Чёрные дни

В декабре на заре было счастье, Длилось – миг. Настоящее, первое счастье, Не из книг! В январе на заре было горе, Длилось – час. Настоящее, горькое горе В первый раз! М. Цветаева

Я уже давно не та маленькая девочка, которая рассказывала родным всё, что у неё на душе. Хорошо, что я научилась с годами удерживать свои мысли при себе. Да, мои мысли – это картинки, образы, которые я могу передать другому прикосновением руки. Зафрина, одна из моих подруг, обладающая даром создавать миражи, посоветовала мне научиться передавать мысли на расстоянии. Лучший пример, что подобное возможно – волки-оборотни, они могут общаться, невзирая на 12 часовых поясов, разделяющих их. Интересно, их мысленные импульсы пронзают пространство подобно радиоволнам? Вот бы и мне научиться таким премудростям. Полгода упорных тренировок, но результат нулевой, просто сижу и лихорадочно дёргаю бровями. Похоже, даже если я научусь шевелить ушами, мои картинки до адресата не дойдут. Последнее время объектом моих неудачных экспериментов в телепатии стал Сет. Сейчас друг послушно сидел напротив меня и, очевидно, пытался отсортировать свои мысли от возможных моих. Бесполезно. Ни одной моей мысли не было в его голове. - Не дошло? – уныло спросила я. - Думаешь о лете? Я отрицательно помотала головой, нет. - Вспоминаешь, как мы ныряли в Ла-Пуш? - Я посылаю тебе простую картинку-открытку, эмэмэску, - подсказала я. - Зелёное яблоко? Белый котёнок? Солнышко? – зачастил Сет. Ещё немного и он доберётся до истины без всяких усилий с моей стороны, путём подбора. Я мысленно отправляла ему сердечко. Конечно, дарить валентинку за неделю до Рождества как-то не в тему, но мне нравится Сет, очень нравится. Я ещё ни разу ни в кого не влюблялась, а мне страшно хочется наконец-то влюбиться по-настоящему. Такие вещи, как дружба и любовь для девчонки, которая переезжает каждые два месяца – это серьёзная проблема. Только поступаю в новую школу, только успеваю привыкнуть, познакомиться, подружиться, только определюсь, кто из одноклассников мне симпатичен, только-только всё это складывается, как выясняется, что пора уезжать, потому что я переросла своих сверстников на целую голову. Лишь в Ла-Пуш у волков-оборотней я чувствовала себя среди своих. И самый свой в этой стае – Сет. Эдвард рассказывал, что они с Сетом плечо к плечу выстояли бой и спасли маму. Этому волчонку было тогда четырнадцать. Наверное, этой весной мне исполнится четырнадцать. Не календарных, конечно, по календарю мне всего четыре года и три месяца. Но, как выражается Карлайл, если учитывать рост, вес и психофизическое развитие, я развиваюсь в три раза быстрее обычного ребёнка. Это прикольно, но жутко неудобно. Недавно у меня состоялся максимально серьёзный разговор с моим личным врачом и по совместительству главой нашего клана, он всё пытался тактично объяснить мне, что хронологический, биологический и психологический возрасты в моём случае не совпадают. Доктор Каллен предупреждает, что хотя я и выгляжу на 12 лет и IQ у меня зашкаливает, но за четыре года даже такая смышлёная девушка как я не может набраться необходимого жизненного опыта. Получается, что мой жизненный опыт равен объёму впечатлений пятилетнего ребёнка. Печально. В одной из умных книг я прочла, что это называется инфантилизмом. Так думает обо мне моя семья, понятно, что я себя пятилетней не считаю. И мне пришлось отстаивать своё право быть самостоятельной и взрослой. В самостоятельную жизнь семья меня отпустила, хотя, папа, в смысле, Эдвард, скорее всего, присматривает за дочкой: отслеживает каждую мою мыслишку. Вот сто процентов, он и сейчас подслушивает, что ж, постараемся не обмануть доверия и будем вести себя прилично, если хватит выдержки. Отец у меня классный. Ему всего семнадцать, ну и плюс ещё сотня лет после обращения. Выглядит он молодо, но разговаривает со мной как-то так, что мне приходится его слушаться. Эдвард сам предложил не называть его больше папой (в целях безопасности, чтобы не испугать обычных людей), но тут же объяснил, что Белле будет очень больно, если я перестану быть для неё дочкой, и поэтому слово «мама» из словаря решено не удалять, я не жалею. Белла готова была умереть, только бы на свет появилась я. Она любит меня, как всех своих детей вместе взятых, которых больше у неё никогда не будет. Мы должны остаться мамой и дочкой, пусть не для всех вокруг, но хотя бы в семейном кругу. Эдвард так хорошо объясняет, что становится понятным, он подбирал нужные слова целое столетие. Наверное, он и уговорил маму отпустить меня из дома, вряд ли она сама так легко согласилась бы. А Сет, между тем, заскучал: перестал выдавать «отгадки» и смотрел не на меня, а куда-то в сторону. – Сет, я отправляла тебе валентинку, – созналась я в провале очередного эксперимента. – Угу, – согласился он. Я секунды две созерцала его спокойную улыбку, потом решилась: – Сет, ты мне нравишься, – он продолжил тупо улыбаться в ответ на моё сообщение. – А я тебе нравлюсь? Парень сбросил улыбку и дёрнулся, словно от удара током: – Несси! Ты что?! ...? ...! Э-э-э… М-м-м… – Ну что ж, Сет, спасибо за откровенность. Несколько секунд Сет сидел неподвижно и моргал, его бросило в жар, щёки стали цвета красной меди. Было видно, что в его голове мысли гудят, как рой пчёл. Вот сейчас он хорошенько подумает и скажет что-то судьбоносное… Наконец Сет глубоко вздохнул: – Ты классная девчонка, ты всем нравишься, – начал он оправдываться и юлить. А глаза у него бегали, как у воришки, сцапанного в супермаркете. Вот тебе здрасти, как я его напугала своим признанием. – Всё, Сет, закрыли тему. – Но ты, и правда, классная, самая лучшая… – начал он по второму кругу. – Замолчи, сделаем вид, что я ни о чём не спрашивала, а ты не отвечал. – Но ты мне, конечно, м-м нравишься, – он с трудом выдавил из себя последнее слово и посмотрел на меня, как кролик на удава. Это становилось невыносимым, не хотела грубить, но придётся: – Лучше заткнись! И я выбежала из комнаты, а потом из квартиры, а потом из подъезда… Пойду, пожалуй, погуляю, проветрю свою дурную голову. Как стыдно! Кто дёргал меня за язык?! Идиотка! Навязываюсь в сердечные подружки к парню, а он от моих признаний в шоке. Может быть, его испугала разница в возрасте? Но ведь через год, по моим расчётам, мне исполнится шестнадцать, и я Сета почти догоню. Хватит ли у меня смелости повторить этот разговор через год? Признание-дубль-два и парень в нокауте, ещё и заикаться начнёт. Мне нравится бесцельно шататься по улицам, идти не куда-то, а просто так. Я пробежалась вдоль Мойки до Дворцовой. Это одно из моих любимых мест в Питере, острый угол дома напоминает театральную декорацию. Всё здесь понарошку, не всерьёз. Я ловко закрепилась на кованой ограде моста, хорошо, что в кармане оказались карандаш и блокнот. Но осенью темнеет слишком быстро, а подсветку я не люблю. Свернула свой пленер и отправилась к Неве. Атланты посмотрели мне вслед осуждающе. Хотелось представить себя несчастной и одинокой, бредущей неведомо куда по ночному городу, но я не сомневалась: меня пасут и только из деликатности не лезут на глаза. Скорее всего, Эдвард идёт по соседней улице, или Джейкоб крадётся по следу. Ах, ах, ох, они же не переживут, если со мной что-нибудь случится. А мне-то что, я привыкла гулять на коротком поводке, меня это даже не раздражает. К полуночи добралась до шемякинских сфинксов. Конечно, они мудрые, они страдали, и что им жалкие обидки влюблённой девчонки, но мне хотелось, чтобы сфинксы мне посочувствовали. Я осторожно погладила одного из них по лапе – холодная, опасная, кажется, сейчас взмахнёт и выпустит когти-ножи. Долго смотреть в лицо с обнаженными костями я не смогла, захотелось домой. Эй, кто там сегодня мой провожатый, я возвращаюсь, не ночевать же мне под открытым небом. Будем надеяться, Сет не высунет носа из своей комнаты, у меня нет никакой охоты с ним встречаться. Или всё же сбежать из дома, например, к сфинксам в Африку? В Африку, в Африку, в Африку бегом.