Чёрные дни

Глава19 о нежданном счастье и о цене, которую я приготовился за него заплатить За зимой приходит весна, потом – лето… Всё это я видел тысячи раз. Но северное лето с прозрачными, прохладными, бесконечно длинными вечерами походило на сон. В непроходимом лесу я расчистил поляну, построил дом и зажил, как мне и мечталось, вдали от людей и вампиров. Конечно, моё жилище не было похоже на келью отшельника, я возвёл богатую виллу или, как сказали бы здесь, высокие княжеские хоромы. Я учился плотничать, и это занимало мои руки, в то время как все мои мысли были о том, как спасти Василису и Алёну от происков Аро. Вот и сейчас, сидя на крыльце и вырезая замысловатый узор на сосновой доске, я прикидывал размеры выкупа. Что я могу предложить ему за жизнь и покой двух женщин? Есть одна вещица, завещанная мне Дидимой. Дидима… Мудрая и ироничная пифия, которая почему-то любила меня. Она умела читать знаки судьбы, и считала эту способность своим проклятием. Аро необыкновенно дорожил ею, заискивал, униженно вымаливал совета. Но моя жена раскрывала тайны будущего неохотно и никогда не позволяла Аро коснуться своей руки. Она пыталась научить меня искусству пророчеств, но я не был прилежным учеником. Дидима не настаивала, только смеялась и обещала: «Сегодня ты счастлив и будущее не страшит тебя. Завтра горе будет таким чёрным, что у тебя не будет сил поднять голову и посмотреть вперёд. Но наступит день, ты полюбишь деву, смотрящую в никуда, и тогда знание будущего станет для тебя самым желанным сокровищем». Я же ничего не понимал тогда и отвечал, что уже люблю деву, «смотрящую в никуда». А Дидима все повторяла, повторяла мне своё предсказание, и перед самой смертью отдала папирус, запретив читать его. В тот вечер она говорила как-то особенно торжественно, без привычной иронии: «Только ты найдёшь ответы на мои загадки. Здесь тайна смерти Аро и то, как ему обмануть судьбу. Пусть Аро изучает это послание, он всё равно ничего не поймёт, но ты не раскрывай свиток. Прочти его в тот день, когда увидишь, что выхода нет. Выменяй на тайное знание свободу и жизнь. Не продешеви. Не торопись. Не опоздай», – сказала Дидима. Я так привык к её туманным речам (сивиллы всегда говорят загадками, по-другому не умеют), что послушно взял подарок и не стал тревожить любимую вопросами, будущее меня не интересовало. Я был счастлив тем весенним вечером. Я не знал, что костёр для Дидимы уже разложен. Тысяча лет пролетела, как один день. И вот я влюблён в смертную деву и вижу, что выхода нет. Папирус лежит в Вольтерре, Аро перечитывал его бессчётное число раз, сделал сотни списков, но так и не разгадал загадок Дидимы, так и не уговорил меня прочесть его. Я размышлял над этим, неторопливо вырезая на деревянной доске нарядный хвост сказочной птицы, когда почувствовал чей-то тяжёлый пристальный взгляд. Оглянулся. На краю поляны стояла Василиса. Иногда мне тяжело, оттого что человеческие взаимоотношения для меня почти осязаемы. То, что я прочел в глазах Василисы, сложно передать словами: обида, недоумение, страх, злость, боль, отчаяние и надежда – и всё это было предназначено именно мне и только мне. Я отложил нож, поднялся и пошёл ей навстречу. – Что-то случилось? с Алёной? – спросил я. – Она ушла из дома. Она сказала это так, словно ударила меня по лицу, я пошатнулся. – Алёна сбежала из дома? – переспросил я. – Нет, не сбежала, я же не держала её под замком. Она просто ушла с богомольцами. – Ушла?! Куда ушла? – Не куда, а зачем. Тебя искать отправилась… То, о чём говорила Василиса, казалось мне странным, немыслимым. – Меня? – снова переспросил я. Василиса утвердительно кивнула. – И где же она сейчас? Все тяготы скитаний и неизбежные опасности большой дороги встали у меня перед мысленным взором, страх за жизнь хрупкой слепой человеческой девушки сжал сердце. Я был готов немедленно отправиться на поиски. Василиса не торопилась отвечать, она испытующе смотрела на меня. Я не выдержал её взгляда, неизбывная вина гнула меня к земле. Наконец она сказала: – Я нашла её и уговорила вернуться домой, – услышав это известие, я облегчённо вздохнул. – Но Алёна поставила мне одно условие: я должна передать тебе вот эти грамотки. Василиса протянула мне кусочки бело-розовой коры, на таких здесь писали письма, выцарапывая буквы. Я взял «грамотки», с интересом вглядываясь в неровные буквицы. – Кто это писал? – Не знаю, – отвечала Василиса. – Думаю, Алёна попросила кого-то из своих подружек. Буквы чужого языка плясали у меня перед глазами, отказываясь складываться в слова. Я постарался успокоиться и прочёл следующее: Мой поклон тебе добрый господин помнишь ты рассказывал мне как давным-давно на чудесном острове в далёком море где вода ласковая и тёплая люди отмечали каждый счастливо прожитый день белым камешком снег стаял и я набрала камешков жаль не знаю какие из них белые но даже если бы я видела не смогла бы отложить ни одного с тех пор как ты уехал не было у меня счастливых дней молю приезжай повидаться со мною – Что скажешь на это? – горячо и горько спросила Василиса. – У твоей дочери ясный и красивый слог сказительницы. – Как ты можешь так спокойно говорить об этом?! Что ты ей ответишь? – Ничего… – я протянул Василисе заветное письмо. – Скажешь, что не нашла меня, что я отправился в морское путешествие и утонул, сгинул. Или лучше расскажи, что я взял в жёны московскую боярышню, богатую и красивую. Лучше Алёне страдать от неразделённой любви, чем быть рядом со мной. Василиса с сомнением покачала головой: – Алёна тает как свечка. Почти не ест, почти не спит. Плачет по ночам, думая, что её никто не слышит. Оживляется только вечером, когда пересказывает на посиделках твои заморские сказки. Она сведёт себя в могилу. – Я сведу её в могилу ещё быстрее. – Или подаришь бессмертие, которое хуже смерти, – подтвердила Василиса мои тайные мысли. – Ты ненавидишь меня? Честно говоря, я боюсь твоих проклятий. Она невесело усмехнулась в ответ: – Всесильный соправитель Вольтерры боится жалкой актрисы? – Кто знает до конца возможности твоего удивительного дара… Твои слова, сказанные в гневе, могли бы причинить боль и даже убить. – Как я могу гневаться на того, кто стал избранником моей дочери. Я только об одном прошу: не обмани её… Ты ведь любишь её? – Да… – признал я очевидное. – Варвара твердила мне об этом, не переставая, а я всё не хотела верить. Что же нам делать? – К зиме я должен возвратиться в Вольтерру, – сообщил я. – А иначе? – Аро возглавит патруль, а Деметрий найдёт нас, где бы мы ни скрывались. – Зачем придёт патруль? Разве приговор уже вынесен? За что? – Формально, семья должна контролировать всех созданных ею вампиров. Аро должен удостовериться, что закон не нарушен. – Как много воли над миром вы себе взяли. – В этом была необходимость. Но власть, как и кровь, опьяняет. Раз вкусив, бывает сложно остановиться. – У вас есть легенда об Ахиллесовой пяте. Теперь и я уязвима для Аро. Я сделаю всё, что он прикажет, лишь бы Алёнушка была жива и невредима. Я сомневался, что Василиса может стать полезной в интригах Аро, и, как мог, стал излагать теорию Елеазара о природе её дара: – Елеазар считает, что сила твоего голоса напрямую зависит от уверенности в собственной правоте. – Значит, брат мой, ты считаешь, что сила в правде? – Да. А суть Аро – ложь, поэтому он не смог ни обмануть тебя, ни сломить. – Теперь, если он того пожелает, я сломаюсь, словно былинка под ветром, от одного его немилостивого взгляда. Тем более что я нарушила закон… – Как?! Я ужаснулся, Аро ищет лишь повод, чтобы наказать непокорных, но если вина этой семьи будет действительно серьёзной… Поможет ли в этом случае моё заступничество? – Алёна знает о нашей тайне, – объяснила Василиса. – Ты рассказала ей? Зачем?! – Она сама догадалась. Сказала, что знает тьму сказок и небылиц, и пусть ей не дано увидеть нас, но отличить человека от холодного призрака она сумеет. – Но слова «холодный призрак» не раскрывают нашей сути, закон не нарушен, – попытался я успокоить себя и Василису. – И я решилась рассказать ей всё, – Василиса низко склонила голову, – я надеялась отговорить её от встречи с тобой. Но она сказала, что ей всё равно, что она любит... Я не знал радоваться мне или горевать. Итак, Алёна узнала, что я – нежить, страшнее лютого зверя лесного, и всё же пишет мне письмо и молит о встрече, она не побоялась признаться матери, что любит меня. Но любовь ко мне этой смелой и несмышлёной девушки – роковая ошибка. И Аро этим воспользуется. Я должен хотя бы попытаться переиграть его. Нужно было рассказать Василисе о своём решении. – Я отправляюсь в Вольтерру. Иного пути у меня нет. До сих пор я стоял в стороне от дел Аро, не вмешиваясь в интриги, которые он плёл, и войны, которые он вёл. Пришёл мой черёд выставить условия. Не думаю, что он пойдёт против меня. Зачем ему раскол в семье? Чем его может разгневать мой выбор? У него нет причин для беспокойства. К тому же, мне есть чем заплатить за вашу свободу… И я поведал о прощальном подарке Дидимы. Василиса, внимательно выслушав меня, недоверчиво покачала головой: – И ты думаешь, что Аро будет столь благороден, что получит выкуп, узнает то, что так его тревожит, и отпустит нас? Не смею даже надеяться… – Аро не захочет прослыть братоубийцей, он раб приличий и знает, что в случае открытого противостояния на мою сторону встанут Елеазар, Кармен, Хайди, за ними потянутся другие, и слава дома Вольтури померкнет. А ещё я верю Дидиме, она не давала пустых советов, и Дидима просила не медлить. – Так поспешим же. И, боюсь, Алёну нельзя назвать рабой приличий, она кинется тебе на шею. – Василиса, опомнись, я должен немедленно бежать в Вольтерру. Пусть Алёна живёт долго и счастливо, но без меня. У меня нет права ломать ей жизнь. Василиса обхватила голову руками, казалось, она сейчас завоет от боли и отчаяния: – Ты так и не понял ничегошеньки! Она же руки на себя наложит, или просто тихо угаснет, как свечка! Я даже дома не смогу удержать её, не цепью же её приковывать. Она так и объявила, что не сможет жить без тебя… Ты же сказал, что любишь её? - Да, но… Что же? Что ответить обезумевшей от горя матери? Она ненавидела меня и верила мне. Она готова была отдать мне в жёны свою дочь. Но Василиса многого не знала: не знала, сколько злодеяний совершено с моего молчаливого согласия; не знала, как сложно для меня порой следовать её примеру и отказываться от человеческой крови; не знала, как опасны для юной девы страстные объятия вампира. Она всех мерила по себе и считала меня лучше, чем я был на самом деле. – Хорошо, я увижусь с Алёной, – согласился я. Я решил, что наша встреча будет прощанием, что я позволю ей забыть меня и жить, не печалясь. Я должен оставить её, ибо нет большего наказания для смертной девушки, чем любовь вампира. Я надеялся, что ничто не сломит моей решимости. И надеялся напрасно. Когда я вновь явился в её дом, Алёна, едва услышав мои шаги в сенях, бросилась навстречу. Мне оставалосьтолько распахнуть объятия. А она обняла меня так, словно всё между нами было давным-давно решено и день свадьбы назначен. Я понял, о чём говорила Василиса, когда заявляла, что хотя Алёна и не видит дороги, но с выбранного пути не свернёт. Я осознал: Алёна не выпустит меня из кольца своих нежных рук, а я навсегда останусь её верным рабом. Но ни на одно мгновение я не забывал об Аро… Позволит ли он мне прожить жизнь, всего лишь одну человеческую жизнь, вдали от кровавой Вольтерры и рядом с Алёной. Я должен был отправиться в Италию, чтобы выторговать наше счастье. Алёна настояла на своём: она станет моей женой прежде, чем я отправлюсь в Вольтерру. Моя невеста лучилась счастьем, поспешно готовясь к свадьбе. Обнимая меня за шею, она шептала: – Марк, милый… Завтра… ох, завтра… завтра… я стану твоею женой. И это бесконечно повторяемое завтра-завтра звенело серебряным колокольчиком и было похожи на заклинание. И волшба подействовала, долгожданное завтра настало. Нас тихо обвенчали в маленькой деревенской церкви. Я сам не верил в то, что случилось… С этого дня Алёна стала моей женой. Весь путь до нашего дома я нёс её на руках. Солнце давно скрылось за верхушками елей, но дымчатые сумерки не пускали ночь на землю. В лесу было прохладно, и я укутал Алёну полой своего плаща. Я осторожно снял жемчужный кокошник с её головы, аромат медового летнего вечера окутал её пушистые косы и тонкой голубой жилкой пульсировал на виске. Моя юная жена знала обо мне всё и всё простила. Дорога была неблизкой, и Алёна, моя Алёна, заснула, доверчиво склонив голову мне на плечо. Дверь дома не скрипнула, я осторожно переступил порог, но всё-таки Алёна проснулась и , приподняв голову, прислушалась. – Это твой дом? – Это наш дом, ты здесь хозяйка. Я ответил и сам удивился, тому, как дрожит от волнения мой голос. – Мы одни? – прошептала Алёна. – Да… – тоже шёпотом ответил я, прислушиваясь к тому, как трепещет её сердце. Я прошёл вглубь дома, бережно усадил её на широкую, застеленную персидским ковром, кровать и сам присел рядом. – Любимый мой, желанный мой. Тонкие пальцы скользнули по моему лицу. Я поцеловал легкий завиток надо лбом, дрожащие ресницы, нежные губы… Мне казалось удивительным, как ничтожна моя жажда крови, в сравнении с жаждой обладания, и как жажда обладания отступает перед благоговейной любовью. Во мне не было страсти, не было безумства и неистовства. Любовь, которая пришла ко мне сквозь тысячелетнюю мглу, была нежностью. Я преклонялся и трепетал перед хрупкой человеческой девушкой. Утром Алёна сидела на широкой лавке и расчёсывала косу. Я опустился на пол у её ног. – Будь моя воля, я никогда никуда не ушёл бы, так и сидел бы у твоих ног, как верный пёс. – Ты мог бы взять меня с собой. Я исходила столько дорог, что не стану обузой в пути, не обременю тебя лишними хлопотами. Сотый раз за утро моя жена заводила этот разговор. – Опасна не дорога, опасность – в конце пути. В замке Вольтури человека ждёт смерть. Я не могу тобой рисковать, – терпеливо увещевал я её. – Зачем ты туда идешь? – Я заплачу богатый выкуп за нашу свободу. – Тогда поскорее возвращайся, – с тяжёлым вздохом попросила меня юная жена. – Если я не вернусь к зиме, вы с Василисой должны бежать, – напомнил я ей наш уговор. – Зачем и куда? – Куда глаза глядят… – Знаешь, желанный мой, я в сказки верю. А там ведь как говорится: коли смерть придёт, не откажешься, златом-серебром не откупишься. Алёна доплела косу и запустила пальцы в мои волосы, осторожно разбирая пряди. – Я попробую все же поторговаться… – пообещал я своему нежданному счастью. – Можно попросить тебя – не уезжай так скоро, задержись на неделю-другую, побудь со мною. Разве возможно было отказать любимой жене в такой ласковой просьбе…