***
Рейден открыл глаза на площади перед импровизированным капищем. Он попытался пошевелить руками, поморщился от боли в мышцах и, понял, что запястья связаны у него за спиной. На пушистых бровях запеклась кровь. «Ирония, ну и бессердечная же ты сука. Опять?» — подумал он про себя. Вокруг стонали люди, среди которых он, приглядевшись, заметил несколько знакомых лиц. Звуки доносились до него как будто из-под воды в металлической бочке, а перед глазами витал туман. Однако он всё же различил нависшую прямо над ним фигуру господина Шульца. Рейден попробовал окликнуть его, но в шуме толпы Антон не смог бы услышать тихого шёпота – единственного, что воину удалось из себя выдавить. Повторив бесплодные попытки ещё несколько раз, доблестный полицейский не нашёл ничего умнее, чем плюнуть врачу в лицо. Только когда пена целиком покрыла его нос и щёку, Шульц удосужился разлепить веки: — Рэй. Голова… Чёрт побери, мы где? — Похоже, нас поймали и связали как врагов революции, — спокойно пожал плечами он. Сегодня все, кто не находился в гуще бунта, разговаривали, спокойнее, чем обычно и двигались в три раза медленнее. — И что теперь? — Не знаю, но проверять не хочу. Можете немного присесть и повернуться спиной? Я попробую перегрызть верёвки. В эту секунду маршал получил резкий удар прикладом в висок, провернулся в воздухе и упал навзничь. Первым, что он увидел, снова раскрыв веки, стали две пары чёрных кожаных ботинок. Он поднял глаза и искоса взглянул на их владельцев снизу-вверх: один носил на шее алый платок, а другой был вымазан кровью: «Э! Не пизди!». Антон рефлекторно развернулся, чтобы помочь ему, но сам схлопотал апперкот и схватился за челюсть. Сплюнув кровь, он не оставил своих попыток и, продолжая выполнять свой долг, наклонился насколько, чтобы быть в состоянии заслонить пациента от нападавших. Зверолюды немного потоптались на месте, пожали плечами и удалились восвояси – делать несравнимо более важные дела. Рейден подтянул колени к груди и, неловко подпрыгнув, с громким болезненным выдохом повалился на металлическую решётку забора: — Пробуем ещё раз. — Нет, не попробуем, — отрезал Антон. Они снова услышали топот нескольких пар сапог. Рейден прижал уши к затылку. — Сынок, вот и ты, — слабо позвал врач, совершенно не удивляясь его присутствию. Вся напускная радость и гордость на лице Лукаса мгновенно куда-то ускользнули, словно вода из раковины. Он будто снова предстал перед отцом маленьким семилетним мальчиком. Парень в исступлении кинулся к господину Шульцу, в свете и дыму фальшфейеров не сразу заметив, что рядом с врачом в бардовой луже сидит Рейден с разбитой головой. Струйка крови стекала по его подбородку и капала на форменные штаны. Лукас попытался придать голосу максимально отстранённое звучание и обратился к сопровождающим его революционерам: «Почему они здесь?». — Вот он – человеческий богач, и ничего не пожертвовал на революцию. А этот, — он наклонился к маршалу Андо, взял его за грудки и показал полицейскую нашивку, — предатель. Людской выкормыш. — Конечно, не пожертвовал! Это же была тайная операция, идиоты! Он, между прочим, добивался наших прав через суд. Он для нас сделал больше, чем мы все, вместе взятые. Рядовые переглянулись. Один из них почесал затылок, а второй опустил глаза: — Ладно, раз так, то пускай идёт. Антону развязали руки. Он потёр запястья, но с гордо поднятой головой остался сидеть ровно на том же месте, где находился уже пару часов. Одной рукой он приподнял Рейдена с земли, а другой коснулся его разбитого виска: — Спасибо, конечно, за предложение, но я никуда не уйду. Раз я богач, так и судить меня нужно, как всех. Будь последователен, сынок. Рейден застонал и поморщился, когда врач перекладывал его к себе на колени. От бившего в глаза неонового света его едва не вырвало. — Но… ведь ты спас нас. Ты защищал наши права! Ты свободен, — взмолился Лукас. — Это не даёт мне право бросить Рейдена и всех тех, кого не амнистировали. Я врач и я буду исполнять свой долг, — с этими словами от нагнулся к воину и направил всё своё внимание на него. Лукас продолжил ошеломлённо наблюдать за действиями отца, пока наконец не пролепетал: — Я этого не хочу. Я не позволю им! — Ты это запустил, но решаешь здесь теперь отнюдь не ты.***
Самостоятельно подняться на эшафот Рейден уже не смог. Его под руки поддерживали двое в свете вывесок похожих друг на друга парней. Сжалившись над раненым, они не стали настаивать на том, чтобы тот шёл сам и наставлять свои автоматы, а просто протащили его вверх по наскоро сколоченным деревянным ступенькам: — Последнее слово? Оглушённый воин повернул голову, пытаясь понять, откуда доносится звук. Многие в толпе если не жалели, то точно сочувствовали ему, и на площади внезапно стало в три раза тише. Палач повторил вопрос. Рейден потупил взгляд: — Что бы сейчас не случилось, это войдёт в историю…***
Лукас уже ничего не понимал. И только одно он знал точно – он не готов жертвовать всем и всеми, кого когда-то любил Октай. Возможно, это и было малодушно, но Лукас был лишь подростком, маленьким одиноким человекоподобным существом, потомком тех, кого когда-то зачали в пробирке. В сущности, тем же, что и человек. Не успел Рейден договорить, как Октай бросился к нему на деревянные подмостки: — Я за ним замужем. Я его казнить не дам. Ни его, и никого больше. Хватит, — он заплакал. — Вы убиваете больше себе подобных, чем люди, — сам того не зная, он почти слово в слово повторил слова Рейдена. Под растерянное причитание толпы, он прижал горячую голову Рейдена к своей пока ещё чистой толстовке. Рот воина был полуоткрыт, а сухие разбитые губы настойчиво просили воды. Октай взъерошил его волосы: — Меня ненавидели и люди, и зверолюди. Но и спасали меня тоже и те, и другие. Как и его, — он указал на Рейдена, на шее которого всё ещё болталась петля. — И к этому нас всех тоже привела слепая ненависть. Нельзя продолжать ей потакать! Ив выступил из ряда вперёд и сложил руки рупором: — И ты решил стать предателем? — А может, это вы предатели? Вы предали идеи равенства и снова свели всё к бойне. И внезапно всё вокруг словно покрылось стеклянным куполом. Холодная изморось за секунду переросла в настоящий ливень, отделив людей от их порождений глухой стеной. Никто до конца не понимал, что происходит, но ощущение беспомощности от звенящей пустоты казалось знакомым каждому с детства. Через секунду прямо посреди площади грянул гром.