Белое Sembazuru
1 марта 2023 г. в 22:43
Через три дня после того, как я узнал, что мама в коме, и как врач мамы в больнице, Исао-сан, представительный мужчина, тридцати пяти лет на вид, уверил меня, что эндокринологи пристально мониторят уровень глюкозы в крови Кейко и что причин для беспокойства нет, мой телефон издал настойчивое пиликанье, оповещающее о входящем звонке. Благо, в тот момент я находился у себя в комнате в общаге, а не на парах. Я бросил скучающий взгляд на небольшой раздолбанный потёртый экран, готовый убедиться, что это Хоро-Хоро звонит, чтобы пригласить на очередную сомнительную вписку, но неожиданно понял, что мне звонит не Хоро-Хоро, а какой-то подозрительно короткий номер, явно принадлежащий стационарному телефону.
Отмечу, что, пусть мне и девятнадцать лет и я учусь на врача, на звонки с незнакомых номеров, да тем более стационарных, я предпочитал не отвечать. Но что-то меня настораживало, и потому я собрал волю в кулак, и ответил на звонок.
Как же неожиданно было услышать из трубки нежный, но властный голос какой-то девушки:
— Здравствуйте, могу я поговорить с Асакурой Йо? — холодно поинтересовался голос из телефона.
— Да, здравствуйте. Я Вас слушаю, — я уже начал испытывать какую-то необъяснимую тревогу.
— Йо, меня зовут Кёяма Анна. Я работаю медсестрой в отделении интенсивной терапии клиники Курекодомо, куда сегодня перевели Вашу маму, Кейко Асакуру, — после слов девушки я очень напрягся. Мои мысли пришли в невиданный беспорядок, я не очень понимал, что надо говорить и что вообще происходит. Так, будто кто-то выкачал из моей головы всё, что в ней было.
— Простите, Анна-сан, я не совсем понимаю, почему мою маму перевели в интенсивную терапию. Только вчера я говорил с её лечащим врачом, Исао-саном; он уверил меня, что эндокринологи наблюдают за её состоянием. Что могло так быстро измениться? — я чувствовал, как слабеют мои руки, отнимаясь, словно это моя беспомощность стремительно разливается по всему телу.
Девушка в ответ холодно отчеканила:
— Простите, Йо-сан, я сообщила то, что мне следовало сказать Вам. На остальные вопросы я, к сожалению, ответить не могу, — безразличие в голосе Анны сковывало кровь в моих кровеносных сосудах, по крайней мере именно так я объяснил себе озноб, столь внезапно охвативший меня.
— Понял, спасибо, Анна-сан. У меня будет к Вам просьба: сообщайте мне, пожалуйста, если состояние мамы изменится!
— Мне очень жаль, Йо-сан, — сказала она голосом, в котором не было ни капли сожаления, — но я не имею права: это врачебная тайна. — Не могу сказать, что её добавление как-то разочаровало меня или оказалось неожиданным. Нет, конечно, я, будучи недоврачом, знал о врачебной этике, которая строго охраняла врачебную тайну и запрещала отношения между работниками и пациентами.
«Какая ещё к чёрту врачебная тайна?! Я же её сын! На меня, как на близкого родственника, никакая врачебная тайна не распространялась! Это же абсурд! Ненавижу эти идиотские правила, придуманные идиотами для идиотов!» — моему негодованию не было предела так, что я даже удивился сам себе, ведь вообще-то вспыльчивость мне никогда не была свойственна. Я всегда был спокойным парнем, убеждённым оптимистом. Я всегда верил, что всё как-нибудь образуется… М-да уж, теперь я понимаю, почему меня все считали странным. Это даже в моей голове звучало чересчур радужно и даже в какой-то степени наивно-слащаво, будто мне пять лет, и я верю в сказочных единорогов, которые несут миру тепло, добро и радость.
Но хватит распускать сопли и жалеть себя! Нужно срочно вернуться в коллектив, к друзьям, и вытащиться с ними на какую-нибудь вписку, чтобы выбросить из головы эти хмурые мысли! Действительно! Что со мной? Куда делся тот непоседливый оптимист Йо? Я с радостью и облегчением швырнул телефон на кровать. Старенький маленький потёртый мобильник весело подскочил на пружинистой кровати пару раз.
Я выскочил из своей захламлённой комнаты, не забыв прихватить яркие весёлые оранжевые наушники и плеер, который очень любил и берёг как зеницу ока по простой причине: так как в детстве у меня не было друзей, и я бо́льшую часть дня одиноко шатался по окрестностям Изумо, где прошло моё детство. Этих самых друзей мне заменяла музыка, которую я, помню, слушал часами; а сейчас, учитывая моё никуда не годное разодранное в клочья настроение после сегодняшнего не самого приятного разговора с Анной, музыка была лекарством, по силе сравнимым только с друзьями. Но так как перед ними я должен появиться уже нормальным, решил включить какую-нибудь весёлую песенку, ненавязчивую. С этой мыслью я на ходу достал из кармана свой плеер и весело включил его, подключив к проигрывателю наушники, из которых сразу полились звуки акустической и бас-гитар, под которые какой-то весёлый голос пел простую песню «Jimmy Eat World-The Middle».
Я сейчас очень сожалел, что не знал английский язык.
Нет, ну что за несправедливость?! Большинство песен мира поются на английском!
Не то чтобы я хотел вникать в их смысл… Нет, я просто хотел подпевать, а не выть, вместо слов произнося какую-то бессмысленную кашу из звуков! Но в отсутствии лучшего решения я поступил именно так.
Эта песня сразу подняла мне настроение, хоть я и не назвал бы её своей любимой. Мгновенно повеселев, я довольно быстро дошёл до комнаты Рена и Хоро-Хоро, которые были соседями по комнате, в чём я, в какой-то мере, им завидовал.
Уже на подходе к их комнате, я услышал возмущённые вопли Хоро-Хоро:
— Эй, островолосый умник, полегче! Я же просто пошутил! Ты чего так бесишься-то?
— У меня аллергия на идиотов, заткнись! — рявкнул явно взбешённый Рен.
— Подожди… Кого это ты назвал идиотом? — спросил северянин, недоумённо уставившись на соседа.
— Ещё вопросы? — ухмыльнулся Рен.
— Эй-эй, Рен, Хоро, успокойтесь оба! — сказал я, заходя без стука и наблюдая, как Рен дубасит веником Хоро под аккомпанемент возмущённых криков северянина.
— О, наш мистер «Keep Calm» снова с нами? — насмешливо протянул брюнет.
— Да, Ренни, я тоже рад видеть, что ты, по всей видимости, в норме, — беззлобно ответил я, специально назвав его «Ренни», зная, что грозного парня бесит обращение, которым его называет старшая сестра, Джун-сан.
— Йо-о-о, — имитируя умирающего, слабым голосом, в котором, однако, теплилась надежда, позвал меня Хоро-Хоро.
— Йо, спаси меня от этого психа! — уже нормально, но несколько капризно пожаловался северянин.
— Спокойно! Помните, что я говорил? — каждый раз, когда я заходил в эту комнату, я бессознательно включал режим родителя, потому что среди этих двоих я оставался самым взрослым и адекватным, хоть мы и были все одногодками. Ребята же почти покорно примирялись со своими ролями маленьких детей, за которыми нужен глаз да глаз.
— М-м-м, что-то на английском? — безнадёжно спросил Хоро-Хоро.
— Угу, а что? — я не унимался.
— Да откуда нам знать?! Хватит уже умничать, Йо! Задолбал, честное слово! — наконец, взорвался Ренни.
— Ладно-ладно, — я примирительно поднял руки, сдаваясь.
— Make love, not war, — довольно протянул я, блаженно улыбаясь.
— А ты чего припёрся, соскучился, что ль? — с присущей ему грубостью осведомился северянин.
— Да, зай, ты ведь мне тогда не перезвонил, — я игриво подмигнул, посылая ошеломлённому Хоро-Хоро воздушный поцелуйчик, от чего тот покраснел до корней своих голубых волос.
— Юсуи, скажи мне, пожалуйста, одну вещь: «Ты идиот или да?» — подключился Рен, которого весьма забавляло наблюдать растерянность несчастного друга.
— Чё? Сам-то понял, что сморозил, умник? — растерянно, будто его только что огрели чем-то тяжёлым по голове, сказал Хоро.
— Понятно, значит всё-таки да, — с расслабленной улыбкой выдохнул Рен.
До Юсуи, действительно, не сразу дошёл смысл вопроса китайца.
Я просто молча созерцал эту весьма забавную перепалку, но всё ещё под впечатлением от утреннего телефонного разговора с Анной, не позволил себе улыбнуться. Моя необыкновенно сдержанная грусть не укрылась от друзей, потому как Ренни не замедлил обратить свой строгий взор на меня:
— А ты чего притих, Йо? Ты сегодня какой-то чересчур молчаливый… Всё в порядке? — китаец постарался привлечь внимание Хоро к моей сдержанности.
— Да отстань ты от него, наверное, молочный шоколад больше не поставляют в Японию, — сделал неуклюжую потугу пошутить Юсуи, махнув на меня рукой.
Никогда я не был никому настолько благодарен за безразличие, как сейчас — Хоро-Хоро.
Я, честно говоря, не хотел раскрывать ребятам причину моей грусти сегодня. Несерьёзный Хорокэу всегда понимал меня лучше строгого Рена. Получив то, за чем я пришёл, — хорошее настроение и отвлечение — я попрощался с ребятами и вышел из комнаты, направляясь на улицу, где сейчас, наверняка, было очень хорошо.
— Ладно, ребят, пойду я. Некогда мне с вами тут демагогию разводить, у меня дела ещё. Бывайте. Постарайтесь вести себя, как паиньки и не прикончить тут друг друга, люблю вас, — сделав ручкой ото лба, я, посмеиваясь, покинул их комнату.
Как только шатен оказался в сравнительно тихом пустынном коридоре, его телефон тревожно завибрировал в заднем кармане джинс-скинни цвета индиго, которые обыкновенно носил Йо Асакура. Юноша вынужден был остановиться посреди коридора, пытаясь выудить из узкого кармана свой телефон. Когда задача была наконец успешно выполнена, Йо с неудовольствием отметил, что ему опять разрывает телефон тот самый утренний красивый номер, но, в отличие от ситуации утром, теперь Асакура понимал, кто ему звонит. Страх окатил парня холодной сковывающей волной. Вряд ли что-то могло измениться в лучшую сторону за полдня… Отвечать на звонок совсем не было желания; Йо знал, что услышит от холодной безразличной Анны, знал и опасался этого. Но это же просто смешно! Он, уже взрослый парень, будет бегать от телефонного разговора!.. При мысли об этом Йо вдруг стало очень стыдно. Пришлось ответить:
— Здравствуйте, Йо? — как-то слишком весело спросила та же Анна, которую парень моментально узнал по стальному голосу.
— Да, я Вас слушаю, Анна, — сдавленно и хрипло ответил студент.
— Йо-сан, вообще-то, это должен Вам сказать Исао-сан, но так как он сейчас занят, говорю я:
«Ваша мама, Кейко, отправилась в другой мир».