***
Шона мало беспокоили внешний вид и статус вещей, которыми он пользовался. Вскользнув в когда-то приятные на ощупь, а теперь преисполнившиеся в своей картонности тапочки, он отхлебнул акционного кофе из своей единственной кружки – подарка Шейлы. Ей ведьма гордилась как своим magnum opus: прямо под сколом красовалась надпись «#2 Бог в мире». Вдохнув пластиковую аромагию напитка, он направился к двери за привычной утренней газетой – единственным чудом, которое позволял себе совершать в лесной глуши. — Твою… Да издеваетесь вы что ли? На пороге заливал половик кровью тот самый «узник комнаты вечного льда», которого несколько лет тому назад, не особо раздумывая, освободил Рейден. Незваный гость щурился на солнце с невозмутимым выражением кота, опрокинувшего миску, всем видом как бы говоря: «Не жалею ни о чём», хотя разодранный бок и засохшая в уголках рта кровь явно свидетельствовали об обратном. Он прикрыл единственный глаз и зевнул. — Вы, блять, все сюда приползаете умирать? На мой порог? Традиция такая или, — от звука голоса Шона раненый лис болезненно морщился, — ямы рыть разучились? Умеете, всё вы умеете. Один уже доказал, что умеет. Хотя раздражённые интонации бога по соседству и не являлись для Шейлы чем-то необычным, и она скорее переживала, когда долго их не слышит, ведьма в три прыжка спустилась по лестнице и протиснулась к двери. Следом за ней на кривых лапках приковыляли три собаковидные гусеницы и принялись лизать лицо парня: — Нико, ты? Ты зачем вернулся? Лис вяло взглянул в её сторону и сощурился. Оракул встала перед ним на колено, а он даже не делал вид, что пытается сопротивляться: потухший взгляд сосредоточился на пухлых руках. В тишине слышались только хриплые вдохи и выдохи. — Бедняжка, как давно ты тут? Покажи-ка, — она аккуратно приподняла вымоченные в крови полы его жилета и холодными пальцами коснулась загноившегося укуса на правом боку. Нико отчаянно взвыл и выгнулся. Втягивая ртом воздух, он прошипел: — Моя добрейшая леди, позвольте ответить на Ваши вопросы. Дело в том, — отдышавшись, он перевёл взгляд на бога и теперь обращался к нему, — в том, что мне совершенно некуда идти. Да и не хочется. Сам я ничего не умею. То есть без сил… — Да-да-да, а теперь пшёл вон! — перебил Шон, и лицо Шейлы сразу утратило последний намёк на дружелюбие. — Да что ж ты всякую дрянь в дом тащишь? Ведьма уложила голову Нико себе на колени и погладила по слипшимся белым волосам: — Не бросать же его тут. Он же сам вернулся… — Дура! Это лис. Ты знаешь, что он задумал? Я нет, — бог брезгливо поморщился в сторону бывшего пленника. — У них ложь на лжи. Матрёшка из лжи. Нико сделал шумный вдох через рот, его голова снова упала на бёдра Оракул: — Я несколько лет добирался до этого поганого Людоленя. О, — он стиснул зубы, словно высекая искру ненависти в своём голосе, — будь проклят тот день, когда я заключил с Ним сделку! Твоё заточение ни в какое сравнение не идёт с Его рабством. О днях в этом доме я вспоминал, как об отпуске. — он перевёл дыхание, и, по-видимому, немного успокоился. — Я то мёрз, то умирал от жары, жажды и голода. Чаще – всё вместе. А когда я наконец прошёл этот ад и вернулся, Он выгнал меня ссаными тряпками. И мне пришлось пройти весь путь снова. Теперь зимой. И без какого-либо плана. А вишенка на торте из говна – драный медведь. Теперь ни половины печени, ни сил, ни настроения. Шон скрестил руки на груди и едва заметно улыбнулся: — Ничего-ничего, за печень не переживай: восстанавливается. Лис упал на гнилые доски крыльца и вздохнул: — Подумай, бог, стал бы я возвращаться, если бы меня заставил Он? — голос Нико дрогнул. — Стал бы в лицо выслушивать твои насмешки? Я приполз по своей воле. Я сделал всё, что мог. Поступай, как знаешь – своими ногами мне отсюда уже не уйти. Умру и покормлю ворон, а они тебе дом загадят, — он обратился к Шейле, — Моя госпожа ведь благоволит этим пташкам? Или я перепутал? Что-то с памятью… Вроде как, они на нашей стороне. Вместо ответа Оракул обратилась к своему демиургу: — Хватит! Посмотри, ему же плохо. Зайдём внутрь и там всё обсудим. — Да хрена лысого, я в дом пущу шпиона, — он наклонился, как котёнка, схватил раненого за шиворот и встряхнул его. Чтобы дойти до двери «Холодильника» богу потребовалось три шага. Ведьме – десять. Лис, поджав ноги и девять хвостов под себя, с кротким выражением лица раскачивался из стороны в сторону. Дверь распахнулась и всех троих обдало морозным ветром. — Нет! Что ты делаешь? Пусти, — Шейла молотила кулаками в спину Шона. Но бог и не думал обращать на неё внимание. Он швырнул безвольного пленника в сугроб, зашёл следом и дёрнул ручку. А ведьма всё продолжала, не жалея сил, колотить кулаками в дверь. На её глазах выступили слёзы, а на костяшках – кровь.***
— Просто скажи: на что? На что ты надеялся? Один раз повезло тебе – сбежал. И как сбежал! Нагло, дерзко, без плана. — из-под чёрных с проседью бровей блеснули полные ярости серые глаза. — Воображаешь, что можешь теперь шнырять туда-сюда? Лазутчик ты. Не путай стратегию с везением. Лис с трудом поднялся на колени. На треснувших губах показалась грустная ухмылка: — Вернулся… домой. Не весть какой дом, но другого у меня нет. — Дом? — Шон двумя пальцами повернул на себя подбородок лиса. — О каком доме речь? Ты пленник. Очнись. — Лучше в снежном плену, чем в вечном страхе. Ты хотя бы живой. По тебе понятно, что ты чувствуешь. А этот, — он сплюнул кровь изо рта, — этот человек? Олень, Он… Шон выдохнул и убрал занесённую для удара руку. Лис разжал веки. Бог закатил глаза, затем покосился на Нико и осмотрел того с ног до головы: — Чего трясёшься-то? Боишься? Нико завалился на бок и снова упал в снег. Шон подскочил к нему и за шкирку вытащил из сугроба. Лиса била крупная дрожь, его губы посинели, кожа покрылась мурашками. — И что ты тут устраиваешь? Я в курсе, что у тебя защита от холода. Кончай паясничать. Лис устало улыбнулся и уронил голову на грудь: — Говорю же, Он меня выгнал. И силу отобрал. Всю до капли. Нету у меня защиты. Шон схватил его под мышки, поставил на ноги и крупными ладонями растёр дрожащие плечи: — Да твою жеж божедушумать! Раньше не судьба сказать? Да иди ты сюда! Почему вы, сосуды, пустоголовые-то все такие? Бог вынес прижавшегося к его груди парня за дверь, в которую всё это время не переставала долбиться Шейла. Она замерла и подняла глаза, переводя взгляд то на полуголого бога, то на завёрнутое в халат трясущееся тело: — Что ты с ним сделал? — прошептала она, а затем сорвалась на крик. — Что ты с ним сделал? Ведьма попыталась выхватить свёрток из его рук, но Шон увернулся: — Да уймись ты, женщина. Не успел я. Олень отобрал его устойчивость к холоду, — он вздохнул и пожал плечами. — Хочешь спасти – вызови врача. Может, выкарабкается ещё. Тихо ругнувшись, бог швырнул раненого на диван и поспешно добавил: — Что б чисто потом было. Шейла подложила под голову лиса две пуховые подушки и присела на корточки, чтобы повнимательнее осмотреть его раны. Нико протянул ведьме дрожащее пальцы, обхватил её запястье и коснулся ладони сухими губами: «Милостивая госпожа, от всего своего чёрного сердца благодарю за заботу о безнадёжном больном». Он театрально всхлипнул и прикрыл глаза. За свою многовековую карьеру целителя Оракул твёрдо усвоила, что в таком поведении нет ни капли подхалимства или симулянства – просто так уж болеют мужчины. Неважно, насколько суровые, брутальные или бородатые – почти поголовно все. Даже боги. Но вот, что странно: только не живые щиты. Живые щиты стискивают зубы и идут в бой. Или мыть посуду. Нико мягко опустил её ладонь и коснулся своего лба: — Могу ли я перед смертью попросить Вас об одном одолжении? Последний стакан воды из Ваших рук, мисс… — Это я-то мисс? — смущённо хрюкнула она. — Сейчас, яблочко. — Из твоих руки в последний раз и выпьет, дурында! Давай ему воды, раненому-то! Оракул обиженно дёрнула носом и отвернулась. Однако правда была за её демиургом. Она покраснела и перевела тему: — Я не справлюсь. Нужно звать врачей со стороны. С Его стороны. — О, нет-нет-нет. Только не чёртового Шульца. Ведьма заверила, что обратится к своей ученице и её маме. — Это к тем двоим, что с ним живут? Ещё лучше! Они-то точно его с собой притащат. Четыре лисицы в доме. Гнездятся они тут что ли? Это им не нора, так и передай. Зачем только связался с ба… — он замолчал. — С? — Шейла подняла бровь. Он потупил глаза под её испепеляющим взглядом: — С ведьмами, с ведьмами. Ладно, зови своих лисиц.***
Антон опустился на колено и осмотрел разодранный бок Нико. Глэдис закусила губу и положила руку на плечо мужа. Шейла потёрла ладони и едва слышно шепнула что-то одними губами. Шон нервно топнул и покосился на часы с кукушкой: — Новости, врач? — Рана рваная, вокруг ещё несколько колотых, заражение, кровопотеря, обморожение и так дальше вниз по списку, — он потрогал лоб пациента и цокнул языком. — Ничего хорошего. Попробуем исправить, но… Шон скрестил руки на груди, гордо хмыкнул и вскинул брови: — Зря недооцениваешь сосуды богов. Они вот так запросто не погибают. Тем более дранные лисы, — в слово «лисы» он вложил всё то презрение, на которое только был способен. — Кому как не тебе понимать? По телу Нико пробежала судорога, из груди вырвался стон. Антон придержал пациента за плечи, всё ещё глядя в глаза богу: — Знаю, сталкивался. Рейден не перестаёт мне это наглядно демонстрировать. Мы живучие, да, но всему есть предел. На покрытую горячим потом лисью шею легла холодная детская ладошка. В разных по цвету глазах трепетали два огонька сочувствия. Рейден дождался, пока врачи отойдут от постели больного и присел перед ним на корточки: — Ну что, друг, совсем плохо? Нико застонал и приоткрыл веко: — Ну как тебе сказать? — он пожал плечами и указал на пропитанную кровью повязку. Рейден добродушно улыбнулся: — Да ладно, не злись, я же помочь хочу. Это как око за око, только ну, в хорошем смысле. Больной бессильно поморщился. Воин усмехнулся и приложил ладонь к его груди: — Мда, огня в тебе, прямо скажем, клюв от воробья. Но! — он поднял в верх указательный палец, и дождался, пока единственный глаз Нико посмотрит на него. — Но в последний раз, когда мы виделись, ты совершил хорошее дело, и добро к тебе вернётся. Знакомься, лис, это Инга. Если коротко, то когда-то ты поделился с ней снежной искоркой своей силы, и она этого не забыла. Я тоже добавлю, сколько понадобится. И Шон добавит. Только он об этом пока не догадывается. — Рэй заговорщически поднёс указательный палец к губам и расплылся в улыбке. Чуть поодаль от них со всё новой силой разгорался извечный спор: — Забирайте его в свою оленью семью и лечите там. Пускай Рейден прижжёт рану, и уносите. Здесь шпион жить не будет. — Прижжённая рана уже ничего не даст, — парировала Глэдис. — Если мы не устраиваем, можешь вызвать других врачей, но до тех пор мы останемся здесь. — Он умирает, Шон. Как ты будешь с этим жить? — увещевала Шейла. Он отмахнулся: — Буду и прекрасно. Не так, как он. Не отрицательно. Рейден подмигнул Нико, поднялся на ноги и отряхнулся: — Хватит, уже. Я же знаю, что в этом ты не имеешь права отказывать. Бездействие против самой твоей природы, — он на секунду задумался, а потом решился и добавил — Так ведь, Жизнь? Шон помрачнел, наморщил брови, а затем хлопнул в ладоши: — Знаешь, стало быть? И откуда? — он покосился на лиса. — А, впрочем, не важно уже. Будь по-вашему, только для начала испытаем на нём сыворотку правды. Бог сделал шаг к дивану, на котором корчился Нико – изо рта больного потекла пена. Ещё шаг – и лис забился в конвульсиях. Последний – он безжизненно обмяк на кожаной обшивке. Его ноги вытянулись, а голова свесилась с подлокотника. — Что ты натворил? — не своим голосом воскликнула Шейла. Вся компания, за исключением Рейдена, в исступлении вглядывалась бледное испуганное лицо лиса. Ведьма уже готова была начать колотить Шона в грудь, но, обернувшись к нему, обнаружила, что тот и сам давно растянулся на полу.***
Нико огляделся. Он никак не мог поверить, что меньше чем за минуту от него отвернулось сразу два бога. Фактически от него отвернулись все боги. Да… и это ему в награду за почти три тысячи лет безупречной службы? Что делай, что не делай – финал один – Муравейник. А, в добавок, здесь не было никаких весов, только прямая утопающая в клубах тумана дорога в ад. Лис задрожал всем телом, изо рта вместе с паром вырывался отчаянный стон. Ещё две тысячи лет назад он считал, что успел повидать всё на свете, но, как оказалось, до самого конца не потерял способности удивляться. — Надо же, даже не пришёл. Нико вздрогнул и опасливо повернул голову. Рядом, на склоне, покрытом припорошённой пеплом чахлой травой, сидел и задумчиво глядел вдаль бог жизни собственной персоной. Он еле заметно улыбался, а в голосе уже не было ни намёка на враждебность. Лис вдруг заметил, что растения вокруг его стоп медленно оживали, набирали насыщенность и возвращали свои яркие цвета. — Не пришёл говорю, засранец. Что ж, меньше мороки, — Шон кивнул, словно решившись на что-то, поднялся с земли и протянул руку ошарашенному Нико. — Идём что ли, Игрушка б/у? Лис затрясся, словно в лихорадке, и сделал робкий шаг назад. Демиург проследил за его взглядом и мягко помотал головой: — Да нет же, тупик, не туда. Хотя, — он развернулся к парню спиной, — это уж как знаешь. Лично я возвращаюсь. Можешь пойти со мной, но только при условии, что от тебя будет толк. Бездельников я в своём доме не потерплю. Хвосты Нико распушились. Он подскочил на месте и, испугавшись, что бог уйдёт без него, крепко прижался щекой к широкой спине, которую даже не смог обхватить: — Спасибо, — прошептал он и зажмурился. На сей раз лис почувствовал, как снизу его хлипкие колени поддерживают неожиданно тёплые шершавые ладони, и окончательно успокоился. — Правила знаешь: шипы не трогать, из луча света не выходить. Шон распахнул веки, сделал шумный вдох и схватился за голову. Оракул не обернулась. Никого кроме неё и Нико в комнате не осталось – похоже, за время их отсутствия в мире живых день успел смениться вечером, а то и ночью. Бог, пошатываясь, поплёлся к дивану и заглянул в бледное, залитое липким потом лицо лиса: — Ничего-ничего. Растереть мальца бобриным жиром, рану водкой полить, и выкарабкается. Пропотеет над картошкой, и вся зараза выйдет, — махнул рукой он.