Дыши мной, Гарри

      Время давно перевалило за одиннадцать, но сон не привлекал своей перспективой, как и любое другое привычное действие. Всё резко изменилось, когда Гарри впервые услышал диагноз. Теперь казалось даже глупо гнаться за оценками, проводить время в библиотеке, ломая спину… или вот спать. Это отнимало драгоценные минуты жизни, но, с другой стороны — ничего другого он и не знал.       Ветер затих, переставая трепать взъерошенные волосы и холодить кожу под тонким слоем бордовой пижамы. Облака растворились в серебристом свете луны, являя безграничное и чистое полотно тёмного неба с россыпью мерцающих звёзд.       Тишина ночи казалась завлекающей и волнующей, поэтому Гарри не чувствовал зябкости. Он смотрел на звёзды и старался ни о чём не думать. Лишь наслаждаться свежим воздухом, пропитанным магией и чем-то ещё более масштабным, местами опасным, но интересным и необъятным, что существовало в их волшебном мире, и чего он уже никогда не познает.       Размышления о прошлом, настоящем и будущем выматывали, и лучшим вариантом оставалось осторожно облокотиться на перила и замереть, имея возможность просто дышать. В таком положении его и нашёл Северус, хорошо знающий, куда приходят пострадать инфантильные подростки.       Хотя Поттера нельзя назвать инфантильным. Он казался серьёзнее и внутренне взрослее многих сокурсников, но для Северуса он по-прежнему оставался дерзким юношей, порой не знавшим меры и постоянно влипавшим в разного рода приключения.       — Мистер Поттер, вам не кажется, что время отбоя давно наступило? Может, помочь наколдовать вам Темпус? — Бархатистая речь Северуса показалась Гарри лояльнее и мягче, чем обычно.       — Добрый вечер, профессор. Простите, я…       Гарри смотрел на приближающегося Северуса и чувствовал, как нагреваются от волнения ладони, отпечатываясь влажными следами на коленях. Он тщетно пытался подобрать слова, но, кроме как открывать и закрывать рот, у него больше ничего не получалось.       В какой-то момент он сдался и неуклюже выкарабкался из насиженного места, с наслаждением отмечая, как легко становилось в груди, когда рядом находился Северус.       — Спокойной ночи, профессор.       Они поменялись местами. Призрачный шлейф лабазника застыл в неподвижном воздухе, обволакивая Гарри и заставляя невесомо улыбаться. Разве можно уйти, когда Северус так близко?       Гарри сделал несколько неуверенных шагов к выходу, но не выдержал и обернулся. Брови Северуса выжидающе приподнялись, и Гарри впервые понял, что ему хотелось бы хотя бы раз почувствовать его недосягаемое тепло. Через жест, взгляд, невозможное прикосновение.       — Профессор, вы любили когда-нибудь?       Вопрос сам сорвался с его губ.       Гарри оттягивал момент, когда придётся уйти. Ему казалось, что с одиночеством он давно смирился, — с того момента, как понял, что влюбился в Северуса. Но именно сейчас, когда они стояли близко друг к другу, ему стало больно осознавать, что он один в своей любви.       Северус молча анализировал Гарри, перебирая возможные варианты ответа. Отчасти он хотел кое-что проверить. Отчасти он боялся повторного приступа. С Поттера станется!       — Мне известно такое чувство, как любовь, мистер Поттер, — уклончиво пояснил Северус, продолжая пристально разглядывать Гарри. Он знал это чувство слишком хорошо, даже глубже, чем мог кому-либо пожелать.       Угольная радужка слилась с чёрным зрачком, и теперь Гарри утопал в глубине, что таилась внутри. Падал в бездонную кроличью нору, физически ощущая лёгкое головокружение.       В свете луны Северус заметил новые отпечатки болезни на похудевшем лице. Куда-то давно испарилась детская мягкость и округлость, когда щёки привлекательно пухловаты, оставив острые скулы и большие хвойные глаза. Северус намеренно избегал взглядом губ Гарри, не желая признавать, что они могли уже попробовать кого-то на вкус. Хотя… ему точно нет до этого дела, в отличие от действительно важного факта: грудная клетка Гарри сейчас впервые за сутки свободно вздымалась, пропуская кислород без единого свиста или хрипотцы. Кажется, отринутая в первый раз теория оказалась более чем верна. Объектом убийственной любви являлся никто иной, как он — Северус Снейп. Дожили! Хоть один год в школе может пройти спокойно, без угрозы уничтожения его нервной системы? Очевидно, нет.       — А сейчас? Сейчас вы любите кого-то, профессор?       Гарри, немного подумав, развернулся к нему всем корпусом, но не осмелился подойти ближе. Замер тем же потерявшимся во времени кроликом, пытливо глядя исподлобья и несильно покусывая нижнюю губу.       У Северуса похолодели внутренности, и стальное кольцо колебания сковало диафрагму. Это провокационный вопрос, который либо склонит чашу весов в сторону быстрой смерти одного, либо в сторону того, куда Северус не имел никакого права вторгаться.       — Какое вам дело до моей личной жизни, мистер Поттер? — начал защищаться Северус, едва ли не срываясь на обычное агрессивное поведение. — Мне кажется, в вашем положении стоит заниматься своими личными вопросами.       — Простите, сэр, — виновато опустил глаза Гарри и развернулся, чтобы скорее уйти.       Конечно, на что он, собственно, рассчитывал, когда нагло задавал нетактичные вопросы? Что хотел услышать? Признание? Приглашение? Может, понимание? Да об объекте его чувств вряд ли догадывалась хотя бы одна живая душа, не говоря уже о такой непробиваемой ледышке, как Северус.       Уже на ступеньках, когда горло стиснуло колючей проволокой отчаяния, а во рту появился горький привкус белых цветов, до него долетели тихие слова: «Мои чувства под запретом, и я не имею права их проявлять, мистер Поттер».       Гарри замер, не в силах пошевелиться. Его мозг лихорадочно соображал, чувствуя в этом откровении настоящий шанс. В конце концов терять ему нечего, и если он узнает хоть что-то, если его хотя бы выслушают — жизнь будет прожита не зря.       Ноги сами вынесли его обратно на площадь башни, он остановился в нескольких футах от Северуса.       — Вы что-то хотели мне сказать? — Тот не выглядел удивлённым, скорее слегка скучающим, и это толкало Гарри ступить на скользкий мост колотящегося внутри признания.       — Да, профессор, я ва… — Он внезапно охрип, а тело прошила волна холодного, разом остужающего боевой запал пота.       Магия внутри всколыхнулась ярким голубым светом, двигаясь от ядра к сердцу, не давая Гарри тут же отключиться. Он в ужасе схватился за горло, пытаясь в панике протолкнуть сквозь забившиеся лёгкие не вовремя ожившие цветы.       — Тише, Гарри, успокойся. — Тёплая ладонь Северуса оказалась у него между лопаток, тогда как собственный подбородок удобно лёг на подставленное плечо. Мягкий голос прорывался сквозь ватную завесу едва не накрывшей Гарри истерики: — Дыши.       И Гарри закашлялся, выхаркивая скопившиеся цветы, выталкивая из себя всю горечь вместе со слезами, что непроизвольно полились из глаз. Лепестки устилали каменный пол белым ковром, и ветер не гнал их к краю, позволяя им быть немым доказательством, что Гарри не смог признаться в чувствах. И вряд ли попробует ещё раз.       Рука Северуса медленно и ласково гладила по спине, а вторая крепко прижимала к тёплому телу, пытаясь защитить от боли, что переживал Гарри в этот момент, и отогреть его.       Северус с горечью признался себе, что ему далеко не всё равно на чувства Гарри, но имелось кое-что в его жизни, что не давало собственному, пока слабому зерну чувств раскрыться. Прорасти в нечто большее, чем лёгкая симпатия, из-за чего болезнь Гарри прогрессировала, испытывая нервы Северуса на прочность.       — Я не доживу до совершеннолетия, профессор, — попытался отдышаться Гарри, убирая прилипшие к зубам и нёбу лепестки после долгих минут зудящего кашля. — Простите.       — Не говорите глупостей, Поттер. До лета осталось не так много времени. Не сдавайтесь болезни так легко.       Северус продолжал обнимать подрагивающее тело, с ужасом вспоминая последние минуты здесь, когда он слышал это страшное дыхание. Дважды за день ему пришлось испытать леденящее жилы дежавю.       Впервые Северуса загнали в угол. Раньше он списывал тягу к Гарри на погибшую любовь к его матери Лили, но с прошлого года его чувства приняли другой оборот — порочащий его имя и запретный для их невозможных отношений. Он надеялся, что в следующем году Гарри попрощается с ним и забудет его как страшный сон, ведь Северус старался быть для него именно таким. Ужасом подземелья. А что в итоге? Он столкнул Гарри в бездну мучений, боясь даже заикнуться, что они имели хоть какое-то право на взаимность.       — Вы выдохнете спокойно, профессор.       Гарри наконец смог успокоиться и теперь просто впитывал нужное ему тепло, что впервые дарили ему объятия, о которых он и не мечтал. Внезапное понимание, что третьего приступа он не переживёт, рухнуло на его плечи мрачным приговором, делая этот момент по-настоящему хрупким и бесценным. Почти хрустальным. Как в сопливых мелодрамах, что крутят по маггловским телевизорам.       — Могу я поинтересоваться, почему вы так думаете, мистер Поттер?       Северус замер, пытаясь понять, к чему клонит Гарри, но в голове набатом шумела кровь и скакала мысль, как же абсурдно сейчас обращаться к Гарри официально. И как приятно и правильно держать его в руках.       — Вы ненавидели меня с самого начала. Не знаю, почему. Но мне кажется, если бы я не появился или исчез, вам было бы проще, — пожал плечами Гарри, пристальнее рассматривая яркие точки на небе, лишь бы глаза вновь не защипало от огорчающих слёз. — Теперь это не имеет значения, мы с вами оба это понимаем. Спасибо за помощь, профессор. Уже поздно, мне надо идти.       Гарри нехотя выполз из греющих душу объятий, поправляя съехавшие очки, и, не глядя на Северуса, двинулся к выходу. На этот раз никто ничего не сказал ему вслед, и он спокойно спустился в тишине с новой болью в сердце от невысказанных, продолжающих переполнять его нутро чувств.