Ненаписанный сценарий

      Сюань обожает мчаться на своём «Харлее» по богом забытым трассам: приливной волной разливающийся по венам адреналин, бьющий в грудь ветер, слияние воедино с железным конём, заносы в дрифт и лихие виражи на поворотах — он чувствует себя чайкой Джонатом Ливингстоном.       Жуюй обожает делить со своим Ураганом такие моменты: ничто во всех мирах не сравнится с разлетающейся от сбежавшего с вершины Чанмин заклинателя взрывной волной аурой всесокрушающего счастья. А ещё можно под благовидным предлогом касаться его, ни на миг не отрываясь, несколько часов кряду. О, как взметаются бабочки в животе всякий раз, когда на резком старте сцепленные замком руки вдавливает в живот Сюаня так сильно, что кубики пресса явственно прощупываются через кожанку, как сладко ощущать это на протяжении всего полёта и знать, что скорость не позволит прекратиться этому маленькому блаженству.       Заметив переходящую дорогу семью уток, Жун реагирует мгновенно: миллисекунда, чтобы предупредить друга, ещё несколько, чтобы охватить байк полем ци — и они проносятся по воздуху над головами птиц, никого не задев.       Неожиданно перед лицом вспыхивает надпись: «Взлетаем!» — Чжэнь едва успевает крепче сжать ногами бока мотоцикла и слишком поздно замечает, что обвил руками торс Урагана и так прижался к его спине, словно хочет срастись в одно целое. Он даже не замечает приземления, лишь льнёт не в силах оторваться, позабыв на несколько мгновений обо всём на свете, и слышит заполошный стук сердца. Небо, что же он творит?! Сюань ведь догадается! И не сможет общаться как прежде! Это разрушит их дружбу, целитель потеряет его! Нет! Собрав волю в кулак, он рывком отстраняется. Нет, пожалуйста! Только бы Ураган не заметил, не понял!       Сердце Сюаня блаженно подпрыгивает от кульбита, а объятие Жуюя дарит растекающееся внутри тепло. Но он вдруг чувствует: что-то неладно, и прислушавшись к ощущениям, понимает, что друга бьёт мелкая дрожь.       Ладони перестаёт вжимать в Урагана. Вздрогнув, Чжэнь осознаёт, что мотоцикл тормозит. Он всё же был слишком очевиден?! Юноша прячет взгляд, мысленно молясь, чтобы это оказалось не так. Он не смеет надеяться на взаимность. Никогда не смел. Ему довольно видеть своё наваждение, любоваться им украдкой, говорить с ним; теряясь во времени, слушать рассказы о немыслимых приёмах, уличных гонках и прогулках по самым опасным уголкам горы Чанмин, изучать вместе с ним новые техники и создавать из них собственные, соединяя то, что все считали несоединимым; лечить его раны, жалея, что не может просто забрать себе все до единой, и трепетно ухаживать за ним, пока не восстановится; урывать касания, отчаянно страшась позволить себе лишнее… Но Жуюй не хочет, не может лишиться хотя бы этого!       На плечо ложится рука в кожаной перчатке. Другая, коснувшись нижней части шлема, осторожно поднимает голову целителя. Сердце замирает при взгляде в бездонные мистические глаза, однако там нет ни подозрения, ни досады, ни вины — одно беспокойство. Сюань снимает шлем. Чжэнь пытается последовать его примеру, только непослушные руки никак не могут справиться с защитным ремешком. Внезапно Ураган проскальзывает под пальцы друга и сам разбирается с застёжкой.       — Что с тобой? Так сильно перепугал прыжок? — взволнованно спрашивает он, когда Жуюй наконец стаскивает шлем.       Не найдя лучшей отговорки, тот просто неловко кивает, сдерживая горький вздох: теперь он выглядит трусом в глазах любимого. Одно радует: не обнаружил себя. После этого осознания, голова возвращается к работе, и внутренний голос с укором спрашивает, так ли велик на деле был риск, как рисовало воображение. Умом юноша понимает, что часто поддаётся безосновательной панике, когда дело касается его тайной любви, и всё же ничего не может с собой поделать. Чудится, будто все вокруг знают его секрет, будто сам он настолько очевиден, что Сюань тоже вот-вот всё узнает.       — Если тебе страшно, не молчи. — веско произносит Жун.       Сбросив одну перчатку, он кладёт чуть мозолистую от меча ладонь на щёку друга. А тот еле успевает остановить дёрнувшуюся прижать её ближе руку, вцепившись в полу джинсовки.       — Мне ничего не стоит ездить медленнее, чтобы при случае успеть затормозить, когда ты со мной.       До Жуюя не сразу доходит, что ему говорят: он наслаждается касанием, уткнувшись носом в точёную ладонь, мечтая припасть к ней губами.       — Нет-нет, на самом деле мне нравится, когда ты лихачишь, просто вдруг показалось, что я сейчас упаду и… — запоздало откликается целитель и, поняв, что сейчас начнёт нести чушь, переходит к главному — В общем, извини, что повис на тебе, я…        Ураган заверяет, серьёзно глядя в глаза:       — Ты можешь виснуть на мне как и сколько угодно. Не только когда боишься. И… — он замолкает на мгновение и, быстро сглотнув, добавляет — не только на байке.       После этого заклинатель сразу отворачивается, торопливо вправляет обратно в зигзагами змеящуюся по голове косу-дракона выбившуюся прядь, давая ещё несколько секунд полюбоваться игрой солнца на ультрамариновых, ярко-бирюзовых и изумрудных переливах, снимает с руля шлем, уточняет, не оборачиваясь:       — Едем дальше?       — Угу.       Машинально надев свой шлем, Чжэнь несмело придвигается ближе к Сюаню, медленно смыкает кольцо рук вокруг поджарого торса, до последнего ожидая, что его остановят и объяснят, что это была всего лишь шутка. Только Ураган сам слегка подаётся назад, подставляясь под объятие — Жуюй на миг забывает как дышать, а потом прижимается крепко-крепко, жалея, что в шлеме не уткнуться в плечо, готовый мурлыкать так же громко как «Харлей» под ними. В мыслях без остановки крутится «И… не только на байке», порождая робкую надежду на хотя бы крошечный шанс.