༻• ⊰✷⊱ •༺
— На моё. Глухой голос вынудил сместить внимание с лужицы крови у коробки. — Её прислали на моё имя, — глухо выдавила Бонна. Ох, не было печали, да черти накачали. Выпотрошенные и вывернутые наизнанку чёрные вороны — зрелище не столько удручающее, сколько малоприятное и на редкость тошнотворное. Фу, бррр. Адриану передёрнуло, когда Фабьен перевернул коробку и закрыл её крышкой. Анна поморщилась. — Что там? Что там? — зашептались придворные. — Мёртвые вороны, — ответил Фабьен. — Противно, но не смертельно. Расходитесь, господа и дамы. Ничего особенного не случилось. Закалке главы стражей оставалось только позавидовать. Впрочем, что ему какие-то птицы. Он за срок своей службы наверняка видел и вывернутых наизнанку людей, не то что пернатых. А вот дамы ещё в ступоре. Неудивительно. Адриана и сама взвизгнула от неожиданности, когда увидела. И король потрясён. И Атенаис выглядит удивлённо — по крайней мере, внешне. А вот Александр зол. На каифов подумал? Чёрные вороны — ведьмины птицы. — Ничего особенного? — голос Бонны взвился до такого звона, что ухо заложило. — Мне прислали птичьи потроха! Не людские же. Адриана прикусила язык. Чёрт, я жестока. Я слишком жестока. Она с досадой нахмурилась. Бонну стоит пожалеть. Ни одна дама не будет прыгать от радости, получив такое. Но тут резонная мысль вытеснила эмоциональную. А зачем кому-то присылать Бонне мёртвых птиц? — Возьмём себя в руки, дамы. Нас всех это обескуражило, — озадаченно произнесла Анна. — Но я убеждена, что Фабьен отыщет шутника, приславшего тебе это, Бонна. Так ведь, Фабьен? — Непременно, Ваше Величество. Придворные, шушукаясь, потянулись обратно во дворец. Но вместе с их неспешным уходом ощутился донельзя пристальный взгляд, который буквально буравил затылок внучки Нострадамуса. Адриана обернулась. Бонна не сводила с неё немигающих глаз. Её побледневшее лицо исказилось, и во всём облике отражалось… обвинение. Немое, невысказанное. Ожидаемо. Адриана мысленно приготовилась принимать упрёки. — Что? — Как далеко ты готова зайти? — взгляд фрейлины заметался по её лицу. — Что?... — голос дрогнул. — Что ещё ты сделаешь? Те, кто ещё не успел уйти, остановились и обернулись. Стало так тихо, что показалось, будто запах крови и внутренностей — это единственный запах, который сейчас можно услышать. Александр открыл рот. Скосил глаза на застывших короля и его фаворитку. Закрыл рот. Адриана поглубже вдохнула. — Это не я. — Тогда кто? — лицо фрейлины стало совсем белым. — У кого ещё есть причины так поступать? — Предоставлю тебе самой поразмыслить, — скрепя сердце, ответила Адриана. — У меня нет врагов, кроме тебя! Всекло, как оплеуха. Адриана дёрнула головой. — О-о, — девушка сложила руки на груди. — Так я теперь твой враг. — Может, и не враг, но и не друг, — отрезала фрейлина. — Так ты по этой причине валяешь моё имя в грязи? — съязвила Адриана. — Я о тебе слова дурного не сказала! — Да неужели? — По крайней мере, я не подсовываю под твой порог внутренности и не вымазываю твои руки в крови! Вид капель крови на её ладонях подействовал отрезвляюще. Спокойно. Она, и правда, напугана. Будь с ней сдержаннее. Потребовались усилия, чтобы не сорваться. Много усилий. « … Кровь, вылетевшая сгустком изо рта, окропила руки фрейлины. Адриана, как во сне — как в своём ужасном сне! — перевернула дрожащие ладони, обагрённые кровью принцессы. — Она отравлена… » Память — ад. Затягивает. Пальцы дрожат. Её пальцы дрожат так же, как дрожат пальцы Бонны. Но, в отличие от фрейлины, вовсе не из-за птиц. Адриана, зажмурившись, отвела взгляд от её ладоней и сжала руки в кулаки. Тихо. Тихо-тихо. Выдох. — Ты меня не слышишь, — она хотела сказать мягко, но прозвучало сухо. — Это. Не. Я. — Не лги! — взъелась Бонна. — Тебя всю ночь не было, а утром пришло это! — И, по-твоему, я всю ночь носилась по лесу, ловя птичек, чтобы выпустить им кишки, перевязать бантиком и прислать тебе? — начала закипать Адриана. — Ты слышишь, что говоришь? — Да дьявол тебя знает, ты же ведьма! — голос фрейлины сорвался на визг. Александр не выдержал. — Не надо бросаться голословными обвинениями, — осёк он, и Фабьен незаметно пнул друга по лодыжке: мол, не накаляй ещё сильнее, тут зрителей толпа. Губернатор сбавил тон: — Мы с Фабьеном выясним, кто… — Да, оправдывай её! — выпалила Бонна. — Любовь ведь способна оправдать всё! Даже подлость! — Тебе виднее! — рубанул Густав и сразу получил тычок под рёбра от Гарольда. Бонна дёрнулась, как от пощёчины. И снова тишина — как проклятие. И без того стояли неподвижно, а теперь и вовсе превратились в камень, тщетно пытаясь просчитать каждый шаг, каждое слово перед толпой слушателей. Адриана сделала глубокий вдох, выстраивая мысли в одну линию. — Бонна, услышь, пожалуйста, что я говорю, — она успокаивающе подняла ладони. — Я не отправляла тебе эту посылку. — Ты не ночевала в Версале, — не уступила Бонна. — Да, не ночевала, — не стала отрицать Адриана. — Но по лесам с ножом я тоже не бегала. Прошу, приди в себя. Она аккуратно шагнула к фрейлине, и та отступила. На глаза опять попались капли крови на её ладонях. Это отвлекало. Цепляло зрение. Мешало мыслить. Мешало слышать и воспринимать разумно. Адриана тряхнула головой. Не смотри. Не смотри туда. — О, я поняла, — выдохнула Бонна. — Ты хочешь меня запугать, чтобы заставить сознаться. — Помолчи, — всполошилась Адриана. Нет. Нет-нет-нет. Не говори ничего. Шаг к ней — предупреждение. Фрейлина попятилась. — Ты хочешь, чтобы страх вынудил меня ск… — Заткнись! — Заставь меня! — сорвалась на крик Бонна. — Ты же всегда так поступаешь! Ты же клялась, что заставишь! Ты клялась, что… — Прекрати! — Адриана схватила её за затылок и, одёрнув на себя, зажала рот ладонью. — Умолкни! — Отцепись от меня! — Бонна вырвалась, оттолкнув её. — Да, я сожгла его! Да, я виновата! Да, я… — Хватит! — Адриана бросилась к фрейлине. — Да, я выкрала и сожгла его! — непослушные слёзы хлынули градом. — Прости меня! — она заметалась. — Прости, только оставь меня в покое! — Бонна, прекрати! — Ты добилась своего! Ты хотела правды, так получай её! Пусть знают, что я… Оплеуха рассекла воздух до звона в ушах, и все потрясённо охнули. Бонна всхлипнула, вскинув руку к покрасневшей щеке. Адриана в ужасе одёрнула свою ладонь, обожжённую ударом. — Господи… — она, дрожа, попятилась. — Господи… Почему их никто не остановил — вопрос десятый. Растерялись, оторопели, не рискнули сунуться в девичьи метания по террасе — мало ли причин. До сих пор вон — стоят, как к месту приколоченные, ошарашенно глядя на застывших девушек. А те трясутся, как листья на ветру. До лихорадки, то дрожи в каждой клетке. Во взглядах, обращённых друг на друга, столько подавленности, столько страха от осознания сказанного и сделанного, что оторопь пробирает до костей. И они не разбирают, как их обеих хватают за локти и куда-то тащат. Послушно, как тряпичные куклы, волочатся по коридорам и не возражают, когда их запихивают в кресла, а над головой раздаётся режущее слух: — А теперь по порядку. Ни одна, ни вторая не посмела поднять голову. Взгляды исподлобья замерли на сжатых кулаках, впечатанных в губернаторский стол. Я её ударила. Господи, я её ударила. Адриана опустила голову ещё ниже и, облокотившись на колени, запустила пальцы в волосы. Ладонь всё ещё жгло. Так же, как и жгло щёку фрейлины, которая подавленно молчала в соседнем кресле. Что я натворила. Господи, что я натворила. Бонна закрыла глаза, ощущая, что сердце стучит где-то в горле. Господи, почему так легко, так беспечно сделался этот шаг с пропасти? И как ноги вовсе донесли до этого края? Ведь всего-то… Одна маленькая-большая ложь, одна коробка и одна лужица крови. И всё. Этого оказалось достаточно, чтобы сорваться. Бонна посмотрела на окроплённые кровью ладони. — Я выкрала у тебя письмо Густава о смерти Рауля, прочла и сожгла. Губы сами произнесли это осипшим шёпотом. Но видит Бог — она больше не могла. Не могла и не хотела. Мужские кулаки исчезли из поля зрения. Раздался скрежет отодвигаемого кресла, а затем на стол легли руки, сцепленные в замок. — Зачем? — Я не хотела, чтобы Адриана возвращалась в Версаль, — прошелестела Бонна, не поднимая голову. Тихий выдох, и Адриана закрыла глаза. Ну, и? Бонна призналась, как она того и хотела. Так где же ликование? Где же злорадство? Она же так яро желала, чтобы Бонна призналась Александру в своём проступке. Но это было вчера. Теперь же остро пронзало сочувствие. И даже, может, понимание. Бонна не заслуживала потрохов в подарочной упаковке. Не заслуживала страха. Не заслуживала мести. И, уж подавно, не заслуживала видеть, как последние капли уважения тают в глазах губернатора. На миг представилось: вот она, по уши влюблённая, не может думать ни о чём, кроме своих чувств к нему. А они… бац! — и не взаимны. От этой мысли всё так яро скрутило в невидимый жгут, что дыхание сбилось. И малодушно подумалось: я бы умерла. Я умерла бы, не испытывай он ко мне хотя бы десятую часть того, что я испытываю к нему. Зря она кичилась. Зря нападала, зря язвила. Зря обвиняла Бонну в отсутствии чувства собственного достоинства. Потому что ей стало очевидно: она тоже не проявила бы достоинства. Она не ушла бы в сторону. Она не просто сжигала бы письма и цеплялась за свадьбу. Она вела бы себя ещё хуже. — Ты знала? — Да, — негромко ответила Адриана. — Знала. Судя по шумному вдоху, Александр хотел ещё что-то сказать, но выдохнул и промолчал. Тишина затягивалась настолько, что сначала Адриана, а затем и Бонна исподлобья глянули на губернатора. И тут же об этом пожалели, отведя глаза в сторону. Причина молчания стала ясна, как день. Он еле сдерживается, чтобы не наговорить им такой несносной дряни, от которой у обеих уши в трубочку свернутся. Александр подался вперёд. — О свадьбе забудь. Поняла? Бонна, ссутулившись, кивнула. Злобный взгляд небесно-синих глаз переместился левее и стал ещё злее. Адриана сжалась. Он злится на неё больше, чем на фрейлину. Потому что она ближе. — Ступай к себе, — через силу процедил губернатор. — Пожалуйста. Прозвучало как «Уйди, ради Бога, пока я тебя не прибил». — Я тоже могу идти? — пискнула Бонна. — Да. — Позволь помочь тебе, друг мой, — в кабинет стремительно вошёл Людовик. Девушки, уже поднявшиеся со своих мест, остановились. — Не вмешивайся, Луи, — сухо отрезал Александр. — Не до тебя. — Я настаиваю, — король обогнул стол. — Присядьте. Адриана и Бонна покорно уселись обратно. Александр без особых возражений поднялся и уступил место Людовику, который оперся ладонями на край и навис над столом. — Вы, дамы, перешли все допустимые черты. Адриана мельком обернулась. У порога стояли Анна и Атенаис вкупе с Фабьеном и Гарольдом. Наверное, за порогом скучковалась ещё половина двора, но она заметила только их. Интересно, они только что подошли или успели подслушать какую-то часть разговора? — Говорю один раз, поэтому запоминаем с первого раза, — строго начал король. — О том, чтобы видеть губернатора своим мужем, можете забыть. Обе, — он недовольно сузил глаза. — Ещё одна ссора, истерика или, упаси Бог, рукоприкладство, и вы вылетите из Версаля, как ядра из пушки. Александр отошёл к окну, не перебивая короля. — Вы, Бонна, — Людовик взглядом пригвоздил фрейлину к месту. — Тронете ещё раз письма губернатора или посмеете ещё хоть раз без спроса сунуть руку в его вещи, и я вас лично в темницу брошу. Я доступно изъясняюсь? О, так про письмо он всё-таки узнал. Похоже, их всё же подслушивали. Или Гарольд с Густавом доложили. — Да, сир, — прошелестела Бонна. — Теперь вы, — король перекинулся на Адриану. — Если вы… — Не трогай её, — сухо перебил Александр. — Я сам с ней поговорю. — Умолкни, — швырнул Людовик через плечо. — От твоих баб одни проблемы, так что стой и помалкивай. — От твоих не меньше, — огрызнулся Александр. — Мальчики! — пресекла Анна. — По делу. Людовик и Александр выдохнули. Губернатор повернулся к окну, король — к девушкам. — Ещё одно вредительство, и я вас даже в темницу сажать не стану. Отправитесь на эшафот, — недобро предупредил Людовик. — Сир, я этого не… — Меня не беспокоят ваши оправдания, — повысил голос король. — Не беспокоит вы или не вы отправили посылку. Вы слышали, что о вас говорят? Вы знаете, какими пересудами пачкают ваше имя? — напирал Людовик. — И вы позволяете себе распускать руки! Адриана досадливо промолчала. — Озаботьтесь исправлением своей репутации, пока не поздно, — настоятельно проговорил король. — Не желаете ради себя, сделайте это хотя бы в память о дедушке. Прекратите, ради Бога, позорить имя самого близкого друга моей матери. И прекратите позорить имя моего друга. Король выпрямился, отпрянув от стола. — Расположение к вам обосновано дружбой моей матери, любовью губернатора и… — Людовик вдруг запнулся, будто налетел на стену, но быстро исправился, — … и состраданием неравнодушных к разбитому девичьему сердцу. Но больше на подобное снисхождение можете не рассчитывать. Ещё одного скандала я вам не прощу. Я доступно изъясняюсь? — Да, сир. — Хорошо, — Людовик одобрительно кивнул. — Теперь обращаюсь к тебе, друг мой, — он повернулся к губернатору, и тот скептически выгнул бровь. — Женитьба на достойной даме — это твой долг, как губернатора Версаля. Но! — король важно оттопырил указательный палец. — Женить губернатора против его воли, как оказалось, травмоопасно для любой дамы, кроме той, что он выбрал. Александр мрачно усмехнулся, сложив руки на груди. Анна и Фабьен попрятали улыбки, а Адриана заинтересовалась лепниной на потолке. — Однако и выбор губернатора я одобрить не могу, — король наклонил голову. — Дилемма. Как же нам быть, друг мой? — Оставить губернатора в покое, — слюбезничал Александр. — И не лезть в его душу, голову и постель. Людовик издал смешок. — Ты ей так же говоришь? — король, улыбнувшись, мотнул головой на Адриану. — Она не спрашивает. Рассмеявшись, Людовик глянул на девушек и вернул внимание к другу. — Пускай так, — согласился король. — Побудешь свободным от уз брака, пока я не решу, как быть. Умереть — не встать, конечно. Одной мелкой и чуточку позорной женской истерики хватило, чтобы король молниеносно отыграл назад. Любопытно, это его решение? По крайней мере, похоже на это, потому что уж больно шустро он его принял — буквально по щелчку пальцев. — Надеюсь, вы не будете торопиться, Ваше Величество, — учтиво ответил Александр. Людовик улыбнулся. Дружески похлопал губернатора по плечу и, обойдя стол, удалился, уведя за собой озадаченную Атенаис, царственно-спокойную Анну, мельком улыбнувшегося Фабьена и иных придворных. Адриана и Бонна тоже засиживаться не стали и поспешили к дверям. — Стоять, — прилетело в спину, и девушки остановились. — Я вас, мадемуазель де Вьен, не отпускал. — Ты… вы… — ой, что-то она запуталась. — Мне же велено идти к себе. И по выразительному выдоху само собой осозналось, что лучше не испытывать судьбу: губернатор, несмотря на внешнюю любезность, всё ещё исходит тихим бешенством. Бонна поспешно покинула кабинет, а Адриана змейкой вернулась на то место, где сидела. — Значит, ты знала. И давно? Адриана подняла на него взгляд. Злится. Сильно. Небесно-синие глаза укоризненно сужены, челюсть сжата, а скулы выделены так отчётливо, что о них, пожалуй, можно порезаться. Но он хотя бы не треснул по столу, а оперся на его край. И не повысил голос. Это же хорошо? Да? Да? — Со вчера, — и всё же её голос предательски сел. — И промолчала?! Упрёк выстрелил настолько остро, что всё внутри сжалось. — Я хотела, чтобы она сама призналась тебе в этом, — приглушённо выдавила Адриана. — Чтобы раздавить её моими руками? — похоже, злость начинает скатываться в ярость. — Весьма извращённая месть. — Я пыталась её остановить! Я… — Адриана стала торопливо подыскивать слова, — … передумала. Александр, послушай, — она собралась с духом. — Я не думала, что всё будет… — но сразу запнулась, — … так. Я… — нет, всё-таки слова сложно подбираются. — Иначе это представляла, — язвительно подсказал Александр, и она кивнула. — Адриана, ты издеваешься?! — сквозь зубы процедил губернатор. — Сначала ты молчишь о своих новых пристрастиях. Затем ты молчишь, когда меня обворовывают и жгут мои письма. Дальше что?! Чего я ещё не знаю?! — Александр… — Умолкни! — рявканье эхом отлетело от стен. — Я для тебя что, кукла на ниточках?! Цепной пёс, которому надо швырять провинившихся на растерзание?! Чего ты добивалась?! Посмотреть, как растаптываю Бонну?! Зрелищ захотелось?! Сколько ещё я должен был ходить в неведении?! Или ты решила, что тебе позволено вертеть мной, как вздумается? Ты… Он осёкся. Тихо-тихо выдохнул, успокаивая приступ клокочущего гнева. — Послушай, Адриана, — он сбавил тон в попытке взять себя в руки. — Я готов быть с тобой не только друзьями, любовниками, парой и супругами. Я готов быть с тобой партнёрами. Я и считал, что мы партнёры. Но если ты продолжишь вытворять подобное за моей спиной… — от его ледяного тембра она поёжилась, — … то я живо напомню тебе, где в нынешнем мире место женщины. Ты вылетишь из Версаля, осядешь на краю Франции и будешь ждать меня из поездок, попутно варя каши и воспитывая детей! И никаких тебе совместных разъездов, дворцовых интриг и учений! Поняла? Голову поднял возмущённый протест, но вопреки ему Адриана опустила взгляд вниз, и в кабинете установилась тишина. В конце концов, она ж не самоубийца: начнёт возражать — разозлит его ещё сильнее, и тогда от Версаля точно останутся рожки да ножки. Потому она промолчала. Однако это молчание губернатора не устроило. — Я задал вопрос. — Поняла, — безропотно и тихо ответила Адриана. — Хорошо, — Александр отпрянул от стола. — Ступай к себе. Она поднялась и сделала пару-тройку шагов к порогу, но остановилась и обернулась. Он, отвернувшись от неё, переместился к окну и, сложив руки на груди, устремил взор вдаль. Адриана замялась, не решаясь уйти. И, смотря на его напряжённую спину, подумалось: у него достаточно причин пылать праведным гневом. Даже более чем. Она ведь не слушает ничего из того, что он говорит. Он велит не возвращаться в Версаль — она делает наоборот. Он пытается предостеречь, оградить от риска — она упорствует и лезет на рожон. Из них двоих именно он чаще идёт на уступки, потому что доверяет ей. Он прислушивается к ней в то время, как она умалчивает или вовсе лжёт. Стало стыдно. Адриана осторожно приблизилась к нему со спины. Замешкалась, а затем аккуратно, будто боясь, коснулась его локтя. — Я велел уйти, — процедил Александр, не смотря на неё. Но она не послушалась. Несмело обвила его руками и уткнулась лбом в спину. — Прости меня, — тихонько шепнула Адриана. — Эти видения… и книга, и Бонна, и я… Я не хотела. То есть… Хотела, но… Нет, не так, — она путалась в словах. — Я разозлилась. Я так сильно разозлилась, что хотела… — сбивчиво, теряя остатки слов. — Я не хотела тебе говорить, потому что… — Не испытываешь ко мне доверия, — холодно припечатал Александр. — Нет! — возмутилась Адриана, отступив на полшага. — То есть, да. То есть, нет, — она снова запуталась, и он усмехнулся. — Дело вовсе не в этом. Я тебе доверяю, но… Уф-ф-ф… — она сдавила пальцами виски. — Послушай. Да, я не сказала, — девушка собрала мысли в кучу. — Ещё вчера я хотела, чтобы ей было больно. И да, я считала, что никто не сможет сделать ей больнее, чем ты. Но… — в глазах защипало, и она поджала губы. — Это было глупо. Глупо и жестоко. Бонна этого не заслуживает. И ты не заслуживаешь. Не заслуживаешь, чтобы я мстила твоими руками… или что-то скрывала. Я… — ей не хватило смелости поднять глаза. Плечи поникли. — Прости меня. Прости, Александр. Дурацкое чувство. Вчерашний ритуал и чёрная книга — подбило. Утреннее упрямство и полнейшее игнорирование предостережений — добило. А случившееся вдогонку — закопало. Но вопреки всему рука обвивает за талию и притягивает к груди, губы утыкаются в макушку, и слетает вздох, близкий к обречённости. Потому что… а куда деваться? Злись — не злись, кричи — не кричи, а итог-то всё равно один. У любящих, знаете ли, выбор не особо широкий. — Хочешь, я сожгу чёрную книгу? Александр удивлённо отстранился. Она что, настолько чувствует себя виноватой? — Сожгу и больше никогда не буду погружаться в это состояние, — пообещала Адриана, преданно заглянув в небесно-синие глаза, недоверчиво взирающие на неё сверху вниз. — Честно-честно! Буду просто спать. Спать же можно? Это же честно. И больше никогда не буду от тебя ничего скрывать. И врать не буду, — затарахтела она. — Всё буду говорить, как на духу! И никогда-никогда тебя не ослушаюсь. Как скажешь, так и буду делать. И спорить с тобой не стану. Никогда-никогда! Честно! И про возраст больше ёрничать не стану. Клянусь! Александр постарался не улыбнуться. — Перебор. — Да, последнее лишнее, — озадачилась Адриана. И тут же воодушевилась вновь: — А хочешь, можешь снова приставить ко мне охрану. И они будут тебе всё-всё обо мне сообщать, — она запальчиво обхватила его лицо ладонями и потянула на себя. — Ты всё будешь знать, и тебе будет спокойнее, — и она порывисто поцеловала его в щёку. — Да чтобы я, да без твоего ведома — больше никогда в жизни! — тараторила она, порывисто целуя его то в губы, то в щёку, то в кончик носа. — Ни шага не сделаю! И умалчивать ни о чём не стану! Я исправлюсь: честно-честно! Александр рассмеялся и, поддавшись, наклонился и обнял её за талию. Крайне сложно сердиться на женщину, которая висит на шее, как обезьянка на дереве, и умилительно тарахтит на ухо, привставая на носочки и покрывая поцелуями каждый дюйм, до которого может дотянуться. — Прошу прощения, что прерываю вашу идиллию, — в кабинет влетел Фабьен. Пара разомкнула объятия. — Розу привезли, — известил глава стражей. — Это служанка, которую… — Да, мы знаем, — перебил Александр. — И что она? — спросил он, но сразу спохватился. — Погоди… Что значит «привезли»? Она не сама вернулась? — Она мертва. Александр и Адриана опустили руки и переглянулись. — Идёмте, — поторопил Фабьен. Оба поспешили за Фабьеном, но в коридоре губернатор резко развернулся, и Адриана, ойкнув, налетела на него. Фабьен, приостановившись, обернулся. — А ты куда? — осведомился Александр. — Я? — растерялась Адриана. — Эм-м-м… Я… м-м, на кухню, — нашлась она. — Возьму у Кристины ягод. — Кухня в другой стороне, — любезно известил губернатор. Фабьен насмешливо сморщил нос, проследив за неловкостью девушки. Похоже, хорошенько её отчихвостили, коль пятится, а не мчит с боевым кличем впереди планеты всей. — Но вы же мне потом расскажете? — уточнила Адриана, отступив. Александр выразительно наклонил голову. Адриана сложила губки бантиком. Ох, тяжело быть послушной девочкой при таком-то любопытном нраве. — Эм-м-м… Впрочем, на твоё усмотрение. Я тогда… — она неловко почесала шею. — Пойду, да? — Пойди, — спокойно разрешил Александр. Адриана неуверенно попятилась, неуклюже улыбнувшись. — Но ты же потом зайдёшь? — Обязательно, — заверил губернатор. — А когда? Александр сложил руки на груди с красноречивым «кхм-кхм». Фабьен поджал губы, чтобы не улыбнуться. Адриана сделала мордочку котёнка, пойманного на воровстве молока. — Поняла. Когда освободишься, — она мило улыбнулась. — Хорошо. Так я пошла? — Иди-иди, — одобрил Александр. — Увидимся позднее. Адриана, махнув ручкой, направилась в обратную от мужчин сторону под пристальным взглядом губернатора и насмешливым — Фабьена. — Карт-бланш отменён? — глава стражей иронично толкнул друга локтем. — Теперь ты главный? — Потому что не… — начал Александр, но осёкся. — Что? — возмутился он. — А до этого кто был главным? Фабьен сделал бровки домиком. — Идём, — увильнул от ответа глава стражей. — У нас дела. Губернатор, недовольно ворча, направился за другом, а Адриана, не став лукавить, действительно добралась до кухни и прихватила миску с ягодами, после чего вышла к тропинке, ведущей к пруду. Интересно, что там случилось? Как умерла Роза и что случилось в её поездке? А эта посылка — кому это понадобилось? Неужели Атенаис? Сначала слухи, затем явная провокация скандала: не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что при получении такой посылки Бонна подумает на Адриану. Но как она это сделала? Кроме того, Атенаис ведь не знает ни о даре, ни о письме. Как она может так уверенно действовать? Или это не она? Тогда кто и для чего? Девушка остановилась, не донеся ягоду до губ. Мысли закружили в совсем сумасшедшем вихре. И для того, чтобы поймать хотя бы одну из них, нужны знатные усилия. Потому что за одно короткое утро случилось слишком много всего. Адриана сделала шаг по тропинке и боковым зрением выхватила силуэт на полянке у пруда. Бонна сидела на траве, неотрывно смотря на воду и изредка пригубливая что-то из бокала. Скорее всего, вино. Ведь что ещё может пить девушка после такого утра. Адриана повернулась, чтобы уйти, но через пару шагов остановилась. Обернулась. Силуэт одинокой фрейлины, что ссутулилась и отрешённо припадала губами к бокалу, пригвоздил к месту. А через мгновение ноги сами понесли к ней. Бонна, услышав шаги, обернулась через плечо. Угрюмо усмехнулась и вернула взор к водной глади. — Если ты пришла позлорадствовать, то уходи. — Вовсе нет, — Адриана остановилась сбоку от неё и только теперь заметила наполненный графин с вином, стоящий около фрейлины. — Решила напиться? — Это не твоя печаль, — мрачно хмыкнула Бонна. — Уходи, Адриана, — она поморщилась. — Победителям подле проигравших не место. — Победителям? — Да, — пожала плечом фрейлина. — Свадьба сорвана, губернатор вновь свободен, а я призналась в своём проступке. Ты получила всё, чего желала, — она угрюмо отсалютовала ей бокалом. — Ты победила. — Я не играла, — Адриана оглядела место около фрейлины. — Присяду? Бонна безразлично пожала плечом, и Адриана опустилась подле неё, отставив миску с ягодами. Молчали. Смотрели, как ветер рябит тёмные воды, отражающие свинцовое небо. И как ветер толкает прибрежные кувшинки друг к другу. А утки почему-то попрятались. Наверное, им тут мрачно. — Будешь? — перед лицом Адрианы возник бокал. — Не откажусь. Бонна проследила, как она делает несколько глотков, и вдруг коротко рассмеялась надломленным смехом. Адриана с недоумением повела бровью. — Что? — Что с моей жизнью? — Бонна, посмеиваясь, потёрла лоб ладонью. — Я сижу у пруда после сорванной помолвки и пью вино со своим врагом, — она болезненно улыбнулась. — Выходит, ближе врага у меня друга нет. — Я тебе не враг, — Адриана поставила бокал на землю. — Прекрати так говорить. — Но и не друг, — на крайнем слове голос сошёл на шёпот. Теперь, когда все оглушающие эмоции остались позади, разум вернулся к началу. Как? Господи, как они дошли до такого? Как девочки, выросшие вместе, превратились в то, что сейчас безлико сидело у пруда и вливало в своё тело вино? — Может быть, порой это и не нужно? — глухо вымолвила Адриана. — Может быть, порой достаточно, что… — она вдумчиво покусала нижнюю губу, — … что рядом с человеком будет человек? И что-то с таким хрустом надломилось внутри, что Бонна вздрогнула. И так ярко ощутилась усталость. Молчание или крик, ложь или правда, любовь или ненависть. Это выматывает. Усталость давит, затягивает в узел, и метания сводят с ума. И ты уже не знаешь, что сделать, только бы избавиться от невыносимого чувства неопределённости внутри. Ты даёшь себе клятвы и тут же их нарушаешь. Мысли расходятся со словами, слова с действиями, и ты ощущаешь себя в ловушке. Запертой в плену собственных мечтаний, которые не имеют отношения к реальности. И ты это понимаешь, поэтому хочешь вырваться, но не можешь. А затем… Так случайно, так внезапно. Ненароком. Плутание в лабиринте заканчивается, и впереди появляется выход из бесконечной паутины. Ведь всё до смешного просто. Оказывается, человеку нужен человек. И всего-то. Губы фрейлины задрожали. Порыв ветра растрепал волосы, и слёзы градом покатились по щекам, принося незваное, но долгожданное облегчение. Адриана обвила её за шею и притянула к себе, а фрейлина, всхлипнув, закрыла лицо ладонями и уткнулась в её плечо. Она не утешала её и ничего не говорила. Пускай поплачет. Пускай. Иногда это нужно — просто помолчать и поплакать. Чтобы потом ясно мыслить и дышать дальше.༻• ⊰✷⊱ •༺
— Я никак не возьму в толк, чем ты недовольна, — недоумённо протянула Изабель, качнув бокалом в руке. — Поводы для склок исчерпаны. В Версале вновь будет тишь да гладь. Атенаис молча зыркнула на приближённую графиню. Она бы назвала эту холёную русоволосую дамочку своей подругой, если бы не придерживалась стойкого мнения, что любая дружба — это не более, чем выгода. Иногда взаимная, иногда односторонняя. Но выгода. Даже если рассматривать самых бескорыстных, то истина останется прежней: стоит людям утратить совместные интересы, эмоциональную близость или не пройти испытания, как их дороги разойдутся, и вот друг уже и не друг. Сегодня близкие — завтра не близкие. Это правда жизни, и наивно верить в обратное. Так что фаворитка короля иллюзий по этому поводу не питала. Люди делились на тех, с кем временно по пути, и на остальных. А «друг», «враг» — это детский лепет. У этих слов слишком сильная эмоциональная окраска, а любые эмоции — это вред. — В том то и дело, — скупо отозвалась Атенаис, поднявшись. — Тишь да гладь — это не совсем то, что мне сейчас нужно. — А что тебе нужно? — поинтересовалась Изабель, пригубив вино. — Думала, что девчонку сожгут на костре за коробку с потрохами? Да брось, — она фыркнула. — Бонтан этого не допустил бы при любом раскладе. Атенаис отошла к окну. Бонтан. Одно слово, что «Бонтан». А в существе своём заноза. Раздражающий, как трещина в лупе; цепкий, как чёртов репей, и не дающий спокойно дышать и жить. — Бонтану самому место на костре, — проскрипела Атенаис, сжав пальцами оконную раму. — Или на виселице. — С чего бы это? — вскинула брови Изабель. — Его влияние превосходит влияние короля, — обронила Атенаис. — Это недопустимо. — Ты говорила об этом с Его Величеством? — Пыталась. Он не слушает. И это правда. Чёртов губернатор оказался толковым кукловодом. Он, так часто отсутствующий в Версале и так напрасно пытавшийся достучаться до Людовика, внезапно резво выбился на превосходящие позиции. Людовика озадачила их ссора. И Людовику не нравилось то состояние, в котором они застыли. Буквально вчера за ужином король, поглядывая на понурую Бонну, хмуро изрёк: «Я делаю несчастными всех троих. И ради чего?». Это не могло не волновать. Бонтан отдалился от короля после той утренней склоки. Он говорил с ним только по службе и кратко. Он игнорировал его. Он делал всё, чтобы король видел, что теряет друга. И этот страх возможной потери будто стал преобладать над всем остальным. И достиг пика сегодня. Король уступил губернатору. Он, никого не послушав, буквально бросился на амбразуру и свёл всё на нет меньше, чем за две минуты! Он не выслал чёртову ведьму со двора! Он дал ей шанс! Он велел ей исправить репутацию! Он простил неслыханную дерзость! Ради Бонтана! Исключительно ради него! Ради дьявольского губернатора! Атенаис, не сдержавшись, разъярённо пнула банкетку. — Атенаис? — Изабель испуганно выпрямилась. — Закрой рот! — огрызнулась фаворитка короля. Выдохнула. — Я имею в виду… Извини, Изабель, — она с досадой коснулась виска. — Нальёшь мне вина? — Разумеется. Атенаис отвернулась обратно к окну. Всё должно было быть не так. Бонна должна была обвинить заклятую подругу в отправке мерзкой посылки. Это само собой разумеющееся, ведь беспутная девица так орала о письме в кабинете Гарольда, что у стен уши заложило. Добавим пару пересудов, коими и так кишит двор, и вуаля — терпение короля лопается, и девчонка в лучшем случае отправлена восвояси, в худшем — в темницу. Губернатор вмешался бы немедля, переполошилась бы Анна, встрял бы Фабьен. Они отвлеклись бы. Все они! И у неё появилась бы возможность… Атенаис посмотрела на дальние кроны деревьев, которые зазывно качались на горизонте Версаля. Взяла протянутый бокал и отошла от окна. … Но всё свернуло не туда. Палка перегнута и сломлена. Не без воли короля, который всех простил, всех помиловал, да и подписал мировую. Дамочки неожиданно перешли все рамки и теперь будут сидеть тише воды ниже травы, боясь вылететь из Версаля. Они обе либо займут нейтралитет, либо вовсе заключат мир — им же больше нечего делить. Точка невозврата пройдена. Губернатор вздохнёт свободно и будет дальше рыскать по Франции, истребляя каифов и попутно ища, как бы прижать хвост фаворитке короля. Его же больше ничто не отвлекает. Со своей карманной ведьмой он помирится, если уже не помирился. С королём тоже — тот же ему угодил. Атенаис выдохнула, залпом осушив бокал. Если и есть пример наилучшей демонстрации про «бумагу и овраги», то вот он — во всей красе. — Ещё, — она протянула пустой бокал Изабель, и та наполнила его вином. — Он оставил в Версале эту чёртову ведьму, — Атенаис покачала головой, смотря как вино наполняет ёмкость. — Поверить не могу. — Ты же сама хотела, чтобы она осталась, — недоумевающе отозвалась Изабель. Атенаис хмыкнула. Да, хотела. Хотела. Девчонка преподнесла себя интересно. К ней стоило присмотреться. Правда, она чаще разочаровывала, чем обнадёживала. Слишком импульсивная, несдержанная, вспыльчивая. Да и губернатора шибко любит. Сильнее, чем себя — вот уж досада. Но её обида на губернатора могла сыграть на руку. Кроме того, две влюблённые в губернатора дуры — это же подарок Господень. Они могли его отвлекать своим соперничеством хоть до морковкиного заговенья. Он бы и про каифов забыл, и про фаворитку короля. Только и успевал бы лаяться то с одной, то с другой, то попутно с королём, и всё закончилось бы тем, что губернатор забрал бы свою девицу и умчал бы из Версаля с ней напару. А что теперь? Теперь… как там сказала Изабель? Тишь да гладь. Благодаря королю. — Хотела, — согласилась Атенаис. — Я и сейчас не против. Может, с неё всё же будет прок. Изабель проследила за фавориткой короля и снисходительно наклонила голову, когда та вновь вернулась к окну и устремила взор вдаль. Ох, Атенаис, Атенаис… Ты всех вокруг себя считаешь болванами — в этом твоя беда. Ты так хотела отвлечь губернатора, что не заметила, как… отвлеклась сама. Но Изабель промолчала, коротко усмехнувшись.༻• ⊰✷⊱ •༺
— Ещё раз, — Анна подняла ладонь. — Роза зашла в дом, долго не выходила. Гвардеец заглянул проверить и обнаружил её на полу с перерезанным горлом, а рядом лежало… — королева указала на атласную ленту в руке главы стражей, — … это? И перья? И пустая клетка? — Именно, — подтвердил Фабьен. — Там есть ещё один вход. Кто-то изначально был в доме или вошёл туда тайно, убил Розу и незаметно ушёл. — Получается, посылку с потрохами отправила она? — уточнила Анна. — По всей видимости, да, — кивнул Фабьен. — Точнее, она её собрала, а доставил уже кто-то другой. — Кто-нибудь понимает, что происходит? — озадачилась королева. — Эти слухи об Адриане, эта посылка… Мы привыкли, что за всем гнилым обычно стоит Атенаис, но я не могу уловить суть этих безумных действий. Она же ничего не добилась! — Не скажите, — возразил Фабьен. — Мы не знаем, что она хотела, так что, может, и добилась. Потому как, например, отмена свадьбы стала для меня сюрпризом. — Как и для всех, — заметила Анна. — Но не скажу, что я не рада. Хоть одна склока сошла на нет. — Только решение Луи наши планы порушило, — весомо обозначил Фабьен. — У нас на эту липовую свадьбу был свой ход. Теперь… А вот я не знаю, что теперь, — он огорошенно сел на скамью. — Александр? Ты долго молчать будешь? — Я думаю, — ответил до сих пор молчащий губернатор. — Думай вслух, — попросила Анна, опустившись рядом с Фабьеном. — А то мне кажется, что мы упустили из виду… — она с досадой поморщилась, — … примерно всё на свете. Александр усмехнулся, но промолчал. В беседке у дворцового сада ненадолго образовалась тишина. — Исправьте, говорит, свою репутацию, — забубнил Фабьен. — Адриашке-то король сказал, — пояснил он, перехватив вопросительный взгляд королевы. — Исправьте репутацию. Я аж одурел, ушам своим не поверил. — А-а, — махнула веером Анна. — Так это он из-за Александра. Намекнул, мол, исправляйтесь, и я вам брак одобрю. — Нет-нет, это я понял, — мотнул головой Фабьен. — Я удивился, что он вовсе это произнёс. — Похоже на Луи, да? — улыбнулась Анна. — Того Луи. Нашего, — она чуть сморщила носик, улыбнувшись. — Хитрит, как в старые добрые. Александр улыбнулся. Вдруг вспомнилось: «… — Не выношу, когда ты приносишь зеркало разоблачения и ставишь его передо мной, — проворчал Людовик без всякой примеси упрёка. — Настроение портится, да? — с ехидством отозвался Александр. — Не то слово, — беззлобно буркнул Людовик. — Но, как говорится, кто, если не ты, — признал король. — И всё же это не отменяет того, что ты испортил мне непревзойдённо солнечный день. — Ты первым мне его испортил, — мирно напомнил Александр. — Ой, ступай уже, — фыркнул, отмахнувшись, Людовик. — Спасай свою протеже от моих королевских затей…» Анна права. Это было так похоже на Людовика. Того Людовика. Он, может быть, потому и примчался быстрее стрелы с молниеносным решением. Пока не передумал. Пока не переубедили. — Это Адриана с Бонной? — прищурился Фабьен. Анна и Александр отклонились в сторону для лучшего обзора. И глазам своими не поверили: девушки дружески шагали под руку по тропинке, над чем-то смеясь и весело беседуя. — Помирились! — ахнула Анна. Глава стражей изумлённо приподнял брови, а губернатор шагнул к краю беседки и спустился на одну ступень, когда девушки свернули к тропе, пролегающей как раз мимо беседки. — О-о! — Бонна заметила его первой. — А вот и наш принц, — и она, повиснув на руке Адрианы, хихикнула в её плечо, а та рассмеялась. У губернатора глаза на лоб поползли. Послышалось, что ли? — Герцог, — насмешливо поправила Адриана. — Герцог для всех, а для нас с тобой — принц, — важно изрекла Бонна. А, нет, не послышалось. Но стоило девушкам приблизиться, как все вопросы отпали. Да они же пьяны! — Кланяемся, Ана. Кланяемся скорее, — Бонна потормошила Адриану. — Герцог Беррийский, — она отвесила шуточный поклон, потянув за собой хихикнувшую Адриану. — Добрый вечер. Фабьен и Анна за спиной губернатора подавились удивлённым смехом. — Ты напилась, — поразился Александр, неверяще разглядывая Адриану. — Не напилась, а чуть-чуть пригубила, — обиженно надулась Адриана, выпрямившись. — Мы… — она нахмурилась, вспоминая слово, — … праздновали? — Ага, — подтвердила Бонна, попытавшись встать ровно. — Ой, — не получилось, и она качнулась. — Ик, — и икнула. — Ой, пардон, — фрейлина прикрыла губы ладошкой. — Мою… ик! Ой, ещё раз пардон. Мою несостоявш… несот… В общем, мою несвадьбу. Троица в беседке потеряла дар речи. Да они в дрова! Нет, не так: Бонна почти в дрова, поэтому и висит на руке Адрианы. Сама Адриана тоже пьяненькая, но всё же выглядит поувереннее: по крайней мере, на ногах стоит почти твёрдо, только щёчки розовые и глаза блестят. — Не твою, а вашу, — Адриана покачала пальчиком между губернатором и фрейлиной. — И мою. Мне же тоже не светит за него выйти. — Хих, — Бонна снова хихикнула в её плечо. — А знаешь, почему? — Почему? — Потому что ты ведьмочка, — она шутливо нажала пальчиком на носик Адрианы. — Пип! У троицы в беседке сделались совершенно бесценные лица. Анна и Фабьен подошли к губернатору, с немалым удивлением выглянув из-за его плеч. — Ой, Ваше Величество, — Бонна, заметив королеву-мать, попыталась сделать реверанс, снова потянув за собой Адриану. — Добрый вечер. — Добрый, дамы, — улыбнулась Анна. — Гляжу, бокал вина вас помирил. — Скорее, бочка вина, — издал смешок Фабьен. Александр молча покачал головой, силясь не улыбнуться. — Графин, — оповестила Адриана. — Врушка, — хихикнула Бонна, и Адриана насмешливо сморщила носик. Фабьен затрясся от беззвучного смеха, Анна прикрыла веселую улыбку веером. — Вас проводить? — вежливо предложил Александр. — Обеих? — прищурилась Адриана. — А вам не много, герцог? Анна с Фабьеном развеселились ещё больше, Бонна прыснула от смеха. — Мы сами дойдём, благодарю, — гордо отказалась Адриана. Но её пьяненькая гордость оказалась такой очаровательной, что Александр заулыбался. — Идём, Бонна. — Не-е-ет, — засопротивлялась фрейлина, надув губки. — Посидим тут. Полюбуемся. — Чем? — изумилась Адриана. — Кем, — важно поправила Бонна. — Губернатором, — она легко махнула на Александра. — Смотри, какой красивый. — Ой, я тебя умоляю, — закатила глаза Адриана. — Что мы там не видели. Фабьен не выдержал: взвыл со смеху, согнувшись пополам. Анна расхохоталась, зацепившись за локоть губернатора, который беззвучно рассмеялся и сложил руки на груди. — Я много что не видела, — непринуждённо известила Бонна, лениво уткнувшись подбородком в плечо Адрианы. — А ты видела? — Ты о чём? — не сообразила Адриана. — Ну-у-у-у, — пробурчала фрейлина, — вы с ним спите? О-о-о, Бонна, и правда, совсем хорошая. То, что в шаге от них стоят королева и губернатор, её совершенно не смущает. Как и Адриану, в принципе. — Конечно, спим, — фыркнула Адриана. — Мы же не вампиры. А ты что, не спишь? — удивилась она. — Сплю, — со всей пьяной серьёзностью кивнула Бонна. Нет, всё-таки серьёзность и важность пьяненьких девочек — это отдельный вид искусства. — Правда, эту ночь почти не спала, — фрейлина насупилась. — Всё думала, как бы с письмом не проболтаться. Так думала, так думала, что в итоге провалилась по всем фронтам, — она заулыбалась. — Скажи дура, да? — Это кара за твой плохой поступок, — Адриана непринуждённо почесала щёчку. — А где кара за твой плохой поступок? — возмутилась Бонна, отстранившись. — Ты мне жизнь сломала! Вот кого мне теперь любить? — обиделась фрейлина. — Кого хочешь, только не моё, — пожала плечом Адриана. — Я тебе говорила: нечего было лезть. Бонна надулась и упёрла руки в бока, и Александр собрался вмешаться, почуяв назревающую ссору, но Анна преградила ему дорогу. Губернатор вопросительно глянул на королеву, а та улыбнулась в немом: «Не переживай, у девчонок полный порядок». — Ох, ты наглая! Это ещё кто влез! — Бонна всплеснула руками. — Я его столько лет знаю! — А что ж ты ничего не сделала? — съехидничала Адриана. — Столько лет в стороне просидела и даже не намекнула ему. — Я стеснялась, — буркнула Бонна. — Вот достеснялась, — кивнула Адриана. — Всё теперь. Занято, — она развела в воздухе руками. — Прямее надо быть. Держись, — и она подсунула руку Бонны под свой локоть. — Упадёшь ещё. Все заулыбались. А Анна-то права. У них, похоже, и правда порядок в отношениях. Более того, их до сих пор не смущает, что объект их обсуждений стоит тут же и всё слышит. — Прямее надо быть, говорит. Нашлась опытная, — профырчала Бонна, опершись на Адриану. — А, хотя… — она задумалась. — Он же у тебя не первый. Чего? Александру резко перестало быть весело. Как это он не первый? Он прошлой ночью убедился, что он у неё первый — да так достоверно, что достовернее некуда. — Как это? — удивилась Адриана. — А Томас? Ну, тот, — Бонна пьяненько обвела пальцем своё лицо. — С веснушками. Какой ещё, к чёртям собачьим, Томас? Александр недовольно сложил руки на груди, игнорируя веселье Анны и Фабьена по бокам. — А-а-а, — протянула Адриана. Отмахнулась. — Так это ж так… — Как? — не выдержал губернатор. — Мы просто гуляли по молодости, — непринуждённо ответила Адриана. — А сейчас у тебя старость, да? — лукаво встрял Фабьен. — Не у меня, — махнула рукой Адриана, озорно глянув на Александра. — Что ты так на меня смотришь? — она удивилась его придирчивому виду. — Ревнуешь? Александр прищурился, но язвить не стал, обронив лишь уклончивое: — Допустим. Адриана самодовольно заулыбалась, но не забыла возмутиться: — Довольна? — она повернулась к Бонне. — Ты наболтала, а мне теперь разгребать. — Прости. Не сердись, — фрейлина чмокнула её в щёку, но тут же спохватилась. — Хотя нет! Это тебе за то, что ты сломала мою мечту. — Я тебя спасла, — парировала Адриана. — Знаешь, какой у него характер несносный, — она указала на губернатора. — Неправда, — засомневалась Бонна. — Правда-правда, — убедительно закивала Адриана. — Он как баран. — Кудрявый? — наивно брякнула Бонна. — Упрямый, — поправила Адриана. Но тотчас согласилась с фрейлиной: — Хотя да, и кудрявый тоже. — Дамы, извините, что я вмешиваюсь, — иронично встрял Александр. — Но я вам не мешаю меня обсуждать? — Нет, — слаженным хором ответили девушки. Губернатор поднял ладони в сдающемся жесте. Анна, бодро обмахиваясь веером, вернулась на скамью; Фабьен, посмеиваясь, оперся бедром на ограждение беседки. А Бонна, наконец, заметила, что общество в беседке не на пустой желудок отдыхает. — О, у вас вино есть! И Бонна юркнула в беседку, втянув за собой Адриану. Даже не запнулась. Потому что: вижу цель — не вижу препятствий. — Тебе хватит, — Адриана перехватила у фрейлины бокал. — Тебе тоже, — Александр забрал бокал у Адрианы. — Я трезвая! — Я вижу, — усмехнулся Александр. — Лучше поешьте. Хватит пить. — Почему ты меня всё время кормишь? — Адриана с подозрением сузила глаза. — Ты хочешь, чтобы я стала толстая и не смогла от тебя укатиться? Фабьен всхлипнул от смеха, закрыв лицо ладонью, Анна, улыбаясь, протянула Бонне блюдо с нарезанным сыром. Александр беззвучно рассмеялся. Он бы, конечно, ответил словами Кристины о здоровой матери для внуков, но такое не при Бонне будет сказано, так что он сдержался. — Хватит там бубнить, — Бонна одёрнула Адриану за подол. — Сыр будешь? — Нет, спасибо, — отказалась Адриана. — А я вот люблю сыр, — доложила Бонна, жуя. — Впрочем, редко какая крыса сыр не любит. Адриана расхохоталась, Анна и Фабьен рассмеялись. Александр оказался самым сдержанным и мельком улыбнулся, придержав Адриану за локоть, когда та решила плюхнуться рядом с Бонной. — М-м, Ана, слушай, — Бонна заботливо подтолкнула к ней блюдо с нарезкой. Но сразу осеклась. — Ой. Ты ведь не любишь, когда тебя зовут Аной. Я забыла. — Меня так зовут только ты и папа, — отмахнулась Адриана. — Теперь только ты, так что можно. Бонна стала жевать медленнее. Отложила надкушенный кусок сыра и опустила руку на подол, смотря, как Адриана непринуждённо тянется за сыром, от которого отказалась. — Прости меня. — Да прекрати ты уже извиняться, — поморщилась Адриана. — Всё же обсудили. — Нет-нет, послушай, — Бонна перехватила её руки и повернула к себе. — Мне жаль. Правда, — она заговорила совсем негромко. — Я как твою печать увидела на письме… А мне ещё Александр до этого сказал, что влюблён в другую, и я… А, так вот когда она письмо схватила. Анна и Фабьен повернулись к губернатору, и тот невинно пожал плечами, как бы говоря: «Что вы от меня хотите? Да, сказал». — … и я поняла, что он о тебе сказал, — вздохнув, продолжила Бонна. — А тут твоё письмо. Я его и схватила. И даже не застыдилась, когда о смерти Рауля прочла. Господи, — она сокрушённо закрыла лицо ладонью, — это было так подло. — А я тебя ударила, — напомнила Адриана. — И это было жестоко. Бонна убрала руку от лица. Несмело улыбнулась. — А ещё я намеренно к свадьбе побыстрее готовилась, чтобы тебе дурно сделать, — призналась Бонна, воодушевившись. — Знала, что тебя это огорчит. — А я вынуждала тебя сознаться в краже письма, — улыбнулась Адриана. — Знала, что тебе будет больно. Намеренно на тебя давила. Но, — она тотчас открестилась, — посылку прислала не я. Клянусь. — А я про тебя слухи не пускала, — тоже открестилась Бонна. — Точнее, да, говорила, что ты эгоистичная и заносчивая, но про ведьмовство — ни-ни. Я такое не поддерживала. Всё-таки есть что-то умилительное в этих нетрезвых признаниях. Они такие… честные. Девушки взглянули друг на друга. Чуть-чуть помолчали и рассмеялись. — Квиты? — улыбаясь, спросила Бонна. — Квиты, — согласилась Адриана. Бонна нырнула под руку Адрианы, и та её обняла, погладив по спине. — Так хорошо, — удовлетворённо вздохнула фрейлина, закрыв глаза. — Господи, как же хорошо. — И не говори, — Адриана прижалась щекой к её макушке. — Свобода. Поистине неисповедимы пути женских отношений. Куда заведёт тропа — никогда не угадаешь. Но в этой непредсказуемости, пожалуй, есть своя прелесть. Анна с трепетом разглядывала девушек, Фабьен и Александр с толикой изумления улыбались. А Адриана и Бонна сидели в обнимку в тишине, закрыв глаза. Наконец, фрейлина отстранилась и вопросительно наклонила голову. — Пойдём за вином? — Пойдём. — Нет уж, — возразил Александр. — По покоям и спать. — Но, Александр! — хором возмутились девушки. — Нет. Адриана и Бонна надулись, как два индюка, исподлобья глянув на губернатора, но вид того не терпел возражений, и им оставалось только послушно вздохнуть и подняться на ноги. — Только не через парадный вход, — поспешно предупредила Анна. — Если Луи увидит вас в таком состоянии… — Меня казнят, — легко дополнила Адриана. — А меня бросят в застенки, — прочирикала Бонна. — Мы знаем, Ваше Величество. Анна, улыбнувшись, кивнула. — Обойдём дворец, — Фабьен отпрянул от ограждения. — Мы вас проводим. Идём, Бонна, — он взял фрейлину за руку, и та оперлась на его локоть. — Держись. — Идём, — Александр потянул на себя Адриану. Девушки не стали спорить. Анна обошла всех и зашагала чуть впереди, чтобы предупредить, если на горизонте появится король. Фабьен вёл Бонну, Адриана шагала под руку с Александром. И они почти прошли незамеченными, но на пути показался Густав, который нес два рулона сена в сторону конюшни. Примечательно, что увечья ему никак не мешали. Он весьма бодро прихрамывал, руками прижав рулоны к бокам, а деревянной рукой ещё и умудрялся держать трость. — Тебе неудобно, — переполошилась Адриана, отпустив Александра. — Я помогу! Густав изумлённо обернулся на возглас. — Я тоже помогу! — Бонна отпустила Фабьена. Девушки подбежали к Густаву и отобрали у него рулоны сена. Александр и Фабьен даже вмешиваться не стали: очевидно же, что девочки хотят обнять сено. Так что не надо им мешать. — Эй-то чой такое? — поразился Густав, оставшись с пустыми руками. — Вы чего творите? Но девушки, обнимая сено, уже бодро неслись к конюшне. — Они помирились, — оповестила Анна, приблизившись. Густав недоверчиво выгнул бровь. — Серьёзно? — Серьёзнее некуда, — подтвердил Фабьен, с улыбкой закинув локоть на губернаторское плечо. Густав растерянно моргнул и, когда девушки примчались обратно с воодушевлённым «Мы ещё принесём!», взмахнул тростью, преградив им путь. — А-ну, стоять, — Густав с подозрением оглядел барышень. — Хмельные, что ли? — Чуть-чуть, — Адриана мило изобразила пальцами щепотку. Густав опустил трость с видом… Кхм. В общем, с видом человека, у которого ребёнок сначала дома не ночует, потом дерётся, затем скандалит, а после напивается. И всё это за один день. — Ты что, решила все блага разом урвать? — Густав укоризненно зыркнул на Адриану. — А-ну, — он размашисто шагнул к девушке. — Дыхни. У всех брови поползли к небу. — Что? — растерялась Адриана, отступив. — Я же сказала, что чуть-чуть выпила. — Дыхни! — гаркнул Густав. Адриана послушно подула на старческий нос. — Вино клубникой заедала? — усмехнулся Густав. — А мадемуазель знает толк в извращениях. Бонна хихикнула, спрятав улыбку в ладошку. Королева, губернатор и глава стражей беззвучно рассмеялись, весело наблюдая за ними. — Больше ничего не было, — взгрустнула Адриана. — Дыхни-ка ещё раз, — Густав поманил её пальцем. Адриана, вздохнув, вновь подула на Густава. Тот принюхался. — Табака, кажись, нет, — протянул он. — Или зажевала? — Что?! — Адриана подпрыгнула на месте. — Какой табак?! — Знамо какой! — сощурился Густав. — Там рабочие табаком балуются, — он махнул в сторону. — Может, ты у них трубку выкрала — Бог тебя, бестолочь, знает. — Я не смолю табак, Густав! — возмутилась Адриана. — Лады, живи, — смилостивился Густав. — Но коль узнаю, что смолишь… — он погрозил ей кулаком. — Рот зашью, и никакой губернатор не спасёт. Уяснила? — Ага, — радостно сообщила Адриана. — Уяснила. Со мной нынче все так разговаривают, — она шутливо толкнула Бонну локтем. — Сплошное «поняла» да «уяснила», — она передразнила Александра с Густавом, и те переглянулись. — А губернатор знаешь как ругался? — наябедничала Адриана. — Тебе больше повезло, а я вдоволь наслушалась. Александр, усмехнувшись, сложил руки на груди. Бонна с важно-пьяным состраданием покачала головой. — У-ти, Божечки, — изобразил фальшивое сочувствие Густав. — Губернатор её отругал. Да я бы на его месте тебя прибил! — и он перекинулся на Бонну. — А тебя бы закопал! Устроили невесть что! — Да мы… — начала Бонна. — Цыц! — обрубил Густав. — Ты дитя моё по что обидела? Как вот я тебе простить такое должен? Я тебя, дурынду, на пони катал. Рауль тебе, бестолковой, косы плёл и плавать учил, — разбухтелся он. — А ты письма жжёшь. Совсем очерствела, что ли? И без того было стыдно, а теперь стало ещё хуже, и Бонна понуро опустила голову. — Вот мать твои с отцом, коль прибудут как-нибудь в гости, я им всё выложу, — пообещал Густав. — Не надо! — испугались Бонна и Адриана. — Только не маме! — Всё скажу, — пригрозил Густав. — Ишь, удумала! Ни стыда, ни совести! Матери твоей как доложусь, она с тебя три шкуры спустит. — Ой, не надо, — труханула Бонна. — Пожалуйста, Густав! — Густав, не… — заступилась Адриана. — Тебе, беспутной, слова не давали! — Густав перекинулся обратно на Адриану. — Говорил я тебе не рубить с плеча? Говорил аль нет? — Говорил, — буркнула Адриана. — И чего-сь? — сощурился Густав. — В одно ухо влетело — в другое вылетело? Само собой, как обычно ж, — он стукнул тростью по земле. — Вот ты мне скажи, кто тебя учил руки распускать? Это, что ли, пристойное дело? Головой-то своей бестолковой думать надо! Густав придирчиво оглядел девушек, прижавших ушки и смотрящих на него исподлобья. — На трезвую голову ещё потолкуем, — сбавил натиск Густав. — С хмельных проку нет. А теперича ушли с глаз моих долой. — Но, Густав… — заюлила Бонна. — Прости нас, пожалуйста, — расстроилась Адриана. — Кыш, я сказал, — сурово припечатал Густав. — Так-с, Алексань, — он обернулся к губернатору. — Уж распорядись этой бестолочи еду на ночь в покоях оставить, — он указал на Адриану, и та заулыбалась. — Знаю я её: проснётся и впотьмах начнёт искать, чего бы сгрызть. С опохмела-то навернётся ещё где-нибудь, пока на кухню топает. Переломает себе все кости, собирай её потом по частям. Александр, улыбнувшись, кивнул. — Привычка Нострадамуса, — умилилась Анна. — Есть по ночам. — Она самая, — подтвердил Густав. — И нас научил. А этой бестолочи, — он кивнул на Бонну. — Листья мяты заваренные надобно оставить. Фабьен, будь добр, Кристине скажи, пущай заварит. Теперь заулыбалась и Бонна. — Сделаем, Густав, — пообещал, улыбаясь, Фабьен. — Не волнуйся. — Вот благодарствую, — одобрил Густав. — А теперича исчезли обе с горизонта, — он махнул на девушек рукой. — И чтоб до утра из своих покоев носа не казали! — Хорошо. — Как скажешь, — и девушек сдуло с места со скоростью ветра. — Ох уж эти дети, — профырчал им вслед Густав. — Сплошное расстройство. — И не говори, — со знанием дела закивала королева. — У меня тоже один другого краше. — Одно слово, что бестолковые, — отмахнулся Густав. — Но вы за ними приглядите уж. — Непременно, — Александр потрепал Густава по плечу. — Не беспокойся. На том и разошлись. Но промедление стоило пропажи: ни на тропинке, ни на скамейках девушек не нашли. Поспешили на поиски и обнаружили их уже в коридоре дворца у лестницы. И у обеих оказался такой несчастный вид, что невольно напряглись. — Что? — Лестница, — озадачилась Адриана. — Мне на второй этаж, — тяжело вздохнула Бонна. — Тебе на третий. Как пойдём? Адриана угрюмо промолчала. Вот только не надо думать, что они напрасно распереживались. Чтобы понимать всю степень их отчаяния, надо видеть дворцовые лестницы. Там столько ступеней, что добраться до второго или третьего этажа — это в их состоянии всё равно что на гору взобраться. — Доберёмся, не бойся, — решительно объявила Адриана. — Давай руку. И они стали подниматься. О-о-о-очень медленно. Александр и Фабьен переглянулись. — Вы не хотите им помочь? — шепнула Анна, склонившись к плечам мужчин. — Может, так оставим? — насмешливо предложил Александр. — Пока они такими темпами доберутся, мы успеем каифов поймать, Атенаис прижать и… — И от старости помереть, — ехидно подсказала Анна. — И ты в том числе, Александр. А как же дети? Внуки? Подумай-ка хорошо. — Адриана, погоди! — переполошился Александр. — Иди ко мне! Губернатор взлетел по ступеням и подхватил ойкнувшую девушку на руки. Фабьен с реакцией не запоздал: шустро поймал Бонну, влёт лишившейся опоры, и подхватил её на руки. Королева, рассмеявшись, стала подниматься следом. — Ой, благодарю, Фабьен, — расслабилась Бонна. — Пока, Ана! — она махнула ей ручкой, когда глава стражей вместе с королевой свернули на ту лестницу, что вела в южное крыло. — До завтра. — До завтра, — Адриана в ответ помахала ей. — Александр, я сама могу дойти, — завозилась она. — Поставь, слышишь? Нас увидят. — Пускай видят, — не смутился Александр. — А мы больше не прячемся? — удивилась Адриана. — Впрочем в этом же больше нет смысла. Ой, а как же наш… — она переполошилась. — Что мы теперь будем делать? А Роза? А посылка? А… Александр, вздохнув, остановился и прижался к её губам. Дождался, пока она перестанет ерепениться и расслабится, а затем продолжил путь дальше. Только почему-то целовать не перестал, что в подобном положении весьма рисковый трюк. — Перестань, — шепнула Адриана, вопреки слову сильнее обвив его за шею. — Споткнёшься. — Я хозяин Версаля, Рея, — шёпотом ответил Александр, снова ловя её губы своими. — И мне необязательно видеть лестницы, чтобы знать, сколько ступеней в каждом пролёте. — Как с моими нарядами? — приглушённо рассмеялась Адриана в поцелуй. — Как с твоими нарядами, — улыбнулся Александр. — Можно сказать, что ты хозяин моих нарядов, — поёрничала Адриана, не отрываясь от его губ. — Нет. Твой. Твой. И ёкнуло, сбив дыхание. Она отстранилась. Он остановился. Плавный тембр преобразил нагло-ироничное «твой хозяин» в тихое и чувственное «твой». Без излишеств. — Хотел зазнаться, да? — шелестом слетело с губ. — Да, — шёпотом в ответ. — Но получилось признаться. Вот и всё. Одного слова хватило, чтобы её примагнитило к нему напрочь, и в голове не осталось ничего, кроме отбивающего набатом «Твой». Как морок, как наваждение, как умопомрачение. Твой, твой, твой. Она не слышит собственных мыслей, не слышит его шагов по коридору к её покоям, не слышит звука открывающейся двери, не слышит всполошённого: — Ой, что с ней случилось? — от Розетты. … и не слышит его ироничного: — Бочка вина. Её только раздражает, что ему пришлось от неё отстраниться, чтобы дать ответ Розетте. Но она это быстро исправляет, притягивая его обратно, снова и снова ловя его губы своими. Может быть, Розетта до сих пор в покоях, и со стороны кажется весьма неприличным то, как она прижата к губернатору. Но это не имеет значения. Вино ли это, или тепло от камина, или вкус его губ, или его ладони на её изгибах, но её совершенно не волнует, насколько прилично или неприлично она себя ведёт. Впрочем, скорее всего, всё-таки всему виной то самое слово. Оно всё ещё стучит в голове. Оно пропитывает его прикосновения к ней, когда он распутывает ленту в её волосах, расплетает косу и — о, наконец! — расшнуровывает лиф платья, а затем подхватывает под бёдра, и она обвивает его ногами. — Всё, — он, уронив её на постель, прижал сверху, но тут же отстранился. — Спи. — Что? Реальность ударила так оглушительно, что в ушах зазвенело. Адриана мельком огляделась. Чёрт, он её не раздел. Он её переодел. Она не обнажена, а в камизе — той самой, из виссона, которую он купил. И в которую он сейчас утыкается лбом, шумно дыша. — Ты меня с ума сведёшь, — глухо прозвучало куда-то в область выреза. Он скатился с неё и, упав на спину, зажал глаза пальцами. — Александр, ты издеваешься? — возмутилась Адриана, приподнявшись на локтях. — Что за несвоевременное благородство? Если забыл, то напомню: я уже не девочка. Благодаря тебе. Александр рассмеялся, открыв глаза. — А я напомню, что в тебе графин вина, — он улыбнулся. — Так что снизу ты уснёшь, а сверху тебя укачает. — Я не настолько пьяна! — вспылила Адриана. Она весьма проворно перекатилась по постели и забралась на него сверху, воинственно сложив руки на груди. Тут-то он и пожалел, что переодел её в эту камизу — она ж совсем простора для фантазии не оставляет. И пожалел, что так растрепал её чёрные, как смоль, волосы. И пожалел, что с таким натиском отвечал на её поцелуи, из-за чего её губы теперь алые и пухлые. Пришлось собрать всю волю в кулак. — Рея, девочка моя, — твёрдо изрёк Александр. — Спать с захмелевшей дамой — это не то, что не-мужски. Это по-свински. — Не прикрывайся благородством, — недоверчиво выдала Адриана. — Ты просто не хочешь. Небесно-синие глаза коварно сузились. Его ладони обхватили её за талию и рывком пересадили с торса на бёдра. Она вздрогнула, оказавшись на отчётливом доказательстве того, что ошиблась. — Хочу. И ты это чувствуешь. Адриана на несколько секунд замерла, разглядывая черты его лица. А затем плавно нагнулась и оперлась на его грудь. — Но не будешь? — покорно уточнила Адриана, невзначай поёрзав бёдрами по нему. Александр напрягся. Такими движениями она ему выдержку на раз-два поломает. Он потянул её с себя и уложил рядом, повернувшись на бок и чмокнув в кончик носика. — Буду, — он подпёр голову рукой. — Утром. Когда меня будет хотеть Адриана де Вьен, а не красное полусладкое. — Что ж, раз ты такой благородный, — непринуждённо протянула Адриана, — то так и быть. Даме не стоит вешаться на шею мужчине. Но ты ведь со мной полежишь? — она преданно взглянула на него. — Пока я не усну. — Конечно, — его рука легла на её талию. — Я и не планировал уходить. Иначе кто тебе стакан воды утром подаст. — Для этих целей существуют дети, — съехидничала Адриана. Александр улыбнулся. — Ты их сначала роди. — Ты прямо читаешь мои мысли, — усмехнулась Адриана. — Всё-всё, я молчу, — она торопливо закрыла глаза. — И сплю. Только меня надо обнять. — Я обнял. — Не так, Александр, — Адриана хитро приоткрыла один глаз. — Обеими руками. Она зарылась в его объятия, уткнувшись носиком и губами в ключицу и закинув ногу на его бедро. Твою-то… Александр тихо выдохнул. Спокойно. Она уснёт быстрее, чем его выдержка треснет по швам. — Ты ведь не обиделась? — вылетело само собой. Адриана снова приоткрыла один глаз. — Что ты, конечно, нет, — мило прощебетала Адриана. — Во мне графин вина, а ты слишком благороден, чтобы пользоваться этим. Я всё понимаю, не переживай. Она улыбнулась и закрыла глаза. Александр опустил голову на подушку. Вот эта улыбка и вот этот хитрющий взгляд ничего хорошего не обещали. Что-то ему подсказывало, что он пожалеет о собственном принципе. Возможно, не прямо сейчас или сегодня, но однажды. Наверное.