Чёрные дни

Гостя из Италии мы давно проводили, но мне так и не дали с ним поговорить. Почти две недели мне пришлось провести в карантине, выглядывая на улицу через окно. Даже Рождество встречали у нас. Все были в маскарадных костюмах, только мне маска не понадобилась. Вся в зелёнке – я сошла за ёлочку. И хороводы, по традиции, водят вокруг меня. По десять раз за час надоедали: как ты себя чувствуешь, какая у тебя температура, что-то неважно выглядишь, наверное, плохо питаешься. Я плохо питаюсь!? На нашей кухне беспрерывно что-то жарится и варится, и это притом, что из полутора десятка человек (ну, не совсем человек), которые обычно собираются за нашим столом, едят человеческую пищу только трое – я и квилеты. Всех женщин в семье охватила кулинарная лихорадка. Даже Розали мы с Джейкобом позавчера застукали за чтением «Книги о вкусной и здоровой пище». Джейк не удержался от подколов, заметив, что есть стряпню блондинки опасно для жизни. Розали в долгу не осталась, ответила, что в волчьем логове от одного запаха начнётся несварение, при этом она запустила в Джейка своей увесистой книгой, которую тот, конечно, поймал. К таким перепалкам все в семье давно привыкли. Думаю, что этим двоим доставляет удовольствие ругаться и бросать друг в друга вещи: новый вид спорта, двоеборье – лови-бросай, хамят-отвечай. Очередной нудный зимний вечер со мной коротали Розали и Эмметт. Поэтому Джейкоб с Сетом решили рвануть в заповедник и порезвиться на свободе. Я наводила чистоту и красоту в гостиной, когда услышала голос Эмметта. Да, да, теперь у нас была ещё и гостиная, наша скромная квартира постепенно разрослась. Мало того, в нашем квартале семье Калленов уже принадлежало два четырёхэтажных дома, дальнейшее страшно было даже представить. Я спустилась на первый этаж, чтобы встретить гостей. Эмметта наверняка слышали за два квартала: – Где моя любимая племянница? Можно было подумать, что у него есть ещё и нелюбимая. Он ввалился в комнату и начал тормошить меня: – Что у нас в программе: шахматы или перетягивание каната? Мама и Эдвард тоже вышли, чтобы встретить гостей: – Эмметт, Роуз, рада видеть. – Выглядишь на все сто, шубка умопомрачительная, - Эдвард помог Роуз снять соболей. Этот дежурный комплимент он, очевидно, прочёл в голове у своей красавицы-сестры, и именно эти слова она хотела услышать. Собольи меха были действительно прелестны, а вот вела себя тётушка Роуз как-то странно. Она медленно поднялась на третий этаж, опустилась в кресло и закрыла глаза. На неё это было совсем не похоже, даже в зеркало не посмотрелась. Эдвард и Эмметт переглянулись, Эмметт пожал плечами. В первый вечер Нового года решили сыграть в фанты. Дурацкая игра, но ничего лучше никто предложить не мог – привычный сценарий предназначенных мне детских вечеринок родные ломать не решались. Эмметт с завязанными глазами рисовал портрет Розали; я носилась по комнате и размахивала простынёй, изображая чайку; Белла мяукала. Что и говорить, весело до жути. С большим интересом и пользой я провела бы вечер с планшетом и палитрой. – Что сделать этому фанту? – я держала в руках жемчужную заколку Розали. – Этому фанту, этому фанту… – фантазия Эмметта явно давала сбой, – станцевать русский танец вприсядку. Все обернулись к Роуз. Она полулежала в кресле с закрытыми глазами, игнорируя свой фант. Похоже, моя тётушка давала всем понять, как надоела ей эта высокоинтеллектуальная игра. Вот образец красивой и умной женщины! Я же не умела так ставить всех на место. Я, улыбаясь, смотрела на изящную фигуру Роуз, на её светлые локоны, рассыпавшиеся по плечам в художественном беспорядке – «Спящая Афродита», картина маслом. – Роуз! – вдруг повысил голос Эдвард. – Роуз! Что с тобой! Он бросился к ней, потрогал её руки, оттянул веко и зачастил скороговоркой: – Эмметт, аккуратно переносим её на диван, Белла звони Карлайлу. Роуз уложили на диване. Белла о чём-то говорила по телефону. Я отступила к стене, чтобы не мешать и никак не могла понять, что же происходит. – Несси, быстро воду и полотенце! – распорядился Эдвард. – Воду тёплую или холодную? – уточнила я. – Какой легче смыть вашу треклятую пудру? Быстрее, не стой столбом! Папа ругался редко... Да никогда! Никогда я не слышала от него ничего подобного. И мне вдруг стало действительно страшно. Пять секунд спустя я примчалась в комнату с тазиком тёплой воды, пенкой для умывания, ватными дисками и полотенцем. Эдвард осторожно умыл Роуз… На красивом лице проступили ярко-розовые волдыри. – А я думал, зачем столько косметики, день-то не солнечный, – пробормотал Эмметт, стоя на коленях у кровати и нежно гладя ладони своей Розали. Розали, Эсми, Эллис, Белла часто пользовались пудрой или тональным кремом, чтобы кожа не сверкала на солнце, подобно бриллиантовой пыли. Под толстым слоем косметики они скрывали тайну существования вампиров. А сегодня Розали понадобился тональник, чтобы замаскировать красные пятна на лице. Я узнала эти водянистые волдыри, вот уже две недели я любовалась в зеркало на подобную красоту. Неужели ветрянка? Но всем известно, что вампиры не болеют! Я не выходила из дома, опасаясь заразить людей и позволяя ухаживать за собой вампирам и оборотням. Оказывается, я опасна для них, я заразна… Розали уже заболела… – Мама, уходите! – я слышала, что в моём голосе нет нужной доли приказных интонаций, они меня не послушают, но есть же у них здравый смысл! Эдвард оглянулся на меня и кивнул: – Белла, Эмметт, вы должны уйти, ни с кем постарайтесь не общаться, из дома не выходите, все на карантине. Его приказа никто словно бы и не услышал, Эмметт по-прежнему стоял на коленях у кровати, мама подошла к Эдварду и положила руку ему на плечо. Сейчас сюда прибудет ещё и доктор Каллен, я перезаражу всех и мы откроем лазарет для вампиров. И во всём виновата только я со своими глупыми болячками. Когда приехал доктор, ничего не изменилось, хотя Карлайл и считал, что разумнее всего будет каждого поместить в персональный бокс. Он только не мог определиться со сроками карантина. Если следовать правилам, предписанным человеческой медициной, то мне уже можно, не опасаясь, общаться и с людьми и, наверное, с вампирами. Впрочем, за время своей болезни я со всеми и каждым успела поделиться своими вирусами. Теперь оставалось ждать, вся семья была под угрозой заражения, а я – эпицентр эпидемии. Я виновата во всём – это грызло меня изнутри. Я ощущала себя миной замедленного действия, новейшим бактериологическим оружием. Хорошо, что Тане и Фреду хватило благоразумия остаться в своём шикарном доме за городом, Элис и Джаспера тоже уговорили пока не приезжать. А вот Карлайл и Эсми перебрались к нам: Карлайл сказал, что он – врач, Эсми сказала, что она – мать. Было больно думать о том, как они рискуют… Мы почти не разговаривали, ходили на цыпочках и боялись смотреть друг другу в глаза. Хотелось запереться в своей комнате или сбежать куда-нибудь из нашего огромного притихшего дома. И я сбежала бы… Но вдруг выяснилось, что именно я должна стать заботливой сиделкой. Теперь мы вместе с Эмметтом дежурили у постели Роуз. Она всё чаще впадала в забытьё, и это был плохой признак. Конечно, для людей сон – здоровье, но здоровые вампиры не спят. Ужасно, до сих пор никто и подумать не мог, и понятий таких не существовало: здоровый вампир – больной вампир. Пока Роуз была в сознании, она не отпускала меня от себя, и мне было стыдно отходить от неё, даже когда она закрывала глаза: нельзя было оставлять Эмметта наедине с мучительным бредом больной и тяжёлыми мыслями, но мне приходилось есть и спать. Как много времени трачу я на пустое и никому ненужное… Как-то я задремала, свернувшись калачиком в кресле, стоявшем у постели Розали, и не слышала, как Белла вошла в комнату. Карлайл категорически запретил ей, Эдварду и Эсми даже подниматься на четвёртый этаж, но это предписание врача никто не выполнял. – Белла… – прошептала Роуз, и от этого дрожащего шёпота я проснулась. Эмметт сидел на полу у изголовья кровати, мама примостилась на подлокотнике моего кресла. Розали тяжело дышала. В её руке я увидела зеркало. Тётушка любила зеркала, они отвечали ей взаимностью и с радостью отражали её неоспоримую красоту. Но сегодня Эмметту не стоило потакать прихотям своей жены, надо было запретить ей рассматривать своё отражение. Язвы и шрамы, словно ржавчина, разъедали классические черты лица и нежные краски. Рука с зеркалом бессильно упала на одеяло. – Я постарела, – спокойно сказала Розали. – Ну что, ты… Всё заживёт, и следа не останется. Посмотри на Несси… – поспешила утешить её мама. – Природа вампира неизменна, если же изменения произошли, то они не обратимы. Мне не выкарабкаться. – Не говори ерунды, – Эмметт осторожно погладил её по плечу. – Хочешь, я попрошу Джаспера или Эдварда, чтобы они меня покусали как следует, тогда я тоже смогу похвастаться перед тобой шрамами. Розали слабо улыбнулась, глядя в глаза Эмметту, и от этой улыбки стало ещё страшней и безнадёжней. Розали перевела взгляд на маму. – Белла, я случайно услышала ваш разговор… Всё это глупости, я счастлива. Белла явно смутилась. Похоже, речь шла о каком-то разговоре, который я пропустила, проспала, наверное. Я-то пропустила, а вот Розали услышала. – Судьба подарила мне то, на что я уже и не надеялась. Я воспитала ребёнка, состарилась и умираю счастливой. Мои девические мечты сбылись: семья, дети и обычная человеческая жизнь, жизнь в ожидании смерти. Это прекрасно. – Доктор считает, что желание жить – это основное условие выздоровления. Нельзя опускать руки, никто не знает, что ждёт его в будущем. – Элис знает всё, – возразила Розали. – Если бы мне суждено было встать с этой постели, она бы уже давно сообщила день и час. Вот тут Роуз была неправа – на Элис в данной ситуации надежды было мало, круг её пророчеств катастрофически сужался. Этим утром мы с Джейкобом и Сетом побывали у неё. Доктор после тщательных исследований, а он оборудовал огромную лабораторию в одной из квартир четвёртого этажа, сказал, что я уже не заразна, а квилеты и подавно, и разрешил нам поработать связными. Мы не предупредили о том, что нагрянем в гости, и сюрприз удался, ведь ни меня, ни волков наша прорицательница предугадать не могла. Жизнь Элис была переполнена предопределениями, она знала о будущем почти всё, поэтому особенно ценила приятные сюрпризы. Когда Элис выбежала нам навстречу, у меня руки чесались, так хотелось протянуть их к ней и загрузить все свои вопросы и тревоги, но я боялась «сбить настройки»: знала, что мое присутствие мешает предвидению, поэтому пришлось сцепить ладони в замок и чётко сформулировать свои вопросы. Слова ложились коряво, и я очень боялась сказануть лишнего. – Элис, ты видишь что-нибудь? Скажи, когда Роуз выздоровеет!? Нельзя же болеть вечно! – Милая, я не вижу ничего… – Но ведь ты что-то видела, до того, как я пришла? – Я не вижу ничего, – повторила Элис уставшим голосом. – В будущем Розали темно… Я предсказываю последствия принятых решений, когда события следуют одно за другим, как звенья в цепочке. Но кто принимает решение в данный момент? Вряд ли вирусы что-то решили. Пока передо мной разворачиваются самые противоположные и смутные варианты будущего. Исход болезни неясен… – Неясен… это значит … возможно… – я не смогла договорить, такие слова стараются не произносить. Элис судорожно сжала губы и коротко кивнула. Сет ударил кулаком по стене и тоном, не терпящим возражений, заявил: – Карлайл что-нибудь придумает! Элис покачала головой: – Этого я не вижу, у нашего доктора слишком мало времени, жизнь Роуз сейчас не зависит от него. В древности сказали бы, что над нами властвует злой рок. – Ты не права, – Джейкоб присел на ступеньки крыльца. Мы так и стояли у дверей, почему-то не решаясь зайти в дом. Всё вокруг было белым или серым, и только ягоды на рябине, росшей у крыльца, ярко светились, резали глаза, словно на карандашный набросок кто-то брызнул светлым кадмием. – Как я могу быть права или неправа, если я ничего не вижу, – раздражённо проворчала Элис. – Я не о предвидении. Я о том, кто должен сейчас принять решение. – Кто же? – мы смотрели на него с надеждой. – Розали… Эдвард считает, что она сама всё решила, она не хочет жить, не видит смысла. Мысли у неё путаются, она бредит, но всё сходится на том, что смерть для неё желанна. Джейкоб говорил спокойно, как о чём-то давно пережитом и переболевшем. Значит, они с Эдвардом давно это обсудили. А я-то думала, отчего Эдвард последнее время напряжённо прислушивается, страдальчески морщится и бессильно сжимает кулаки, словно чьи-то мысли не прошли цензуру. Я была уверена: папа в ужасе от содержимого моей головы. И что же выяснилось: это чёрные мысли Розали заставляют Эдварда злиться от бессилия, а мои мечты и вздохи здесь ни при чём, наверное. Я украдкой бросила взгляд на Сета – какой он высокий, красивый, весёлый, смелый, добрый… И вот на этом месте мне словно ледяной водой в лицо плеснули! Какой же ерундой забита моя голова, а ведь мне только что сообщили, что заветная мечта Розали – умереть! Стало вдруг стыдно и почему-то так холодно, что озноб прошёлся по спине и зубы застучали мелкой дробью. Я заплакала, как маленькая. Вот этого я никак от себя не ожидала... Слёзы сыпались градом, в груди что-то колотилось и булькало. Розали, моя самая-самая любимая-любимая, красивая-красивая тётушка Роуз, моя вторая мама... Я знаю, что она полюбила меня, до того как я родилась. Она кормила, укачивала, баловала меня. С ней я играла в куклы, немного расстраиваясь, оттого что я не такая ослепительная блондинка, как Розали и кукла Барби. К ней я несла свои девичьи секреты. Как она может, как она смеет мечтать о смерти, когда она так нужна мне! Я люблю её, ей нельзя умирать от моей ветрянки, я же себе этого не прощу! Так я рыдала, а Элис, Сет и Джейк молча смотрели на меня, я знаю, они тоже хотели бы поплакать, они бы плакали горше, чем я, но не умеют. И тут на крыльцо вышел Джаспер, прервав мои страдания так, как это умеет делать только он. – Элис, думаю, мне надо поехать к Розали. – Зачем? – В качестве антидепрессанта, – ответил Джаспер, и непонятно было, шутит он или говорит серьёзно. – Но, Карлайл велел соблюдать карантин, – неуверенно возразил Сет. – Да гори он синим пламенем, этот карантин! Мы все вздрогнули: страшно услышать такое проклятие от вампира. – Не зови беду, она и сама придёт, – строго оборвала его Элис. Потом обратилась к Джейкобу – Вот что я знаю точно, так это то, что вечером у нас военный совет. Мы все округлившимися от шока глазами смотрели на Элис. Новости оглушали. – Вольтури исчезли, – предсказательница сосредоточенно хмурила брови, силясь разглядеть что-то поверх моей головы. – Куда? - удивилась я. – Я их не вижу… – объяснила Элис, похоже эта фраза становилась у неё дежурной. – И давно? – забеспокоился Джейкоб. – Уже около двух часов… – Готовимся к войне? – предположил Сет. – Я уже позвонила Эдварду, – растягивая слова проговорила его Элис, уплывая из реальности в мир своих видений. – Вам лучше поскорее уехать… Я не гоню вас, но…Мне необходимо сосредоточиться и проследить все ниточки, у вас я этого сделать не смогу. – Мы тебе мешаем? – подсказала я. – Если честно, то да, и очень. – Мы не знаем планов Вольтури, вам опасно оставаться одним в такой глуши. Аро на всё пойдёт, чтоб заполучить тебя в свою свиту, – предостерёг Джейкоб. – Через четверть часа здесь будут Таня и Фред, мы воспользуемся его щитом. А вечером ждите, постараемся быть у вас, – сказала Элис. – Уходим, – коротко скомандовал Джейкоб, развернулся и направился к калитке, Сет и я двинулись следом. Вдруг Сет резко затормозил и хлопнул себя рукой по лбу: – Чуть не забыл! – он в два прыжка вернулся к Джасперу и Элис, стоявшим на крыльце своего дома. – Доктор просил вас сдать анализы. Сет достал из кармана рубашки пластиковый футляр. Элис и Джаспер смотрели на него напряжённо и вопросительно. – Просто поплюйте в пробирочки, плотно закройте пробочкой и не забудьте подписать, где чей яд. Я неожиданно прыснула сквозь слёзы, Элис пожала плечами, а Джаспер и Джейкоб недовольно посмотрели на нас с Сетом, они, конечно, считали, что сейчас не до шуток. – Я серьёзно, можете позвонить доктору Каллену, – Сет простодушно хлопал глазами и сдерживал улыбку. Элис забрала у Сета коробку с пробирками, гордо вскинула голову и, бросив нам: – Ждите… – ушла вместе с Джаспером в дом. Конечно, сдача яда – процесс интимный, не для посторонних глаз... Я невольно представила, как Элис склоняется над пробиркой, словно змея над чашей на известной эмблеме. Меня бил нервный смех, и в то же время слёзы безостановочно катились по щекам. Сет укоризненно косился на меня, а Джейкоб протянул руку и погладил по плечу. Я, не любившая всех этих волчьих нежностей, дёрнула рукой и отступила. А через пять минут мы уже неслись навстречу ветру, возвращаясь домой. Джейкоб вёз на байке меня, а Сет – пробирки с анализами. Я, вцепившись в косуху Джейкоба, неожиданно успокоилась, всеми клеточками ощутила как отступает нервная дрожь и улыбнулась… Чему, спрашивается? Тому, что Вольтури стали недоступны для Элис, что в будущее Роуз страшно заглянуть? Всё это должно было добавить чёрных красок в мой беспросветный пессимизм. Но я словно вдруг почувствовала сердцем – надежда есть…