***
К жизни Рейдена вернуло постепенно нарастающее жжение в области шеи. Он из последних сил разлепил веки и увидел над собой взволнованное детское личико. Мальчик подул на ложку, а затем поднёс её к губам воина, слишком слабого, чтобы разбираться в ситуации. Отдавшись течению, он покорно раскрыл рот, разрешив отпаивать себя тёплым молоком с мёдом. Сейчас он испытывал самую сильную в своей жизни головную боль, его знобило, шею ломило, а к горлу подступила рвота, угрожавшая пустить насмарку плоды упорной работы Октая. Рейден неловко опёрся на чуть более здоровую руку, но тут же получил лёгкий толчок в грудь. — Да лежи ж ты спокойно, масленица, — ладонь врача коснулась его лба, затем прощупала лимфоузлы на шее. Антон с досадой выдохнул и серьёзным тоном обратился к сыну: — Малыш, спроси, пожалуйста, как себя чувствует этот балбес. Октай сосредоточенно кивнул и перевёл вопрос. Было заметно, как ему нравилось, что папа вновь обращается с ним, как с равным, вежливо просит, а не требует и не насмехается: — Не ответил, только спросил, что случилось. — Скажи, что доспехи нагрелись, ему стало трудно дышать, и он потерял сознание. Что чуть не умер, не упоминай, просто расскажи, как мы положили его на лошадь и добрались до ближайшей деревни. Рейден молча выслушал их и поджал губы. Попытавшись коснуться тела, он не нащупал доспехов, поморщился и застонал. Наконец вспомнив об этикете, он хрипло поблагодарил обоих и сделал попытку поднять руки, чтобы дотронуться до лица. Кожа горела и свербела. Антон перехватил запястье проводника, не дав коснуться ожогов: — Октай, птенчик, сходишь вниз, покормить лошадку? Мальчик, догадавшийся, в чём было дело, кивнул и молча вышел за дверь. Господин Шульц знал: жесты Рейдена – дорожный знак-джокер: его можно ставить, где угодно и обозначать он может, что потребуется, а потому он решил на всякий случай подготовиться заранее и достал из камина уголёк. Воин непонимающе таращился на человека, пока тот карябал что-то на клочке бумаги: Рейден понял, о чём пойдёт речь, грустно взглянул на Антона, прикусил нижнюю губу и, желая перевести тему, выразительно пожал плечами. Затем он неуклюже приподнялся, сел на кровати и, кивнув в сторону уголька, протянул руку: Минимальные знания грамматики японского подсказали Антону, что ему задавался вопрос, а понять остальное не составляло особого труда. Врач указал в дальний угол, где грудой были сложены останки обожжённых доспехов, и, когда Рейден удовлетворённо кивнул, Антон отобрал у него кусок угля: Воин брезгливо взял рисунок в руки и повертел. Затем его внезапно скрутил новый приступ кашля. Антон поддержал воина под локоть и протянул стакан воды. «Странно, вроде Октай очень мило вышел», — удивился он. Наконец путём хитрых логических процессов, Рейден догадался: единственное, что у них было в количестве двух штук – лошади. Похоже, молодая кобылка Горо испугалась и бросилась прочь в лес. Он отдышался и продолжил рисовать: Антон вытянул из-за пояса два пустых мешочка – три монетки красноречиво звякнули и покатились по столу. Рейден исподлобья посмотрел на него, а тот в свою очередь раскинул руки и, не вставая с постели, покрутился влево и вправо. Генерал устало выдохнул и упал на койку. На самом деле врача смутило, что комната и питание на несколько дней стоили лишь в два раза больше, чем обед на троих в таверне, но возражать или просить похвалы за выгодную сделку он не стал. Возможно, Рейден уже был должен хозяину трактира, или здесь чужеземная волюта ценилась выше, но теперь не всё ли равно. Главное, что их с больным воином не вышвырнули на мороз. Октай передал цену, но перед путниками встала другая проблема – о том, как соотносятся номинал монеты и её внешний вид, оставалось только догадываться. Господин Шульц попросил высыпать содержимое обоих мешочков ему в ладони и выставил руки вперёд, не сильно надеясь на благовоспитанность местного контингента. Пока Антон импровизировал с лекарствами, воин протянул руки перед собой: на места, где ожоги были самыми сильными врач, аккуратно наложил повязки, а на мелких царапинах топорщился пластырь, неровно наклеенный детской рукой. Он посмотрел на отражение в алюминиевой кружке: лицо было почти полностью покрыто какой-то мазью, а шея – перетянута бинтами. «Подумав – решайся, решившись – не думай», — пронеслось в его голове, и, когда Антон сел напротив него, Рейден, стыдливо опустив глаза в пол, протянул ему левую руку. Врач улыбнулся и, кивнув, заставил парня лечь обратно в постель. Он смазал пальцы заживляющим кремом, но, когда дело дошло до обожжённой кожи, воин взвыл от боли. Он быстро взял себя в руки и стиснул зубы. Антон выждал, пока боль на самом деле утихнет, и, промокнув раны, похлопал Рейдена по спине: «Терпи, факел». Рейден залпом выпил лекарство и откинулся на лежанку. Врач затянул повязки потуже, достал стетоскоп и, согрев его в руках, прослушал грудную клетку и живот пациента. Ничто, кроме учащённого сердцебиения не выдавало его волнения. — Боишься меня? Я думал, великих воинов доктором не напугать. Выждав пару секунд, господин Шульц в необъяснимом порыве, который можно было даже принять за заботу, укутал больного потеплей. Одеяло приятно пахло жареными семечками. Рейден зарылся в него с головой и почти сразу же задремал. Господин Шульц потёр лицо руками, бросил усталый взгляд на гору металла и горелых перьев, которые ещё недавно носили гордое звание амуниции, и понадеялся, что воину всё же удастся привести их в порядок. Или, по крайней мере, прийти в порядок самому. Антон открыл дверь и вышел на мороз. Спустившись по лестнице, он окликнул сына. Взволнованный, но довольный Октай подбежал к нему и начал радостно рассказывать, как лошадь взяла еду у него из рук, а потом упёрлась мордой в бок и начала толкать, словно бы просила добавки. Отец похвалил его за наблюдательность и, погладив по волосам, взял его ладони в свои. Он только сейчас заметил протез мальчика, настолько хорошо Октай умел с ним справляться. Никак не выдавая отсутствие наблюдательности у себя, он отвёл взгляд и воскликнул: «Да ты совсем замёрз! А ну быстро в дом греться!». И хотя мальчик казался немного расстроенным из-за того, что придётся бросить столь интересное занятие, сильно возражать он не стал. Господин Шульц с какой-то едва уловимой радостью наблюдал, как румяный ребёнок, перепрыгивая с ноги на ногу добрался до двери, и, не с первого раза открыв её, зашёл внутрь, впустив в комнату холодный ветер. Когда дверь захлопнулось, Антон мотнул головой, словно бы стряхивая наваждение, и уверенно повернул в сторону городской площади. По пути он обдумывал и пытался понять, почему вожак не назначил проводником кого-то из отряда. Или хотя бы не захватил с собой свиту из парочки воинов. Умри он здесь, войско оказалось бы обезглавленным, и никто даже не узнал бы об этом, не говоря уже о кризисе, вероятно происходившем сейчас в деревне из-за отсутствия управления. В его глазах Рейден уже имел право считаться храбрым и довольно неглупым парнем, возможно даже в чём-то мудрым. Однако его решение выглядело откровенным ребячеством или саботажем. Но должно же оно иметь под собой хоть какие-то основания. Городок показался господину Шульцу намного более дружелюбным, чем тот, которым управлял их проводник. По крайней мере, никто ещё не попытался его убить: до него никому не было дела. Похоже, здесь привыкли к торговле с людьми, а потому не боялись их. Господин Шульц осмотрелся: местные были даже ниже Рейдена, и он ощутил себя жирафом среди зебр. Он немного походил, по рынку, не оставляя попыток найти хоть что-нибудь, что можно было бы купить на его жалкие три монеты, но, осознав, что слышит родную речь, Антон непроизвольно обернулся. К нему довольно настойчиво приближался мужчина примерно такого же роста, как и он сам. Мужчина схватил руку Антона и затряс её с такой силой, что врачу стало больно: — Ach du meine Güte («Ах ты божечки ж мои»)! Вы первый человек, которого я здесь встретил за три года. Ну, кроме Шейлы, моих парней и лавочников, разумеется. Какими судьбами в Буролесье? Господин Шульц коротко и неохотно рассказал незнакомцу о том, что с ними произошло, многое упуская, ещё большее приукрашивая. Соотечественник внимательно и участливо выслушал всю историю, посекундно изменяя выражение лица: — Да в Говнолесье любой тебя к людям выведет, не переживай. Можешь нанять одного из моих ребят. Антон на мгновение задумался, решив, однако, что после всего произошедшего, не имеет права бросить больного проводника непонятно где без средств к существованию. Так он рисковал подорвать доверие не только к себе, но и ко всем людям в прицепе. Но, что ещё важнее, он только начал налаживать отношения с ребёнком, а показывать ему дурной пример и отстранять от себя сейчас в планы совершенно не входило. Он через силу отказался от подарка судьбы и тут же пояснил: — У нас почти не осталось денег, а с этим парнем мы точно сочтёмся. — Ну как знаешь. Отсюда до Гильгена ist nur ein Katzensprung («всего-то прыжок кошки» – рукой подать). Мы с караваном добираемся туда часов за шесть. Окончательно убедившись, что имеет дело с перекупщиком, Антон и усмехнулся, отметив, как по-разному к торговле с людьми относятся два народа-соседа. В голове у него сразу выстроился план, по которому это поселение торгует с людьми, а потом продаёт те же самые товары, но уже втридорога, своим более ксенофобным партнёрам. Господин Шульц сделал шаг в понятную и комфортную для себя зону авантюр и коварных схем – никакой самурайской чести-мести: — А Вы не планируете в ближайшее время туда отправиться? Купец почесал затылок и задумался: — Дня через два собирались, кажется, а что? А, — он расплылся в улыбке. — Понял. Конечно, да, можете присоединиться. Кстати, что у вас там с деньгами? Да не переживай, держи, — он вложил монеты в ладонь Антона, и оттолкнул его руку от себя, когда тот попытался отказаться. — В городе отдашь. На пару дней должно хватить. Господину Шульцу было неловко самому просить о таком, тем более человека, имя которого он забыл сразу же, как только услышал. Столь внезапный и своевременный акт эмпатии заставил его облегчённо вздохнуть. — Вы в «Красных флажках» остановились ведь? Да, цены там ломят, дай бог, и название ещё это… Одно слово – «местные». Ну что ж, ничего не поделаешь. Меня всегда можно найти тут. Так что всё в силе. Они готовы были распрощается, и врач уже вытащил из кармана пачку сигарет, как вдруг лицо его собеседника просияло. Посмотрел сквозь Антона, он замахал рукой: — Шейла! Как ты, девочка? Давно не виделись. Господин Шульц обернулся и обомлел, поняв, что теперь стоит лицом к лицу с Оракул. Он сглотнул. — Привет, Кифер, — она перевела взгляд на Антона, и вся её весёлость сразу же улетучилась. — Ты что тут делаешь, Шульц? Ай, сама знаю, но просто очень неприятно тебя видеть. Кифер упрекнул нового приятеля, за то, что тот утаил знакомство с Шейлой. Антон молчал и с тупым выражением лица таращился на обоих. Оракул вырвала сигарету из его рук и закурила сама: — Ну и что там твой пиромант? Сразу видно, волчье племя, заживает, как на собаке. — она стряхнула пепел и выпустила дым в лицо Антона, затем снова сделала затяжку. — Откуда? — он осёкся, почувствовав себя абсолютно беспомощным и незначительным под её взглядом. Шейла хихикнула и указала пальцем в небо: — Я Оракул, забыл? А, и передай, как бишь его? Андо? — она взглянула на свою ладонь, потом снова на небо. — Да, ему: «Не бойся согнуться, прямее встанешь», что бы это не значило. Скорее всего, не поможет, но мало ли. Это всё, что я могу за бесплатно. Не подумай, я бы с радостью потребовала с тебя денег, да вот только те семьдесят восемь ко у тебя в кармане – почти половина, всего, что есть у вас троих. Господин Шульц пересчитал монеты. Двадцать шесть. Получалось, номинал одной равнялся трём ко. Но она ошиблась в другом: на самом деле, это было всё, что у них есть. Оракул докурила, но вместо того, чтобы выбросить окурок, протолкнула его между зубов Антона. Его зрачки вдруг расширились. — Ага, — на губах Шейлы показалась тень лёгкой улыбки. — Вспомнил наконец.***
Господин фон Ланге в очередной раз обратил внимание господина Шульца на тот простой факт, что последний становится мишенью для правоохранительных органов. В подтверждение своих слов он ткнул пальцем в соответствующую строку таблицы: «А теперь посмотри сюда, сюда и во-о-от сюда. Это что?». Адвокат склонился над книгами, врач – над ним. — Циферки? — пожал плечами Антон. — Это твой приговор, Шульц. Ты в налоговой «звезде» через 3.14. Господин Шульц чиркнул спичкой о туфлю и закурил прямо в кабинете: — Что ты предлагаешь? — Я? А я почему должен тебе что-то предлагать? — Отто помахал рукой, отгоняя от себя сигаретный дым. — Ты мне сам хвастался, что тебя, мол, не поймают. Вот тут, тут и тут, — он указал на ячейки в книге бухуйчёта, — совершенно не сходится. И это – только верхушка. На ней ты и погоришь, точно тебе говорю. А если начнут копать дальше, то и меня вместе с тобой возьмут, — он запустил руки в мокрые русые волосы и в изнеможении соскользнул под стол. Моральная ответственность – это когда при нарушении морального кодекса автоматически испытываешь непрекращающееся чувство вины на определённый, оговорённый комиссией срок. К такому фон Ланге за долгие годы дружбы со врачом начинал привыкать. Теперь же ответственность, которая их ждала, грозила перерасти уже в уголовную. — А ведь есть же какая-то деятельность, которая налогами не облагается, — уставившись в стену прошептал Антон. — Это какая? Отто выдохнул. Сначала облегчённо, затем устало и наконец встревоженно. Благотворительный фонд господина Шульца, который он на всякий случай зарегистрировал как киприотскую Церковь, требовал хоть какого-то подобия кипучей деятельности. И врач был обязан эту деятельность обеспечить. Тем более, что это могло бы помочь воспитать из мальчика сильную личность. Хотя, ребёнок и так уже был отлично воспитан, несмотря на все его усилия, показать сыну, какой его отец хороший человек, лишним не будет никогда. Он нашёл небольшую хижину в лесу и с помощью Октая выведал у местных жителей, что её хозяева давно мертвы, а сам дом проклят. Антону это подходило. Он готов был отдать духам за аренду довольно внушительную сумму. Правда не деньгами, а таким же эфемерным для него понятием, как, собственно, фантомы – документами. Согласно накладной, закупка оборудования и лекарств также обошлась ему «бесплатно, но очень дорого». Один лишь Октай был безгранично рад, что папа предложил устроить что-то настолько бескорыстное и что он сам сможет поучаствовать. Возможно даже, спасти кого-то. Эта мысль будоражила сознание и пробуждала воображение. Мальчик повторил всё, что знал на родном языке, из книг в папиной библиотеке выписал называния различные симптомов и болезней, а то, чего не смог узнать, попытался как можно короче объяснить и переформулировать. Антон без проблем перевёз часть вещей в хижину, предполагая, что они с сыном будут жить там на выходных и каникулах, периодически возвращаясь домой. Ни духи, ни душа его не тревожили.***
Когда господин Шульц вернулся домой, на небе уже появились первые звёзды. Рейден, поджав под себя ноги, караулил Октая, свернувшегося калачиком на его коленях. Антон поприветствовал его кивком. Воин дождался, пока доктор снимет с себя куртку и подойдёт ближе. После он высыпал на стол горсть монет и выложил заранее подготовленный рисунок: Появились вопросы, но Шульц решил, что вполне сможет обойтись и без ответов на них. В свою очередь он выгреб монеты из кармана. Рейден многозначительно поднял брови и ухмыльнулся, поняв, что его горстка чуть больше. «Ну вот и ясно всё с тобой, азартный чёрт. Не бывает безупречных», — Антон не собирался доставлять ему радость превосходства, а потому сразу же нарисовал на обратной стороне рисунка Рейдена свой: Вожак сдвинул брови, тихонько ругнулся и сделал вид, что разочарованно бьёт кулаком по столу. Мужчины переглянулись и расхохотались, но поспешно затихли, покосившись на глухо посапывающего ребёнка. Антон довольно сощурился и едва слышно шепнул: «Бито».