Терновый венец на шаманском челе

— Друзья, конечно, у тебя. — Уля слизывала растаявшее шоколадное мороженое с чайной ложки, накручивая на указательный палец прядь волос. — Неприятные типы. Таких в «Криминальной России» показывают. Уже представляю этот заголовок: «Вурдалаки обсосали весь Томск. Уже двинулись к Новосибирску, но честный следователь успел их перехватить». — Даже я такую древность не смотрю. Сколько тебе там лет, не напомнишь? — Женя стер салфеткой кофейный привкус с разбитых губ. Благо, что ссадины на этот раз не ныли. После того, как они покинули Авдеевых, Женя предложил отвезти Улю к нему домой, а сам хотел отправиться в участок. Женя был слишком наивен, заикаясь о подобном варианте. Уля, словно боясь хотя бы на секунду остаться в одиночестве, заканючила, что уже проголодалась и не отказалась бы от чего-нибудь сладкого. Батончик из «Ярче» ей не подошел, и пришлось везти вредную ведьмочку в кафе-мороженое. — Пятнадцать. И что? — Уля стукнула ложкой по пустой тарелке, оглядывая людей за соседними столиками. Из-за повышенной влажности кудряшки, что Уля распустила из хвостика, чтобы шальной ветер развевал их, когда они едут на мотоцикле, совсем распушились, и она сейчас больше походила на добродушный одуванчик, нежели не ходячую язву. — А по тебе и не скажешь. Нолик случайно не забыла в конце? — Да ну тебя! — Уля смяла чистую салфетку и кинула ее в Женю, но тот ловко увернулся от удара. — Мне скоро шестнадцать, между прочим. — И когда? — Тринадцатого ноября. — Не удивлюсь, если еще и в пятницу родилась, — усмехнулся себе под нос Женя. Посетители кафешки о чем-то яро беседовали, что-то активно набирали в мобильниках или же молчали, наблюдая за шумным потоком машин на площади Ленина — бессмертный вождь взирал на все с каменным безразличием, а за его широкой спиной высился Богоявленский кафедральный собор. «Хороший был вождь» — некогда надрывно пел Егор, разрезая правду-матку. В маленьком пространстве жизнь, сплетенная из множества проволочек, била ключом. Такой кипящий гейзер был чужд Жене, он бежал из подобных мест и забивался озлобленным волком в пещеру, потому что с мертвецами ему было легче находить общий язык, ведь они не могли умереть из-за его опасного ремесла. Уле же, похоже, была чужеродной подобная атмосфера, потому что, возможно, впервые с ней столкнулась. Женя видел это в горящем в ее глазах любопытстве. — Если вы правы, и эта Лиза — моя мама. — Уля подтянула к себе стаканчик с изображением пингвина и с торчащей из мутной крышки голубой трубочкой, погрызенной сверху. — Зачем она это сделала? — Я понял тебя, — тяжело выдохнул Женя. Он выудил зубочистку из пластиковой упаковки и зажал ее меж зубов, перекатывая языком в размышлениях. Нет, никакая еда у него не застряла. Так думалось легче. — Я не знал Лизу. Она убила себя, когда я еще школу не закончил. Да, меня уже тогда избрал дух-покровитель, но я не встал еще полноценно на эту тропу. За тот промежуток, когда я поступил в академию и временно уехал в Омск, главный сибирский ковен распался окончательно. От него остались лишь руины. Я не интересовался ведьмами и ведьмаками, что остались от него. Считал, что покуда они не доставляют проблем, то и беспокоиться о них не стоит. Я и подумать не мог, что моя беспечность выльется в десятки мертвых детей. — Ты не виноват в том, что произошло. — Виноват, Уля. Я охраняю жителей Томска и должен знать о каждой ведьме и нечисти. Видела речушку недалеко от дома Авдеевых? Уля утвердительно кивнула, потягивая молочный коктейль через трубочку. И как в нее столько сладкого и холодного осенью влезало? — В ней обитает семнадцать русалок, и я каждую знаю по имени. — Женя развел широко руками. — А тут я не осведомился о парочке ведьм, которые с такой страстью разыскивают потерянную верховную. Возможно, тебя. В общем, я не могу ответить, почему Лиза так поступила, потому что никогда не встречал ее. Только Ваня или Александр способны хотя бы предположить. Может быть, еще жена Александра и другие его сыновья, но они уехали из Томска. — Если она моя мама, мне плевать на ответ. — Уля теребила большим пальцем резиновое лиловое колечко на среднем пальце. — Она бросила меня, и я за это ее ненавижу. — Ненавистью ничем не поможешь. Только себя сожжешь. — Женя, посмотри на семьи за другими столиками. — Уля уперлась локтями в круглый стол, заляпанный засохшими каплями мороженого, и подалась вперед, понизив голос. — Они ведь так счастливы. Родители привели сюда своих детей, чтобы провести время вместе, посмеяться. Тебе сказать честно? Я завидую им самой черной завистью, потому что, видимо, моя мама решила выпилиться, наплевав на своего ребенка. А… коктейль закончился. — Уля потрясла стаканчиком в воздухе, подперев щеку кулачком. Женя прикусил язык, смекнув, что Уля переменила тему не просто так. Рана была слишком свежей. Своими догадками Александр полоснул Улю по застарелому шраму одиночества, и Женя был уверен, что этот зуд, вызванный чувством покинутого всеми ребенка, она ощутила в этот раз в стократ ярче. Одно дело думать, что тебя бросили неизвестные люди или же тебе свезло спастись из семьи алкоголиков, а вот знать, что собственная мать покончила с собой, оставив буквально на растерзание жестокому миру, — другое дело. И не волнует в такие моменты, насколько крепкие печати наложил родитель для защиты. Женя залез в задний карман джинсов и протянул Уле две помятые сторублевые купюры. — Купи еще один и поедем отсюда. — Ого! — Уля без вопросов и благодарностей взяла деньги и с натянутой довольной улыбкой ускакала к кассе, встав в очередь. — Листья сегодня беспокойно опадают. — Проскрипел дух-покровитель дождевой каплей по оконному стеклу. Женя выглянул наружу и убедился, что небосвод свободен от свинца туч. — Беду предвещают. — О чем шепчет тебе листопад? — Женя отвлекся от созерцания неба и начал следить за Улей, которая придирчиво изучала меню, подвешенное над кассой. — Осенние духи предупреждают, чтобы ты держал ухо востро, — дух-покровитель журчал водой из-под крана на кухне, когда пожилая посудомойщица хлопнула дверцей, выходя на перекур. — Это связано с нашими маньяками-ищейками? — Кто знает. Духи предчувствуют, а не предсказывают. Даже старейшины в пантеоне не способны узреть четкие грани будущего. — Ну и хам! — Недовольство Ули разорвало нить, по которой Женя общался с духом-покровителем, и завладело всем вниманием шамана. Перед Улей стоял высокий мужчина в обсидиановом фетровом пальто с зачесанными назад русыми волосами, что едва вились на загривке. Женя не уловил начало конфликта, однако не сомневался, что Уле многого не надо, чтобы вляпаться в неприятности. Женя поднялся со стула, чтобы уже разобраться в недоразумении, как незнакомец отвернулся от кассы, потягивая молочный коктейль через трубочку и удерживая под мышкой черную лакированную трость. Он прошел мимо Ули, толкнув ее то ли специально, то ли случайно боком. Уля ощерилась ему вслед, когда мужчина собирался выходить. Отчего-то он остановился на месте и скользнул по Жене бирюзовым глазом, у радужки которого расплывалось поталевое кольцо. Настроение второго глаза спряталось за молочным туманом слепоты. — Не хочу я больше этот дурацкий коктейль. — Уля пихнула Женю под ребра локтем, чтобы тот обратил на нее внимание — ну точно раздосадованный котенок, с которым отказались поиграть фантиком на ниточке. Женя перевел взгляд на Улю, а, когда вновь глянул на выход, мужчины уже и след простыл. — Что стряслось? — Одноглазый тип наступил мне на ногу и еще чуть по лицу мне не заехал, когда беседовал с кассиршей, — бурчала покрасневшая от негодования Уля. — Я вежливо попросила его извиниться, а он даже не посмотрел на меня. Потом вообще толкнул. Ну, ты сам видел. Вот нахал! Уля привстала на носочки и сняла с крючка пальтишко, сжала тонкими пальцами рукава толстовки, оттягивая их и ныряя поочередно руками в пальто. Женя последовал ее примеру. — Если ты будешь взрываться так на каждого встречного-поперечного, то никакая краска не поможет скрыть седые волосы. — Женя вышел вместе с Улей на улицу. Целая какофония звуков обрушилась на них: машины сигналили друг другу в пробке, лязг шин, свист пробирающего до самых костей ветра с Томи, болтовня прохожих. — Беспокойство — один из вернейших путей к похоронным венкам. — Где же столько мудрости набрался? — Уля, практически все мое окружение составляют мертвые. Поверь мне, никто из них не сожалеет, что слишком мало переживал по пустякам. — Они остановились у светофора. — Напротив же, волнение забрало у них слишком много удачных возможностей, а страх задушил великие мечты. Знаешь, сколько талантливых певцов, актеров, писателей, врачей потерял наш мир еще в зародыше? А известно ли тебе, сколько жизней могли спасти врачи, которые довели себя до нервного истощения волнениями, боясь представить другим свои инновационные разработки? Короче говоря, знаешь, чем для шамана пахнет нервотрепка? — Неа. — Она полна смертельного смрада. — Зря ты в полицию пошел. — Загорелся зеленый свет и дикторша оповестила, что можно переходить дорогу. Уля пружинисто зашагала по пешеходному переходу, наступая только на полустертые белые полосы. — Похоже, в твоем лице мир потерял бородатого философа. Женя достал из внутреннего кармана куртки ключи, завидев родной Харлей на мини-парковке у кафешки-шоколадницы, как вдруг Уля ринулась в противоположную сторону. Женя чуть не выронил ключи и помчался за ней. — Ты куда?! — Вскрикнул Женя, но никакие подозрения не успели зародиться в его кучерявой голове, потому что Уля сама остановилась, приклеившись к витрине магазинчика. Она уткнулась лбом и ладошками в стекло. — Вау… — Восхищенно протянула Уля. — Ты только посмотри на это. Настоящий рай! Женя скептически оглядел картонные коробочки краски для волос за витриной. Такие, как Уля, могли отыскать здесь все, что их душе угодно: любой цвет от сдеражнного до самого невероятно-кислотного. Магазин заманивал покупателей бессчетным количеством фирм. Женя ничего не смыслил в подобных вещах, но настрой Ули не предвещал ничего хорошего. — Тут еще акция! — Казалось, Уля вот-вот задохнется от удивительного счастья. Она и моргать стала реже, впиваясь в каждую коробочку жадным взглядом и, похоже, прикидывая, какой же цвет ей подойдет больше всего. — Пятьдесят процентов скидка на яркие краски и любую тонику! — Нет, — отрезал Женя, собираясь уходить. — Такие скидки только на товары, чей срок годности подходит к концу. Полысеть хочешь? — Да и фиг с этим сроком годности. Не будь таким глупым. — Уля схватила его за рукав куртки, заставив остановиться. — Ничего я не полысею. Мы сейчас возьмем и сегодня же меня покрасим, а? Она не успеет испортиться! Такой шанс выпадает раз в жизни. — Шанс стать гладкой, как шар от боулинга? Уля нетерпеливо замычала и начала тянуть Женю к застекленной дверце. — Если и полысею, то найду какое-нибудь заклинание в «Колдуем вместе». Вы же говорите, что я, вроде как, ведьма. — Так найди заклинание, чтобы поменять цвет волос, — продолжал упираться Женя, хотя Уля уже схватилась за ручку застекленной дверцы с заманчивой табличкой «открыто», написанной витиеватым почерком. — Так не прикольно. — Звякнул колокольчик над входом, и Жене пришлось повиноваться. — Цвет не всегда получается таким, как на картинке. Знаешь, как сердце колотится, когда сидишь перед зеркалом в пакете и гадаешь, что у тебя на голове будет? — Вам чем-нибудь помочь? — Из-за стойки выплыла миловидная девушка-консультант. Ее каштановые волосы были собраны в строгий пучок, а на бейджике отпечатано имя. — Анна, мы… — Женя силился придумать отговорку, чтобы свалить. — А, это не мое имя, — хихикнула девушка, поправив бейдж на черном пиджаке. — Подменяю подружку и забыла свою форму дома. — Как вас зовут? — Уля отпустила Женю и выступила вперед. — Катя, — умиленно ответила консультант. — Вам что-нибудь подсказать? — Конечно, Катя! — Уля смело подхватила Катю под локоть и деловито заговорила. — Видите ли… мой дядя вообще не профессионал в этом деле. Ну, по его прическе и видно. Женя сложил руки на уровне ребер, с изумлением выслушивая фарс Ули. — Мне нужна фиолетовая краска. Как думаете, мне нужно осветлять волосы перед ней? — Нет, не нужно. — Катя двинулась с Улей вглубь магазина. Жене оставалось только последовать за ними. — У вас и без того достаточно светлые волосы. Цвет хорошо возьмется. — Тогда мне нужно три пачки фиолетовой краски, чашечка, кисточка и шампунь с бальзамом. — Уля отбежала от Кати и встала перед ней на одной ноге, разведя руки в стороны. — У вас найдется такой наборчик для меня? — Да, конечно. Подождите пару минут, — оповестила Катя и удалилась в подсобку. — И чем ты собралась платить? У тебя в той глупой книжонке есть заклинание о том, как надуть продавщицу краски? — Женя поскреб подбородок и подметил, что успел обрасти за последние дни щетиной. Сегодняшний вечер он точно должен провести с бритвой. — Ты заплатишь, — невинно предположила Уля, раскачиваясь на пятках. Она неуверенно прикусила нижнюю губу, и вся ее дерзость за секунду улетучилась. — Нет уж. — Отрицательно покачал головой Женя. — Я майор, а не министр, чтобы получать такую кучу денег. Хватает и того, что я твою задницу от ведьм-головорезов спасаю. — Ладно, ты прав, — совсем поникла Уля. Ее острые плечики под пальто опустились, и она смущенно почесала затылок. — Поехали к тебе домой. Уля поплелась мимо Жени. Ее тонкая фигурка в выцветшем пальто казалась настолько несчастной, что Жене захотелось самому себе в челюсть заехать за свою грубость. Дурацкий кусок мяса, качающий под темницей ребер кровь, сжался и застонал неведомо от чего. «Она меня до белого каления доведет» — подумал Женя. — Иди сюда. Куплю я тебе этот набор для облысения, — сказал Женя. Он окончательно сдался, когда воссиявшая Уля обернулась к нему и подхватила что-то со стойки с кассой. — И бантики? — Уля повертелась перед ними, приложив к голове два черных бантика с жемчужными звездочками в их сердцевинах. — И бантики, — вымученно вздохнул Женя и за его спиной послышался звонкий голосок Кати: — Отличный выбор. Вам очень идет! Женя поджал губы, сдержав при себе мысли о том, что эта Катя будет нахваливать все, что Уле под руку попадется. Лишь бы они купили побольше. Женя и сам во время обучения в академии подрабатывал продавцом, поэтому осуждать Катю ему было не за что. — Пакет нужен? — Поинтересовалась у них консультант. — Да, маечку, — кивнула Уля, потирая ладошки в предвкушении. — Сама повезешь, поняла? — Жене кое-как удалось придать своему голосу строгие нотки, от которых Уля виртуозно отмахнулась: — Ага-ага. — С вас три тысячи пятьсот девяносто восемь рублей, — объявила Катя, пробив все хотелки Ули и сложив их в пакет, в который сразу же вцепилась неугомонная ведьмочка.

***

— Не дергайся ты! — Недовольно процедил Женя сквозь зубы, зажав меж губ кисточку. В одной руке он держал пластмассовую чашку с разведенной краской, а другой убирал уже покрашенные пряди Ули на другую сторону. Чувствовал он себя главной мартышкой в цирке, не иначе. — Эта дрянь невозможно жжется, — пожаловался Женя, взяв кисточку в руку и зачерпнув щедро ядреной смеси на нее. «Неделю придется квартиру проветривать» — про себя ворчал он. — Я тебе говорила, чтобы ты перчатки надел. — Уля закинула ногу на ногу, сгорбившись на табуретке. Женю радовало, что она хотя бы перестала хныкать о том, что устала так долго сидеть и нельзя ли побыстрее. Женя занимался подобными, по его мнению, непотребствами впервые. — Я их порвал случайно. — Женя сунул чашку Уле и подхватил розовую кудряшку, намазывая на нее фиолетовые пигмент. — Почему ты не могла покрасить себя сама? — Потому что у меня нет глаз на затылке. — Уля заболтала ножкой в воздухе. — А ты такой дылда, что повесил зеркало в ванной комнате высоко. Я там никак не смогу сидя краситься. — Могла бы и стоя. Ты, вроде, не такая уж и старушка. — Ты меньше лялякай. — Уля подняла руку, чтобы Женя зачерпнул из чашки очередную фиолетовую порцию. — И краски не жалей. Я специально три пачки взяла. — Она хотя бы отмывается от кожи? — Ну… — протянула Уля. — Недельку другую тебе придется походить Кисой из «Корпорации монстров». — А предупредить нельзя было?! — Ты же майор, — беззаботно отвечала Уля, нетерпеливо ёрзая на табуретке, за что Женя на нее шикнул. Ему осталась всего одна прядь. — Я думала, что у тебя с дедукцией, индукцией и другими умными словечками из детективов все гуд. — Все, можешь смывать эту дрянь. — Женя бросил чашку с кисточкой в наполовину заполненную урну и поторопился к раковине, дабы смыть с рук хотя бы малый фиолетовый слой. — Тебя всему учить надо. — Уля соскочила с табуретки и вытащила белесый помятый пакет с полустертой надписью «Магнит» из большого пакета, висевшего на ручке двери. Она ловко повязала себе его на голову. — Мне еще час надо так сидеть. Женя, не успев помыть руки, мазнул большим пальцем по курносому носу, из-за чего Уля вскричала. На самом кончике теперь красовалось темное пятнышко. — Ты это зачем?! — Умничать много стала. — Кривая усмешка тронула уголки губ Жени, а из груди вырвался слабый смешок с хрипотцой. Женя взял со стола коробку из-под краски и бегло прочитал инструкцию вслух: — Тут сказано, что краску нужно держать на голове двадцать пять минут. — Да, какая разница, что там написано?! Ты на любую писанину ведешься? — Прокричала ему Уля, торопясь в ванную. Только там сейчас была горячая вода. — Про уголовный кодекс ты так же скажешь? — Женя включил ледяную водицу на кухне, обмывая руки дешевым средством для мытья посуды. — А я такой бред даже открывать не буду, чтобы не расстраивать себя кучей запретов. — Все громче кричала Уля, хлюпая водой. — Вот если бы наш президент написал кодекс приятностей, то я бы еще подумала. Женя беззлобно хмыкнул себе под нос. Уля совершенно не походила на потерянную верховную, за которой охотился, как Жене самому казалось, весь потусторонний сибирский мир. Уля вела себя, словно обычная девочка-подросток, которой, на первый взгляд, удивительным образом удавалось сохранять невозмутимость и жизнерадостный настрой, несмотря на пережитые за последние дни события. Одна резня в детском доме чего стоила. Жене хотелось бы расколоть печати, наложенные Лизой, чтобы понять, насколько же острую боль Уля прятала под шуточками и упрямой дерзостью. Во всяком случае, Женя был готов аплодировать девочке стоя. Неожиданно стационарный телефон на заваленном рабочими бумагами подоконнике загорланил, не предвещая ничего хорошего. Женя на негнущихся ногах приблизился к нему, со странным оцепенением поднимая трубку. Напряженный взгляд шамана уперся в крутящийся круг с прорезями для цифр. — Что случилось? — Кислая слюна потекла осколками бритвы по мягким стенкам гортани. Его домашний номер знал только Слава, и он никогда не трезвонил ему просто так, обсудить новую серию «Игры престолов» — любимого сериала Славки. — Жень, это пиздец, — послышался дрожащий голос с другой стороны. Женя чувствовал, что язык товарища до сих пор не зажил. — Мы тебя фесь день ждали в участке, чтобы ты дело открыл. Оно федь твое теперь, да? Я тебя не беспокоил, потому что ты поехал проферять там сфои источники... Блять, ты должен приехать. Костян меня софсем не слушает. — Вы где? Куда подъехать? — Жень, я не могу, — страдальчески произнес Слава. Жене даже почудился всхлип. — Тут опять дети. К шестьдесят четфертой подъезжай. Мы оцепили фсю территорию школы, но долго людей мы не сможем сдержифать. Образумь Костю… Славка сбросил вызов, а дух-покровитель прожужжал телефонными помехами: — Предостережение осенних духов сбылось.

***

Женя зажал писклявый гудок на Харлее, чуть не переехав толпу разъяренных зевак. Женя бы и калитку снес, если бы Лидка вовремя не приказала отряду, призванному оцепить участок, открыть ее. Женя на всей скорости влетел на школьный двор, а ребята позади начали отталкивать людей, отчаянно пытавшихся прорваться. — Пидорасы, да вы нихуя не делаете, чтобы защитить наших детей. — Эти мусора только деньги жопой жрать умеют. — Что за шоу вы устроили?! Снимите наших детей оттудова! Убывающая луна с сожалением взирала на обезумевшую толпу, что пыталась добиться справедливости в своем понимании. Женю их оскорбления ни капли не задевали. Ему разное в лицо выплевывали: «мусор», «шакал», «мент позорный». Когда Женя поступал в академию, он прекрасно осознавал, что ему придется защищать людей за оскорбления, максимум тридцать тысяч в месяц и иногда за ласковое «спасибо» от какой-нибудь бабушки после того, как он снимет ее кота с дерева или утихомирит буйных соседей. Женя почти на ходу спрыгнул с Харлея, даже не заглушив мотор. — Проследи за Улей, чтобы она не прознала, что я ей соврал. — Она тебе поверила, что ты поехал в участок заполнять документы. Пусть мы ее и не чувствуем, но я уловил это в ее доверительном взоре, — шуршал гравием под подошвой дух-покровитель. — Женя, Женя! — Замахав руками, перед ним возник Слава. — Угомони этого дебила! Он никого не слушает! Однако Женя вовсе не о Косте думал. Стылый ветер волновал зеркальную гладь кровавой лужи на широком каменном крыльце школы. Засохшие коричнево-желтые листья шхунами плавали в алом море смерти, а малахитовые иглы опадали с сосен, утопая в багрянце. Женя скользнул взглядом выше и отшатнулся при виде трех изуродованных девичьих тел, подвешенных над входом в школу. Девочки были прибиты к кирпичной поверхности ладонями с вырезанными на них пентаграммами. — Что… — Сорвалось бледно-молочным паром с уст Жени. Ни на одной из девочек не было лица, их неаккуратно срезали, оставив после себя месиво. В некоторых местах под волокнами мышц пробивался первыми подснежниками алебастр черепа. Обнаженные тела были «украшены» теми же символами, сигилами, что нашлись и у несчастных воспитанников детского дома «Мягкие облака». Челюсти с выбитыми через один зубами свисали вниз в немом крике. Магия скверная, сильная. Она верещала о чем-то своем. Животы девочек были выпотрошены, и всех троих связали разрезанными длинными лентами кишок в одну цепь. Грудь каждой была вскрыта и ребра выломаны наружу, образуя «ангельские крылья». С косточек свисали шматки скрученного мяса, и будь сейчас летняя пора, то мухи бы устроили здесь пир на весь мир. Тошнота подступила к глотке Жени. Он пытался уловить то, о чем оставленный шлейф магии рычал, но все без толку. Сплошное бессвязное бормотание. — Сними барьеры. Поговори с бедными душами. Нет, они не услышат Женю, и он не располагал таким огромным запасом времени. Скоро оцепление прорвут. — Я так понимаю, что мы не знаем, кто эти девочки? — Женя собрал разбитую волю в кулак, отвернувшись от выпотрошенных «ангелов». — Нет. — Лидка шмыгнула красным носом, погладив Женю по предплечью. — Их нужно отправить на экспертизу… — И опросить родителей, чьи дочери не вернулись домой. — Женя поддержал цепочку размышлений Лидки. — Нужно снять тела, иначе нас скоро съест стая волков. — Н-нельзя. — Заикался Костя, сжав в длинных пальцах кожаную папочку на замке. — Н-н-нам приказа-а-ано ждат-ть московское у-управление. — Чего? — Женя своим ушам не поверил. Так быстро вызвали Москву? — Этот дебил уперся рогом, что мы будем «жда-а-ать Мос-с-скфу», — Славка злобно передразнил Костю. — Женя, эти москфичи фылетают ф фосемь утра по-москофскому! Костян хочет держать трупы почти до обеда, чтобы эти мажорики осмотрели место преступления! — Кто отдал приказ? — Жестко спросил Женя. — Майор Евгений Николаевич, пожалуйста, образумьте своего коллегу, — обратился к Жене директор школы, дрожа всем грузным телом. — Это ведь дети. А утром ребятишки все увидят. Нельзя так… — Ибрагимыч сказал. — Лидка прижимала к груди папку, словно щит. — Его вызвали на ковер и сказали, что будет разбираться вышестоящее ведомство. «Ясно. Главе тоже по шапке прилетело» — мрачно пронеслось у Жени в голове. — Значит, так. Фотографии сделали? — Осведомился Женя. Лидка со Славкой утвердительно кивнули. — Отлично. Пусть московские воображалы довольствуются этим. Эй, ребята! — Женя свистнул парням, которым наконец-то удалось оттеснить людей подальше и закрыть калитку. — Нужна помощь! Притащите несколько матов из спортивного зала. Будем снимать тела. — Н-н-нельзя, я ска-а-а-зал. Нам ну-у-у-жно ждать. — Костян даже ногой топнул, выражая свой протест. — Мы не-е-е можем наруши-и-и-ть прямо-ой приказ начальтс-с-ства. — Мне сказали, что это мое дело, Костя, — угрожающе начал Женя. — И чисто из человеческих принципов я не позволю мертвым детям висеть почти целый день здесь. Ты представь, что те люди за оградой чувствуют. — Женя указал на них указательным пальцем. — Они видят шайку, как они говорят, мусоров, которые позволяют их детям висеть здесь, как обезьянкам в цирке. — Предстафь себя на их месте. А если в той толпе родители дефочек? Если бы это были тфои дочери? — С укоризной пролепетал Слава, чьи плечи уже согнулись под бетонным блоком усталости. — Ты мент или полицейский, Костя? — Продолжал давить на коллегу Женя. Костя совсем сник под напором Жени, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Костян окинул безжизненных «ангелов» виноватым взглядом и сдулся: — Д-да, вы пра-а-вы, ребя-я-я-та. Простите. — Директор, спортзал открыт? — Лидка вступила в разговор, а Женя, испытав облегчение от ответа Кости, выудил из внутреннего кармана куртки пачку сигарет. Он оторвал с новенькой упаковки крышку и губами достал одну сигарету. — Да, я открою. — Директор начал похлопывать себя по пальто в поисках ключей, пока не нашел их в правом кармане. — Еще нужны молотки. — Прикурил Женя. Кончик сигареты вспыхнул сверхновой во тьме. — Гвозди из кирпича просто так не достанешь. — У завхоза в каморке найдется, — раздумывал вслух директор, когда к ним подошли три здоровенных парня. — Ума не приложу, как им удалось вбить их в кирпич… «Магия и не такое может» — произнести это Женя ни за что бы не решился. Вместо этого, он спросил: — Где Илюха? — Лес прочесыфает с собаками. — Хорошо. — Женя выдохнул сизый дымок. — Костя, ты сейчас в участок. Подготовь все бумажки. Дело назовем «Ублюдок». — Майор, не слишком ли грубо? — Вопросила Лидка, провожая осторожным прищуром ребят и директора. — А в таком деле по-другому никак. — Женя повел плечами, делая очередную затяжку. Сигаретный дым приятно щекотал легкие. — Я по школе пройдусь. А вы пока помогите тела снять. Никто не стал с Женей спорить. Он заскочил на крыльцо, по краю обходя лужу крови, и забежал в темную школу. Только теплый свет уличных фонарей сквозь окна освещал коридоры, увешанные детскими рисунками. Ребята с директором уже давно скрылись в спортзале, и Женя подозревал, что маты они будут выносить через другой выход, чтобы не заляпаться в крови на главном входе. Но Женя все равно пошел направо, в противоположную сторону от зала. Он и сам когда-то учился в этой школе, поэтому знал ее, как свои пять пальцев, несмотря на то, что зачастую предпочитал проходить мимо нее, когда шел на уроки. Каждый шаг Жени гулким эхом несся вперед. Он прошел мимо раздевалки, чье окошко, выходящее в коридор, было прикрыто коваными витиеватыми веточками из покрашенного в черный металла. Гардеробщицы в этой школе никогда не было, а подобное решение позволяло вахтерше следить за ребятней. Женя прошел в крыло средней и старшей школы, поднявшись на второй этаж. Двухстворчатые двери хлопнули за его спиной, и Женя стряхнул пепел в урну рядом. — Ладно. — Женя пригладил непослушные кудри. — Я стены разрушаю, мертвецов в свой дом приглашая. Женя прикрыл глаза, и барьер, выстраиваемый каждый раз заново, с треском упал прозрачными осколками. Хладный туман стелился над полом, и в этот раз скверна была намного слабее, не пыталась утянуть Женю на дно. Он сделал пару мягких шагов, как навстречу ему понеслись три девицы в белоснежных хлопковых платьях с запятнанными грязью подолами. Их смех переливался горным ручьем. Они о чем-то переговаривались, крепко держась за руки. Печать смертельного горя не запечатлелась на их счастливых лицах. Девочки были примерно возраста Ули. Они помчались вприпрыжку в сторону Жени. Две девицы уже пронеслись мимо него, но та, что бежала посередине, врезалась лбом в его широкую грудь. Женя никак этого не ожидал. В детском доме ни один мертвец не замечал его. А сейчас… Их души не запечатали специально? — Девочки… — хрипло начал Женя, но девицы по бокам накрыли свободными ладонями колючие от щетины щеки Жени. Они отказывались выпускать свою подругу посередине, поглаживая ласково Женю по лицу. На устах убиенных отразились сладострастные улыбки любовниц. Покойница посередине привставала на цыпочки, словно тянулась за поцелуем к Жене. Он предпринял попытку вырваться, но ничего не вышло. На пепельных волосах девочки покоился терновый венец, что шипами впивался в нежную кожу на лбу. К бровям девицы потекли алые дорожки. — Будут гибнуть все девы, рожденные в год невесты моей, — утробным голосом заговорила та, что посередине, прикрыв глаза. И, когда она приоткрыла очи, под веками обнаружились пустые глазницы, из которых полились багровые слезы. Женя дернулся, но даже язык его обратился в мраморное изваяние. Он не мог произнести заговор. Он не мог вернуться в мир живых. — Будут-будут помирать, — захохотала гиеной девица. — Пока не отыщу ее. Алтарь готов для любимой моей. И погибель Христа ждет того, кто встанет на пути к ее башне. Терновый венец я сам возложу. Раздался рокот грома, треснули оконные стекла, и девицы потянулись к Жене. Каждая оставила поцелуй. Прикосновения их губ горели на щеках и подбородке, когда туман впитался в пол и души покойниц унеслись блеклой пылью. Женю выкинуло назад без какого-либо заговора. Он стоял в коридоре один с истлевшей до фильтра сигаретой.