honey, love you
money, fuck you
У Антона, вечно рефлексирующего, сердце не на месте весь вечер. Липкая эмоция пристаёт с самого начала разговора, и пока они заканчивают рабочий день, и пока Антон доезжает до дома, и пока он сам заходит за продуктами, поглубже натянув кепку и надев маску, — это не проходит. Каждый такой разговор неприятный, но то, каким после него уехал Арсений, Антона беспокоит больше всего. Шастун думает часто, много всякого, изо всех сил, и иногда страхи и сомнения в его голове перекрикивают здравый смысл. Редко, но мысль, что будет, если они с Арсением расстанутся, проскакивает, одновременно болезненно жжёт сердце и отрезвляет ум. Она беспочвенная, бессмысленная, но невыносимо беспощадная, и у неё никогда нет внятных причин. Антон уже давно не сомневается в себе как в подходящем Арсению партнёре, — он видит, какой тот с ним, знает, что ему нужно. Он не боится, что у Арсения что-то перещелкнет, в доверии и уверенности в совместном завтрашнем дне нет сомнений. Сложно представить, что должно случиться, чтобы к этому привело, ведь они так прокачались в умении вести диалог, что кажется, уже всё выяснили. Они притёрлись, как отточенные на супермегастанке шестерёнки, и не могут проебать то, что так бережно хранят, что смогли пронести сквозь столько лет, — от неосознанной тяги, к любви, которая пробивается сквозь любые сложности, экраны и запреты. Это так поразительно, что они нашли друг друга в этом огромном мире. Но всё же, что будет если вдруг? Как тогда работать вместе? Такого сердце не выдержит, даже несмотря на умение разделять работу с личным, незаметно уравновешивая состояние друг друга, если они вдруг в ссоре. Но любая ссора — это всегда знание, что скоро всё встанет на свои места, это не то же самое, что разрыв. И не заявишь о конце отношений, чтобы не упоминали, не давили на больное. Почувствует ли это зритель? Каково будет им? Антон думать об этом не хочет, но иногда думает, ругает себя, что такие мысли в их почти-идеальных по его индивидуальным меркам отношениях вообще возникают, и приходит к выводу, что главное, конечно, что он не хочет расставаться ни за что, проблема в его собственном самоанализе. Вероятно, психоаналитик — не такая уж и устрашающая идея, хуже, когда не ясно, куда девать все эти паранойи. Антон готовит ужин, и себя к разговору. Хочется узнать, что так пошатнуло состояние Арсения, и провести спокойный вечер вместе, ведь он так скучал все эти дни, пока тот был в Питере. На сообщения Арсений почти не отвечает, у него пробы, и Антон переживающим мозгом надеется, что он просто занят. Когда телефон присылает уведомление о сообщении «Прошло нормально..Еду» от Арсения, у Антона уже всё готово, он лезет на полку с запасами алкоголя, достаёт, но не открывает, вино — вдруг Арсений не захочет, а один пить Антон не будет, приглушает свет в квартире, и уходит курить на балкон, чтобы до приезда Арсения успеть выветрить запах. Спустя полчаса в глубине квартиры щёлкает замок, и утомлённый Арсений заваливается в квартиру, отряхивая волосы от редких снежинок. — Привет, — Антон выходит в коридор, загребая его в объятия, — есть хочешь? — Мгм, пахнет вкусно, — Арсений зарывается ледяным носом в шею, ладонями холодит спину, — и в ванную хочу. И телефоны вырубить, задрали все. Арсений уходит в душ, а после заходит на кухню раскрасневшийся в тепле, утопая в чужой домашней футболке. — Это ты приготовил? — он юрко заглядывает на плиту, — Ты сам? — оглядывается на стол, что уже накрыт, — А почему кухня целая? — иронизирует в ответ на утвердительный кивок. — Вот ты чертила, садись давай. Вино будешь? Я не открывал, подумал, вдруг ты не захочешь. Я-то бы сам лучше пива бахнул. — В тебе умер романтик, Антох. Антон думает, зато раньше умер — потом столько времени свободен. На самом деле это не всерьёз, он чуткий и романтичный партнёр, и это то самое, что Арсению всегда было нужно. Арсений молчит оглушительно, жуёт неостывший ужин, бегает глазами. Так часто бывает после эмоциональных дней, и такой тихий Арсений всегда словно приносит кусочек безрадостного неба Питера, — восприимчивому Антону становится тоскливо вместе с ним. Глупо, но Антон чувствует себя виноватым. Он знает, что в жизни Арс не всегда в хорошем настроении, не всегда такой, каким его видят люди, но свою активность он сохраняет даже когда устал. А когда он сидит притихший — значит что-то не так, и это улавливается в дерганных движениях рук, залипающем в одну точку взгляде, молчании. Антону порой кажется, что он извращенец, которому стоит лечиться, потому что Арсений в ярости его заводит, у него буквально плавится мозг от такого Арсения, хотя Шаст знает, какие вулканы у того внутри кипят. Но это всё лучше, чем Арсений бесшумный — как с котом, если тихо, значит что-то случилось. — Как прошло? — Антон решает зайти издалека, пока собирает посуду со стола. — Нормально, кажется, — Арсений усаживается на диван, подогнув одну ногу под себя, — но ты же знаешь, “мы перезвоним” и всё такое. Я особо не жду. — И зря, Арс! Ты блестящий актёр, — под шум посудомойки Антон подсаживается рядом, — тебе просто нужен хороший проект, твоя роль. Всё будет, обязательно. — Ой, Шаст, твои бы слова да режиссёрам в уши.. — Если бы я мог, я бы лично каждому звонил и просил взять тебя, ты же у меня такой хороший. — Твоя вера сильнее моей. — У Арсения столько благодарности во взгляде, что она почти выплёскивается, — А почему, кстати, ты так редко об этом говоришь? — О чём? — Ну, что я правда, — Арсений выделяет это слово, — хороший актёр. — Я да?.. Я редко тебе об этом говорю? — Антон искренне не понимает, он всегда напоминает об этом, иногда даже на людях, иногда — не в тему. — Не мне.. — Арсений нервно поправляет чёлку, — Вслух. — Я боюсь, что не смогу остановиться, — Шастун тянется к чужой коленке, и Арсений накрывает его руку своей, — Буду восхвалять тебя и твой талант, и это будет слишком для чужих ушей. Тебе это важно? — Не совсем это. Не чтобы ты по углам всем рассказывал какой я пиздатый, понимаешь.. — А чтобы перестал обличать всё это в поверхностные шутки? — Антон и сам знает, в чём проблема. Если б он мог, он бы стукнул себя по языку, когда начинает шутить на эту тему, скрывая своё настоящее под образом школьного забияки, — осталось только за косичку начать Арсения прилюдно дергать, и он бы это, вероятно, делал, если бы тот её не остриг. — Да. А говорил, не умеешь мысли читать, — хмыкает Арсений, — шучу. Помню, лучше словами, — он качает головой в ответ на укоризненный взгляд, — не то чтобы мне обидно, я знаю, как ты думаешь на самом деле, но это ведь даже уже и не весело. Ладно, иногда и обидно. — Я тебя понял, Арс. Внятно. Я постараюсь больше так не делать, прости. — Антон целует его в центр ладони. — Так тихо. — они просидели молча с десяток минут, Антон, откинув голову на диван, наблюдая за Арсением, который выводит только ему известные знаки на антоновой руке. — Я выключил телефон. — И я. — словно речь об этом. — Классно, когда никто не достаёт. А то от Стаса порой даже дома не скрыться. — Поговорим об этом? — Антон вступает на опасную дорожку. — Мм? — Арсений хмурится, — Опять впускаем его в нашу личную жизнь? — усмехается, но Антон улавливает нервные нотки в его голосе. — О сегодняшнем. Не о Стасе, но мне показалось, что тебя тот разговор выбил как-то из колеи. — Скорее уж его. — Арсений. Не хочешь сейчас об этом говорить, так и скажи. — Антон умеет сбить спесь с Арсения в секунду, чтоб не получалось уходить от ответов. — Хочу, но не хочу, — Арсений морщится, — я хочу быть откровенным, чтобы укреплять, а не рушить. — Тогда скажи, в чём дело. Ты же знаешь, мы всё можем обсудить и договориться. Это из-за Иры? — Нет. Я уже привык, даже к ней, — обречённый вздох разрезает воздух, — когда вы не обжимаетесь. — в догонку язвит Арсений. — Да я от неё так шарахаюсь, что это выглядит тупо. Читал я, как меня стебут. — бурчит Антон, — Не увиливай от темы! — Знаю. — Арсений садится ровно, словно готовится отвечать по билету. — Стас говорит, что главное, чтоб мы с тобой на сцене совпадали, в быту то ему похуй. — Так. А тебе нет. — А мне нет. — Я наведу порядок в шкафу, обещаю. — И кто ещё увиливает! — Прости, — сыпется Антон, — ну прости, разрядить обстановку хотел. — Я не про этот быт, тут всё недурно. — Недурно.. — Антон качает головой, вечно у Арсения эти словечки. — А про что? — Это нечестно по отношению к тебе, но я обижаюсь. Знаю, что ты не виноват, но кажется, как будто ты можешь повлиять на Стаса, но не делаешь этого. — На него никто не может повлиять, у него мухи в мозгах ебутся. — Знаю, говорю же, что это несправедливые обвинения. Это наши с ним разборки, и ты даже не должен вставать на чью-то сторону, но всегда встаёшь на мою, и я тебе очень благодарен, но потом накрывает всё равно. — Я правда делаю, что могу всегда, Арс. — Знаю, знаю, Антох, — Арсений качает головой, — я сам не понимаю, как работает эта претензия. Наверное, мне не хватило какой-то защиты по жизни, и к сорока годам я устал всегда быть сам за себя. И ты даёшь мне больше, чем можно представить, — он разворачивается к Антону лицом,— мне нравится, что я только с тобой не пытаюсь всё контролировать, нравится, что мои странные шутки тебе не приходится объяснять, и я вижу, как я для тебя важен. — Всё так, Арсений. Скажи, что мне делать в следующий раз? — внутри у Антона что-то лопается, разливая тепло, он укладывает свою ладонь Арсению на плечо. — Просто будь всегда на моей стороне. — Плечом к плечу, колено к колену? — Шастун улыбается. — Это из «Алисы в стране чудес»? Превосходно, Шастун. — Арсений падает к нему в объятия из длинных, тяжелых рук. — Я всегда выбираю тебя. — У Арсения волосы пахнут облепиховым новым шампунем, у Антона это становится очередным любимым запахом. Нежные губы Арсения находят Антоновы, он, хватаясь за острые плечи, укладывает его на себя, и проводит кончиком языка по кромке зубов. Усталость, скопившаяся за всё это время, отступает. Если бы Антон мог, он бы в коллекцию собирал их поцелуи. Ужасно, ему тридцать лет, и всё это до жути слащаво, но кто он такой, чтобы сопротивляться. Арсений в его руках ластится и возится, отстранившись от поцелуя, кусает за плечо от чувств, — не знает как ещё их выразить. Тёплыми руками пробирается под резинку штанов, чуть царапая ногтями, щёкотно выдыхая в ухо. — Арс, прекрати баловаться. — серьёзным тоном пытается усмирить его Антон, отодвигая чуть от себя. — Дай, — как маленький ребёнок за конфетой, Арсений тянется обратно ближе, — ну Шаст. — Разгон у тебя конечно стремительный. Арсений застенчиво улыбается, перебираясь верхом на колени к Антону, и смотрит, удерживая за плечи. Ведёт кончиком указательного пальца по брови, спускаясь по скуле, проводит по пухлым губам, и Антон щёлкает зубами, в попытке прикусить, на это в ответ Арсений нажимает ровно в родинку на носу. — Ну чего ты хочешь? — фыркает Антон, расплываясь. — Тебя. — Арсений елозит на чужих бёдрах, проезжаясь по твердеющему члену. Антон укладывает руку ему на шею, медленно притягивая к себе, не давая возможности отстраниться, и перед поцелуем видит в глазах напротив загорающиеся похотливые огоньки. У Антона есть мысленная классификация поцелуев от Арсения, в зависимости от ситуации, так он понимает его настрой, и сейчас они в разделе горячих, потому что тот врезается в его губы, мокро лезет языком в рот, и выгибается навстречу, когда Антон сжимает его бедро. Арсений медленно дышит, закапывается пальцами в кудри на затылке, слегка массируя, оттягивая, отвлекается на линию челюсти, прикусывая и следом зализывая, и Антону сладко и душно. — Какой же ты ласковый.. — шепчет он, когда Арсений тянет сначала свою футболку вверх, а потом и Антонову. Сзади слышится опасный звон, — Арсений задевает ногой стол, стекая вниз. — Блядская хуета. — бубнит он, видимо недовольный, что пришлось оторваться от облизывания груди и сосков Антона, чтобы развернуться, и подвинуть столик подальше. — Звучит горячо.. — усмехается Антон. — Ой, заткнись, Шаст, — язвит Арсений в ответ, подползая обратно на коленях, умудряясь выебываться даже сейчас. У Антона автоматически включается властность, он знает, как с такого ракурса он может давить одним только взглядом, и как Арсению это нравится. — Повтори, мой хороший? — спрашивает Антон твёрдо, и смотрит, подняв брови. Арсений ловит воздух ртом несколько раз, и в итоге его захлопывает, тупит взгляд, и молча утыкается носом Антону в живот. Тот кладёт ему руку на затылок, поглаживая и думает, что до сих пор иногда теряется от такой покорности. Арсений порой так включается, становится послушным, кротким, а когда это происходит на сцене становится совсем неловко. Непонятно, кого в тот момент и что заводит больше, — Антона такой кроткий Арсений, или Арсения такой властный Антон. Арсений снова кусается — под удар попадает всё подряд: мягкий живот, тазовая косточка — он стягивает домашние штаны с Антона и прикусывает внутреннюю сторону бедра. Уже вставший член выглядывает из-под резинки трусов, и Арсений, словно не может больше сопротивляться такому флирту, тянет белье вниз, спешно обводя языком головку. Антон перебирает прядки на его голове, не давит и даёт Арсению вести процесс. Тот проводит несколько раз вверх-вниз и поднимает невинный взгляд наверх, показательно убирая свои руки за спину. Антон чуть давится воздухом сначала от этого жеста, а потом от рта Арсения, которым он плавно опускается на член почти до упора и начинает двигаться. — Да, Арс, да, вот так, — хрипит Антон, откидывая голову на спинку дивана, — медленнее, нежнее. Такое у него сегодня настроение, и от того, как старательно Арсений следует его инструкциям и как Антону горячо и влажно, поджимаются пальцы. Он изредка бросает взгляд вниз, и натыкается на лукавые глаза Арсения. Арсений вылизывает активно, сначала обводя щёлку языком, а потом опускается к яйцам, старательно втягивает щёки. Антон блаженно жмурится, подмахивает и чувствует, как на очередном толчке бёдрами член пульсирует, а поясницу простреливает, и предупреждая коротким мычанием, кончает. Арсений довольно облизывается, пальцами вытирает рот и падает рядом. Антон переводит дыхание и любуется на разомлевшего рядом Арсения — странно, оргазм-то получил не он, и ужасно хочется коснуться его везде побыстрее, поэтому он тянется с поцелуями, проводит носом по щеке с любимым треугольником родинок, покусывает мочку, заводит руку за спину, и сжимает задницу. — Давай-ка разденем тебя до конца, — Антон встаёт и наклоняется, чтобы снять с Арсения домашние штаны, — опять ты без белья, Арсений.. — Я и на улицу трусы не всегда надеваю, а дома зачем? — бурчит Арсений. — Знаю. — Антон берет его за руки, и чуть тянет на себя, — Приподнимись, — Арсений послушно следует за его движениями, Антон переворачивает его спиной к себе, укладывая грудью на спинку дивана, — и упрись коленями. Ага, вот так. Антон подходит сзади, упирается рукой Арсению в поясницу, и тот податливо прогибается, открывая потрясающий вид. Антон ведёт по спине, оглаживает родинки, по ягодицам пробегают мурашки, и он не может оторваться. — Антон? — Арсений кидает за спину взгляд. — А? — Антон хмурится, — Бля, прости, я залип на твоей жопе. Шастун исправляется — наклоняется, целует в шею и загривок, проводит языком по солёной коже, рукой двигает вдоль живота, опускаясь к члену. Он проводит по нему всего пару раз, и убирает руку, когда слышит от Арсения низкий стон. — Тебе нравится, Арсений? — Антон обнимает Арсения своими руками поверх его уложенных на диван, и шепчет над ухом. — Ты меня дразнишь что ли, Шаст? — мотает головой Арсений. — Да за кого ты меня принимаешь. Антон целует между лопаток, замедляясь, спускается ниже, и когда почти доходит до цели, чувствует чужую руку, которая пытается оттолкнуть. — Ты что задумал? — Арсений даже приподнимается, глядя назад. — Вернись как был, и узнаешь, — Антон отодвигает его руку, и встаёт на колени. — Шаст, отстань оттуда, я не готовился. — хнычут ему в ответ. — Уймись, ты был в душе. — Но этого мало! — Арсений лежит, как лежал, но сдвигает колени. — Значит не будем прям ебать тебя сегодня. Или ты вообще не хочешь? — Антон меняется в настроении сразу, как чувствует, что может переборщить. — Хочу. — Тогда расслабься и получай удовольствие. Арсений умолкает, с глубоким вдохом, и после многозначительного похлопывания по бедрам, раздвигает ноги снова. Антон укладывает ладони на половинки, раздвигает ягодицы руками, — очень хочется шлёпнуть, но это уже рефлексы, сегодня больше хочется обласкать, поэтому он гладит, и широко лижет по шву, после толкаясь языком внутрь. Арсений сверху начинает скулить, от смущения, или удовольствия, но рукой сразу тянется себе дрочить. Антона разрывает от такого Арсения, от желания доставить ему удовольствие, и от собственного возбуждения. Он чередует короткие мазки с ввинчиванием языка, отрывается иногда, чтобы укусить за одну из половинок, чуть проникнуть пальцами, и снова возвращается к слюнявым поцелуям. Арсений всё повышает громкость пыхтения, и подаётся назад, переходя на стон, когда Антон чувствует, как сокращается вход, и кончает, уткнувшись щекой в диван. У него трепещут ресницы при оргазме, и Антона от этого разжигает нежностью. Он придерживает его поперек живота, и укладывает всем телом на диван, усаживаясь рядом на полу. — Не сиди так, сквозняк же, — тяжело дышит Арсений, зажмурившись, — и подай салфетки, если мы угваздаем диван я тебя сожру. — Эй, это твоя сперма, в твоей руке, что значит мы? — возмущается Антон, но тянется за рулоном. — Её бы тут не было, если б не ты. — Арсений одним глазом щурится, наблюдая, как Антон сам ему вытирает всё с руки. — Я тебя люблю, — выдыхает Шастун. — Признаваться в любви после оргазма так банально, Антон. — Да ну тебя, козёл. — смеётся Антон, поднимаясь с пола. — Я в душ. Арсений присоединяется позже, и они уже достаточно долго вместе, чтобы действительно просто помыться, и быстрее лечь спать — завтра в офис, скоро школа команд, начался новый год, а с ним и новые съёмки, так что они не склоняют всё к сексу, хотя больше и моют друг друга, под незамысловатые шутки Антона про “моем деда”, на которые Арс, конечно, не обижается, хотя и грозится плеснуть мылом в глаз. Когда они ложатся в кровать Арсений за спиной Антона перекидывает руку поперёк, и быстро начинает сопеть. Шастун не может уснуть, ворочается и думает так громко, что, кажется, выдергивает этим из дрёмы Арсения. — Ну чё ты не спишь? — он приподнимается, — Ну люблю я тебя, люблю.. — Да не, я думаю просто, — хмыкает Антон, — не вошкайся, Арс, спи. — Чего думаешь? — Арсений залазит почти половиной тела на Антона, и лезет под руки, отчего тому приходится лечь на спину. — Хороший мой мальчик, ну. — это обращение от него эхом раздаётся в голове. — Я тебе кое-что рассказать не успел. Сценарий прислали недавно, я чутка глянул. — Не понравился? Или времени нет? — Мм, нет, не в этом дело, — Антон вздыхает, начинает перебирать Арсению волосы, — Нормальный сценарий, прикольный. И время я могу найти, там не главная роль. — Финансово невыгодно? — Вообще похуй на бабки, ты же знаешь. Я редко впрягаюсь только из-за них. Антону обычно жаль, что на все те деньги, что он зарабатывает, нельзя выкупить чуть больше времени наедине с Арсением. Какой смысл в них, если главное богатство забирают? — Но? — Но какой из меня актёр? Я же уже был на кастинге, и не прошёл, чего они вообще меня зовут? У меня даже образования нет. Ты вот актёр. — И даже мне образование не всегда помогает, — выразительно косится Арсений. — ты себя недооцениваешь. — Я не хочу выглядеть глупо на фоне профессионалов. Боюсь. — Я понимаю. Если ты этого действительно хочешь — попробуй. Я помогу, если что. Поверь, ты лучше многих недоактёров. Ты у меня звезда. — Арсений всегда находит нужные слова. — Ладно. — У Антона нет поводов Арсению не доверять. — Я ещё подумаю над этим. Спасибо, Арс. — Антон благодарно целует его, аккуратно сминая губы. — Давай спать. Арсений кладёт голову на грудь, а Антон так и копошится одной рукой в его волосах, это расслабляет обоих, и они засыпают. У всех есть секреты, спрятанные в сердце, — что-то, что не хочется показывать остальным. Есть разные виды секретов: те, что прячешь подальше, потому что хочешь скрыть; те, о которых хочешь рассказать, но не можешь; и те, о которых готов рассказывать, если бы тебя кто-нибудь спросил. Арсений всегда между первым и вторым, Антон обычно относится к третьему типу. Может быть, в этом их сила — общий секрет, чтобы понимать друг друга, и разный взгляд, чтобы любить. И хотя кроме них двоих, наверняка никто не знает, что там творится за их занавесками и дверьми, хотя они молчат, — кончики пальцев говорят всё за них, глаза делятся всем, самые простые слова оказываются полными значений, а попытки утаить только больше бросаются в глаза, и от этого никуда не деться. Лучше всегда сохраняется в тайне то, о чём все догадываются. И ни одна хорошая история не выдаёт все свои секреты сразу.