***
— У тебя классная мама, — говорит Кадзуха. — Она не моя мама, — отнекивается Скарамучча. — Мачеха? — подсказывает Альбедо. — Она и не моя мачеха, это же супруга родителя, а они с матерью так и не поженились. — Ну и кто она тебе? — наконец спрашивает Мона. Скарамучча оглядывает друзей и думает, что Мико это последний человек, о котором ему бы хотелось думать этой летней ночью на прокуренном балконе съемной хаты. Стеклянные двери слегка подрагивают от громкой музыки, а в неоне мелькают силуэты людей. Они вчетвером вышли на балкон, ведь Мона “разобралась как читать соединения”, чтобы это не означало, поэтому ей снова понадобилось взглянуть на натальные карты всех ее друзей. Почему она до сих пор их не выучила? В первый раз она спросила точное время его рождения в шестом классе, когда он поинтересовался, зачем, она ответила, что ей надо посмотреть в каком знаке и доме у него Венера, Луна, а еще не в деве ли его седьмой дом. Он вернулся из школы в панике и очень истерично делился за ужином своими опасениями, что Мегистус хочет взять на него кредит. Когда Эи объяснила, что по дате и времени рождения кредит не оформишь, он немного успокоился. Мико решила копать глубже и погуглить, что означают все эти планеты в домах. — Смотри, Луна это образ матери и идеал женщины в представлении мужчины, Венера отвечает за то, как человек выражает любовь, а седьмой дом за партнеров, которых он притягивает, — читала ему Мико с телефона. — Она же знает мою мать, зачем ей на Луну смотреть, — фыркнул Скарамучча, — Дура. — Ты вообще не понял, что все это значит? — одиннадцатилетние мальчики оказались еще менее доходчивыми, чем она думала, — Ты ей нравишься, идиот. Эи слушала этот разговор из соседней комнаты и просто радовалась, что в жизни ее сына есть и хорошие новости. На улаживание гражданского конфликта с Ватацуми ушло несколько лет, а пришло то, что по словам Царицы, в Снежной называют “похоронкой”. Оказывается, что сообщать о смерти друга легче, чем о смерти отца. На удивление, потерю Сасаюри он перенес несколько легче, хоть и находился на пороге переходного возраста. В итоге, роль пресловутого примера мужского поведения как факел переходила между Венти и Чжун Ли. Не то чтобы Скарамучче в принципе нужны были ролевые модели, но Эи думала, что лучше уж так. Хотя, это не особо его остановило от матового черного лака на ногтях и татуировок на торсе. Высказать Эи ему ничего за это не могла, потому что большую часть времени о татуировках не подозревала, а потом все ее претензии перебились фразой: “У дяди Венти на груди тоже есть” и “А Чжун Ли Сяо разрешил, еще и на руке”. С этим его прозвищем тоже странно получилось. Мико видела, как Эи метало от “Куникудзуши, тебе что, не нравится имя, которое мы тебе выбрали с отцом?” до “Ты что, вступил в ОПГ?!” Потом она догадалась посмотреть его страницы в соцсетях (конечно, закрытые от нее) и послушать, как он в своей комнате играет в онлайн-игры с Тартальей и поняла, что это просто ник. И решила на всякий случай запретить ему общаться с Тартальей, потому что столько матов она давно не слышала. С Тартальей он общаться, конечно, не перестал. Тот стал первым, с кем Скарамучча пробует огненную воду прямиком из Снежной и они потом еще долго обсуждают, какие Люмин с Моной странные и непонятные, и вообще хуй знает, как и о чем с ними общаться, но общаться очень хочется. А прошлым летом они казались абсолютно мерзкими и невыносимыми. Нет, Мегистус все еще была отвратительной и высокомерной, только при виде нее Скарамуччу отчего начало бросать в жар даже сильнее, чем от огненной воды. Только в отличие от национального снежнийского напитка Мона еще и пахла вкусно. В тот вечер от него пахло какой-то ядерной смесью, но Мико уговорила Эи не обращать внимания. Эи вообще на многое старалась закрывать глаза, пока он хотя бы хорошо учился в школе и занимала позицию, что это его жизнь и он может делать с ней все, что захочет. Поначалу его это расстраивало, ведь это было похоже на обычную пассивность и незаинтересованность. Зато потом пришло осознание, что не столь значимо, что сделали из тебя. Важно, что сделал с этим ты. Эту мысль он выдает и Моне, когда слышит, как она устала жить под одной крышей с Барбелот, какой ее бабушка неосознанный человек и как ее ранит чуть ли не каждое ее слово. Они сидели на чьей-то кухне одни в полутьме и сначала долго целовались, а потом девчонку прорвало на эмоции. Скарамучча тогда очень пожалел, что не может магическим образом перегнать кровь по телу снизу вверх, потому что надо было включать голову и эмпатию, чтобы срочно что-то сказать. Очень хотелось ее согреть, но он плохо представлял, как. Любого другого парня такое внезапное проявление чувств бы напугало, но его почему-то очень привлекла внешняя уверенность и внутренняя боль Моны. О чем-то ему это все напомнило и внутри заскреблось желание сцепиться с этим человеком не только языками, но и детскими травмами. С Барбелот ему еще пришлось иметь дело. Та была убеждена, что они с Кадзухой и Альбедо — малолетние алкоголики и наркоманы, которым не место рядом с ее внучкой. Эи такой расклад, конечно, не устраивал. Только она могла попрекать своего ребенка. Ну и Мико, но она эту карту разыгрывала лишь когда хотела посмеяться над его прической. Он с ней уже сколько ходит. Лет с трех? Так или иначе, когда Мико нашептала, что неплохо бы им поближе познакомиться с пассией сына, Эи сказала ему, что они могли бы пригласить Мону съездить с ними в отпуск на архипелаг Золотого яблока. Когда тебе пятнадцать, ты живешь с гиперопекающей бабулей и твой паренек предлагает тебе съездить отдохнуть за счет его родителей это, конечно, джекпот. Мона была счастлива, только вот Барбелот забраковала идею напрочь. На закономерный вопрос Эи о причинах, ей ответили, что она не поймет, потому что “у нее сын, а не дочь”. — Ну, во-первых, она не ее дочь, а внучка, — заметил тогда Скарамучча за ужином, как будто это кому-то делало погоду, а не было обиженной ремаркой от подростка. — Вот да, — для Эи это было очень ценное замечание, потому что она тоже была обижена и в упор не понимала, что имела ввиду Барбелот. — Дорогая, ну вот о чем могут волноваться родители девочек больше, чем родители мальчиков? — спросила Мико, подталкивая их обоих к важному разговору. — Оу, — протянула Эи, — Ну погоди, необязательно же. — А ты помнишь себя в пятнадцать? — спросила Мико. — А вы же еще не… — Еще не что? — все еще не понимал Скарамучча. — Ну это самое, — проговорила Эи, отводя взгляд. — Еще не спали? — в лоб спросила Мико. Скарамучча протягивает ошеломленное “а-а-а” и всем видом выражает сильную озадаченность. В голове сразу куча вопросов, начиная от того, почему они с Моной обязаны переспать, если та съездит в отпуск с его семьей, заканчивая возмущением от того, что Барбелот так резко против того, чтобы они переспали. Затем он ловит взгляд Эи и становится очень неловко. Все предыдущие разы она стратегически посылала Венти вести с ним подобные разговоры и это было даже по-своему весело. — Не спали, — уверенно выдал Скарамучча и ложью это не было. — Но хотите? — уточнила Эи. — Когда-нибудь, — уклончиво ответил парень. — В отпуске? — поинтересовалась Мико. — Я не знаю, — еще сильнее занервничал юноша. — А ты хочешь? — спросила Райден. — Да? — не очень уверенно сказал ее сын. — А она хочет? — указала Мико на самое важное. — Наверное? — Скарамучче хотелось верить в это. — А если она скажет тебе “нет”? — Мико аж бровь выгнула на этом вопросе, — Что ты будешь делать? — Ничего не буду делать. Тест на джентльмена он прошел, но проблему это особо не решило. В итоге Мико предложила просто поставить бронь на дополнительный номер, показать ее Барбелот, а в последний момент перед оплатой отменить. Весь отпуск Скарамучче приходилось экстренно прятать свои вещи со всех румтуров и фотографий, что Мона посылала домой. О том странном разговоре за столом Эи предпочитала не думать, зато увидела впервые, как ее сын общается со своей девушкой. Как смотрит на нее, как все время берет за руку или кладет ладонь на колено. Из подростковых разговоров она даже выучила слово, которое, по ее мнению описывало эти отношения — кринж. По крайней мере, Мико сказала, что оно подходит для выражения умиления или восхищения. Перед самой поездкой она заставила себя купить ему пачку презервативов. Даже две пачки, потому что лучше перебдеть, чем воспитывать внуков. Ладно, Мико ее заставила пойти в аптеку. Правда, первый поход был неудачным, потому что за годы их отношений они в принципе забыли, чем отличаются друг от друга разные виды мужских контрацептивов. Пришлось звонить Аято и идти в другую аптеку, а то в этой они уже достаточно опозорились. Оставалось только надеяться, что с использованием Скарамучча с Моной как-то сами разберутся. Судя по тому, с какими довольными лицами они возвращались домой, разобрались. С Барбелот Эи надеялась не видеться до самой свадьбы, а предпосылки к ней были. Ну, если считать их ссору, в которой Эи проорала: “Свою семью строй как хочешь!”, а он ответил: “Ну и построю!”, хлопнул дверью и ушел встречаться с Моной. Потом он, конечно, вернулся, но дело приняло серьезный оборот, когда он заявил, что собрался поступать в Академию Сумеру на факультет Вахумана. Эи оценила его решение как очень… амбициозное. Нет, она верила, что он справится. Просто не была уверена, что это желание не было продиктовано тем, что именно в этом университете Мона хочет изучать астрономию, а Альбедо химию. С последним вовсе случился скандал, когда юноша заявил Рейндиттор, что вообще-то хочет быть художником. Теперь Мико пришлось отбиваться от Рейн и оправдываться за то, что “забила своими рисовашками блестящий ум ее сына”. Вроде, они договорились, что Альбедо приносит матери диплом химика и дальше делает, что хочет. Зато Руккхадевата Скару всецело поддерживала и готова была написать племяннику хоть десять рекомендательных писем, если ему вдруг не хватит среднего балла и результатов экзаменов. Венти же который раз по кругу шутил: “Ну что, ребята, школа отстой?”, пока они с Сяо не сказали ему, что это кринж, а Эи искренне не поняла, чего он так расстроился. Сяо, кстати, вообще заявил, что собирает музыкальную группу из своих друзей и никуда поступать даже не собирается. Чжун Ли пришлось ловить в падении от сердечного приступа, зато теперь Венти было, кого всецело поддерживать и в чьи цели верить. Друга же ему пришлось убеждать в том, что не бывает хороших и плохих событий, просто жизнь бьет ключом, хоть и чаще всего по голове.***
Эи вечно подолгу собиралась и они втроем от этого везде опаздывали. Ощущение времени у этой женщины было абсолютно нарушено и даже на вопрос, когда они выедут в аэропорт, Эи ответила уклончивое: “Ну, как соберемся”. Теперь времени у них совсем впритык, а Мона с Альбедо уже прошли регистрацию. — Эи, ну он же не умирать собрался, — устало протягивает Мико, — И не в дальнее плавание. Это просто универ. Может, сам как-то доедет? Вставать в пять утра, чтобы окончательно освободить одну из спален в квартире, конечно, то еще удовольствие. Мико еще видела, что Эи прибегала к своему стандартному набору манипуляций, который они со Скарой за столько лет уже выучили лучше, чем свои пять пальцев. Сначала саботировала их выезд, переругалась со всеми, пока они просто стояли в прихожей и ждали, когда она найдет то ключи от машины, то свои водительские права. У Скарамуччи с двумя чемоданами почему-то получилось ничего не забыть. — Позвони, пожалуйста, когда устроишься, ладно? — просит Эи, глядя на сына, который ищет в телефоне свой посадочный талон. Слава богу, что зарегистрироваться на рейс удалось онлайн. — Руккха обещала, что за ним присмотрят, — напоминает Мико. Эи вздыхает и все еще не очень хочет верить, что ее сын всего через несколько часов окажется за тридевять земель. Без нее, впервые так далеко и надолго. — Ты же приедешь на Новый год? — строго спрашивает Эи. — Ну, — заминается Скара, — Там вообще-то мой день рождения рядом, а мы с Моной хотели… — Понятно, — обиженно говорит Эи. — Что тебе понятно? — спрашивает юноша. — Все с тобой понятно, и с Моной твоей, удачи вам, — начинает Райден. — Эи, — одергивает ее Мико, — Ну обними его хотя бы на прощание. Эи закатывает глаза, поди расстроенная, что очередная попытка хоть как-то отвлечься от расставания с единственным (уже не) ребенком провалилась. Она пару секунд смотрит на Скару, который, кажется, взорвется, если его сию же секунду не отпустят во взрослую жизнь, и вздыхает. — Иди сюда, — мягко говорит она. Во взгляде у юноши на мгновение читается что-то детское и теплое. Через секунду он краснеет у Эи в объятиях, но все же отвечает на них. — Я очень горжусь тобой, — шепчет Эи, целуя его в лоб, — Удачи тебе во всем. — Спасибо, — тихо произносит он. Скарамучча переводит взгляд на Мико и не понимает, что делать дальше. С матерью вроде попрощались, а что делать с этой? Сначала он дергается, чтобы обнять ее, но резко себя останавливает, потом хочет протянуть ей руку. Неясно зачем. Они, кажется, в принципе никогда не прощались и не здоровались, потому что тогда за одним из них бы точно осталось последнее слово. — Ой, вали уже в свою Академию, — не выдерживает неловкости Мико. Он открывает рот, чтобы что-то ответить, но его прерывает холодный голос, объявляющий по громкой связи, что скоро начнется посадка на рейс и все острые слова застревают в горле на полпути. Он скрывается где-то в дебрях аэропорта, думая, что теперь уж точно не приедет на зимние каникулы, чтобы Мико при встрече его больше не опозорила. У Эи глаза на мокром месте. Она вообще стала гораздо эмоциональнее в последнее время — плакала во время его выпускного и когда Скарамучче пришло письмо о зачислении. Мико всегда успокаивала одними и теми же словами, что здесь надо не плакать, а радоваться. Они стали свидетельницами пути взросления такой необыкновенной личности и, черт с ней с Эи, но Мико была счастлива, что ей наконец-то удалось его слить.