Carpe Diem

      Едва услышав слова этой пресловутой Анны, я ощутил слишком стремительно и неизбежно подкатывающую к горлу истерику: всё тело мгновенно охватила дрожь, и я ясно понимал, что это точно не связано с приступом гипогликемии. Безумно захотелось срочно покурить, хоть я и бросал; но это не отменяло, а, напротив, только усиливало возникающее время от времени желание затянуться. Приобретение этой пагубной привычки по какой-то удивительной случайности совпало с приобретением друзей; о чём моя мама, разумеется, не знала. Да, я скрывал это от неё! Ну и что, что мне девятнадцать лет и я сам распоряжаюсь собой и своим здоровьем? Её бы такие доводы только рассмешили. Хоть Кейко и не ограничивала мою свободу, но быть ревностным стражем моего благополучия, моя добрая мама, кажется, чтила чем-то вроде своей священной обязанности. Я смогу её понять лет через десять, думаю, когда у меня появятся свои дети, наверное…       Думать об этом сейчас было как-то дико, поэтому я решил переключить поток мыслей и принял решение всё-таки выйти на улицу, чтобы покурить и успокоиться. Я уже привык к сравнительно лёгкому и недорогому Marlbolo Gold, цена на который варьировалась от 210 до 460 йен. В общем-то поэтому мы, студенты, и курили именно эти сигареты. Меня вполне устраивала их горьковатая лёгкость, которая мне даже казалась приятной. Выйдя на улицу, я сразу направился к месту, разрешающему курение: оно обозначалось специальной табличкой, на которой красовался знак — дымящаяся сигарета в зелёном круге с кандзи «Место для курения». Я мог бы с закрытыми глазами найти это место — настолько уже привык в каждый перерыв выходить покурить, когда один, когда с ребятами. Но всё же чаще один: я не любил курить с кем-то — да, такой я странный парень… Я затягивался жадно, неспособный унять в себе этот дикий голод по сигаретам, одной такой затяжкой выкурив сигарету до самого фильтра.       Но главное, что должно занимать мои мысли, — это план дальнейших действий. Так как я был единственным сыном Кейко, ответственность за организацию похорон ложилась на мои плечи. Первым делом я должен оповестить всю семью, что я сделал своей первой задачей. Мне предстояло вернуться в Изумо, где жили остальные родственники; но для этого следует объясниться с моим деканом, господином Акайо Ямомото.       Несмотря на старания Рена-куна, с учёбой у меня не всё шло гладко из-за собственной лени, но тем не менее я был уверен, что Акайо-сенсей сочтёт организацию похорон мамы достаточно уважительной причиной, чтобы дать мне справку, объясняющую моё отсутствие.       Не намереваясь откладывать это в долгий ящик, я потушил бычок и бодро направился ко входу в здание своего института, которое, к слову, располагалось в нескольких минутах пешего шага от общежития, что нередко спасало меня, когда я просыпал пары.       Здание моего университета представляло собой самое обыкновенное несколько унылое коричневое сооружение, такое же блеклое и бесцветное, как и большинство других. Такая тоска очень расстраивала Хоро-Хоро, который был едва ли не ярчайшей личностью среди нас. Рен сравнивал северянина с ураганом, и это невероятно точное сравнение весьма льстило Хорокэу. Впрочем, о желании этого северного парня выделяться из толпы несложно догадаться по его синим волосам, за которые его едва не выгнали из института.       К слову, спасла этого недотёпу его сестра, Пирика, которая специально приехала с Хоккайдо, чтобы слёзно молить ректора не отчислять её непутёвого братца. Хоро-Хоро ходил тогда мрачнее тучи: приезд сестры явно его не порадовал.       Вспоминая эти весёлые моменты, я и сам приободрился и прибавил шаг, сворачивая на аллею сакуры к главному корпусу, единственному, на котором красовался, развеваясь на лёгком ветру, японский флаг.       Территория моего вуза отличалась обширностью, и топать до административного корпуса пришлось не меньше пяти минут точно. За это время я мог выкурить одну сигарету, что доказано мною опытным путём. Поднявшись по ступенькам ко входу в с виду более новый, по сравнению с другими, корпус, я поздоровался с охранником, спросив:       —Акайо-сенсей на месте? — несмотря на то, что было всего четыре часа дня, я решил, что лучше удостовериться в присутствии декана. Получив короткий кивок охранника в качестве ответа, я поблагодарил его и быстрым шагом двинул к хорошо знакомому кабинету сенсея.       Не то чтобы я был частым гостем у декана; просто, когда Хоро-Хоро прогуливал, мы с Ренни, как верные товарищи этого засранца, объяснялись с деканом, описывая его (северянина) мучения в якобы болезни, которая чаще всего называлась «похмелье». Постучавшись в крепкую дубовую дверь, я услышал строгий голос декана:       — Да?       — Ямомото-сенсей, это Асакура Йо, можете принять? — декан относился ко мне ласково и даже благоволил мне по причинам, мне неведомым, но я подозревал, что у меня красивые глаза, и сенсей это оценил.       —Конечно, Йо-кун, заходи! — весело и радушно пригласил меня голос из-за двери.       — Благодарю, — приняв приглашение, я открыл тяжёлую тёмную дверь и зашёл в кабинет.       Поздоровавшись с сенсеем, я поклонился, приветствуя его.       Акайо-сенсей был красивым мужчиной лет сорока пяти с чёрными волосами и того же цвета большими красивыми глазами, которые излучали доброту и отеческую любовь.       — Чем могу помочь, Йо-кун? Проблемы с анатомией? — декан знал, что для большинства студентов анатомия является проблемным предметом, а иностранец профессор Фауст нещадно треплет своих учеников.       — Нет, в этот раз я по другому, личному делу…       — У меня умерла мама, и так, как я единственный её сын, я должен отправиться в Изумо, чтобы оповестить всю семью, — я внимательно наблюдал за реакцией декана. Акайо-сенсей вдруг изменился в лице, и оно приняло выражение искреннего сочувствия так, что я даже на какое-то мгновение подумал, что он подойдёт и обнимет меня, выражая поддержку, но, к моему счастью, этого не случилось.       Вместо сцены, которую нарисовало моё воображение за меня, Акайо-сенсей только мягко сказал:       — Ох, мой мальчик, крепись, Кейко-сан сейчас в лучшем мире.       — Я, конечно, дам тебе справку на такое количество времени, которое нужно, чтобы ты решил семейные дела, — проговорив это, декан, чуть не подпрыгнув в своём кресле, добавил. — Нет, ты прав, о чём это я? Нескольких дней для такого ответственного дела будет невозможно мало! Дам тебе академический отпуск на месяц!       Я не сразу понял, о чём он говорит, и, ещё несколько секунд молча улыбаясь, стоял в его кабинете вместо того, чтобы поблагодарить поклоном и ретироваться из кабинета.