Чёрные дни

– Иностранных граждан мы принимаем по результатам экзаменов и на контрактной основе. Экзамены в июне. Рекомендую походить на курсы. С нами мило беседовала директор художественного лицея, и обращалась она исключительно к Несси. Так бывало всегда, Ренесми вызывала у людей чувство симпатии и доверия, а мы, её бледные и холодные родственники, – восхищение и ужас. – Что необходимо для приёма на курсы? Женщина смущённо улыбнулась: – Паспорт и деньги. Да, захватите свои работы. Дочь раскрыла перед директором свою папку, листы плотной бумаги легли на стол широким веером. – Это всё ваше? Нам явно не доверяли. А я, между прочим, предупреждала: не стоило сразу раскрывать свои карты, вундеркиндов не любят, в них не верят. Пауза затянулась, я решила прервать молчание деловым вопросом и этим немного сбить впечатление от высокого искусства: – Оплата обучения может производиться по безналичному расчёту? – Да, – сказала директор отстранённым голосом. – А где вы учились? Ренесми в смятении пробубнила название одной из провинциальных американских изостудий, которую посещала недели две. – Очень интересные работы, своеобразные. У вашей сестры формируется свой стиль, – директор впервые посмотрела мне прямо в глаза. – Вы тоже увлекаетесь живописью? Я покачала головой: – Только как посетитель художественных музеев. Несколько секунд женщина смотрела мне прямо в глаза, стало неуютно. Она меня в чём-то подозревает? Наконец я поняла причину столь пристального внимания к моему лицу. В руках у нашей собеседницы был мой портрет, и она сравнивала его с оригиналом. Я постаралась мило улыбнуться и в этот момент заметила подпись под рисунком: «Mather». Меня накрыла волна адреналина, или что там бродит в крови у вампиров в минуту опасности. Я открыла рот, чтобы сказать что-нибудь подходящее, какое-нибудь разумное объяснение, исключающее ненужные домыслы. Но что тут скажешь? Я так и осталась стоять с открытым ртом. Выручила Несси, она что-то защебетала о том, как ей понравился город, выдернула из пачки своих работ несколько городских пейзажей и предложила их оценить. Директор школы хвалила рисунки, приветливо улыбалась и настойчиво приглашала на курсы. На меня она больше ни разу не посмотрела. Когда были сказаны все необходимые до свидания, будем вас ждать и всего доброго, я выскочила из кабинета, вытягивая за руку Ренесми. Пора научиться притворяться, взять парочку уроков виртуозного вранья у Элис. И не забыть дома тщательно отработать легенду, прорепетировать её хотя бы перед зеркалом, а то чувствую себя, как герои сопротивления на грани провала. Несси придётся отвыкать называть меня мамой, а мне её – дочкой… Мы вышли под дождь, за углом нас ждали два байка с персональными водителями. Я кинулась к Эдварду с расспросами: – Ты слушал? О чём она подумала? Мы на подозрении. – Ты делаешь из мухи слона. Успокойся, она просто оставила вопрос без ответа и тут же о нём забыла, решила, что это случайная подпись. Я облегчённо вздохнула. Джейкоб хохотал от души: – Белла, ты выглядишь такой испуганной, как пойманный за уши кролик. – Тебе бы такую встряску, посмотрела бы я на волка в заячьей шкуре. Почему вы не пошли с нами, я не умею выкручиваться. – Хороши бы мы были, если бы ввалились туда всей компанией. Как в этом случае ты бы стала объяснять родственные связи? Группа поддержки из двух накачанных парней не лучшая компания для девочки-подростка. Эдвард поддержал Джейкоба: – Да, нам не стоит сопровождать Ренесми в официальных учреждениях, будет разумнее, если представлять её интересы будут Карлайл и Эсми. Я раздражённо зарычала. – Ты не доверишь им нашу дочь? – с наигранным недоумением спросил Эдвард. – Я хочу состариться лет на пятнадцать и не могу, – раздражённо ответила я. Ренесми обняла меня: – Мама… – Теперь – просто Белла, привыкай... Эдвард тоже распахнул свои руки: – Девочки мои. К нашему хороводу присоединился и Джейк. Было приятно лечить душевные раны в таком тройном кольце объятий. Минуту, две, три… никто не собирался разжимать рук. Я не выдержала первая: – Хватит стоять, обнявшись, посреди улицы. По коням. И мы помчались, глотая ветер, обгоняя томящиеся в пробках машины. Я крепко обнимала спину Эдварда и жалела, что дорожные правила не разрешают мне скинуть шлем. Когда, наконец, шумные магистрали остались позади, я, отбросив все правила дорожного движения и правила приличия, стянула этот ненужный каменному монстру головной убор и прижалась лицом к родной спине. Я зашептала о том, как сбивается моё дыхание, когда я смотрю в его глаза. Как радуга встаёт надо мной, стоит ему улыбнуться. Как надёжно и уютно мне здесь, за его спиной. Я могла бы ехать и ехать так бесконечно долго, шептать о своём счастье, прятать улыбку в складках его кожаной куртки. Я слышала, как впереди монотонно гудит мотор мотоцикла Джейка. Можно быть спокойной, в данный момент моя дочь в надёжных руках. И хорошо, что девочка едет впереди нас и не видит, как неправильно и опасно ведёт себя её мать, потому что нельзя отвлекать водителя во время движения, а я отвлекала. Вот такая непутёвая мама. Мама… Как же неприятно отвыкать от этого слова. Эдвард резко затормозил у ворот особняка. – В следующий раз пусть тебя везёт Розали. – Я опять отвлекала тебя от дороги? – Не то слово. Мне понадобилась вся сила воли, чтобы не свернуть с трассы и не расположиться на ночь в кювете. – Нет, на такие безумства ты не способен, слишком ценишь чистые рубашки. Эдвард рассмеялся и подхватил меня на руки: – Ты так зло шутишь, что мне следовало бы обидеться, но я всю дорогу мечтал снова обнять тебя. Вечером состоялся семейный совет. У Тани не было круглого стола, и мы расселись в холле первого этажа прямо на узорном паркетном полу. Обсуждали наш визит в школу и перебирали рисунки Несси, передавая их по кругу. Своё профессиональное суждение высказала Эсми: – Поразительный синтез модерна прошлого века и граффити. Четкие линии и лишь лёгкие намёки на светотень делают рисунки кружевными. Эдвард вертел в руках лист с монохромной акварелью Аничкова моста. Конь на рисунке не был бронзовым, он дышал и готов был растоптать обнажённого юношу. Неожиданно Эдвард бросил рисунок в общий ворох «изнанкой» вверх обернулся и резко отчеканил, глядя прямо в глаза Эмметту: – Придержи язык, не думаю, что твои мысли всем покажутся смешными. Однако Эмметта было уже не остановить: – Эдвард, не помню, чтобы ты охотился на диких мустангов, да ещё и в центре города, и в голом виде. Не ожидал, брат, прямо скажем, не ожидал. Эмметт заразительно рассмеялся. Я осторожно перевернула акварель и невольно улыбнулась: фигурой, пластикой, каким-то неуловимым наклоном головы юноша, укрощающий коня, напоминал Эдварда. Мой муж, взглянув на рисунок, тоже незло усмехнулся: – А вот если я захочу принародно тебя раздеть, то повешу в холле постер с главным фонтаном Петергофа. Тебя арестуют за жестокое обращение с животными, - поспешил он отплатить Эмметту той же монетой. Но Эмметт, похоже, был польщён подобным сравнением, он изобразил, как разрывает Немейского льва. – По-моему, вы просто хвастаетесь. Успокойтесь, вы оба красивые, раздевать вас, чтобы посмотреть, кто на какую статую похож, мы не будем. Колкие слова Розали смутили обоих братьев. Эмметт поспешил улестить красавицу: – Уверен, что в Эрмитаже есть и твоё изображение, и в мраморе, и на холсте. Теперь я не смогла удержаться от насмешки: – Художники всегда ценили самовлюблённых блондинок. Смех летал над рассыпанными по полу рисунками. Мой взгляд зацепился за один из карандашных набросков. Этот лист был разделён надвое стремительной диагональю. В верхней левой доле маска Горгоны на фигурной решётке застыла в немом крике, пытаясь последним взглядом обратить прохожих у Михайловского замка в камень. С правой части рисунка на меня смотрело знакомое детское личико. Я узнала Джейн, прелестные черты любимицы клана Вольтури смяла ненависть. Я знала, какой приказ отдают эти огромные глаза, обрамлённые пушистыми ресницами: «Боль! Умри от боли». Локоны нарисованной злой феи были уложены в замысловатую причёску: изысканные завитки, жгуты и косы. Одна непослушная прядь поползла по щеке и высунула раздвоенный язык. С рисунка Ренесми на меня смотрели два чудовища, способные убить взглядом смертного и бессмертного. Неужели моя девочка помнила то страшное противостояние двух кланов, случившееся всего пару месяцев спустя после её рождения, неужели сумела прочесть и запомнить взгляд Джейн, неужели поняла всю мощь той угрозы, что нависла над нами тогда… и теперь. Потому что гнев Вольтури, словно остро отточенный топор в руках палача, всегда опасен для «нарушителей» установленных ими законов. Мне показалось, что время вдруг замедлилось, я аккуратно положила рисунок в толстую папку, обвела взглядом комнату, чувствуя приближение кошмара. Она... незнакомка в плаще Вольтури, заглянула в окно с улицы: чёрный капюшон обрамлял печальное, усталое и всё же красивое лицо. Смерть… Она утвердительно кивнула мне, словно давая ответ на тревожные тайные мысли. В ней не было злости, только неизбежность. Поэтому смотреть ей в лицо было страшнее, чем встретится взглядом с Горгоной. Я закрыла глаза, не желая общаться со своим кошмаром, и положила голову на плечо Эдварду, сидевшему рядом. Боясь открыть глаза, я слушала распоряжения Карлайла: – Во-первых, документы, во-вторых, жильё, в-третьих, контракт с администрацией школы, – чётко обозначил он. – Паспорт и свидетельство об окончании артшколы нужны, пожалуй, для шестнадцатилетней девушки. Шестнадцать – нейтральный возраст, можно выглядеть чуть младше или чуть старше. – Карлайл, мы представились в школе, как сестры, – сообщила я, не открывая глаз. – По документам она и есть твоя сестра, в свои двадцать три ты вполне можешь стать её официальным опекуном, только одевайся и держи себя солиднее. Дорогая косметика, длинная юбка и строгая причёска сделают тебя старше лет на семь. Может быть, если добавить ещё очки… Мощный удар по плечу заставил меня открыть глаза – это Эмметт пытался выразить мне своё «сочувствие», добавить оптимизма и вернуть к деятельной жизни. Весь его вид говорил: сейчас мы услышим шутку века в мой адрес: – Раньше ты, как Питер Пен, не хотела взрослеть, теперь ищешь способ прибавить себе лет пятнадцать. – Сначала у меня была любовь, которой навсегда семнадцать лет, а теперь у меня взрослая дочь – привела я свои резоны. Эмметт расхохотался: – Нарисуй себе морщины, Белла, а то скоро Несси тебя перерастёт, будешь числиться младшей сестрой своей дочери. – Очень смешно, – огрызнулась я, и с опаской посмотрела в окно. Видение исчезло. И всему этому фантастическому безобразию можно найти разумное объяснение. Как там говорил мне доктор: и сны, и галлюцинации, как правило, обусловлены внешними раздражителями. Я слишком долго смотрела на портрет Джейн, и моя нездоровая психика не выдержала напора воспоминаний. Только бы это была просто шизофрения, просто банальная шизофрения… И не нужно мне никаких даров, никаких пророчеств и тайных знаний. Я устала. – Я устала, – сказала я. Эдвард, вероятно, решил, что вся моя усталость и печаль – следствие глупых приколов Эмметта, поэтому поспешил поменять тему разговора: – Мне нравится идея, приобрести квартиру в центре Петербурга, окна на северную сторону, узкие улицы, тёмные дворы, низкие тучи, и до школы Несси два шага. – Недвижимость в крупных городах, ещё и в историческом центре – всегда выгодное вложение средств, – поддержал его Карлайл. Розали капризно надула губы: – Я хотела свой домик в пригороде. Мы с Эмметтом можем поселиться по соседству с Элис и Таней? Карлайл коротко кивнул: – Выбирай и покупай. Мне стало тоскливо, семья распадалась на глазах. Сначала ушли Элис и Джаспер, теперь и Роуз с Эмметтом заживут своим домом. Элис увидела свой милый особнячок в русском стиле, как только было принято решение о путешествии в Россию, и по приезде почти сразу нашла украшенный глухой резьбой домик. В полном восторге от этого приобретения была Таня. Она говорила, что это, безусловно, подделка, но подделка удивительно талантливая, и ходила в этот пряничный домик в гости, чтобы посидеть у окошка и поболтать. Резные наличники, скрипучие ступеньки крыльца, рябина у калитки напоминали ей «прежние годы», Элис терпеливо и даже с интересом слушала её. Мне оставалось только восхищаться, как легко этот милый эльф находит друзей, и приспосабливается к новой ситуации. Элис по-прежнему считала себя частью клана Каленов, но на сегодняшний совет не пришла, болезненно переживая то, что в присутствии Несси, Джейкоба и Сета она не может быть полезной. Я страдала от того, как редко я вижусь со своей лучшей подругой… К насущным проблемам меня вернул голос Эсми: – Нужен дом для Эмметта с Розали, Элис и Джаспер останутся в своей «избушке», Эдвард с семьёй переедут в центр. А мы с тобой? Карлайл посмотрел на неё с улыбкой: – Ты всё уже решила? – он перевёл вопросительный взгляд на сына. – Не так ли, Эдвард? – Да, она всё решила, но тебе разрешено высказать своё мнение. Карлайл развёл руками: – Думаю, Эсми не захочет расстаться с тобой, Беллой и Несси. Иначе ей просто не с кем будет нянчиться. – Со мной нянчиться не надо, я перееду в интернат – ввернула своё слово Несси. – Несси… – устало выдохнула я, ну что за упрямая девчонка. Дочь хитро посмотрела мне в глаза, поднялась, схватила с вешалки куртку, закрутила вокруг шеи объёмный светло-сиреневый шарф и, уже шагнув за порог, протараторила: – Это дело решённое. И вообще, чтобы вас не нервировать, я с Сетом в клуб. Буду поздно. Она с Сетом? В клуб? Будет поздно? Можно было представить, что скажет Джейкоб. Хорошо, если он не зазовёт Сета в лес и не покусает. Дверь за Ренесми захлопнулась, заревел мотор байка. Первой мыслью было броситься в погоню. Я вскочила и нервно посмотрела на Эдварда. Он выглядел абсолютно спокойным. Очевидно, не стоит суетиться – выкрутасы моей дочери не опасны. Она знает, что Эдвард читает каждую её шальную мысль, поэтому вся игра на нервах предназначена только мне. Муж улыбнулся мне ласково и снисходительно: – В интернате при лицее нет мест, эта мысль просто витала в воздухе, когда мы ждали вас у школы. Сет – надёжный парень, не стоит в нём сомневаться: дочка придет домой, как Золушка, не позже полуночи. А по поводу того, где будет жить Несси, мы с Джейком кое-что придумали, но тебе пока не скажем, чтобы ты не испортила нам спектакль. Можешь спокойно идти перечитывать романы Остен или связать пару пинеточек для доченьки, всё будет хорошо. В нашей семье меня считают плохой актрисой, ладно, с этим я смирилась, но теперь они будут подшучивать над моим новым хобби – по совету Карлайла я научилась вязать, и это нехитрое занятие, действительно, успокаивало. Я глубоко вдохнула, медленно выдохнула, сдерживаясь, чтобы не сорваться и не нарычать на самых дорогих мне вампиров. В качестве аутотренинга пришлось повторить последнюю формулу Эдварда: – Всё будет хорошо, всё будет хорошо… Эмметт снова не смог удержаться от хохота: – Ну, если Белла так считает, всё окей, и хватит на сегодня серьёзных разговоров. Собираюсь на Север. Кто со мной? Эдвард отрицательно покачал головой, а Карлайл заинтересовался: – На кого будешь охотиться? – На леммингов. Знаем мы этих мышек: Эмметт поднимет на уши всех белых медведей. Карлайл предпочитал моржей, говорил, что есть особая прелесть в подводной охоте и ледяная вода его бодрит. Они начали увлечённо обсуждать детали. Женская половина нашей семьи любила тайгу, особенно заманчиво выглядели бескрайние Сибирские леса, но туда далековато было добираться. Поэтому Розали и Таня тоже решили отправиться по северному маршруту. Тут же раздался звонок – Элис увидела в своих видениях предстоящую вылазку и решила поучаствовать. От её видений всем только польза, а вот я – непутёвая… – Белла, собирайся и ты, – сказал Эдвард. – А Несси? – Я, Джейкоб, Эсми, Сет. По-моему, четверых взрослых вполне достаточно, чтобы присмотреть за одним подростком. – Только что ты отправлял меня вязать и читать книжки. – Когда ты чуть не зарычала в ответ, я подумал, что лучше тебе сначала подкрепиться. Пришлось согласиться, вот какая я послушная жена.