༻• ⊰✷⊱ •༺
Спустя 3,5 месяца Если надумаете провалиться в тартарары или сигануть в бездну, то во Франции для вас отыщется два подходящих места, где это можно сделать. Первое — дом маркиза де Лафайета. Покойного маркиза. — Может, прогуляемся? — предложил Густав, когда девушка вошла на кухню. — На закате, — ответила Адриана. — Я пока позанимаюсь. Она взяла бокал с водой и направилась в соседнее помещение. В проёме двери Густав увидел, как она ставит бокал на стол, открывает старинную книгу, достает некий порошок из шкатулки и швыряет его в бокал. Над ёмкостью вспыхивает всполох пламени и тут же гаснет. Густав не удивился. Схожие картины стали обыденностью. Та Адриана будто больше не существовала. Смерть Генриетты её подбила, отъезд Александра добил, а смерть отца закопала окончательно. Александр приезжал чуть больше двух месяцев назад, когда Рауль был ещё жив. Густав частично подслушал разговор Адрианы и Александра, и разговор тот выдался тяжёлым. Александр с горем пополам выудил Людовика и Анну из скорби и уезжал в поездку по Франции — разыскивать каифов. О том, чтобы взять девушку с собой, речи, само собой, не шло. Тогда они ещё думали, что Рауль пойдёт на поправку, и можно будет возвратиться в Версаль. Александр зарубил это на корню. С собой он привёз все вещи Адрианы из Версаля и потребовал — не попросил, а именно потребовал — не возвращаться в Версаль. Дальше Густаву подслушать не удалось. Вскоре камердинер вскочил на Буяна и был таков. Адриана вернулась задумчивая и мрачнее тучи. А через пару недель после визита Александра скончался отец Адрианы. Рауль болел долго. И ушёл тихо, в одну из ночей. Адриана похоронила отца, а спустя ещё несколько дней уехала тётушка Сюзанна — она вернулась в своё поместье. Адриана и Густав остались вдвоём в пустом доме. Почти вдвоём — охрана, приставленная к Адриане, по-прежнему оберегала её. Адриана не выдержала. Слегла. Она почти не вставала с постели. Густав её, разумеется, жалел. Но в конце концов он умаялся смотреть на осунувшуюся девушку, безжизненно пялившуюся в одну точку целыми днями. И в один из дней не выдержал. — Так-с, дорогуша, — разозлился тогда Густав. — Послушай-ка меня, — он вперил грозный взгляд в лежащую в постели Адриану. — Жизнь пинает всех. Все падают, да не все поднимаются. Я думал, ты из тех, кого живьём не закопать, — он зыркнул на девушку. — А посему будь добра оторваться от простыней, пока пролежни не належала, и хотя бы умыться! — Зачем? — безразлично спросила Адриана. — Ради чего? — Ради себя! — гаркнул Густав. — А коль не желаешь, то я отправлюсь в сарай и сколочу гроб, дабы вечером отнести тебя на погост и там закопать. Ибо трупам место в земле, а не на простынях! Адриана насупилась. Не дождавшись ответа, Густав ушёл на кухню. А тем же вечером она вышла к нему. Умытая и причёсанная. Чуть позднее она разложила на столе книги Нострадамуса. Поставила свечи. Принесла чашу с жидкостью. — Что ты делаешь? — спросил Густав, наблюдая за её действиями. — Я не спасла Генриетту, — она монотонно зажигала свечи, обходя стол. — Я не спасла папу. И не знаю, где сейчас Александр и что с ним. — Не вини себя, — строго отозвался Густав. — Я не виню, — спокойно ответила Адриана. — Но у меня есть дар, и его нужно развивать. Я могу видеть больше, — она зажгла крайнюю свечу. — Я могу знать больше. И я должна научиться этим пользоваться. Пламя крайней свечи вспыхнуло ярче, чем остальные, отразившись в тёмных глазах девушки. И всё бы ничего. Стоило порадоваться, что обнаружила для себя цель. Она нашла, ради чего вставать по утрам. И это на благо. Но чем чаще Густав наблюдал за ней, тем отчётливее скользило в её жестах нечто, больше похожее не на учёное, а на… ведьминское. А когда он впервые услышал, как она вслух читает книгу Нострадамуса на мёртвых языках, то оторопел. — Ты же учёная, — ахнул Густав. — Не ведьма. Адриана улыбнулась уголком губ. — Не волнуйся, Густав, — успокоила Адриана. — Пусть тебя не смущают мёртвые языки. Это лишь древняя письменность. Возразить оказалось нечего. И правда: она не резала баранов, не распрыскивала кровь, не поклонялась дьяволу, но теперь объяснить её знания стало ещё сложнее, чем прежде. Если раньше она была всего лишь сведуща в науке, травах и лечении, то теперь раскрывала в себе иную ипостась — ту, что досталась ей в наследство от Нострадамуса. Она могла лечь посреди бела дня в окружении тлеющих свечей и погрузиться в состояние, похожее на полудрёму. Так она пыталась выцедить вещие образы без полного погружения в сон. Пыталась научиться управлять своими способностями и выуживать пользу из того, что даровано. Стало несколько тревожнее. Если кто-то увидит, чем она занимается, или услышит из её уст слова на древнем языке, то будет сложно объяснить, что последняя из рода де Лафайет — учёная, а не ведьма. Это вам не травушку-муравушку прятать. Это уже действительно похоже на колдовство. Впрочем… Новые знания, и правда, будто обращали её. Девочка-учёная осталась в прошлом, затерялась в забвении, растаяла, как туман с приходом зари. А её место заняла… ведьма?༻• ⊰✷⊱ •༺
Но если дом маркиза де Лафайета, ощущавшийся, как представительство бездны на земле, вам негож, то есть ещё одно местечко. Попышнее, покрупнее. В более раздутой упаковке и с вычурным золотым бантом сверху. Версаль. О, нет, Версаль не рухнул. Он не превратился в руины. Стекла не повылетали, лепнина не отвалилась, позолота не откололась. Версаль, напротив, всё больше расцветал. Застройка не прекращалась: появились новые фонтаны, новые участки, новые архитектурные линии. Вот только… Вам доводилось видеть ведро? Впрочем, конечно, доводилось. Вот стоит оно — ничего вроде такое, крепкое, не дырявое. Надёжное даже. Функции свои выполняет исправно, не подводит. Но это всё равно ведро. Вед-ро. Да, в позолоте и с ленточкой на ручке, чтоб покрасивее смотрелось. Но настолько пустое, что тошно. Всяко воспринимали Версаль. И как дар Божий, и как вершину Короны, и как величайшее архитектурное творение, и даже как позолоченную тюрьму. Так вот восприятие Версаля, как пустого ведра с бантиком, оказалось наиболее гадким из всех. Но суть, как водится, не в месте, а в людях. С ведра взятки гладки. Ведро не виновато, что оно ведро. Все вопросы к людям. Именно люди ощущали себя… Хм… Для наглядности ощущений — сядьте в ведро. Не на ведро, а в ведро. Когда копчик упирается в дно, колени вздёрнуты к ушам, а голени растопырены, как кривая рогатка. Ну, как? Удобно? Вот и людям было неудобно. Анна, к слову, в один из дней так и сказала Александру. — Ты хозяин ведра, Александр, — хмуро обронила королева. — Поздравляю. — Я польщён, — буркнул Александр. Но восприятие «я в ведре» было не у всех. Так стали воспринимать Версаль только Анна, Филипп, Мария-Терезия, Александр, Фабьен, Кристина, Гарольд, Розетта, ещё несколько слуг и ряд придворных, включая приближённых Генриетты. Зато Людовик цвёл и благоухал. Он отыскал утешение. В одной из придворных дам — Франсуазе-Атенаис де Монтеспан, что стала новой фавориткой короля Франции. Как и когда это произошло — никто не уловил. Два месяца назад Александр, расшифровав записи Нострадамуса до конца, упаковал все вещи Адрианы и поехал к девушке. Приказал ей не возвращаться в Версаль. По крайней мере, пока его там нет, ей точно нечего делать в версальских стенах. А сам он намеревался бывать в Версале наездами и сосредоточиться на каифах, и ему было спокойнее, если Адриана в этот период будет жить с отцом. Следом он отправился на встречу со Странником. Анна переняла управление внешними делами Франции. Фабьен сосредоточился на внутренних делах. А затем как пыльным мешком по голове. Однажды ранним утром Фабьен вошёл в покои короля и не застал его на месте. Всех подняли на уши по тревоге. Король пропал! Никто не видел и не слышал, чтобы он куда-то уходил. Ночью был в покоях, а на рассвете — хоп! — и нету. Паника захлестнула, а затем раздался стук копыт у дворца. Анна в одном шлафроке выскочила на улицу, Филипп даже рубаху до конца не завязал. Мать и брат короля, изрядно перепуганные внезапным исчезновением Луи, чуть удар не схватили. А Луи ничего — с блуждающей улыбкой спрыгнул с коня и помог слезть с него же Франсуазе-Атенаис де Монтеспан, которая улыбалась не менее лучезарно, чем Людовик. У всех глаза на лоб полезли. Особенно, у Фабьена, который воочию увидел, что король улизнул из дворца мало того, что мимо стражи, так ещё и не взял охрану с собой. — Где ты был?! — рявкнула Анна. — На лесной прогулке, — непринуждённо ответил Людовик. — Ночью? — опешил Филипп. — Без стражи? — Нам хотелось уединения, — оповестил Луи, приобняв мадам де Монтеспан. Та скромно улыбнулась. Фабьен еле сдержался. Уединения им, видите ли, захотелось. Людовик — король! Забыл, что ли? Или как это было в его королевской голове: в топку осторожность, ориентируюсь по настроению? Нет, Людовик и прежде был заносчив, но протоколом не пренебрегал и опасности себя никогда не подвергал. А тут ускакал в лесную глушь — ночью и на пару с малознакомой дамочкой. — Как вы прошли мимо стражи? — спохватился Фабьен. — Я открыл потайной ход из своих покоев, — широко улыбнулся король. — И, к слову, вот мой приказ: откройте все потайные ходы. Хватит нам, как в бочке, жить. Что? Анна во все глаза уставилась на сына. — Стройка же ещё не окончена, — брякнул Филипп. — Пускай, — пожал плечом Людовик. — Луи… — Это мой приказ, — добавил суровости в голос Людовик. — Я король! И он увёл даму во дворец, оставив ошарашенных мать, брата и главу стражей на улице. Но с того дня фраза «Я король!» стала звучать едва ли не каждый день. За короткий срок Людовик женил овдовевшего Филиппа на немецкой принцессе Елизавете Шарлотте Пфальцской. И подкрепил свой приказ словами «Я король!». Свою бывшую фаворитку Луизу де Лавальер, подарившую ему дочь, он отправил из Версаля вместе с крохотной малышкой. И подкрепил свой приказ словами «Я король!». Знатно опешил Александр, вернувшийся в Версаль и заставший весь этот кордебалет. И тут король вывернул очередное чудо и огорошил камердинера. — Ты назначен губернатором Версаля, друг мой, — довольно объявил Людовик. — И тебе присвоен титул герцога. — Что? — прозвучало как-то даже глупо, но Александр на момент этого объявления ещё не пришёл в себя от всего, что на него вывалили Анна и Фабьен. — Ты слышал, — игриво сощурился Людовик. — Ведь кто, как не ты, достоин этой должности и этого титула. А следом он завалил камердинера… Ой, пардон, губернатора Версаля таким количеством служебных дел, что тот дар речи потерял. К слову, как раз именно в тот день от Анны и прозвучало поздравительное «Ты хозяин ведра, Александр». Осознав, что крыша Людовика поехала явно куда-то не туда, они ухватились за это королевское сооружение в попытке удержать на месте. Но какое там! Крыша короля свистела весело и задорно, прорывая любые канаты тех, кто пытался вернуть её на место. А так как общество собралось не самое глупое, то сразу впечатался факт — Луи во власти мадам де Монтеспан. Как она с такой скоростью и силой подчинила короля своей воле, что вся семья и друзья его выдернуть оттуда не могли, оставалось только диву даваться. Реакция семьи и друзей оказалась предсказуема. Они попытались разорвать связь короля и его новой фаворитки, покуда Луи совсем не потерял рассудок. Но Людовик отшвырнул их с такой силой, что против воли пришлось попятиться. Франсуаза-Атенаис де Монтеспан получила статус неприкосновенной. Её влияние при дворе росло на глазах, она покоряла придворных и короля всё сильнее. Луи буквально вцепился в новую фаворитку, как одержимый, и ни единого слова против слышать не желал. Но это не всё. В близких Луи утвердилась уверенность: мадам де Монтеспан — это и есть убийца Генриетты. Хитра, расчетлива и умна настолько, что умеет вовремя прикинуться дурой. Но открыто заявить Людовику, что его новая фаворитка убила принцессу, пока не решались. Скажи они такое Людовику, он потребует доказательств, попутно грозя казнью или тюрьмой. И что они покажут? Голый зад? У них ничего на неё не было. Ни единого доказательства её вины. И тут Фабьен выдал прекрасную, по мнению Александра, мысль. Чем мучиться, проще убить дамочку, пока Луи под её влиянием ещё дел не наворотил. Но тут голосом разума выступила Анна. Королева указала, что коль Луи с такой силой помешался на мадам де Монтеспан, то её смерть попросту добьёт Людовика. Иными словами, они оказались… Да, «в ведре». Вверх тормашками, зато с бантиком на боку. И это состояние держало их по сей день. Осенний, но солнечный и тёплый день. — Глаза б мои на это не глядели, — себе под нос пробурчала Анна, мельком заметив, как Людовик и Атенаис возвращаются из сада ко дворцу. — Змея подколодная. Фабьен невесело усмехнулся. Фрейлины Анны, невзлюбившие Атенаис, чуть насупились, когда король вместе с обожаемой фавориткой поднялись на придворцовую террасу. — Мама, — расцвел Людовик, приближаясь к королеве под ручку с Атенаис. — Вечереет. Не прохладно тебе без накидки? — Нет, — коротко ответила Анна, пригубив чай. Король улыбнулся. — Мы хотим провести Осенний праздник, — оповестил Луи, усевшись рядом с матерью. — Что скажешь? Можно подумать, тебя волнует моё мнение. Вчера ты мне и рта раскрыть не дал. Королева-мать сдержалась, подув на горячий чай. — Имеется повод? — уточнила Анна. — Разве для расслабления души и прекрасной музыки нужен повод? — король откинулся на мягкую спинку. — Но, впрочем, ты не прогадала. Привезли потешные огни, и мы с Атенаис желаем поглядеть на сие зрелище, пока ещё стоят тёплые денёчки. Анна молчаливо кивнула. — Пригласим знатные дома с разных уголков Франции, — продолжал расслабленно вещать Людовик. — Сделаем большой приём и… О, друг мой! Король обратил внимание на Александра, поднявшегося на террасу. — Сир, — он кивнул Людовику, приблизившись. — Ваше Величество, — поприветствовал королеву. Анна с надеждой воззрилась на губернатора Версаля. Ради Бога, Александр, скажи, что ты добыл что-то изобличающее на эту змею. Молю! Александр, перехватив её взор, коротко поджал губы, что означало «увы». Королева хмуро опустила взгляд в чашку. — На новой должности ты часто пропадаешь незнамо где, друг мой, — задорно произнёс Людовик. Да-да, незнамо где. Зато нам знамо где. Делает всё, чтобы убрать когтистую лапу убийцы Генриетты с плеча моего сына. Анна отвернулась к саду. Фабьен плеснул себе вина. — Разве губернатору Версаля не положено находиться в Версале? — задался вопросом Людовик. Александр собрался ответить, но Атенаис не позволила ему и рта раскрыть. — Версаль не только прекрасен, но и огромен, mon сoeur, — ласково произнесла Атенаис, положив ладонь на плечо короля. — Полагаю, Александр желает Версалю наибольшего процветания. Этим и вызвано его частое отсутствие. Вот как она это делает? Совершенно безобидные и даже лестные слова, но ничего, кроме отторжения, это не вызвало. Анна на миг прикрыла глаза. Она, как мать, должна бы порадоваться за сына, что он отыскал утешение, но всё в ней противилось этой связи. Она не могла смотреть, как Луи теряет самого себя. А эта женщина… Казалось бы, ничего дурного не делает. Но её присутствие невыносимо. Анна впервые за все годы оказалась настолько неспособна принять связь сына. Возможно, ей мешает запредельная уверенность в том, что Атенаис и есть убийца Генриетты. Но, собственно, с чего она это взяла? Только потому что так думают Александр и Фабьен? Да, им она порой верит чаще, чем себе, но вдруг они ошиблись? Они-то сами с чего взяли, что Атенаис виновна? Только потому что Атенаис стала следующей фавориткой Людовика? Маловато для обвинений. Королева подняла взгляд к фаворитке сына. Та мельком глянула на неё и вежливо улыбнулась. Анна вернула взор к подносу и взяла чашку. Нет, не выходит у неё принять Атенаис. Всё, что видит королева-мать, смотря на Атенаис, это убийцу и стервятницу, что впилась когтями в её сына — короля Франции. И отделаться от этого ощущения невозможно, хоть кол на голове теши. — Александр, мы решили устроить Осенний праздник. Привезли потешные огни, и мы сделаем торжество с музыкой и танцами. Пригласим знатные дома, — король повторил то, что сказал до прихода губернатора. — Сделаем большой приём и заодно объявим о помолвке. Анна испуганно замерла с чашкой у губ. Фабьен и Александр напряглись. — Какой помолвке? — настороженно уточнил Александр. Помилуй, Боже, Людовик же не мог настолько сойти с ума? Он женат! Да и Атенаис тоже замужем. Господи… Пусть он скажет, что не собирается устраивать политический скандал на весь мир и разрушать брак с Марией-Терезией, чтобы возвести на престол Атенаис. Это же… — Пора кое-кому, наконец, дойти до алтаря, — произнёс Людовик. Анна, Александр и Фабьен бесшумно выдохнули. Слава Богу, он не о себе. Минутку, а о ком? — У губернатора Версаля должна быть жена, друг мой, — просиял Людовик. — Потому я спешу тебе сообщить о своём решении. Ты женишься, Александр. Анна чуть не подавилась чаем. Фабьен едва не облился вином. Фрейлины, включая Бонну, переглянулись. И все воззрились на короля. Кроме Александра. Тот жёстко взирал на Атенаис, а та серыми и холодными, как у акулы, глазами смотрела на него в ответ, улыбаясь будто не губами, а лезвием. Губернатор сжал челюсть. Её идея? Догадалась, что он под неё копает, и вложила в голову Луи затею женить друга, чтобы въедливый Александр был занят женой, а не попытками раскрыть убийцу Генриетты? — Я не намерен жениться, Луи, — процедил Александр, не отрывая глаз от Атенаис. — Не сейчас. — Положение обязывает тебя, друг мой, — убедительно произнёс Людовик. — Поздравляю, Александр, — тепло прощебетала Атенаис. — Верю, ты будешь прекрасным мужем. Настоящим… — она с издёвкой сузила ледяные глаза, — … защитником. Вот именно этот ядовитый облик и выдавал в ней убийцу. И можно треснуть от натуги, но развидеть это не выйдет. Александр знает, что она убийца. Атенаис знает, что он это знает, и улыбается улыбкой а-ля «И что ты мне сделаешь? Арестуешь? Убьёшь? Что ж, решись. Добей друга и короля. Ты знаешь, что моя погибель — это его погибель». И единственное, что останавливает его от выхватывания меча у Фабьена и отсекания змеиной головы, — это ослеплённый и одержимый Людовик, сидящий между ними. Однако, несмотря на загустевшее напряжение и яркое негодование губернатора, Анна и Фабьен обрадовались. У обоих в голове мелькнуло только одно: «Адриана». Картина обрисовалась вполне ясная: Александр привезёт Адриану обратно в Версаль и женится на ней. Правда, её папа болен, но ведь его можно перевезти и лечить тут. Бонна помрачнела, а королева и глава стражей впервые за долгое время воодушевились решением Луи. Они искренне хотели, чтобы девушка вернулась. Говорили об этом Александру, но тот наотрез отказывался возвращать Адриану в Версаль — под нос к Атенаис. И они неохотно согласились с ним. Однако Александр женится на Адриане, и стоило порадоваться хотя бы этому. А там — чем чёрт не шутит. Может быть, губернатор передумает и оставит жену при дворе. Глядишь, и дышать в Версале станет полегче, и их холодный фронт противостояния получит нового бойца. — Александр, не переживай, — успокоила Анна. — Твоей жене вовсе не обязательно постоянно жить при дворе, — предложила королева-мать. — Она может приезжать, когда ты здесь, и уезжать, когда ты покидаешь Версаль. — Для чего такие сложности? — впал в недоумение Людовик. — Зачем же его жене покидать обустроенное место при дворе? Что означает «покидать обустроенное место при дворе»? Как будто она здесь. Александр напрягся пуще прежнего. Так… Минуточку. Тут что-то явно не сходится. Они все сейчас хотя бы об одной и той же женщине думают и говорят? Или о разных? — Только не говори, что ты выбрал мне жену по своему усмотрению, — недобро предупредил Александр. — Разумеется, выбрал! — воскликнул Людовик. — Вот она, — он взмахнул рукой. — Мадемуазель де Понс Эдикур станет твоей женой. — Я? — не поверила своим ушам Бонна. Король кивнул. Фрейлины уставились на девушку. Анна и Фабьен оторопело вскинули голову. Александр перестал моргать, впав в ступор. Луи и Атенаис радостно улыбались. — Я должен жениться на Бонне? — переспросил Александр. Король со всей важностью наклонил голову в подтверждении. — Луи… — неподдельно растерялась Анна. — Но почему такой выбор? Ты же знаешь, что… — Что? — легко перебил Людовик. — Ты про мадемуазель де Вьен? — королева в ответ кивнула. — Ах, оставь, мама! — отмахнулся он. — Девушка со столь сомнительной репутацией никогда не станет женой губернатора Версаля. Я не позволю. Воцарилась оглушительная тишина — такая, что стало слышно, как муха бьётся в окно дворца. Во время этой тишины Александр жгуче сверлил глазами то короля, то Атенаис, еле сдерживаясь. А затем, выдохнув, обронил короткое и твёрдое: — Нет. — Мои приказы не обсуждаются, — посуровел Людовик, поднявшись. — Я король! Александр озарился той самой улыбкой, которую иначе, как «А катись-ка ты к чёрту, король», и не истолковать. Но так как губернатор Версаля крайне вежлив и воспитан, то он, разумеется, не станет брать короля за шкирку и трясти, как нашкодившего котёнка, а тактично скажет… — Сир, вы не уде… — «уделите мне пару минут», но Александр не успел договорить. — Mon сoeur, мы хотели отправиться в грот, — ненавязчиво втиснулась Атенаис, опередив губернатора. Ох, ты ж… Александр, Фабьен и Анна резко повернулись к Атенаис. Та обворожительно улыбалась. — Мы обсудим детали позднее, друг мой, — мгновенно воодушевился Луи. — Идем, — он взял Атенаис за руку. — Я посещу грот, и позднее можешь зайти, — король хлопнул Александра по плечу и удалился. — Я как будто сплю и никак не могу проснуться, — Фабьен потёр лоб, откинувшись на спинку кресла. — Бонна, не волнуйся, — королева всё ещё выглядела растерянно. — Александр сорвал свадьбу Адрианы, сорвёт и вашу, — он вдумчиво потёрла пальцем висок. — Да, Александр? Губернатор кивнул и, ничего не произнеся, направился во дворец. Бонна, с небольшим опозданием осознав всё произнесённое, бросилась за Александром. — О, вернулся. Письма забери! — окликнул Гарольд, когда заметил Александра, проходящего мимо его кабинета. — Как съездил? — Чуть позднее обсудим, — губернатор забрал все письма, что ему пришли за время отсутствия. Гарольд не стал возражать и вернулся к бумагам, а Александр вышел обратно в коридор, где его догнала Бонна. — Александр, постой! — Не беспокойся, Бонна. Королева права, — не останавливаясь, произнёс Александр. — Тебе не придётся выходить за меня замуж. Но почему нет?! Бонна сдержалась от восклицания, торопливо шагая рядом. Господи, она настолько не могла поверить в происходящее, что голова кругом шла. — Мы что-нибудь придумаем, — губернатор достиг своих покоев. — Розетта! — он громко позвал служанку. — Разожги камин, — приказал он, когда она появилась. Розетта бросилась выполнять поручение, а Александр бросил письма на стол и развернулся к потерянно застывшей Бонне, зашедшей за ним. — Спорить с Луи — это теперь всё равно, что воду в решете носить, — губернатор упёр руки в бока. — Но он не торопит, а это уже нам на руку. Я поговорю с ним, хотя… — он озадаченно поморщился. — Вряд ли достучусь. Он меня будто не слышит в последнее время. Но ничего. Мы это уладим. — Зачем? — брякнула Бонна. — Прости? — Александр приподнял бровь. Бонна тряхнула головой, приводя мысли в порядок. — Я имела в виду… — фрейлина взволнованно сцепила пальцы в замок на уровне талии. — Да, это всё неожиданно, но… — она запнулась на полуслове. — Может, не стоит гневать короля? Не дай Бог, разозлится и подберёт нам в пару не друг друга, а каких-нибудь на ладан дышащих стариков. — Бонна, ты слышишь, что говоришь? — усмехнулся Александр. — Это не тот случай, когда на безрыбье и рак рыба. Мы же с тобой друг друга не любим. За себя говори! Бонна крепче стиснула свои переплетённые пальцы. — Но мы друзья, — нашлась фрейлина. — Это уже неплохо. — Ты ещё скажи, что «стерпится — слюбится», — хмыкнул Александр. — Нет, Бонна, — он посерьёзнел. — Я не хочу навязанным браком ломать жизнь ни тебе, ни себе. — Я настолько противна? — насупилась Бонна. — Ты так говоришь, как будто тебя женят на карге старой, — он отвернула лицо к стене. Александр нахмурился. Да, зря он так. Его поведение и его слова, действительно, можно счесть за оскорбление. — Нет, конечно, — смягчил тон Александр. — Дело не в этом. Бонна перевела на него вопросительный взгляд. — Ты молода, красива, и мы в неплохих отношениях — в этом ты права. Но я влюблён в другую, — признался Александр. Бонна вздрогнула. — И, как друг, ты должна понимать, что я не… Что? — он глянул за спину фрейлины. — На минутку, — позвал заглянувший в открытые покои Фабьен. — Извини, я на минутку, — он обошёл остолбеневшую фрейлину. Бонна на негнущихся ногах приблизилась к столу и кончиками пальцев коснулась края. Я влюблён в другую. Адриана. Он влюблён в Адриану. И король с королевой об этом знали, исходя из беседы на террасе. И Александр носился со своей протеже больше, чем с кем-либо. И все те шутки были далеко не шутки. И он постоянно покидает Версаль с той поры, как она уехала к больному отцу. Он ездит к ней? Да, наверное. Бонна закрыла глаза. В голове набатом одно — Я влюблён в другую. Я влюблён в другую. Я влюблён в другую. Вот так честно и вот так просто. Он влюблён в другую. — Бонна, — позвал Александр. Фрейлина обернулась через плечо. — Ступай к королеве, — напутствовал Александр. — Я позднее поговорю с королём, найду тебя, и мы решим, что делать. — Хорошо, — эхом отозвалась Бонна. Он ушёл, и Бонна вернула взгляд к точке перед собой. Сделала глубокий вдох. Собралась уйти, но взор упал на письма на столе, которые пришли в его отсутствие. Они распались веером, когда он бросил их на стол. Большинство служебные — это видно по печатям и пометкам. Минутку, а это что? Бонна пальцем отодвинула один из конвертов, заметив край знакомой печати. Это печать рода де Лафайетов. Это письмо от неё. Зачем Адриане писать ему, если они постоянно видятся? Или не видятся, и он на самом деле уезжал по служебным делам? Бонна мельком оглянулась. Розетта разжигала камин, не смотря на фрейлину. Не зная зачем — будто ведомая чужой волей — Бонна схватила письмо и, спрятав его в складках платья, покинула покои губернатора. Почти бегом добежала до своих покоев, выудила конверт и надломила печать. Видит Бог, она никогда не вскрывала чужих писем. Пальцы дрожали. Но в голове, кроме его небесно-синих глаз и его «Я влюблён в другую», больше ничего не было. Она развернула послание. «… Александр, здравствуй. Надеюсь, послание застанет тебя в добром здравии. Хотел сообщить, что Рауль скончался спустя пару недель после твоего отъезда. Кажись, саркома всё же сгубила. Адриана с постели не встаёт, есть отказывается. Беспокоюсь я за неё, сердце кровью обливается. Раздавлено дитя моё: гляжу на неё и страшно, как бы удар её не хватил. Знаю, ты велел ей не возвращаться в Версаль. Верю, что на то есть причины, и неспроста ты повелел ей вдали от двора оставаться. Видится мне, что её защитой твой наказ обусловлен. Но ты подумай хорошенько ещё раз, прошу. Худо ей. Без Генриетты худо, а теперь ещё и без отца. Да и о тебе волнуется: где ты и как ты. Подле тебя она скорее бы оправилась. Дай ответ или же приезжай. С верой, Густав.» Бонна посмотрела на дату письма. Почти месячной давности. Александр всё это время провёл в разъездах — он приезжал на пару часов и снова уезжал. Странно, что письмо не попало к нему раньше. Впрочем, нет, не странно: Луи назначил камердинера на новую должность, и на короткое время возникла путаница — слали письма камердинеру, который уже был в должности губернатора. Пока разбирались, Александр не сидел на жёрдочке, как почтовый голубь, а уехал. Фрейлина посмотрела на послание. Отец Адрианы умер. Александр, узнав это, уедет к ней. И вернёт её обратно — от этой мысли она вздрогнула, и её рука поднесла листок к пламени свечи, которое тут же укусило бумагу за край. Бонна откинула объятое пламенем письмо в пустой камин. — Прости меня… — бездумно прошептала Бонна, будто не слыша себя, не чувствуя себя. — Прости… Бумага, окончательно обуглившись, обратилась в пепел.༻• ⊰✷⊱ •༺
Сумерки. Послышалось кучерское «Тпру-у-у», и конная повозка остановилась за забором. Раздались шаги. Адриана, вытаскивающая овощи из земли, обернулась через плечо. — Есть кто? — громко позвал знакомый голос. — Гарольд? — удивилась Адриана, поднявшись на ноги. Ох, он не один. — Кристина? Те сощурили глаза в сумерках, выискивая взглядом девушку. — Адриана? — позвала Кристина. — Не видать тебя. Сердце рухнуло в пятки. Если Гарольд и Кристина приехали только вдвоём, то… Адриана похолодела от ужаса. Нет. Пожалуйста. Только не… Она облетела выступ дома и бросилась к забору. — Что с ним?! — Ой! — Кристина вздрогнула, когда девушка резко выскочила перед ними. — Напугала! — Что с Александром? Где он? — Тихо-тихо, — поспешил успокоить Гарольд. — Жив и цел. Позавчера только в Версаль вернулся. Адриана с облегчением выдохнула, вперив руку в забор и согнувшись. Слава Богу. — Я подумала, с ним что-то случилось, раз вы вдвоём приехали, — она открыла засов на заборе. — Проходите. Ох, кажется, вечность прошла с момента их крайней встречи. И теперь на смену резкой вспышке тревоги пришла тихая радость: девушка порывисто обняла Кристину и Гарольда и, не мешкая, повела к дому. — Ба! — обрадовался Густав. — Какие люди! — он быстро сообразил, что улыбающиеся Кристина и Гарольд явно не со скорбными вестями пожаловали. — Друзья мои! Старички принялись тормошить друг друга в объятиях. Адриана засуетилась с накрыванием стола, искренне улыбаясь. Пожалуй, впервые за долгое время. — Что ж мы шумим-то! — спохватилась Кристина. — Папу не разбудим? Аль не спит он? Адриана и Густав переглянулись. — Папа умер, — негромко ответила Адриана. — Чуть больше месяца назад. Кристина и Густав охнули. — Ох, дитя моё, — Кристина поспешно обошла стол и обняла девушку. — Мне так жаль, милая, — она крепко сжала её. — Так жаль… — Прими наши соболезнования, Адриана, — с сочувствием отозвался Гарольд и, тоже обойдя стол, обнял девушку. — Мне жаль. Друг мой, — следом он приобнял Густава. — Мне жаль. Мы не знали. Разомкнули объятия. Кристина перехватила у Адрианы кухонную утварь, а девушку усадила за стол, принявшись хозяйничать. Мужчины тоже сели. — Не знали? — переспросил Густав. — Но я давал письмо Александру. — Когда? — удивилась Адриана. Гарольд и Кристина тоже удивились. — Да вот с месяц назад где-то, — ответил Густав, взъерошив волосы на затылке. — Адриана-то, как чучело, лежала. Я и забеспокоился. Дай, думаю, скажу ему. Пущай приедет или ещё что. — Он нам ничего не сказал, — поразилась Кристина. — Значит, для Александра это не столь важно, — Адриана сжала губы в полоску, отвернув лицо к окну. — Но-но, ты ерунды-то не мельтеши, — возразил Густав, сложив руки на стол и потрепав ладони девушки. — Кабы он знал, то и нам бы сказал, и сам бы приехал. Может быть, затерялось то письмо. — Затерялось письмо? — не поверил Густав. — В Версале? Камердинер перестал за порядком следить? — Ну-с, для начала: Александр Бонтан больше не камердинер короля, — наклонил голову Гарольд. — А кто? — хлопнула ресницами Адриана. — Давненько не связывались, да? — озадачилась Кристина, подвесив чайник над огнём. — Два месяца назад он приезжал, — оповестил Густав, облоктившись деревянной рукой на стол. Гарольд покивал. — Он всё в разъездах. В Версале-то почти и не бывает, — сообщил Гарольд. — Всё с каифами этими треклятыми: половину Франции уже искатал, — он поморщился. — Да ещё мадам де Монтеспан эта… — Какая мадам? Гарольд выдохнул. Уф-ф-ф… Похоже, долго им беседы беседовать. — По порядку вещай, — распорядился Густав. — Коль по порядку, то начну с того, на чём остановился, — согласился Гарольд. — Алексаня у нас больше не камердинер короля. Он губернатор Версаля. Адриана выпрямилась, начав неподдельно улыбаться: чуть удивлённо, но с искринкой. Это порадовало Густава, взглянувшего на неё. — И не Алексаня он теперь, — со смешком откликнулась Кристина, бренча посудой. — Он нынче месье Александр Бонтан де Ренн, герцог Беррийский. — Людовик дал ему титул! — ахнула Адриана. Гарольд и Кристина, рассмеявшись, закивали. — Ай, благая весть! — обрадовался Густав, хлопнув ладонью по столу. — Всё, Адриана де Вьен, маркиза де Лафайет, — воодушевился он. — Собирайся. За герцога замуж пойдёшь. По кухне пролетел смех. — Пыта-а-а-ались меня как-то выдать за герцога, — улыбчиво протянула Адриана. — Наш-то помоложе, — хихикнул Гарольд. — Ненамного, — шутливо отмахнулась Адриана. — И тоже вор, к слову. Кристина и Гарольд рассмеялись. Густав хохотнул и, притянув девушку к себе, чмокнул в голову. Ожила — сердцу радостно видеть. Адриана улыбнулась, а затем, обернувшись на Кристину, поднялась и взялась за нарезку овощей и фруктов. — А ведь и правда, ты теперь маркиза де Лафайет, — брякнула Кристина. — Ой! — она виновато спохватилась. — Прости, милая. Не хотела задеть. — Ничего, — успокоила Адриана, погладив её по мягкому плечу. — Всё в порядке. Маркиза де Лафайет — это с натяжкой. Courtesy title. Все кивнули. Обыкновенно титулы в наследие передаются по мужской линии, но у Рауля, кроме дочери, наследников не было, и Адриана после его смерти стала «хранительницей титула»: без права на привилегии, что даёт титул мужчинам. Если у неё в будущем родится сын, то титул Рауля может перейти к нему. Если она выйдет замуж, то получит титул мужа, коль таковой будет, однако нетитулованный мужчина, женившийся на ней, маркизом де Лафайетом не станет. Но да это всё пустое. Суета. — Убийцу Генриетты нашли? — негромко спросила Адриана. Кристина и Гарольд посмурнели. — Нашли. Она за ручку с королём ходит, — хмуро ответил Гарольд. — Постель с ним делит. — Что?! — рявкнули Густав и Адриана, подорвавшись со своих мест. Две пары ошарашенных глаз вцепились в Гарольда. — Присядьте. Долго излагать. Адриана и Густав опустились на стулья, обратившись в слух. А Гарольд начал излагать всё, что происходило в Версале за это время. Всё, во что превратился двор при мадам де Монтеспан. — … нет того Версаля, что прежде был, — говорил Гарольд, попивая крепкий чай. Хмурая Кристина сидела рядом, вертя в руке кусочек фрукта и изредка вздыхая. — Всё раскололось. С виду прилично — не придраться. А нутро гниёт, разлагается. Король — что одержимый. — Два фронта образовалось, — негромко подхватила Кристина. — Сторона, что Анна и Александр возглавляют. И сторона, что Атенаис с Луи держат. И меж ними холодная война тлеет. — Не дерутся, не убивают, не травят, но… — Гарольд устало потёр глаза. — Это видеть надо, словами и не передать. Глядим на Атенаис, а та, как змея. Сама улыбается, а глаза, что у акулы — мёртвые и пустые. Будто сама одержимая. — Луи этого будто и не видит, — нахмурилась Кристина. — Ослеплён ею. Да и половина двора туда же. Умеет, шельма, нужное слово вовремя сказать, — она скривилась. — В уши складно льёт, да и красотой не обделена. Знает, кого приласкать, кого поругать, кому улыбнуться. Дьяволица чёртова. — Только наши в здравом рассудке, — мрачно изрёк Густав. — Не сомневаются, что она миледи на тот свет отправила. А доказать не могут. — Александр под эту дамочку копает-копает, да пока так ничего и не нашли, — смурно добавила Кристина. — Не в чём её обвинить. Чиста, что слеза котёнка. Адриана сжала руку в кулак, скрипнув зубами. — Так убейте её к чертям собачьим! — вспылила Адриана. — Что вы с ней возитесь?! — Фабьен предлагал, — кивнула Кристина. — И?! — Анна за Луи боится, — вздохнул Гарольд. — Атенаис будто Людовика воли лишает, но для него весь мир в ней сошёлся. Королева за сына боится, что смерть Атенаис его уничтожит. — И вы решили из двух зол выбрать меньшее, — протянул Густав. — И предъявить Людовику доказательства того, что она убила Генриетту. — Пока так, — неопределённо ответил Гарольд. — Ох, не знаю, друг… — он уронил голову на сложенные руки. — Всё так запуталось, так подвесилось, что не знаем, куда и шагнуть. — А если вы ошибаетесь, и эта мадам не виновата? — озадачился Густав. Кристина и Гарольд неопределённо пожали плечами. — Ты на Алексаню-то не серчай, Адриана, — тихонько попросила Кристина. — Он что белка в колесе. Навалилось многое: и каифы, и мадам де Монтеспан, и Луи дурит, и губернаторство это, и… — она опустила голову. — Я не сержусь, — успокоила Адриана. — Когда он приезжал… — с губ сорвался тяжёлый вздох. — Тяжёлый был разговор. Но я понимаю, что он не может разорваться. Мы договорились, что я не вернусь в Версаль, пока он не даст знать. Ему сейчас нужна свобода, нужно время, чтобы всё решить. — И ты согласилась? — удивился Густав. — А что нам оставалось делать? — вопросом на вопрос ответила Адриана. — Папа тогда болел, и я не могла бросить отца. Да и Александр не взял бы меня с собой, а в Версале меня оставлять он побоялся. Да и что мне там без него делать, коль он в разъездах? Густав аж опешил. Это как так Александр с ней разговаривал, что она столько покорности проявила? Надо будет у него пару уроков на заметку взять. — Или мне палки в колёса ему надо было вставлять? — резонно спросила Адриана. — Я сказала, что подожду, — она повела плечом. — Другого выхода мы на то время не нашли. На кухне воцарилась тишина. Немного посидели, а затем переместились в просторную гостиную. Расселись, прихватив по бокалу вина. Устремили задумчивые взоры на огонь в камине. Только Адриана осталась на ногах. Она медленно обходила помещение, в размышлении покачивая бокалом в руке. Кристина и Гарольд коротко проследили за ней. Изменилась. Горе её изменило. Лицом схуднула, поострее скулы стали. И, как следствие, носик стал тоньше, а глаза, наоборот, сделались ярче. Нехорошо так думать, учитывая, что послужило причиной изменений — но как ни крути, а эта тонкость черт ей зрелого шарма добавила. Она будто бы… взрослее, что ли, стала. Лицом так точно. Да и взгляд иной. Не такой распахнутый, как прежде. Бьёт горе, бьёт боль, да и вколачивается металлическим стержнем в душу, а наконечник того стержня отблёскивает в глазах — зеркале души — заточенным остриём, и не скрыть этого. — Отец мёртв. Меня здесь больше ничто не держит, — Адриана первой нарушила тишину. — Долго Александр пробудет в Версале? Кристина и Гарольд переглянулись. Нужно решаться и говорить, для чего пожаловали. — Господи, прости нас за это… — шепнул Гарольд, подняв глаза к потолку. И уже громче произнёс: — Адриана, мы знаем, что Александр против твоего возвращения в Версаль. — Господи, прости, — перекрестилась Кристина. — Вы чего молитвы шепчете? — нахмурился Густав. — Мы думали, что Рауль жив, и хотели предложить перевезти его, коль состояние позволяет, — издалека начала Кристина. Адриана приподняла бровь. — Куда? — изумился Густав. — В Версаль, — ответил Гарольд. — В Версаль? — удивлённо переспросил Густав. — Погодите-ка… — Мы приехали молить о возвращении, — наконец, решился Гарольд. — Вернись в Версаль, Адриана. Пожалуйста. В гостиной повисла тишина. Адриана, дошедшая до камина, уперлась в полку ладонью. — Вернуться против воли Александра? — девушка посмотрела на пляшущее пламя камина. — Он вообще знает, где вы? — Мы ему не сказали, что к тебе поехали, — негромко отозвалась Кристина. — Он нас убьёт за то, о чём мы просим. Он нам говорил, что не хочет, чтобы ты жила в одном месте с убийцей Генриетты. Боится за тебя, а мы… — она снова перекрестилась. — А мы тебя обратно тянем. Прости нас. — Но видится нам, что твоё возвращение способно сдвинуть дело с мёртвой точки, — признался Гарольд. Адриана дёрнула уголком губ вверх и залпом осушила бокал с вином. — Ох ж вы, осатанелые! — ахнул Густав. — У вас там такая преисподняя, а вы девчонку туда тащите! Гады! — Гады, — понуро согласился Гарольд. — Сами себя отходить поганой метлой готовы, но иного пути, признаться, мы уже не видим. — Да чем же она вам поможет?! — вспылил Густав, вскочив с места. — Толпа мужиков во главе с королевой ничего не смогла, а вы на девчонку такую ношу возлагаете! Что вы думаете: она приедет, и эта ваша мадам де Монтеспан каяться пойдёт, а Луи прозреет, и всё ландышами зацветёт?! — Мы подумали, что … — несмело вступила Кристина. — Мы подумали, что возвращение Адрианы может её… — Что? — рыкнул Густав. — Спровоцировать, — подсказала Адриана, улыбнувшись. — Убийца Генриетты дважды пыталась убить и меня. Вот только… — она вдумчиво покривила губы, пройдя за спинкой дивана. — Её целью была не я, а Генриетта, и она цели своей достигла. — Тоже верно, — со вздохом признала Кристина. — Вот! — поддержал Густав. — И нечего в Версаль катить, когда там побоище ледяное. — Погоди, Густав, — махнула рукой Адриана, опершись на спинку дивана. — Не тараторь. Давайте толково порассуждаем. Густав, недовольно надув щёки, упал обратно на мягкое сиденье. — Мы с Александром предполагали, что отравительница водится с ведьмой, а затем мы вышли на каифов. Тогда… Послушайте, как думаете, а мадам де Монтеспан знает, кто я? — задалась вопросом Адриана. — Знает, что я наследие Нострадамуса? — Вот это нам неведомо, — покачал головой Гарольд. — Но я о другом подумал… Ты единственная, кто сталкивался с убийцей лицом к лицу, — он поднял глаза на Адриану. — Ты её видела в саду на маскараде. Да, тогда она была в маске, и ты её из толпы придворных не узнала бы, — он вдумчиво почесал подбородок. — Но теперь-то она на виду. И как она отнесётся к тому, что ко двору вернулась единственная, кто может потенциально сказать: «О, знаете, а я вас узнала. Вы меня кинжалом в саду порезали»? Адриана усмехнулась. — Это вилами по воде писано, — встрял Густав. — Отмахнётся и скажет, что Адриана брешет. — Нет-нет, накидываться на Атенаис с порога нельзя, — взмахнула рукой Кристина. — Луи верит ей больше, чем себе и Богу. Тут надо действовать осторожнее. — Тут ведь какая вещь сложилась, — призадумался Гарольд. — Генриетта и Адриана тесно сдружились, и теплоты своей дружбы не скрывали: гуляли вместе, плясали вместе, принцесса её называла «душа моя», — произнёс он, отпив вина из бокала. — Адриана с принцессой до последнего вдоха была, спасала её, и это отпечаталось, запомнилось. Запомнилось, в том числе, и для Луи. — А для Атенаис ты… — подхватила Кристина. И озадачилась: — Эм-м-м… — Помеха, — подсказала Адриана. — Кость в горле, которая мешала ей добраться до принцессы и оказывалась не в том месте и не в то время. — Вроде того, — согласился Гарольд. — И твоё появление… Я не утверждаю! Но могу предположить, что Луи и Атенаис не останутся равнодушными к твоему возвращению. И у тебя выйдет качнуть это ведро. — Хоть в какую-то сторону, — дополнила Кристина. — Всё лучше, чем на месте топтаться. — Ведро? — переспросила Адриана. — Мы теперь Версаль ведром иногда кличем, — насмешливо поморщилась Кристина. — Полезное — спору нет, но неудобное и пустое. — Александр — губернатор ведра, — съехидничала Адриана. — Я горжусь им. По гостиной пронесся приглушенный смех. — К слову, об Александре, — Кристина покусала нижнюю губу. — Адриана, он… Адриана вопросительно выгнула бровь, облокотившись на спинку дивана. — Король велел ему жениться, — сообщила Кристина. — Губернатор Версаля должен быть женат. Густав ухмыльнулся. Девушка насмешливо сморщила носик. — Правда? — наигранно удивилась Адриана. — Тогда почему я до сих пор не наблюдаю за своим окном герцога Беррийского на верном Буяне и с цветами? Градус напряжения окончательно спал: Густав расхохотался, Гарольд прыснул от смеха, Кристина хихикнула. Последние двое переглянулись: чёрт, как же она всё-таки нужна Версалю. Просто для того, чтобы быть всем рядом, вместе. Просто для того, чтобы легче дышалось. — Или после двух месяцев отсутствия он боится, что в него котелок полетит при встрече? — лукаво осведомилась Адриана. — Ничего, потерпит, — она пожала плечом. — Сам выбрал. — Адриана, — просмеявшись, Кристина посерьёзнела. — Король намерен женить Александра на Бонне. Густав разинул рот. Адриана на полминуты застыла. Выпрямилась. Господи, да что происходит в этом чёртовом Версале? Как на это всё реагировать? Что делать? Смеяться? Плакать? Вешаться? — Ох, — выдохнула Адриана. Не сдержалась и сорвалась на смешок, потерев лоб. — Я представляю, как Бонна счастлива. — Да я бы так не сказал, — засомневался Гарольд. — Растерянная ходила. — Ошалела от неожиданного счастья, — фыркнула Адриана. — Столько по нему воздыхать, и тут на тебе — такой подарок, — она взяла бокал, допила вино и поставила бокал обратно. — Король преподнёс ей Александра на блюдечке с золотой каёмочкой. Она там в обморок не упала от радости? — Прости, я не поняла, — растерялась Кристина. — С чего ты взяла, что она рада? Для неё это такой же брак по принуждению, как и для него. — Ой, прям, — иронично хмыкнула Адриана. — Бонна влюблена в Александра. — Что?! — все аж подпрыгнули на месте. — Я понимаю, почему Александр этого в упор не замечает — он видит всё, кроме очевидного, но вы-то! — шутливо упрекнула Адриана. — Мы с ней из-за него и ходили, как ножах. — Правда? — снова хором ахнули. Адриане больше не хотелось таиться. Не хотелось прятаться и выжидать. И она не испытывала ни капли стыда за то, что выложила тайну фрейлины. Хватит. Надоело. — Правда-правда, — подтвердила Адриана. — Адриана, — спохватился Густав, обернувшись на неё через плечо. — Но коль всё так, то ты понимаешь… — В какой змеиный клубок втискиваюсь? — прищурилась Адриана. — Разумеется, понимаю, — она кивнула. — Но по Версалю ходит безнаказанная убийца моей принцессы, а заклятая подруженька собралась замуж за моего мужчину. Кто остаётся в стороне, когда вокруг такой кордебалет? Адриана улыбнулась Густаву, и тот озадаченно выдохнул. — Дела-а-а-а… — протянул Гарольд, опершись на подлокотник. — Про Бонну я не знал. — Алексаня на ещё одну прядь поседеет, — покачала головой Кристина. — Если Адриана вернётся в Версаль, то Александр не поседеет, а прибьёт, — сощурился Густав. — Сначала вас прибьёт, потом её прибьёт, — он указал на девушку. — И будет прав. А я ему ещё и помогу. Адриана, издав смешок, направилась к лестнице. — Собирайся, Густав, — попутно объявила девушка. — Мы возвращаемся в Версаль. Хотя стоило выразиться честнее — «В пекло».