Чёрные дни

Я спала, и мне было жарко лежать в полдень под палящим солнцем пустыни возле термитника, кожа горела от солнечных ожогов и ядовитых укусов, хотелось пить. Надо, необходимо, смертельно необходимо ...открыть глаза, ...подняться, ...отряхнуть с себя надоедливых насекомых ...и найти воду. Первое – открыть глаза, какие тяжёлые горячие веки, от-кры-ва-ем и видим… Хм… Куда пропала пустыня Сахара с песком и ядовитыми пауками? Надо мной тёмное северное утро и снег, снег, снег. Кровать стоит у окна и, не отрывая головы от подушки, я смотрю в чёрное небо, представляю, как лечу вверх, навстречу белому снегу. Танцуют, кружатся белые хлопья, и в моей голове тоже все кружится, плывёт куда-то, мысли разлетаются, как снежное крошево в метель… Ужасно хочется умыться снегом. Открыть, что ли, окно и впустить зимний ветер? С трудом отрываю голову от подушки, протягиваю руки и распахиваю окно. Как жарко, как не по-зимнему жарко. Что там было по плану? Подняться и найти воду. Я сквозь жаркий туман побрела в ванную, повернула кран, набрала в горсть холодной воды и нырнула носом в свои ладони. Ух! Уф! Брр… Вода пахла хлоркой и железом, но стало легче. Я оперлась о раковину и заглянула в зеркало. Уау! Что это? Что за волшебные превращения. На меня смотрело вовсе не моё отражение. Нет, глаза мои; волосы тоже, вроде, мои; ну, может быть, ещё уши могу признать своими. Но всё остальное! Лицо отекло и покрылось красными волдырями. Кошмарики. Я превращаюсь в разовую пантеру. Мои друзья и соседи по квартире – бурый и палевый волки-оборотни, теперь я не буду им завидовать, у меня тоже оригинальное цветовое решение. Интересно, узнает ли меня стая моих домашних волков? Меня вдруг стало знобить, любимая чёрная пижама, казалось, покрылась инеем. Жутко замёрзли руки, забрызганные льющейся из крана ледяной водой, заледенели босые ноги. Меня качнуло… Голова, что ли, закружилась? С чего бы это? Надо подумать. Но голова думать не хотела, она жутко хотела пить. Что же делать? Что делают в такой ситуации взрослые разумные люди? Так. Во-первых, закроем кран. Во-вторых, сдёрнем эту махровую простынку с полотенцесушителя и завернёмся. Ага, заметно потеплело, значит, я на правильном пути. А теперь третий разумный шаг нашего алгоритма – чайник. Дрожа от накрывшего меня озноба, я медленно пошла в кухню. Набрать воды в чайник оказалось делом нелёгким: руки дрожат, вода из кулера выплёскивается на линолеум. Босые ноги разъезжаются… Ба-а-ам, тарабарабам! Я на полу, вокруг россыпи пластмассовых черепушек – это чайник. Не судьба больному человеку чайку попить. Больному? Я заболела? Заболела от безответной любви… Класс! Давно ничего подобного со мной не случалось. Два года назад первый и последний раз была простуда, но то, что происходит со мной сейчас, не похоже на инфлюэнцию. Я сидела в луже, по-турецки поджав ноги, и вытирала пол большим банным полотенцем, когда Сет и Джейкоб пришли на шум и увидели меня, такую красивую. - Если ты не в духе, то посуда не виновата, - буркнул Сет и бросил в мусорное ведро то, что осталось от электрочайника. Что-то сам он явно не в духе. Наверное, после моего вчерашнего признания просто не знает, как себя вести. Я оторвалась от мытья полов, откинула с лица волосы и посмотрела на него. – Уау! – вырвалось у Сета. – То же самое я сказала сегодня зеркалу в ванной. Я попыталась встать. Обычно ловкая, в этот раз я никак не могла распутать ноги и барахталась в своей луже. Джейкоб, до этого стоявший столбом, бросился ко мне, как наседка к цыплёнку. Он легко подхватил меня с холодного пола. – Сама не понимаю, – жалобно пропищала я. – То жарко, то холодно. И лицо… – Не только лицо, тебя будто крапивой отхлестали. Джейк вернул меня в комнату, усадил на кровать, закрыл окно. Я с трудом сфокусировала взгляд на своих руках: те же подозрительные волдыри. Под одеждой всё тело щипало и зудело. Версия с крапивой не казалась мне правдоподобной, поэтому я возразила: – Никто меня не хлестал. Муравьи, мне приснились муравьи. Краем уха я слышала, что у мамы последнее время мешались сны и реальность. Может быть, это заразно… заразно… Я зацепилась за это слово и вспомнила. Позавчера, стоя за мольбертом в лицее, я слышала, что кто-то из шестого класса заболел какой-то забавной болезнью, что-то такое про ветер. Вирусяшки якобы очень лёгкие, носятся по воздуху и нападают на людей. Когда я представила этих бацилочек на воздушной волне, как они парят и злобно ухмыляются, то забавные картинки в моём воображении очень мешали мне рисовать скучный гипсовый орнамент. Ребята, как всегда, прикалывались, говорили, что эта болезнь дала начало искусству боди-арт, потому что в России принято раскрашивать сыпь в зелёный цвет. Интересно, это правда, или они мне всё это для смеха втирали. Представляю: зелёным по розовому – смело, Кандинский одобрил бы, можно на каждом волдыре нарисовать цветочек, или звёздочку. Ага, что вспомнилось, они называли эту болезнь детской, что ж, значит мама и доктор правы, и я пока малый ребёнок. А ещё девчонки шептались, что зараза эта несерьёзная, но очень опасна во время беременности. Вспомнив всю полученную вчера информацию, я совершенно успокоилась и поспешила утешить Джейкоба, который что-то искал на полке в стенном шкафу: – Джейк, без паники. Ветер подул, и я заболела, меня надо покрасить в зелёный цвет и я быстренько так поправлюсь. Главное, что я не беременная, зато очень заразная. Джейкоб посмотрел на меня и ещё сильнее нахмурился, почему бы это. Что-то я не то ляпнула? Вот привыкла передавать всё телепатически, а теперь путаюсь в словах. Джейк подал мне тёплую пижаму, заботливо потрогал горячий лоб. Он переживает за каждую мою царапину больше, чем мама. Я поймала его руку и загрузила ему всё, что узнала вчера о своей болезни. С его лица ушло напряжение, он тихонько щёлкнул меня по носу: – Договорились, я не буду поднимать панику, но доктору Каллену позвонить стоит. Переоденься пока в сухое. Сама справишься? Я только фыркнула, ещё не хватало, чтобы он меня переодевал, нашёл грудного младенца. Джейкоб поспешно вышел из комнаты. Слушая семейные истории, я знала, что Джейк и мама, можно сказать, выросли в одной песочнице, и он давно влюблён в неё, но она выбрала другого – Эдварда, в смысле, папу. Это была страшно душещипательная романтическая история, и штормило когда-то в этом любовном треугольнике, как у мыса Горн. Потом, правда, всё успокоилось и прояснилось. А я иногда думаю, что бы было, если бы Белла выбрала вожака стаи оборотней? Я родилась бы совсем другой, и это была бы вовсе не я, а совсем другая девушка, ну, или парень. Может быть, у меня были бы братья и сёстры. И как-то и страшно, и больно, и преступно об этом думать. Если мне так тяжело от этих мыслей, то каково Джейкобу быть маме и Эдварду просто лучшим другом, а мне – заботливой нянькой и старшим братом. Мне кажется, что Джейкоб по-прежнему любит Беллу. И вряд ли я неправа. Зачем ещё он таскается за нами по всему миру, как привязанный. Не вижу другой причины. Об этом я размышляла, пока стягивала с себя мокрые шорты и майку. Ой! Я резко потянула рукав и свезла волдыри на плече, кожу саднило, сыпь на руке стала россыпью неглубоких язвочек. Похоже, мне придется относиться к себе бережнее. Так, так, аккуратненько заныриваем в свежую пижаму. Получилось! И что теперь? Голова раскалывается, и пить хочется ещё сильнее. Получится ли у меня ещё раз, но без приключений добраться до кухни? Может быть, попросить Джейкоба? Впрочем, его и просить не надо, вот он стучится в дверь… ногой… Пинать дверь Джейк старался осторожно, но я всё же боялась за сохранность косяков. Эсми вложила в ремонт немалые деньги, будет обидно разрушить её дизайнерские изыски. Наш волк волновался, я слышала, как его сердце отбивает барабанную дробь. – Входи, входи. Я попыталась встать с кровати, чтобы открыть дверь дорогому гостю. Но дверь уже распахнулась, Джейк семимильными шагами понёсся ко мне. В руках у него был поднос с кружкой чая, градусником, какими-то пузырьками и прочей гадостью, локтем он придерживал свёрнутое в рулон одеяло. Интересно, Джейк нажимал на ручку двери носом или задней лапой, в смысле, ногой? – Лежи! – скомандовал он. Я снова легла. Джейк поставил поднос на стол, усадил меня среди подушек, закутал в одеяло, подал градусник и кружку с чаем. – Доктор велел больше пить, соблюдать постельный режим и ждать. Он подъедет минут через двадцать. – Класс, Джейк. Представляю, какой переполох в нашем курятнике. Кто прибудет вместе с Карлайлом? – Вот уж не знаю, – проворчал он. – Ну, мама-то с Эдвардом точно, Розали тоже. Ох, теперь начнётся. Как устала я быть предметом всеобщей заботы. Я пила чай и жаловалась на тяжёлую жизнь. Джейкоб отмахнулся от моих причитаний и начал пересказывать разговор с Карлайлом: – Доктор Каллен считает, что ты права: это ветрянка, неприятно, но неопасно. У нас в резервации такими болячками болеют всем детским коллективом: дружно, быстро и без осложнений. В общем, мы с Сетом, всё это прошли, у нас иммунитет. А тебе доктор велел смазать всё спиртом, или этим, как его, – Джейк достал из кармана листок и прочитал, - бриллиантовым зелёным. – Точно, хочу зелёным. – Я так и подумал, что ты захочешь порисовать. Держи. Он забрал у меня пустую кружку, вручил упаковку ватных палочек и пузырёк с лекарством, потом вспомнил про градусник, протянул руку: – Давай, что там у тебя с температурой? Я неохотно достала прибор из-за пазухи. Джейк взглянул и поморщился: – Сорок два с половиной, а в норме тридцать восемь… Тебе очень плохо? – Нормально, я и болею-то раз в два года. Можно потерпеть, даже получить от этого удовольствие. И я принялась расписывать себя под гжель, только не в кобальтовых, а в изумрудных тонах. Вот оно – вдохновение. Скоро цветы и травы опутали мои ноги и руки. Налитая расплавленным свинцом голова мешала сосредоточиться на творчестве, время от времени я падала на подушки, закрывала глаза, отдыхала, а под сомкнутыми веками продолжал ползти замысловатый узор, только не зелёный по бежевому, а зловеще-красный по чёрному. Это не пугало меня: Известно, если долго смотреть на зелёный, то повсюду потом будут мерещиться кровавые пятна. Я так увлеклась, что даже не заметила, как ко мне в комнату проникла вся официальная делегация. – Кто у нас тут вздумал болеть? От этого бодренького и дурацкого вопроса я вздрогнула и опрокинула пузырёк с зелёнкой. Эдвард, конечно, подхватил его, но несколько ярко-зелёных пятен фантазийными кляксами растеклись по светлому дощатому полу. Я с тоской окинула взглядом бригаду вампиров, примчавшихся меня лечить: в первых рядах Карлайл, Белла и Эдвард, за ними Эсми, Розали и Эмметт, в дверях Джаспер и Элис. Они принялись кружить возле меня, кудахтать, хлопать крыльями. Как же, заболел их единственный птенчик. Увидев мою недовольную гримасу, Карлайл догадался выпроводить всех из комнаты: – Дайте мне спокойно осмотреть её. Его послушались беспрекословно, только Белла тихонько села на пол у самой двери – наверное, хотела казаться совсем незаметной. На испуганное лицо мамы было жалко смотреть. После того как доктор меня прослушал, простукал и подивился моим высокохудожественным способностям, особенно отметив чудо-птицу на левой щиколотке, пришло время выслушать врачебное заключение. – Классическая Varicella, ветряная оспа. Вероятно, к этому вирусу у тебя нет вампирского иммунитета. К сожалению, здесь перевесила твоя человеческая сущность, как с ангиной два года назад, – доктор Каллен хитро посмотрел на меня, скорее всего, вспомнив, сколько сосулек я тогда сгрызла. – Всё говорит о том, что болезнь протекает легко. Пей побольше жидкости, смазывай везикулы спиртом или зелёнкой, – он снова улыбнулся. – Кому доверишь раскрашивать спину и лицо? – Мама, не желаешь приложить руку? – предложила я. Но Белла покачала головой: – Не умею так красиво рисовать, лучше пришлю к тебе Эсми, чтобы всё было в едином стиле. Она вопросительно посмотрела на Карлайла, очевидно собиралась побеседовать с ним откровенно и без свидетелей. Я не стала делать вид, что не понимаю её хитрых манёвров: – Идите уж, посекретничайте, – махнула я рукой. А Эсми уже влетела в комнату. И снова на подносе дымилась чашка чая, на этот раз с молоком. С самого рождения я получаю всё, даже не успевая высказать свои желания, на меня направлены все взгляды, со мной связаны все надежды на будущее. Это кошмар, и самое кошмарное, что я их всех очень люблю и не хочу расстраивать. Но и жить в железобетонном кольце любви и заботы больше не могу. Поэтому и сбежала от вампиров к волкам, но стоило чуть приболеть, и наша любящая семья снова в сборе. Эсми раскрашивала меня быстро и бережно, я закрыла глаза и откинулась на подушку, чтобы не мешать ей, теперь лицо у меня будет в горошек. Полный улёт… Тихий полёт… Лечу… Лечу навстречу солнцу… Сон подкрался мягко и незаметно, и сквозь жаркую дрёму я слышала приглушённые голоса, они сплетались и мешались в моей горячей голове, но я изо всех сил старалась не потерять нить разговора. – Карлайл, ты ничего от меня не скрываешь?!! Это действительно неопасно?!! – Белла… – А вот меня беспокоит итальянец... – Нет причин для паники, он пришёл не воевать. Думаю, Маркуса можно пожалеть. – Вольтури не стоит давить на жалость, каждая встреча с ними – встреча со смертью. – Не будь такой категоричной, Маркус не участвовал в противостоянии, могу даже точно сказать, что он был против расправы, которая планировалась. – Он стоял рука об руку с Аро и Каем. – Не всегда быть рядом означает быть за одно. Просто он не высказывает своих мыслей вслух. Кроме того, Маркус считал, что у него нет выбора. – Ты это всё в его мыслях прочёл? - Там и читать особо нечего, одна беспросветная тоска. – Элис, ты просмотрела все варианты? – Да, Марк придёт с миром, и уйдёт с миром. – Не могу в это поверить… – Но я бы поставил на Элис. – В 16 веке Марк ушёл от Вольтури и почти год прожил в России. – Что за дела были у него в России? Таня, рассказывай, хватит скрытничать. – Он жил отшельником, я и видела его всего несколько раз. С Василисой у них были какие-то свои секреты. А потом… после костра, Марк вёл следствие, допрашивал нас… Землю рыл, чтобы докопаться до истины. – И что нарыл? – Вольтури никогда не давали отчёта. – Думаю, через неделю он даст полный отчет. Это будет долгий разговор. – Не вижу смысла разговаривать, с врагами надо драться. – Эмметт, не горячись. Он умелый воин, спартанец. – Может быть, Марк согласится дать тебе пару уроков греко-римской борьбы. – Что!!! – Я же сказал, не горячись… – Карлайл, ты прожил в этой семье несколько десятилетий, что такое этот Марк. Мы можем ему доверять? – Не знаю, он всегда был скрытен и холоден. Я считал, что он безразличен ко всему, но иногда, словно искра проскакивала в его случайно брошенном слове или взгляде. Тогда казалось, что Кая он презирает, а Аро безмерно ненавидит. – То, что он ненавидит Аро, вовсе не значит, что он любит нас. – Я уверен, дело не обойдётся без драки. – Эмметт! – Эдвард, вся надежда на тебя, будь на стороже. – Хватит пустых рассуждений, давайте обсудим практические вопросы. Где мы примем его? – Надо подумать… – Вот план двора, а также третьего и четвертого этажей, я обозначил ключевые посты, стол переговоров поставим здесь. – Джаспер, когда ты успел всё спланировать? – Хочешь мира – готовься к войне. – Я устала повторять: нет смысла готовиться к бою. Голоса тускнели, я улетала навстречу палящему солнцу, всё дальше, всё выше… Третий день у моей постели неотлучно дежурила мама. Я изнывала от благодарности и скуки. Смутно вспоминался услышанный сквозь сон военный совет, и я ждала, когда мама проговорится. Не могут же они всё от меня скрыть, я же не маленькая уже. Но мама молчала. Тогда я не выдержала и спросила напрямую: – К нам едет Марк, не так ли? – Да, – по лицу Беллы было понятно, что гостю не рады, – будет в городе послезавтра. Мы решили принять его здесь. Я оглянулась на Джейкоба, который сидел у порога и читал какой-то автомобильный журнал. Он не выглядел удивлённым. Ясно-понятно – взрослые всё давно обсудили и решили, а меня просто ставят перед фактом. Как всегда. – Что надо этому моральному уроду? – Что за словечки, где ты их собираешь. И так всегда, вместо ответа на вопрос меня будут учить хорошим манерам. И ладно бы услышать замечание от Эдварда, а то мама и сама иногда так припечатает… – Что Марку надо от нас? – я решила добиться ответа на этот вопрос. – Маркус хочет поговорить с Таней. – А почему здесь, можно встретиться на нейтральной территории. – Таня просит помощи, она боится. Я тоже. Эдвард должен прочесть их мысли. И лучше нам всем держаться вместе. Ага, значит, мама боится оставлять меня без присмотра. Насколько я знаю Вольтури, вряд ли к нам прибудет посол доброй воли. Я скорчила недовольную гримасу, и Белла стала меня успокаивать: – Не переживай, Эллис обещала, что всё закончится хорошо. Она видела, как Марк охотится с нами на белых медведей. Ещё интереснее, этот изверг едет за экзотикой, хочет поучаствовать в арктическом сафари. Я не удержалась от злых слов: – Остаётся пожалеть медведей, между прочим, в России охота на них полностью запрещена. Тут не выдержал Джейкоб, может быть, он тоже считает, что с моим дурным характером надо бороться: – Ты предлагаешь, чтобы Вольтури в Питере охотились на людей? Меня передёрнуло от такой мысли. Ну уж нет, только не это. – Постарайтесь не трогать медведиц, у них сейчас малыши, – глупо торговалась я. Белла грустно кивнула, а Джейк захохотал: – Гринпис не дремлет. Я щёлкнула в его сторону зубами, изобразив волчий оскал, он коротко рыкнул в ответ. Это было любимой игрой моего детства: вступить в потешный бой с волками. Я бросила в вожака стаи подушкой, а он схватил меня в охапку и перевернул вниз головой. Этому качку ничего не стоит подвесить меня за ноги к потолку, как летучую мышь. Услышав визг, спасать меня прибежал из кухни Сет. Одной рукой он запихивал в рот остатки бутерброда, а другой, принялся дубасить Джейка. Всё как обычно: живо, весело, по-спортивному. Но устала я на этот раз быстро, закружилась голова, в желудке стало муторно. Я почувствовала, что сейчас я испорчу коврик ручной работы, который Эсми вышила по моим эскизам, мне стало жаль это произведение искусства, я заверещала и, как могла вежливо, попросила поставить меня на ноги. Волки мгновенно перевернули меня, уложили на кровать, Джейкоб метнулся в кухню и вернулся с кружкой воды. Мама засуетилась: то подушку поправит, то лоб потрогает. – Что у тебя болит? Вызвать Карлайла? – Ну мама! Дай мне просто отдышаться. Карлайл же сказал, что через неделю я стану здоровее и краше прежнего, просто доктор не рассчитывал, что я буду участвовать в боях без правил. Белла показала Джейкобу кулак: – У-у… Чуть не покалечили ребёнка. У глупых волков всегда так: лапы машут быстрее, чем думает голова. Джейк виновато улыбнулся, а Сет поспешил выскользнуть из комнаты, наверное, побежал на кухню доедать завтрак. Мама стала гладить меня по голове, потом положила холодную ладонь на мой разгорячённый лоб: – Как не вовремя этот итальянский гость, если бы ты не болела, спрятали бы тебя понадёжнее. Им не хочется вмешивать меня во взрослую войну. Они считают меня маленькой, беззащитной и хрупкой. Но так уж случилось, что я с самого рождения оказалась в эпицентре выяснения взаимоотношений вампирских кланов. Я отлично помню, как шло на нас войско Вольтури – черные тени на белом снегу.