***
Дух-покровитель вернулся тихим грохотом ложек и вилок под утро, когда Уля, накрывшись тонким одеялом, уже сладко сопела на обшарпанном диване, а Женя после горячего душа дремал на полу, прижавшись щекой к подлокотнику. Чернота пустых снов была пронизана сталью тревоги. Мерзкое чувство прошивало толстой иглой с продетой металлической нитью мышцы под кожей. — Шаманы в пантеоне узнали все символы, — зазвенел вновь посудой дух-покровитель. Женя открыл глаза и, подавившись слюной, из сидячего положения свалился на деревянные половицы. — Но не углядели в них никакой логики. Бессвязный набор меток и сигилов. Старейшины попытались отследить след скверны. Обычно черная магия тянется за ее сотворившим кислым шлейфом, но эти маги, судя по всему, хорошо осознавали, что за ними могут выйти на охоту, и виртуозно замели следы. Женя хранил молчания, поднимаясь с насиженного места, и сладко потянулся, подавив зевок. Стрелка на настенных часах подсказала, что дух-покровитель поднял его почти в пять утра. Непослушные кудри все еще были чуть влажные, когда Женя провел по ним пальцами израненной ладони. Уля неразборчиво лепетала во сне, зарывшись головой под одеяло. Жене не понадобилось проверять, проснулась девчонка или нет — все итак было понятно. Женя прошлепал босыми ногами на кухню, чтобы не будить Улю разговорами и разбить пару яиц на завтрак. — Что это за девочка? — Выжившая из детского дома, — ответил тихо Женя, открывая холодильник. На верхней полке отыскалось пять яиц в целлофановом пакетике, а в выдвижном прозрачном ящике завалялось две сосиски. Негусто, но хотя бы что-то. — Почему она здесь, а не в участке или в другом детском доме? Ты ее украл?! — Я не занимаюсь воровством маленьких девочек! — Шепотом возмутился Женя, захлопнув холодильник и уложив продукты на стол. — Она вскрыла замок с помощью заклинания из одного слова и проникла в квартиру, а потом я ее уже выгнать не смог. Уперлась рогом, мол не пойду — и все тут. Женя не стал признаваться, что, в первую очередь, ему банально стало жаль Улю. Женя не имел привычку возиться с кем-либо, поэтому ни с кем не знакомился с тех пор, как его инициировали в шаманы. Если, конечно, работа не обязывала. Чем больше ты возишься с кем-то, особенно с ребенком, тем более высока вероятность того, что привяжешься. А привязанность с образом жизни Жени вела к весьма плачевным последствиям. Обычно он помогал, а потом исчезал. Так планировал сделать и в этот раз. — Что в детском доме забыла ведьма? И кто ее обучал? — Вообще-то, ты здесь дух-покровитель, а не я. Я думал, ты должен все знать. — Женя откупорил новую бутылочку подсолнечного масла и вылил на чугунную сковороду, которая ему тоже, кажется, досталась от бабушки. Покрутил вентиль на газовом баллоне и взял из верхнего шкафчика без дверки коробок спичек. Проворно чиркнул наконечником из красного фосфора и под сковородой моментально загорелся синий пламень. — Никто ее не обучал. Возможно, родители умерли и попала в детский дом. Может, они не успели ей передать знания о ее даре или же вообще ничего об этом не знали. Была какая-та бабка-колдовка пять поколений назад, а сила пробилась только в девчонке. Уля вычитала латинские словечки из тупой книжки и начала ими разбрасываться направо и налево. — Быть может, девчушка привлекла этим самым внимание и навлекла беду на детский дом? — Дело однозначно в ней. — Масло призывно зашипело и Женя принялся разбивать белоснежную скорлупу яиц, выливая их склизкие внутренности на раскаленную поверхность. — Я показал Ване то, что видел. Когда он проник в мое сознание, скверна заговорила с нами, даже чуть не прикончила. — И что она вам поведала? — Что-то о поиске верховной и про будущее. Авдеевы считают, что эти твари пытаются найти якобы потерянную дочь Лизы. — Той ведьмы, что убила себя? — Ага, — Женя подтвердил догадки духа-покровителя и разрезал упаковку на каждой сосиске, выкладывая их дугой в виде улыбок. Вроде как, дети подобную чепуху любят на завтрак. Женя в кино видел. — Ваня с Алиной зарисуют портреты тех, кто состоял в ковене Лизы, и мы проверим каждого из них. Если хоть кто-то из них окажется причастным к зверской резне, то суд уже будет вершиться не человеческий. — А ты не думаешь, что Авдеевы правы? Что если бывшие союзники Лизы ищут ее дочь, а эта девочка — та, кого они так отчаянно разыскивают? — Чепуха, — отмахнулся Женя, хотя такие мыслишки его самого посещали. — Сомневаюсь, что такая могущественная верховная стала бы прятать своего ребенка в детском доме. Она бы нашла место куда более скрытное. — Если не хочешь, чтобы твою драгоценность нашли, спрячь у всех на виду, — дух-покровитель уже в который раз взялся за поучительные речи, которые поперек горла Жене стояли. — А что может быть дороже родного дитя? Женя пожал плечами. Ответа на подобный вопрос у него в кармане не нашлось. У Жени ничего ценнее мотоцикла, варгана, плаща и кинжала не имелось. Да, все это измерялось в материальном эквиваленте, но большее он себе позволить не мог. — С кем ты разговариваешь? — Уля высунулась из гостиной, которая одновременно служила и спальней. Ее бледные веки опухли от слез, глаза превратились в две щелочки с мерцающими каменьями внутри. Кудрявые локоны безобразно розового цвета спутались меж собой и напоминали ветви-проволочки, сплетенные вороной в мартовское гнездо. — Сам с собой. Надо же иногда посоветоваться с мудрым человеком, — на ходу сочинил Женя отмазку, подхватив скворчащую сковороду с плиты. — Возьми там досточку. Женя указал подбородком на висящую на крючке деревянную доску для нарезки овощей, мяса и все того, что можно только порезать. Уля словила намек на лету и вприпрыжку прибежала на кухню. Она схватила дощечку и поставила ее на стол, заглянув в прикрытую крышкой сковороду. — Любопытной варваре на базаре нос оторвали. Слышала такое? — Женя уместил горячую сковородку на доску и щелкнул Улю по кончику курносого носа. — Не обожгись. Женя сполоснул в раковине ложку с вилкой и передал их Уле, предоставляя выбор ей. Девчушка отложила ложку в сторону и накрыла пальцами крышку, чтобы наконец-то приступить к столь, судя по реакции, желанному завтраку. Однако ее внезапный визг немного поменял планы: — Горячо, блин! — Уля дула на пальцы и трясла кистью в воздухе. — Я тебе говорил, чтобы ты была осторожна, — пробурчал Женя, наполняя вчерашний стакан ледяной водицей из-под крана, и сунул его ей в ту самую руку, чтобы хоть чуть-чуть облегчить кусачую боль. — Ты сказал: «не обожгись», а не «будь осторожна». — Уля, это одно и то же. Женя цокнул, снимая со сковороды стеклянную запотевшую с внутренней стороны крышку. Ноздри защекотал аппетитный аромат жареного. Уля приземлилась на табуретку и со скептическим прищуром оглядела яства, что ей преподнес Женя. — Ты пытался мордочку сделать, что ли? — Уля обвела вилкой яичницу: по два желтка находились над сосисками в форме дуги-улыбки, а посередине, между ними, расплылся кляксой пятый желток. — Получился какой-то пятиглазый, двухротый сиамский мутант. — Слушай, ты можешь хотя бы поесть молча? Ты даже во сне языком воротишь. — С укоризной произнес Женя, подцепляя ложкой кусочек сочной сосиски. Завтракать ему пришлось стоя. — Ладно, профти, — не прожевав, без умолку болтала Уля. — Это офтень фкусно. — Тебе не знакома случайно пословица: «когда я ем, я глух и нем»? — Женя раскусил задними зубами желток и он согревающи потек по деснам. — Есть ящик Пандоры, а ты — ящик пословиц, которые никто не просил, — Уля проглотила большой кусок и прокашлялась. — Откуда ты, интересно, столько дедовских цитат знаешь? — Книги умные читал, а не «Колдуем вместе», — без какого-либо укора парировал Женя, закидывая очередной кусочек сосиски в рот. Живот уныло урчал, что Жене захотелось ударить по нему кулаком. Целые сутки без еды не прошли даром. — Зато я научилась взламывать замки и все в этом духе. — Взламывать… — Призадумался Женя, постучав ложкой по чугунной сковороде. Кто-то способен вскрывать умело замки, а кому-то никакое заклинание или шпилька не нужны, чтобы проникнуть в чужие мысли. — Приканчивай яичницу побыстрее. — С чего это? Я предпочитаю не торопиться, когда дело касается удовольствия. — Нам надо заехать к одним… почти людям. — Женя отошел от стола, кинув ложку в заполненную грязной посудой раковину. Уля скривилась, но почему-то решила сдержать едкий комментарий при себе. — Я пойду умоюсь, а ты пока доедай.***
— Вау, — присвистнула Уля, закутавшись в поношенное клетчатое пальтишко до колен. Уля натянула выцветшие рукава, покрытые катышками, на сжатые кулачки и переминалась с ноги на ногу у Харлея Херитейджа. — Ты типа крутой коп? Или на лапу часто берешь? — Есть такое слово, как «копить». Слышала когда-нибудь? — Женя перекинул одну ногу через байк и ловко запрыгнул на него. — Шлема у меня нет, поэтому не отвлекай меня своей болтовней, чтобы мы не улетели в кювет. — А я никогда не каталась на мотиках, — лепетала беззаботно Уля, залезая сзади Жени. Она проворно пролезла тонкими ручонками под рабочую куртку цвета хаки, которую Женя всей душой ненавидел, но плащ после вчерашнего путешествия ему оставалось как минимум сжечь, и как максимум — отнести в химчистку и наткнуться на целый ворох лишних вопросов. Уля обвила тело Жени и прижалась к его спине всем корпусом. — Только по телеку видела. И то он еле-еле шел. Пузатый был такой и картинка блеклая. Женя повернул ключ зажигания и мотор неукротимо заурчал. Когда Женя потянул правую ручку на себя, урчание перешло в жадный до километров темной от дождя дороги рык. Уля сзади взвизгнула то ли в испуге, то ли в предвкушении, и уткнулась носом меж лопаток Жени. Дрожь девчонки передалась Жене, однако то была пустая, безэмоциональная вибрация. От Харлея и то больше чувств исходило. Жене стало жутко от того, насколько Уля была неживой. — Держись крепче, а то улетишь, — шутливо предупредил ее Женя, а Уля в ответ сильнее вцепилась в него, что на мгновение у Жени дух перехватило. Харлей резче обычного двинулся с места и понес их прочь из двора, окруженного пятиэтажками. На площадке развлекались дети, скрип старых качелей уносился к свинцовым небесам и детский смех, который невыносимо было слышать после увиденного в детском доме «Мягкие облака», прорезался сквозь шум мотора. У Жени холодный пот побежал по позвоночнику, когда до его ушей донесся слабый хохот, вырывающийся из легких Ули. Он даже не услышал его, а, скорее, ощутил. Харлей поднял их в гору и Женя выкрутил руль влево, сворачивая на Комсомольскую. Летом он редко сокращал путь к Авдеевым через эту улицу, но благодаря дождю, вокруг них не поднялась песочная пыль и не забилась в легкие, раздражая мягкие ткани под ребрами. — Это просто отвал всего! — Восхищенно заверещала Уля, не ослабляя хватку. Она запрокинула голову назад и снова воскликнула что-то нечленораздельное. Однако несмотря на резкий всплеск радости, ликования, Женя до сих пор не чувствовал Улю на более тонком уровне. Зернышко тревоги все сильнее проклевывалось, намереваясь расцвести не ароматными бутонами, а терновыми колючками, которые будут раздирать уже не плоть Христа. Женя прибавил газу, дабы поскорее оказаться у Авдеевых.***
— Ты мне скажи одну вещь: у вас, шаманов, наглость в жилах, вместо крови, течет? Я тебе, вроде, русским языком… — Прошипел бледный Ваня, упершись кулаками в гладкую, натертую до блеска столешницу, но договорить он не успел. Уля обладала искусным мастерством перебивать всех, кто хотя бы на день ее старше: — А зачем вампирам кухня? Человечину здесь разделываете? — Что? — Ваня изумленно уставился на нее, а через пару секунд перевел скептический прищур на Женю. — Ты ей рассказал? — Как ты поняла? — Женя повернулся всем корпусом к Уле, облокотившись локтем об спинку высокого стула, на одном из которых, болтая ногами, сидела «ведьмочка». По пути Женя и словом не обмолвился с Улей о сущности древнего семейства, к которому им пришлось заехать. — Вы «Сумерки» не смотрели, что ли? — Уля закатила глаза и хлопнула себя по лбу. Женя было дело хотел пошутить, что скоро шишку так себе набьет, но сдержался. — Если сердце не бьется и красавчик — значит, вампир. — Красавчик? — Прыснул со смеху Женя. Гранатовые уста Ваня гневно искривились, когда он хмыкнул: — А чего ты хохочешь, шаман? В приличном обществе не принято смеяться над правдой. — Как ты почувствовала, что сердце Вани мертво? Уля обернулась на низкий голос Александра, вошедшего на кухню. Девчушка неуверенно пожевала нижнюю губу, насупившись. Появление старшего вампира переменило иронически-приподнятое настроение беседы, грозовым ветром нагнав над собеседниками пухлые тучи. — Если бурный поток жизни заморозили, обратили в мерное течение реки Стикс, то это еще не означает, что человек мертв, — задумчиво ответствовала Уля. — Просто он живет на пограничье, берет годы взаймы. — Это ты в той глупой книжке вычитала? — Осведомился Женя, не веря, что Уля сама могла до такого дойти. — Почти, — лицо Ули просияло, стоило Жене обратиться к ней. — Про Стикс сама придумала. Люблю греческую мифологию. А ты на Аида похож, кстати. Уля задорно подмигнула Ване и тот, кажется, смутился, залившись алебастровым и едва видимым румянцем. Женя подметил, что если Ваня и питался кровью с утра, то вампиру едва ли это помогло после вчерашнего. — Почему юлишь? — Продолжил давить на нее Александр, растеряв всю свою галантность, что всегда шла в связке с титаническим терпением. — Идиотские вопросы потому что. — Уля пошла в открытую конфронтацию с Александром. Тон ее моментально приобрел остроту металлических стружек, летящих при обработке оружия. — У меня музыкальный слух. У людей сердца бьются так, что я из соседней комнаты услышу. Александр в мгновение ока преодолел расстояние, что пропастью разделяло их, и грубо схватил двумя пальцами Улю за подбородок. Женя не успел среагировать на вампирскую скорость, и стоило ему дернуться в сторону Александра, как глава семейства Авдеевых слабо, по меркам вурдалаков, ударил Женю в грудь, что он отшатнулся. Александр вертел голову Ули из стороны в сторону, тщательно изучая ее черты. Уля вцепилась мертвой хваткой в каменное запястье Александра в попытке вырваться. Однако ее потуги не увенчались успехом. — Кто твоя мать? — Требовательно спросил Александр, отпустив Улю. — Нет у меня никого. — Уля обиженно терла подбородок и присмирела после выпада Александра. — Не перебарщивай, — хрипло начал Женя. Он все еще пытался привести дыхание в порядок. В районе солнечного сплетения ныл комок боли. — Иначе я… — Ты притащил сюда лизину дочь, дурья твоя голова. — Александр зашел за спину Ули, накрыв хрупкие плечи ладонями. — Я знал о твоем несчастливом везении, но чтобы именно ты нашел потерянную верховную сибирского ковена – это браво, шаман. Ее поисками занимались лучшие ведьмы и ведьмаки, а ты, как всегда, всех обошел. Уля повела плечами и соскочила со стула. Она с опаской попятилась в сторону Жени, не решаясь даже моргнуть, как бы Александр вновь в нее не вцепился. Уля остановилась лишь когда наткнулась спиной на широкую грудь Жени. — Пойдем отсюда. Мне здесь ни капельки не нравится. — Не может быть. Она вычитала легкие заклинания в какой-то глупой книжонке, — оспорил Женя, проигнорировав жалкие попытки Ули на побег. Где-то в гостиной деревянная кукушка пронзительно оповестила, что наступил полдень. — И они сработали, — Александр не спрашивал — утверждал. — Конечно, сработали! — Бледный солнечный луч скользнул по мягким чертам, потемневшим от гнева. Уля закатала рукава потрепанной толстовки и миру открылись бледные круглые шрамы вдоль предплечий. — Там инструкции такие, что даже ты поймешь. — Уля, остынь. — Женя выступил вперед, закрывая собой Улю. Ее вулкану уже пора утихнуть, иначе, как Женя успел понять за столь короткое время, проведенное с ней, лавина будет самой разрушающей из всех. — Я не отрицаю, что в Уле заложено семя магии. Но если бы она была дочерью Лизы, то в ней бы сила гейзером била и те, кто выпарили детский дом кровавой баней, не прошли мимо нее. — Давайте я посмотрю, — лениво предложил свою помощь Ваня. Во всех его жестах сквозила утомленность пустым спором. Молодой вампир обогнул медленно стол и остановился напротив Жени, указав взглядом в сторону. — Не лопни, шаман. Ты знал, что так много думать… вредно? Я не съем твою девчонку. — Ты только что ломал комедию, что не успел отдохнуть. — Женя только для виду поупрямился и отошел. Ему и самому не терпелось раскопать свежую могильную землицу, под которой захоронили истину. Возможно, и сама Уля не подозревала, что прячут чертоги ее спутанного после пережитого стресса сознания. Главным археологом человеческих дум был Ваня. Такой рок накрыл Ваню прожорливой тенью. Точно так же, как и Жене, выпало бремя шамана — лекаря душ. — Я мельком гляну на первое лицо, что отпечаталось в разуме. — Я не дам тебе ковыряться в моей голове! — Запротестовала Уля, ринувшись влево. Кучерявые локоны, затянутые в тугой хвост, всколыхнулись, но Женя не почувствовал ни отголоска страха, ни волнения от Ули. До его шаманского восприятие донеслись нетерпение Ваня и слабое негодование с примесью сожаления Александра. «— О чем же он жалеет?» — задал сам себе вопрос Женя, обещая найти ответ в скором времени. — Вообще-то, неприлично спрашивать девушек про возраст и перебирать их мыслишки. Ваня, в свою очередь, медлить не стал и ухватил бойкую девчонку за щеки. Ваня замер на месте, озадаченно сведя бровь к переносице. Он погрузился в неукротимый поток мыслей и так надавил на разрумянившиеся то ли от страха, то ли от смущения — Женя никак не мог почувствовать, как бы он ни старался — щеки Ули, что ее гранатовые губы вытянулись бантиком. — Ну фто, яснофидящий? — Мямлила Уля. Она приподнялась на носочках и едва устояла на ногах, когда Ваня отпустил ее. — Да по тебе, похоже, «Битва экстрасенсов» плачет. — Какие печати ты на себя наложила? Я никогда не сталкивался с подобным. — Ваня от удивления приоткрыл рот, а Уля щелкнула его по подбородку. После этого жеста Ваня вновь помрачнел, натянул на себя непробиваемую маску. — Никаких. В «Колдуем вместе» не было и слова о печатях. Никудышный из тебя экстрасенс. — Ты тоже обнаружил только пустоту, да? — Осторожно уточнил Женя, вперев пристальный взгляд в розовую макушку Ули. — Там нет никакой пустоты, шаман. — Женя заметил, как Ваня пожевал щеку изнутри. Нечасто ему доводилось видеть, как вампир настолько волнуется. — Замки вешают не на пустые комнаты, а на полные несметных сокровищ сундуки. — Лиза сделала это, — прокашлялся Александр, доставая из холодильника изящный графин с серебряным колпачком, который, кажется, сохранился еще с царских времен. Глава семейства выставил на столешницу два стакана и наполнил их бордовой вязкой жидкостью, что текла расплавленной сталью. Один из них он подтолкнул к Ване, и Уля скривилась, стоило ему поймать и испить живительный для мертвецов нектар. Женя никак на это не отреагировал — привык. — Только никак не могу взять в толк, зачем ей понадобилось прятать собственную дочь, а затем убивать себя. — Что?! С чего вы вообще взяли, что какая-та Лиза — моя мать?! — Вскипела Уля и Ваня отпрянул от нее, как от прокаженной. Он согнулся и выбежал из кухни, прикрыв рот ладонью. — Возможно, на него все еще влияет вчерашнее, — дух-покровитель прозвенел столовыми приборами, аккуратно сложенными в ящике. — Или же печати не просто прячут, а защищают. — Потому что я живу гораздо дольше тебя. — Александр с жадностью приник губами к краю граненного стакана и в два глотка осушил содержимое, причмокнув от наслаждения, что доставило ему утоление жажды. Некогда бледные губы налились алой жизнью. — И твоя мать строила свою магию на печатях. Я не знавал еще ведьмы, которая бы их так любила. — Мы не знаем наверняка. — Женя слегка подтолкнул Улю к выходу. Безусловно, он врал. Версия Александра звучала правдоподобно, хоть в ней и было достаточно белых пятен, дыр, оставленных ружейными патронами. Однако Женя был не просто шаманом, а полицейским, и не мог поверить в первую же теорию, что ему предоставили. — Поэтому пока мы не можем утверждать, что Уля — дочь Лизы. — На детский дом напали не просто так, и ты это знаешь, — настаивал на своем Александр, постучав костяшками пальцев по столу и согнувшись над ним. Губы его снова приобрели мертвенный цвет, словно он не насытился кровью несколько мгновений назад. — То, что перед нами дочь Лизы, — неоспоримый факт. Если бы ты видел Лизу в возрасте Ули, то ты бы подумал, что она воскресла и искупалась в бассейне с гуашью. — Эй! – Фыркнула Уля, поковыряв носком пол. — Не суть важна, чья Уля дочь, — размышлял Женя вслух. — Мне нужно выяснить, кто за ней охотиться, чтобы они понесли наказание и детоубийства не повторились. — Собираешься их привести к адвокату и прокурору? — Скептически прищурился Александр, вылакав очередную порцию крови. — Нет. — Женя положил ладонь Уле меж лопаток и повел к выходу. — В этот раз судьей буду я.