Дыши мной, Гарри

      Дом на Площади Гриммо встретил Гарри мебельной затхлостью и вездесущей пылью. Серые пушистые комки лежали по углам в огромном количестве, а поверхности потеряли истинный цвет за матовой прослойкой, отчего комнаты казались спящими под единым голубоватым покрывалом. Без хозяина дом пришёл в настоящий упадок.       Гарри поставил чемодан с вещами около двери и прижал позаимствованную из гриффиндорской спальни подушку к лицу. Невозможно сильный аромат лабазника окунал в пространство личной тишины и спокойствия. В такие моменты время словно замирало, и на душе сразу становилось теплее.       И всё же в груди скреблось нарастающее чувство тоски. Здесь они с Северусом оказались далеко друг от друга, но надежда на маленькое невозможное чудо продолжала сиять свечным огарком, с трудом отгоняя тёмные мысли и обоснованные переживания.       Он знал, что разлука не пойдёт ему на пользу, но, как он и сказал, чувства либо есть, и Северус успеет предотвратить катастрофу, либо нет, и тогда Гарри в последний раз увидит тенистые глаза и почувствует притягательный запах лабазника вживую.       В минувшие дни его посещало слишком много не тех мыслей. Он всё чаще задумывался, как прожил жизнь, чему её посвятил, что хотел бы успеть, а чего уже точно не успеет. Думал о планах. Разрешил себе окунуться в несбыточные мечты, где они с Северусом жили бы вместе. О приятной рутине, когда он возвращался бы домой после работы в Аврорате, а его ждали заботливо растопленный камин, горячий чай и любимый Северус. Семейная идиллия, уют, домашняя лаборатория и библиотека. Он бы отдал любимому человеку всё, если бы это «всё» было тому хоть на толику нужно.       Вздохнув, Гарри призвал домового эльфа. Стоило прибрать кухню и комнату для него, а также помыть ванную и согреть дом. Дел много, а Гарри не привык сидеть сложа руки. Тем более ему хотелось чем-то себя занять, чтобы не думать о том, что произойдёт. Или не произойдёт…       — Старый Кикимер рад служить молодому Лорду Поттеру-Блэку.       Морщинистый эльф с опущенными большими ушами учтиво поклонился, признавая в Гарри нового хозяина.       Сегодня утром Гарри, по наводке Дамблдора, отправился в банк Гринготтс, чтобы узнать, сможет ли он вступить в наследство до официального восемнадцатилетия, и заодно подписать кое-какие срочные бумаги.       Когда поверенный родов Поттеров и Блэков отдал ему два перстня: первый, покрытый чёрной финифтью с маленькой виверной, держащей когтями голубой лазурит; и второй, сделанный из золота с рельефным львом и небольшим рубином, — магия с них плотным потоком окутала Гарри, признавая его магически совершеннолетним, да ещё и главой обоих родов. Тёплое лазурное и бордовое свечение ненадолго задержалось на его груди, прежде чем раствориться под мантией, оставляя в лёгких шевелящиеся ростки лабазника.       Никакого исцеления, на которое надеялся Дамблдор, не произошло, и Гарри, даже не рассчитывающий на это, спокойно попросил всё необходимое для завещания, за которым, собственно, пришёл.       На мраморном столе появился зачарованный пергамент, две гербовые печати и длинное с позолоченным наконечником перо.       — Могу я поинтересоваться, кто стал объектом столь разрушительной любви? — Тактично указал кивком на грудь Гарри поверенный Барретт, и Гарри устало выдохнул.       — Мастер зелий — профессор Северус Снейп. — Гарри отчего-то порозовел и кисло улыбнулся. — Ему я и хочу оставить всё, что причитается мне.       — Смею предположить, Лорд Поттер-Блэк, что завещание вам не пригодится.       Гоблин соединил маленькие руки с загнутыми когтями перед собой и пристально посмотрел в округлившиеся глаза Гарри.       — Что вы имеете в виду, мистер Барретт?       Рука с пером дрогнула, отчего пришлось временно отложить письменную принадлежность, дабы не позориться своим волнением.       — Незадолго до вашего рождения мистер Снейп проходил у нас древний обряд с целью изъятия безответной любви. Его болезнь была на последней стадии, когда её перенесли со всеми чувствами в специальный сосуд. Насколько мне известно, недавно мистер Снейп забрал его из хранилища.       В помещении повисла душная тишина. Гарри поражённо замер и усиленно пытался переварить новость. Кровь глухо стучала в висках, во рту появилась странная сухость, тело бросило в жар.       «Мои чувства под запретом, мистер Поттер».       — Что будет, если он откроет сосуд? — хрипло поинтересовался Гарри, мельком кидая взгляд на спокойного гоблина.       Конечно, он прекрасно понимал, что именно произойдёт, но хотел убедиться в неприятной догадке.       — Его чувства распечатаются, болезнь вернётся. Однако если в этот момент в нём присутствует в зачатке семя новой симпатии, то болезнь может отступить. Или расцвести для нового объекта любви, если она вновь окажется безответной. Дважды такой ритуал не проводят, поэтому риски нужно взвешивать заранее.       Гарри поплохело от мысли, что Северус может при нём и из-за него задохнуться. И только запах лабазника на воротнике мантии не позволил ему тут же затушить крошечный огонёк надежды. Он дал себе слово: не допустить открытия сосуда и не позволить Северусу загубить себя ради него.       Он приготовил заверенное завещание и письменное обращение к Северусу, и теперь бумаги одиноко лежали на кухонном столе. Сова с коротким письмом, что встреча с Северусом отменяется, сидела на подоконнике в ожидании решения. Гарри колебался.       Он изначально не собирался говорить Северусу, где скроется, но даже мысль, что они больше не увидятся, заставляла его кашлять всё сильнее, поэтому в кабинете ему пришлось сказать правду. В надежде на что? Увидеть в последний раз того, кого так сильно любил? Да. Попрощаться? Нет, он не… не хотел прощаться. Не так. Но прогнозы и чутьё готовили его именно к этому.       Стоя на кухне со сладкой от остатков сахара ложкой во рту, Гарри утопал в противоречиях. Ему хотелось в последний раз увидеть колючую бездну глаз Северуса, чтобы обрести в их прохладе долгожданный покой. Но, зная, чем может обернуться для Северуса их последняя встреча, Гарри не имел права на риск. Возможно, конечно, тот сосуд изъят из хранилища не для него, но сердце упорно подсказывало — для него. Именно для него. И от этого под языком становилось горько, и даже сахарная сладость не могла перекрыть осадок от мыслей. Гарри сгорал, стоя на перепутье и не понимая, как сделать непростой, разрушительный с обоих концов выбор.       Сладкий чай с персональной заживляющей настойкой давно заварился, но Гарри этого не замечал, будучи погружённым в себя. Как и не заметил, как через камин прибыл гость, неспешно шедший сквозь пыльную гостиную прямиком на кухню.       Даже когда в дверях появилась высокая фигура в чёрной мантии, Гарри продолжал невидяще смотреть куда-то перед собой, машинально посасывая ложку.       — Мистер Поттер.       Раздался стук костяшками пальцев по дверному косяку, привлекая внимание. Гарри вздрогнул и от неожиданности выронил столовый прибор, что тут же звучно упал на кухонную плитку.       — Мерлин, профессор! — Он с трудом перевёл дыхание, растирая ладонью лицо. Волосы на голове и без дополнительных махинаций стояли торчком, словно Гарри только что слез с метлы. — Простите, я, кажется, крепко задумался.       Северус прищурился, разглядывая Гарри. Ему показалось что-то новое в нём, необычное, и оно цепляло своим… блеском? Яркое золотое свечение и лазурный блик на столешнице в том месте, куда сейчас облокотился Гарри, приковали взор, и сердце Северуса пропустило удар.       — Вы приняли магическое наследие, мистер Поттер? — Гарри удивлённо замер и, вспомнив об этом, коротко кивнул. — Значит ли это?..       — Магия признала меня совершеннолетним, но… — Гарри глубоко вдохнул, набирая в лёгкие помимо кислорода ещё и решительности. — Но не исцелила. — Он неспешно отпил перезаваренный чай, морщась вяжущему вкусу. Даже сахар не смог сгладить природную маслянистость и гадостность трав, что входили в состав. — Это уже неважно. Я рад, что вы… что ты пришёл, ведь мне нужно кое-что тебе передать.       Чашка в руках Гарри только чудом не задрожала. Судьба решила всё за него, и многого уже нельзя будет избежать, однако слово, данное себе, крепко держалось в шатком сознании.       — Что же это?       Опасения Северуса являлись обоснованными. Этот «совершеннолетний» невозможный ребёнок мог выкинуть что угодно, и когда ему кивком указали на бумаги на столе, внутри стало до противного пусто.       Пергамент с гоблинской и родовыми печатями едва не выбил почву из-под ног. Завещание, в котором Гарри Поттер — Лорд Поттер-Блэк — передавал в его руки своё наследие: поместья, редкие книги, лаборатории с забитыми ценными ингредиентами стеллажами, а также содержимое хранилищ в банке. Внизу стояла подпись, что распоряжаться Северус может этим как захочет — вплоть до продажи имущества.       Только благодаря железной выдержке Северус не швырнул пергамент в лицо самонадеянному Гарри, который решил, что так просто уйдёт из этой жизни.       Нарочито спокойно отложив бумагу, Северус потянулся к запечатанному конверту.       — Его откроешь после… после… — Гарри запрокинул голову, не в силах больше ничего сказать. Сколько бы он ни готовился, ни репетировал, на деле всё обстояло гораздо сложнее.       — Этого не произойдёт, Гарри. — Северус решительно развернулся к нему.       Пространство вокруг как-то странно сжалось и потемнело, полыхнув неизвестным магическим разрядом. Чёрные глаза засветились, когда рука Северуса исчезла в кармане мантии.       — Глупо отрицать факты, профессор, — на автомате пролепетал Гарри.       Он с замиранием сердца проследил за движением руки, и его зрачки резко расширились: на свет появилась вытянутая колбочка с запечатанной в ней белоснежной лилией. Маленький цветок рос из обтекаемого голубым светом парящего шара, роняя исчезающие лепестки и возрождая их вновь.       Нетрудно догадаться, что это.       Внутри Гарри что-то оборвалось. Он не слышал, как чашка выпала из рук и разбилась о кафель, не чувствовал резкого движения тела, когда в три шага преодолел расстояние между ним и Северусом, сбивая того с ног и пытаясь вырвать злосчастную колбу.       Они катались по полу несколько минут, издавая едва ли не животные звуки. Грозные запыхавшиеся требования и угрозы Гарри шли мимо, и больше он ничего не слышал или видел, пока не оказался уложен на лопатки с прижатыми, благодаря коленям Северуса, руками к полу. Северус уселся на нём, одёргивая задравшийся рукав рубашки. Заинтересованный взгляд мягко скользил по лицу Гарри, искря чем-то непознанным — таким, чего Гарри ни разу в нём не видел.       — Что вы себе позволяете, мистер Поттер?       От тягучего бархатистого тона по телу Гарри прошла лёгкая дрожь. Левая бровь Северуса уползла вверх, а чудом уцелевшая в спарринге палочка воткнулась Гарри в чувствительную точку под подбородком.       — Скажите, то, на чём я сижу, не является…       Поттер чуть не поперхнулся воздухом, покрываясь пунцовыми пятнами стыда.       — И что же вас так завело, Гарри? — Палочка Снейпа несильно проехалась по шее, огибая нетерпеливо скакнувшее яблочко кадыка, и под Северусом тоже что-то ощутимо дрогнуло, сильнее упираясь в бёдра налившейся юношеской твёрдостью. — Очень интересно. Позвольте узнать, мистер Поттер, с каких это пор вам нравится, когда вас, скажем, усмиряют таким тривиальным способом?       Гарри едва не застонал, вовремя прикусывая губу и не желая терять приятный контакт с Северусом.       — Вам стоит лично озаботиться этим вопросом, не так ли, профессор? — сверкнул глазами Гарри.       Впервые он чувствовал себя настолько возбуждённым и одновременно напряжённым, ведь колба… она валялась где-то рядом, и её стоило срочно достать.       — Обязательно озабочусь и не только этим, — горячо пообещал Северус, наклоняясь к нему. Его дыхание коснулось подбородка Гарри, и тот едва не прогнулся под желанным телом, ощущая дразнящее притяжение. — Но только после вашего официального совершеннолетия, Поттер.       Слова ударили хлёсткой пощёчиной, а приятный вес тела Северуса сменился холодной пустотой.       — У вас есть стимул дожить до дня рождения.       Северус присел рядом на корточки, поднимая укатившуюся колбу и рассматривая привставшего на локтях и мечущего глазами злые молнии Гарри.       — Магия посчитала меня совершеннолетним! — отчаянно просипел он, сглатывая неприятный ком обиды и предпринимая новую попытку отобрать необходимый ему предмет.       На этот раз заклинание Ступефай лишило его возможности хоть как-то двигаться, и он замер, продолжая зло пыхтеть, сидя на коленях и чувствуя кипящую дрожь от переполняющего его гнева.       — Вы ещё абсолютно неприспособленный ко взрослой жизни ребёнок, — констатировал Снейп. — Но у нас будет время узнать друг друга лучше, если вы не будете пытаться вырвать то, что вам не принадлежит.       Гарри как-то неестественно затих. Все эмоции — злость, обида, желание, нужда — разом схлынули с красного от прошлого смущения и гнева лица. На их место пришла бледная с глубокими синяками под глазами и синеющими губами слепая отвергнутость.       По бокам рта показались тёмные капли. Первая стремительно скатилась на пол, рассыпаясь роковым снопом красных искр.       Гарри не шевелился: не мог пошевелиться, с ужасом глядя на застывшее лицо Северуса и не имея возможности сделать вдох. Воздух больше не проходил сквозь забившуюся носоглотку, где один за другим сейчас распускались белые цветы, пронзающие лёгкие и уверенно двигающиеся корнями к сердцу.       — Нет! — Северус резко прижал к себе обездвиженное тело, распуская чары и слыша рядом с ухом надсадное хрипение. — Нет, Гарри, дыши, прошу тебя…       У него не осталось лишней секунды, чтобы колебаться. Он всё решил, когда пересёк черту камина, понимая, на что идёт, и принимая последствия такого выбора. И сейчас, открывая колбу и вдыхая свою смертельную любовь, Северус знал: либо они оба выживут, либо умрут в объятиях друг друга, задохнувшись чёртовыми лепестками.       Крохотный шарик с белоснежной лилией исчез в грудной клетке, возвращаясь на своё место. Нежные стенки тут же пронзили свежие стебли и листья, резкий свист вырвался из лёгких, и на пол упали первые лепестки лилии. Скорбь по погибшей любви наполнила каждую клеточку тела, а вслед за ней сердце оплелось цепкими корнями разросшегося растения.       По подбородку потекла кричащая алым кровь, и Северус обнял голову Гарри ладонями, глядя в наполненные слезами, ярко-зелёные, как у давно и навсегда потерянной Лили, глаза.       Им не хватило слов, чтобы сказать друг другу что-то важное. Им не хватило времени, чтобы посмотреть друг на друга иначе. Но хватило сил, чтобы показать свою боль, когда багровые и блестящие губы Северуса накрыли точно такие же губы Гарри. И перед ними воцарилась кромешная, всепоглощающая, сжигающая страдания тьма.