“И в надежде, что что-то изменится
Мы поджигаем бумажного феникса”
pyrokinesis
Находившихся к Нему ближе, чем на десять метров Он поразил молнией. Даже не пытаясь отделить своих от чужих, Он душил в невидимых тисках всех, кто осмеливался издать хоть звук, заодно забирая на тот свет и тех, кому не посчастливилось стоять рядом:…. Я выше Башни. Я Вавилон. Только и знаете, что ходить по ресторанам и удовлетворять себя, но и ваше время вышло! Мы достанем каждого…
Всё произошло так быстро, что они даже не успели закричать. Люди и зверолюди в панике метались по площади и с разбегу всем телом врезались в стену из дождя. Вскоре они навалились на неё в несколько слоёв, словно мухи на липкую ленту. И всё это сопровождалось полнейшей, выжигающей разум тишиной. Рейден в ярости стиснул зубы и поднялся с земли, намереваясь вступить с Ним в бой, но непонятно, откуда взявшийся Шон схватил его за плечо и развернул к себе: — Сиди, дебил и не отсвечивай! Куда поперёк батьки в пекло? — он надавил воину на загривок так, что тот был вынужден пригнуться. — Ещё и раненый. Э-э-эх! Как дал бы. Маршал не помнил, как и когда на площади появился его демиург, но сейчас задумываться над этим не было ни сил, ни времени, ни желания. Он нехотя подчинился и спрятался за баррикаду: — Из целых сейчас только Сода… и ведьма. И что теперь? — пристыженно пробубнил он. — На них все шишки? — Сам же ему говорил: «Нет смысла умирать просто так». Вот и сиди, блять, жди. Воин сложил руки на груди и уже приоткрыл рот, чтобы выразить своё негодование, как вдруг в эту же секунду в их сторону повернулась гигантская оленья голова. Глаза-бусинки Божества сузились и блеснули, ноздри раздулись. Шон сглотнул и переглянулся со своими подопечными, но тут же осознал, что существо рассматривает что-то поверх их макушек, где-то на горизонте. Не успел бог обернуться сам, как промеж облезающих, покрытых волнистыми лоскутками бархатистой кожи рогов пролетела и разбилась о стену стеклянная бутылка с зажигательной смесью. Осколки разлетелись и впились в голую спину Смерти. Шон в ужасе отшатнулся и уставился на смельчака. Отметив, что подход к борьбе с угрозой уровня «нечистая сила» остаётся универсальным, господин Шульц невольно усмехнулся, однако обеспокоенные взгляды Глэдис и остальных приспешников Людоленя заставили его стереть улыбку с лица. Людолень склонился над Шоном, Шейлой и Рейденом, накрыв их своим костлявым телом, оскалил слюнявую пасть с острыми торчащими клыками и одним резким, ломаным движением, едва не сбившим всех троих с ног, приблизился к осмелившемуся дать отпор: — Ты? Тебе совести хватило приди? Нико зажмурился и, расставив ноги пошире, чтобы крепче стоять на земле, сжал пальцами не до конца заживший бок. Затем он закашлялся, взглянул на Рейдена, точно так же прижавшего ладонь к раненому ребру, локтем вытер кровь с подбородка и снова выпрямился, как смог: — Да, — поморщился лис и судорожно выдохнул. — В отличие от тебя, я пришёл. Он вжал голову в грудь, в попытке чиркнуть зажигалкой и поджечь тряпку, торчавшую из второго коктейля Молотова, но, мгновение спустя, болезненно скривился и осел на асфальт. — Нико! — вскрикнула Шейла, вырвавшись из рук бога Жизни. В кровь разодрав колени, она повалилась перед горсткой ещё дымящегося пепла. — Лис, — шепнул Шон и, тут же позабыв размышления, заготовленные для Рейдена и Соды, бросился в атаку. Он хорошо знал, что глаза и руки Людоленя – его приспешники, которым он веками передавал крупицы своих способностей – не имели числа. Смерть сдавал силу в аренду, разворачивал «франшизу», делегируя обязанности, повышая влияние и отучаясь решать проблемы собственноручно. — Остановись! — Шон ударил врага в солнечное сплетение. — Давай так, вербуй моих балбесов, меня поглощай, но мир не трожь. Людолень перехватил снова занесённый кулак, нагнулся и шепнул ему на ухо: — Глупец! Так ничему я и не смог тебя обучить. Никого из вас, — он поочерёдно оглядел Октая, Антона, Глэдис, Шона, а затем презрительно покосился на горстку праха. — Никак вы, блять, не научитесь. Шахматы – это про умение жертвовать малым во имя большого. Он взмыл в воздух, раскинул руки и растопырил хрустнувшие пальцы. Делегированные способности возвращались в родную гавань. Высосанные из подчинённых силы сочились через весь город яркими струйками голубого света и сгущались в одной точке. Глэдис, Антон, врачи из больницы, остальные сосуды, выстроившиеся на площади в нескончаемые колонны – все, как один, схватились за шеи и, хрипя, повалились на мокрый асфальт. Шульц поднял иступлённый взгляд на жену, корчившуюся на локтях прямо перед ним. Он попытался окликнуть её, но из горла вместе с капельками слюны вырвался лишь сиплый стон. По её синеющему лицу скатились две маленькие слезинки. В отчаянье Антон протянул к ней трясущиеся пальцы и обхватил тонкое запястье. На другом конце города Клаус в ужасе сгрёб в охапку маленького Отто, ни с того ни с сего начавшего задыхаться в своей колыбельке. — Да, возможно! — воскликнул Шон и, незаметно подав знак Рейдену и Оракул, вновь повернулся ко врагу. — Но жизнь не про это. Жизнь про то, что иногда малое и есть сама цель. Условный сигнал оказался настолько неуловимым, что воин и безутешная Шейла даже не подумали шевельнуться. В душе бог завопил, а в реальности лишь продолжил: — Может, мои парни, — Шон стёр пот со лба, — и девчонки во всём уступают твоим, но я буду с ними до конца. Как и они со мной. Я, — он осёкся, — мы будем бороться за каждого. Они рвутся в бой, хотя понимают, что в этой битве им не выстоять. Кто-кто, а Сода с Рэем знают в таком толк. Бог немного подумал и, раскинув руки, подставил грудь под хлещущий, словно гигантская плеть, дождь. Затем он приоткрыл один глаз и вдруг разразился хохотом: — Они просто чувствуют, что это их долг. А твои не ощущают ничего, кроме боли. Да, победителей не судят, и всё, что я сейчас говорю не будет иметь никакого значения уже через пару минут. Но в твою победу я всё-таки плюнул. Живи с этим. Или что ты там делаешь? Мокрый нос Людоленя подёрнулся: — Налетай! Прошла секунда, две, но ничего не произошло. Никто из его обессиленных подчинённых не попытался двинуться с места. Даже те немногие, кому удалось устоять на ногах, приклонили колени в знак уважения к жертве лиса. Шон подобрался к ошеломлённому Божеству поближе и ударил того по щеке. Существо уже занесло руку, для удара, но бог Жизни опередил его и протянул свою для рукопожатия. Смерть затрясся от гнева: — Я был так близко. И снова… снова ты и твои выблядки. Почему просто нельзя наконец сдохнуть? Давлю вас, как мух, а вы всё возвращаетесь и возвращаетесь. — Почему ты так зациклен на уничтожении мира? — Шон нахмурился, стараясь всеми силами показать, что готов его выслушать. Как все эти годы учила делать Шейла. — Он работает неправильно. Столько смертей и страданий. Октай, поддерживая на плечах контуженого Антона и потерявшую сознание Глэдис, сделал шаг вперёд: — Но ведь ты сам снова и снова заставляешь всех страдать. — Это не то, о чём может рассуждать твой мелкий разум. Правила придуманы мной для тебя. Твоя работа – быть тряпкой и стереть эту грязь, — прогремело в голове каждого, находившегося на площади. По крайней мере, у каждого, кто ещё мог думать. — А что, если, — робко начал Октай, — просто вычищать её понемногу? Но только грязь, а не всех. Тряпка ведь… оставляет после себя разводы. — Потому что этим миром должен править мой потомок! Остальное недопустимо. Подросток заботливо усадил родителей на бордюр, обратился к поднявшему голову Рейдену и протянул ему руку: — Ты любишь меня? — Эм, что? — нерешительно прохрипел воин. — Сейчас…? — Да или нет? — не унимался Октай. — Ну, да. — Отлично. Я тебя тоже. Как хорошо, что мы уже типа обвенчаны, и я готов удочерить Умэ. Поздравляю, конфликт улажен, — он потёр ладони. — Обращайтесь к Юхансдоттерам-Шульцам. Вековые вендетты и лазейки в законах – наш профиль. Теперь обнимитесь и поцелуйтесь. Теперь, в не такой полной, но всё ещё пугающей тишине заклятые враги наконец обратили внимание на Шейлу, в продолжение всего разговора рыдавшую над тем, что осталось от погибшего Нико. — Что ж, видимо, мир ещё может удивлять, раз даже старый лис трижды совершил стоящий поступок. Он заслужил своё право очиститься от шрамов и вернуться. — Бедный мальчик. Он ведь всё забудет. Столько лет, — всхлипнула ведьма. — Нет, — вмешался Октай и, опёршись на покосившийся фонарный столб, поднялся во весь рост, — предыдущие жизни до конца никогда не забываются. Поверьте мне, — он с недоверием взглянул на Людоленя. Тот прикрыл глаза, наклонил голову и заверил: — Я не буду заставлять его проходить через перерождение, раз у него теперь есть место в жизни. А вы двое? Особенно ты, Война. Твои шрамы, на теле и в душе. Они сковывают тебя. Я мог бы стереть их. Октай потёр металлический протез, решительно кивнул и покосился на Рэя. Тот лишь доброжелательно поклонился: — Я благодарен за предложение, однако откажусь. — Но почему? — опешил Смерть. — Есть множество существ, более достойных избавится от шрамов. Йоичи, например, — он осмотрелся. — Да каждый здесь. Ну, кроме разве что Антона. В своих он сам виноват, да и урок он помнит только пока болит. Господин Шульц сощурился и усмехнулся, а Рейден продолжил свою жаркую речь: — Кто я без всех своих шрамов? Людолень одобрительно прикрыл глаза. Все жертвы этой ночи были возвращены к жизни, словно ничего и не произошло. Шон залечил их раны, а бог Смерти стёр шрамы. Октай затрясся от запаздавшего ужаса. Миллионы его детских и подростковых скелетов, связанные колючими кустами шиповника и кровью, миллионы трупов одного существа вмиг обрели покой. Цепь наконец треснула. Он оказался тем самым сильным звеном. Рейден, опираясь на плечо Антона, поднялся с земли и заставил богов пожать руки. Врач настоял на том, чтобы они с уважением поклонились друг другу. Конфликт, продолжавшийся тысячелетия, был забыт, как и причина его возникновения. — Сода, — Рейден отряхнулся и опёрся о стену, — я хотел бы у тебя кое-что спросить. Генерал Накаяма, непонятно, каким образом оказавшийся на спине Дзина и сейчас пытавшийся осмыслить все странности этого дня и степень своей вовлеченности в них, рассеянно кивнул. — Как ты относишься к идее управлять объединённой армией?