эи робко стучится. Вдруг там сейчас врач или медсестра? Ответа не следует, поэтому Райден дергает ручку и второй раз в жизни видит своего сына. Не безрадостно она отмечает, что он уже не выглядит таким бледным и как будто немного набрал в весе? — Привет, — Эи присаживается на колени перед аппаратом, в котором, считай, всю свою жизнь провел ее сын, — Извини, я в прошлый раз не представилась, меня зовут Эи. Я твоя мама. Мама. Так странно было говорить это вслух. Эи совсем не чувствовала себя мамой. В этом слове было столько любви и тепла, а внутри себя Райден чувствовала только пустоту и отчаяние. Это она даст своему сыну? — У тебя сегодня большой день, — шепотом продолжила она, — Одна моя подруга сделает нам огромное одолжение, но и ты тоже не оплошай, пожалуйста. Я знаю, что ты у меня сильный и смелый мальчик, да? Эи хочется просунуть руку в отверстие в стекле и впервые прикоснуться к сыну, но что-то ее останавливает. Она чувствует, что сейчас точно заплачет и поэтому решает поскорее уйти. — Удачи тебе. Женщина поспешно встает с колен и быстрым шагом покидает палату. По пути в свою она чувствует, как у нее темнеет в глазах, поэтому старается скорее дойти. Она ловит на себе обеспокоенный взгляд проходящей мимо медсестры и последним, что она слышит становится тревожное “Вам плохо?”***
Первым, что увидела Эи после потери сознания было голубое небо. Такое насыщенное и яркое, пронзаемое быстрыми птицами. В левой руке она обнаружила катетер, ведущий к капельнице. Должно быть, ее отнесли в палату и решили прокапать после обморока. В дальнем углу палаты она замечает Руккхадевату и поначалу Эи кажется, что подруга держит на руках кусочек неба. — Мама проснулась, пойдем к ней, — шепчет Руккха. Женщина присаживается на постель Райден и протягивает ей голубой сверток со спящим младенцем. Эи в жизни не было так страшно, но она впервые берет на руки своего сына. Ей кажется, будто он ничего не весит, но, по ощущениям, от рук по всему ее телу разливается какое-то необыкновенное чувство. — Как все прошло? — тихо спрашивает Эи. — Прекрасно, — улыбается Руккха, — У меня теперь новый любимый пациент. Вам надо будет еще несколько дней побыть тут. Ему необходим тщательный контроль давления. Женщина принимается расписывать еще десять тысяч правил, а потом замечает, как Эи смотрит на сына. Она мысленно делает себе пометку, предупредить весь персонал, чтобы те очень внимательно следили за состоянием Райден и ее ребенка, а еще объяснили все матери, когда она будет в более подходящем для этого настроении. Сейчас Руккхадевата понимает, что этих двоих лучше оставить наедине. Эи даже не слышит, как она прощается и закрывает за собой дверь палаты. У нее в голове была только одна мысль — она никогда не видела таких красивых лиц. Всю свою жизнь Эи нагло врала каждому знакомому, который становился родителем, что у него прекрасный малыш. Это было лишь проявлением вежливости, на самом деле все младенцы казались ей абсолютно одинаковыми — маленькими и сморщенными, как редиски. Даже от Сяо она была не в восторге, хоть и отправляла Гуй Чжун и Чжун Ли комплиментарные комментарии в соцсетях. — Мне даже не удалось рассмотреть тебя толком, а ты вон какой прелестный, — говорит Эи. Она слышит собственный голос и чувствует, как подступают слезы. У ее сына фарфоровая светлая кожа, аккуратный носик, ровные губы и длиннющие ресницы. Ни она, ни Сасаюри, ни кто-либо из их родни, конечно, далеко не уроды, но она даже представить не могла, как у них мог получится такой красивый мальчик. Эи было страшно сделать хоть одно неловкое движение, вдруг она его случайно сломает? Он уже точно не был на грани жизни и смерти, но все равно казался таким маленьким и хрупким, словно перышко. Как она могла жалеть о появлении такого чудесного ребенка? Гипотетические мысли о том, что его могло не стать, Эи и вовсе отгоняет подальше. Как можно было даже задуматься об этом? Женщина борется с непреодолимым желанием расцеловать каждый сантиметр этого чудесного лица. С другой стороны, она испытывает такой трепет, что даже боится к нему прикасаться. Кончиками пальцев она невесомо притрагивается к пушку темных шелковистых волос. Неожиданно ее сын реагирует на прикосновение, морщится и просыпатся. Эи кажется, что на нее только что взглянул самый глубокий океан или чистое сумеречное небо, на котором расступились облака, дав дорогу звездам. Глаза у мальчика были темно-синие и такие осмысленные, будто он уже все понимал. Райден кажется, что она создала настоящее совершенство. Это что, и есть та самая всеобъемлющая материнская любовь, о которой она читала в книгах? Сын кажется ей идеальным еще примерно полторы секунды, пока не открывает рот и не начинает орать на всю больницу. Эи это жутко пугает, а еще у нее возникает закономерный вопрос — откуда в таких маленьких легких столько воздуха? — Ты пару часов назад был на грани жизни и смерти, откуда у тебя еще силы капризничать?! — растерянно спрашивает Райден и со всей дури жмет на кнопку вызова медсестры. Следующие несколько дней Райден тратит на то, чтобы научиться разводить детскую смесь (молоко у нее пропало и слава богу, при размере Эи кормление грудью было бы пыткой), купать, переодевать, укладывать спать и пеленать. Последнее ее сыну не очень нравилось, поэтому они совместно решили обойтись без этого. Ну как решили, она попыталась запеленать его, но он начал орать как резанный и закончил только тогда, когда мать оставила эту затею. Эи заметила, что у ее отпрыска вообще не было особых проблем с тем, чтобы расставлять границы и сообщать, что ему что-то не нравилось. Список вещей, которые он не одобрял был длиннее количества прожитых дней. Спать он ложился только при определенной температуре, конкретном темпе укачивания и не терпел фальшивых тональностей в ее голосе. Во всех остальных случаях он скандалил с Райден и считал, что ей было достаточно сна в первые дни его жизни. Больше ты спать не будешь никогда, мама. Зато все окружающие были на седьмом небе от счастья. Сасаюри названивал ей каждые пять минут и просил отправить побольше фотографий сына. Попробуй сфотографируй этого человека на пятом часу его истерики. Снимала сына она в основном когда тот спал. Она все еще считала, что он невероятно красивый, просто, оказывается, еще и пропорционально вредный. Гуй Чжун и Чжун Ли как родители года доставали ее невероятно ценными советами, а Венти делал то, что у него получается лучше всего — пошел и напился, ведь он теперь дважды дядя. Спасибо, это именно та поддержка, которая так нужна Эи. В день выписки ей казалось, что самое сложное позади. Сегодняшняя Эи рассмеялась бы себе тогдашней в лицо. Как там поживает Эи из будущего представить было вообще страшно. Но даже Эи из будущего наверняка с содроганием вспоминает как они с Чжун Ли не могли успокоить сыновей, решивших голосить по очереди. Неожиданно получилось у Венти, влившего в себя уже целую бутылку шампанского. Пара минут игры на флейте и двое детей спали как убитые. Возможно, именно тот день и положил начало травмоопасным урокам стрельбы из лука, первой пробе пива “быстрее, пока мамка с папкой не видят” и неудачным попыткам сделать крылья из воздушных змеев. Ах да, еще силе ветра. Ладно, Эи с Чжун Ли были рады, что у их детей есть такой дядя, но в лицо они этого не скажут. Еще со дня выписки Эи помнит закономерный вопрос, который задала Гуй Чжун — а как его зовут? Райден как громом поразило осознание, что она до сих пор не дала имени своему сыну. Она ведь думала, что у нее будет дочь и собиралась назвать ребенка Макото, даже не рассматривая никаких других вариантов. После рождения мальчика, диагноза, операции и остальной суматохи было как-то не до выбора имени. Куникудзуши его в итоге назвал отец. Сасаюри это имя показалось достаточно мужественным и сильным, а Эи была не против. Все говорили, что сын копия мамы, но Эи неустанно поправляла окружающих — не мамы, а тети. Тут ей вежливо напоминали, что мама с тетей вообще-то близнецы, а Райден закатывала глаза и выносила вердикт — они ничего не понимали. Это ее ребенок, она его родила, ей лучше знать, на кого он похож. К тому же, не надо смотреть на черты лица, нужно копать глубже. Эи даже не могла объяснить, почему видит в Куникудзуши Макото, но каким-то шестым чувством она это улавливала. Иногда это причиняло ужасную боль. Как-то раз ей даже приснилось, что сестра все еще рядом и вместе с остальными близкими радуется появлению на свет племянника. Куникудзуши она бы точно понравилась. Во сне покойная тетя держала его на руках и пела песню на инадзумском, которую они в детстве слышали от родителей. Еще Райден невольно задумывалась, что Макото была бы хорошей мамой. Сама она, кажется, не до конца прочувствовала все прелести материнства. Временами она смотрела на сына и видела настоящее чудо, лучший подарок, которым только могла ее побаловать жизнь. Иногда ей хотелось укачать его, положить в кроватку, тихо, чтобы не разбудить, покинуть его комнату, переодеться, выйти из квартиры, сесть в машину и сбежать. Эи гнала от себя эти мысли и никогда бы их не воплотила, хотя иногда, конечно, очень хотелось. Особенно ее ужасало то, что она ведь еще довольно привилегированная женщина, у которой есть собственное жилье, машина, рядом отец ее ребенка, не уклоняющийся от ответственности и возможность оплатить услуги домработницы. Мало кто мог себе все это позволить, а Райден еще на что-то жаловалась. Со здоровьем у Куникудзуши, к счастью, все было в порядке. Ей приходилось довольно часто таскать его по врачам, но все они в один голос ее обнадеживали. Да, ее сын не станет профессиональным спортсменом и точно не пойдет по стопам отца на службу в армию, но главное, что он был жив и ему больше ничего не угрожало. Хотя, по поводу жизни ее сына у Эи было много тревог. Как-то раз во время купания ее пронзила мысль — что если у нее сейчас случится инфаркт или она потеряет сознание и Куникудзуши захлебнется? Что если она случайно раздавит его во время совместного сна? А синдром внезапной детской смертности? Что если он просто в какой-то момент перестанет дышать? Так в жизни Райден стало еще меньше сна. Все статьи о материнстве советовали спать тогда, когда спит ребенок, чтобы сэкономить время, силы и энергию, ведь пока он бодрствует, у родителей точно не будет покоя. Вместо следования инструкциям Эи по ночам вслушивалась в детское дыхание. Хотя, по всем объективным признакам умирать Куникудзуши не собирался. Наоборот, с каждым днем он рос, что не могло не радовать. С другой стороны, во время колик и режущихся зубов Эи начали посещать еще более странные мысли. Например, швырнуть этого плачущего человека об стену или потерять координацию возле окна. Во втором случае никто не заподозрит неладное. От подобных рассуждений Райден сразу же стало дурно и она прижала плачущего младенца к себе покрепче, как будто он мог прочитать ее мысли и ей надо было извиниться. Мама тебя не убьет, просто, пожалуйста, ради бога, успокойся. Покоя хотелось и ей самой, но за несколько месяцев в декрете она и забыла что это. Ее жизнь превратилась в день сурка: Куникудзуши будил ее с утра пораньше своим криком, она успокаивала его, переодевала и кормила, если повезет, он засыпал снова, если нет, то требовал внимания. Затем они шли гулять, в течение дня она еще несколько раз переодевала его и кормила. При удачном раскладе событий он мог поспать днем, иногда даже не один раз. Вечером она снова обходила с коляской весь район, возвращалась домой, переодевала, кормила, укладывала спать. Эи искренне хотела, чтобы сын спал в своей кроватке, но он так часто просыпался ночью, что было проще укладывать его рядом. Сасаюри все равно часто был в отъездах. Ближе к году Эи поняла, что так дальше продолжаться не может. В отражении зеркала ей виделся какой-то замученный бледный призрак. Нужно было возвращать свою жизнь, а не класть ее на алтарь этого маленького полубожества. На каком-то дурацком форуме Эи читала, что дочери забирают у матерей красоту, а сыновья ум. Учитывая, что она ждала девочку, а родился мальчик, у нее, на всякий случай, отобрали все. Ей было противно смотреть на свое некогда подтянутое, крепкое и спортивное тело, а из головы от недосыпа вылетала любая информация, кроме того, с какой частотой ей надо кормить Куни. Это осознание невольно заставило ее раздражаться при виде сына. Она все чаще просила Руккхадевату с ним посидеть, оставляла его с Сасаюри, когда тот возвращался домой, даже забрасывала его к Чжун Ли и Гуй Чжун, не особо интересуясь, комфортно ли им будет справляться аж с двумя детьми. Освободившееся время она посвятила спортзалу, косметологу, массажисту, стоматологу, трихологу и куче других специалистов. Глядя на то, сколько денег и времени на все это уходит, Эи подумывала прилепить Сасаюри на лоб предупреждение, как на пачках сигарет, — “Осторожно, вызывает беременность, в результате чего крошатся зубы, выпадают волосы, появляются растяжки”. Дело было не только в теле, но и в жизненной энергии, которая его наполняла. Раньше Райден могла спокойно ходить пешком огромные расстояния, поднимать тяжести, а час на тренажере пролетал, не успевала она даже глазом моргнуть. Видимо, все эти силы ушли на то, чтобы дать новую жизнь. Особенно обидно было, что с самого начала эта жизнь чуть не подошла под откос. Куникудзуши, кажется, был не рад, что Эи начала отвоевывать свое время и личное пространство. Он стал беспокойнее, начал больше плакать, с истерикой расставался с ней даже на 15 минут. Тревожился даже на руках у отца, когда мама просто пропадала из его поля зрения. У Эи был выбор — либо она потакает этим капризам, либо с самого начала дает понять Куникудзуши, что они все-таки два отдельных человека. Кстати, на его первый день рождения Эи с Сасаюри разругались. Райден просто не понимала, зачем закатывать праздник человеку, который этого даже не оценит и не запомнит. Аргументы о том, что это просто повод дать сыну понять, как они его любят, женщина пропустила мимо ушей. В итоге утром третьего января Эи просто ушла из квартиры, пока все спали, гуляла по заснеженному городу, выпила кофе, сходила на тренировку, сделала маникюр, заглянула в торговый центр и вернулась ближе к вечеру. Каково было удивление, когда дома ее встретили муж, сын, Руккхадевата, Венти, Сяо, Гуй Чжун и Чжун Ли за одним столом. Что же, пожалуйста, делайте что хотите. На следующий день Эи собирала сына на прогулку и долго вслух рассуждала, что дело не в нем, а в упрямстве его отца. Куникудзуши все это время просился из коляски на руки и ее это безумно раздражало. Он вообще оказался ужасно тактильным и все время норовил прикоснуться к ее лицу, одежде, волосам. Еще ведь нужно было отучать его от совместного сна. Сасаюри был сильно против, поэтому Эи дождалась очередной его командировки, и просто стала укладывать сына в его собственной, отдельной комнате. Все ее проблемы на тот момент легко решали беруши. Потом произошло что-то абсолютно внезапное и Куникудзуши откуда-то отрастил себе личность. Эи оглянуться не успела, как он сначала заговорил. Первое “мама”, конечно, вызвало нескончаемый поток радости, но она поубавилась, когда он начал повторять это слово как заведенный. Затем он начал выражать какие-то базовые мысли, чувства и потребности, отчего Эи вообще обалдела. Делал он это не очень умело, в основном с помощью истерик, которые в глазах других Райден оправдывала “характером”. Из самых драматичных поводов для расстройства она выделяла следующие — не дали поиграть с катаной, запретили пробовать коньяк со взрослыми на дне рождения Венти, не разрешили есть землю из цветочного горшка в гостях у Руккхадеваты, оттащили при попытке заехать Сяо в глаз. Справедливости ради, за последнее ответственность разделяли обе стороны, что бы там ни говорила Гуй Чжун. Да, ее сын не был ангелом, но Эи все равно им гордилась. Например, его любознательностью. Она с радостью отмечала, что он проявляет интерес ко всему — к книжкам, музыкальным инструментам, конструкторам, рисованию. Они вдвоем перепробовали кучу вещей и у Куникудзуши все получалось почти без помощи. Когда она устраивала его в детский сад, ей сказали, что у нее очень способный ребенок, даже опережающий по развитию своих сверстников. Это не могло не радовать, но его эмоциональность и слишком сильная привязанность к матери все еще вызывали у нее ужасное беспокойство. Каждое утро она отправляла его в детский сад в слезах, настолько тяжело ему было даже на полдня расставаться с мамой. Она же в свою очередь считала дни до выхода на работу. Перед этим пришлось подыскать ему няню. По какой-то причине все были такими профессиональными на собеседованиях, а потом жаловались на то, что у Эи, видите ли, сложный ребенок. Где-то в глубине души она все понимала, но как можно было называть сложным этого прекрасного мальчика, который каждый вечер встречал ее радостными криками и показывал какой-нибудь свой новый рисунок или поделку. По вечерам Эи читала ему какую-нибудь книжку, он задавал ей кучу вопросов или делился, как бы он себя повел на месте героев сказок. Райден не всегда было интересно поддерживать эти разговоры, но Куникудзуши с таким энтузиазмом озвучивал свои мысли, что она просто любовалась огоньком в его глазах. После сказки на ночь она обязательно целовала его в лоб и желала сладких снов. Куникудзуши брал с нее заверение, что ни под кроватью, ни в шкафу у него нет никаких монстров, а если и есть, то мама с ними разберется. Когда Сасаюри приезжал, то они занимались всем этим втроем, и Эи даже успешно игнорировала, что чувства к отцу ее ребенка давно остыли. Именно так она и воспринимала мужа — отцом ее сына. Вполне хорошим отцом, не считая тех месяцев в разъездах. Разговор о том, что им надо развестись прошел очень спокойно — они просто констатировали факт. К тому же, перед мужчиной маячило повышение, которое предвещало скорый переезд аж на полгода, а не на пару месяцев, как это раньше бывало. Оба не знали, как сказать об этом Куникудзуши. Все-таки он очень любил отца и отчаянно цеплялся за моменты, когда тот был рядом, плакал, когда они с Эи провожали его на очередной рейс. Райден заверила бывшего мужа, что сама все расскажет, а тот может со спокойной душой лететь. Так и не рассказала. Просто не знала как преподнести сыну плохую новость, не хотела видеть его слезы, не представляла, как его успокаивать и мирить с мыслью о том, что родители теперь в разводе. Она лишь сообщила, что Сасаюри отправился в очередную рабочую поездку, а когда Куникудзуши заметил, что папиных вещей на привычных местах больше нет, она сказала, что так надо. На этом разговор закончился. Так они и начали жить вдвоем. Куникудзуши взрослел, доводил до нервного срыва очередную няню, отваживал от матери потенциальных партнеров, а Эи хоть и пыталась растить сына в ежовых руковицах, иногда все же открывала глаза на тот факт, что у нее родился хрупкий и чувствительный мальчик. — По тебе не скажешь, что ты его таким видишь, — сделала вывод Яэ. — Думаешь? — переспросила Эи. Они уже третий час сидели в больничном коридоре, выпили по два стакана кофе из автомата. Было лучше, чем в той модной кофейне. — Ты с ним довольно сурова. Райден собирается что-то ответить, но из операционной выходит Руккхадевата. Эи сразу же переключается на подругу и налетает на нее с миллионом вопросом. Та уставшим голосом объясняет, что операция прошла хорошо. Сейчас мальчик в безопасности. Руккха обмолвилась, что вообще-то они не пускают членов семьи к пациентам так быстро, но ради Эи и Мико сделают исключение. Яэ показалось, или ее только что назвали членом семьи? Переспросить не удается, Руккхадевата быстро уходит, а Эи переводит взгляд на девушку. — Не думаю, что я слишком строга к нему, — Эи решает продолжить разговор перед тем как открыть дверь, — Да, он чувствительный мальчик, но еще и невероятно сильный. Этот ребенок обманул смерть на пятом дне жизни, он сам не знает, на что способен. Он может быть еще сильнее, умнее и лучше любого из своих сверстников, он родился особенным, а для таких планка выше. Закончив, Эи заходит в палату.