Бюро общественной безопасности находилось в самом центре города в двадцати минутах езды от моего дома, хотя обычно дорога занимала больше времени в связи с нерегулярным расписанием транспорта, и выходить приходилось заранее. Мой кабинет располагался на третьем этаже большого офисного здания, но по сути своей никому не был нужен: он использовался лишь для хранения важных бумаг и отчётов, базового арсенала оружия и пары комплектов сменной формы. Иногда, когда я хотела провести несколько минут наедине с собой, в тишине и без плохих новостей, я шла сюда на перерыв, открывала окно и смотрела на оживлённую улицу, цепляя глазами из толпы возвращающихся с заданий охотников.
В первой половине дня мне пришлось остаться в офисе и подписать огромную стопку документов об исполненных миссиях и других происшествиях, которую вдруг решили поручить мне. Пока я перебирала бумаги, на глаза попалась копия отчёта о недавней кровавой бойне, на которую каким-то чудом выпал мой выходной и в которой я, к счастью, не участвовала, позже узнав все подробности из вечерних новостей — иначе, думаю, меня бы тут уже не было. Я пробежалась глазами по подробному описанию битвы, составленному со слов участников и очевидцев, ниже просмотрела бесконечный список жертв, в числе которых были до боли знакомые имена. Вспомнились вчерашние похороны, белая пелена снега, глубокая, спокойная тишина. Я тяжело вздохнула и закрыла глаза. Время близилось к обеду, и я наконец-то смогла выйти из душного кабинета.
Обычно длинная очередь в столовой сократилась раза в два: казалось, что знаковое сражение оставило свои отметины везде и всюду, нарушило прежний порядок и теперь напоминало о себе, как могло. Люди, побывавшие за эти выходные не на одних похоронах, находились в подавленном состоянии, говорили тихо, перебрасываясь рваными фразами, или просто молчали, некоторые и вовсе сидели в одиночестве, подперев голову рукой, не в силах присоединиться к товарищам. Перешагнув порог столовой, я сразу почувствовала себя лишней: слишком счастливой — или, может быть, слишком бесчувственной, непонимающей, не разделяющей переживаний остальных? — для этой давящей обстановки вокруг. Почти все столы были свободны, особенно те, что стояли посередине, как-будто люди попрятались друг от друга, — а возможно и от самих себя, — в попытках сбежать от реальности. Но им просто необходимо было перетерпеть это, перестрадать и в итоге, как всегда, вернуться к прежнему ритму жизни, ведь такое случалось не в первый и далеко не в последний раз. Среди всех удручённых, опечаленных лиц выделялся лишь один человек, чьё лицо отличалось неподдельным спокойствием и равнодушием. Он единственный занял центральный стол, приковывающий к себе всеобщее внимание, и со скучающим видом разлёгся на нём, ковыряя деревянными палочками пустую тарелку. Светлая, растрёпанная голова, слегка мятая белая рубашка с закатанными до локтя рукавами, галстук, свободно болтающийся на шее. Охотники, пришедшие в столовую пообедать, периодически бросали презрительные взгляды на наглого паренька, однако я, заметив его, лишь тепло и приветливо улыбнулась.
— Денджи! — Я окликнула его и помахала рукой.
Он вскинул голову, услышав знакомый голос, улыбнулся в ответ и указал рукой вперёд, приглашая сесть напротив. Я забрала в буфете заказанную тарелку с рисом и присоединилась к пареньку.
— Сора! Здорово, как дела?
— Сам-то как думаешь? — В моём голосе проскользнула печальная нота. — Столько наших полегло. Да ещё эти похороны…
Я замолчала на полуслове и отвела взгляд в сторону. Не с ним надо было говорить об этом, делиться переживаниями, сидящими глубоко в душе, — точно не с ним. Конечно, не смотря ни на что, Денджи был хорошим парнем, но его инфантильность, детские и необдуманные, временами, поступки делали его поверхностным, легкомысленным и грубоватым. Однако он был всего лишь семнадцатилетним подростком, у которого не было детства, которого выдернули из прошлой жизни, пусть и не нормальной, не счастливой, но привычной. В конце концов, у кого-то здесь была нормальная и счастливая жизнь? Я старалась относиться к нему с добродушием, пониманием и умеренным снисхождением, усмиряя свою периодически вспыхивающую от его безрассудного поведения раздражительность.
— А ты чего тут один скучаешь?
Денджи отмахнулся и снова облокотился на стол.
— Да ну… Старикан Павку на какую-то индивидуальную тренировку забрал. — Он подумал и с вызовом добавил: — А меня тут бросил!
В моей голове мелькнула мысль.
«Кишибэ серьёзно за них взялся. Будто знает что-то, чего не знают остальные…»
— К чему он вас готовит, Денджи?
— А я откуда знаю?! — Парень лишь бросил на меня равнодушный взгляд.
Гулкий шум распахнувшейся двери прервал мою речь: в столовую вошёл Ватабэ, и охотники, все до единого, встали в знак приветствия и глубокого уважения к этому человеку. В ответ он коротко кивнул и, заметив нас, с лукавой улыбкой подошёл ближе.
Я поклонилась.
— Здравствуй, Сора. — Ватабэ присел рядом и перевёл взгляд на Денджи. — Почему ты без дела сидишь? Что с твоей неугомонной напарницей?
Прозвучал всё тот же вызывающий рассказ про Кишибэ и тренировку. Губы бывшего наставника ещё больше растянулись в неоднозначной улыбке. И снова — загадочность, недосказанность.
— Не переживай, и до тебя очередь дойдёт. — И прежде, чем парень успел что-либо возразить, Ватабэ задал вопрос: — Скажи лучше, как там Аки после больницы? Восстанавливается?
Денджи закатил глаза, демонстрируя своё пренебрежение.
— Да как был придурком, так и остался! — Казалось, его возмущению не было предела. — Припёрся вчера под вечер в мокрых шмотках, а сегодня с какой-то заразой слёг! Кто, спрашивается, жрать будет готовить? А?!
— Чего?! — Я прямо-таки подскочила на ноги и ошарашенно уставилась на парня. — Почему под вечер-то?
Ватабэ вновь неоднозначно улыбнулся, окинул меня странным, пристальным взглядом, будто задал какой-то немой, беззвучный вопрос, содержание которого я не смогла разобрать. Под этим улыбающимся взглядом я вздрогнула, смутилась и растерянно опустилась на место.
«Мы разошлись вчера около полудня, и я была уверена, что он поехал домой. Так где же он был всё это время?..»
Липкое, неприятное чувство потекло по венам, разливаясь во всём теле. Мне казалось, что наша тихая, спокойная прогулка смогла заставить отступить — хоть немного, совсем чуть-чуть — резкую, пронзающую боль и горечь утраты, помогла Аки почувствовать себя лучше. Но как бы я ни старалась, я не в силах была понять, насколько мучительны были эти страдания. Липкое, неприятное чувство — поспешные выводы, моя фатальная ошибка. Я не увидела его настоящего лица, он не позволил себе открыться — это была всего лишь та самая избитая, безошибочно отработанная иллюзия, маска, которую он всегда на себе носил. А впрочем, с чего бы ему было мне открываться?..
— А что? — после некоторого молчания спросил Денджи, в силу своей глупости не придавая никакого значения моему поведению.
Отвечать, а значит думать об ошибках, о своей наивности и загонять себя в угол ещё больше, совсем не хотелось, и я попыталась отвести тему подальше, избавиться от этого неприятного разговора. Как всегда проницательный и внимательный, Ватабэ почувствовал мои эмоции и поднялся из-за стола, прекратив тем самым любую болтовню.
— Знаете, ребятки, нечего вам без дела сидеть. Жители на окраине города в последнее время жалуются на странные звуки и следы крови около старого склада: там явно скрывается демон. Разберитесь-ка вы с ним.
***
По пути к обозначенному месту Денджи постоянно болтал, что-то рассказывал, доказывал, пытался произвести впечатление или вызвать удивление — я, в свою очередь, не слушала и не слышала его, просто шла молча, витая в своих мыслях и радуясь возможности отвлечься от недавних событий в грядущей битве с демоном. Из головы всё не шла ситуация с Аки: не надо было задерживать его, вынуждая звать меня гулять в такую холодную погоду. Тем более я знала, что после больницы он не долечился: сорвался на похороны подруги, отодвинув себя на второй план. Получалось так, что, в отличии от него, себя я выдвинула на первый: думала в тот момент только о своём навязчивом желании не быть одной. И вот, теперь он опять заболел — понятно, что по моей вине.
— Сора, ну ты чего не отвечаешь? — Денджи заглянул мне прямо в лицо и обратил на себя моё внимание. — Говорю, своими бензопилами я в два счёта справлюсь с этим демонюгой!
— Вряд ли они тебе понадобятся. — Я пожала плечами. — Судя по описанию — обычный слабый демон. Разберёмся мечами.
— Зато мы с тобой вдвоём его уложим, без Павки! Может, мне после этого и награда какая перепадёт…
Парень мечтательно закрыл глаза, и я догадалась о чём, или, точнее, о ком идёт речь.
— Ты что, всё ещё питаешь надежды на Макиму?
— Ага… она за то, что я огнестрела грохну, обещала любое моё желание исполнить…
С нашей последней встречи ничего не изменилось: как же Денджи был наивен! Он не видел, не понимал, что эта скрывающая множество страшных тайн женщина использует его в своих целях, намеренно подчиняя себе, а ослепительная улыбка, всегда дополняющая её лицо, как модный, дорогой аксессуар, лишь вводила в заблуждение и туманила разум. Макима любыми средствами добивалась своего, шла по головам, никогда не испытывая угрызений совести. Возможно, за долгие годы службы никакой совести у неё уже давно не осталось, но именно это позволило ей достичь таких высоких званий и должностей. И она никогда бы не стала намекать, давать хоть малейшие шансы любому мужчине — что уж тут говорить о парне, которого буквально подобрали с улицы? Глядя на вечно растрёпанного Денджи, плетущегося за красивой, аккуратной Макимой, смотрящей на него свысока, я не видела ничего, кроме яркого, острого контраста: им никогда не быть вместе.
Очень скоро мы добрались до склада, о котором говорил Ватабэ: это старое, обшарпанное здание стояло на пустыре недалеко от населённого пункта. Место действительно выглядело неуютным и зловещим, но сейчас, в светлое дневное время суток никакого демона будто и вовсе никогда здесь не существовало. Никаких звуков, никаких следов крови — но это пока. За несколько дней я успела понять: не стоит доверять внешней оболочке — вся правда внутри. Денджи уверенно раздвинул железные складские двери и, уперев руки в бока, встал перед пугающей темнотой, вглядываясь в её бесконечную чёрную глубину.
— Э-эй, демон, выходи давай. — Парень сделал несколько шагов вперёд. — Ща я тебя на куски порублю.
В темноте распахнулись, загорелись красным огнём два крупных глаза с маленькими, как точки, зрачками, и я мгновенно обнажила меч. Денджи храбрился перед лицом опасности, но это было вполне оправдано: его прекрасная регенерация никогда бы не позволила ему умереть и залечила бы рану любой тяжести. Нащупав в кармане пальто фонарь, я провела луч света вглубь помещения, в сторону светоотражающих глаз: демон сидел на полу, в завале старых картонных коробок, ржавого металлолома и прочего хлама и жрал мёртвую ворону. Это было мелкое уродливое существо с звериными когтистыми конечностями, непропорционально огромной головой и измазанным коричневатой запёкшейся кровью широким ртом, из которого лезли длинные клыки. Луч света попал прямо в его глаза, ослепил и разозлил. Демон пронзительно взвыл и метнулся на стену, цепляясь за гладкую поверхность острыми, как иглы, когтями. Он оказался довольно быстрым: огромными скачками по стенам и потолку он стремительно преодолевал расстояние, направляясь в нашу сторону, а нам оставалось лишь судорожно вертеть головами в попытках уследить за его движениями и не потерять его из виду. На мгновение всё замерло и затихло, где-то сверху раздался протяжный металлический скрип, но уже через секунду существо спрыгнуло с потолка и четырьмя когтистыми конечностями вцепилось в лицо Денджи.
— Какого хре… — Парень задохнулся, но не от боли, а скорее от возмущения и инстинктивно дёрнул за шнур в своей груди, заводящий двигатель уникальных способностей — сердце демона-бензопилы.
Денджи изменил свой облик не полностью: хватило всего одной пилы, вышедшей из руки парня, её поразительной силы и мощности, чтобы в одну секунду разрубить мелкого клыкастого демона пополам. Куски мёртвого тела упали на землю, и от них лужей растеклась непонятного зеленоватого цвета кровь. Сморщившись от её вида, Денджи самодовольно отряхнул руки и с широкой улыбкой посмотрел на меня. Я одобрительно кивнула.
***
Назад плелись уставшие — не от работы, а от такого длинного, продолжительного пути, проделанного ради сущего пустяка. Было немного обидно осознавать, что всю грязную работу, которую я так ждала, чтобы отвлечься от мыслей, взял на себя Денджи, но он был так по-детски доволен и счастлив, что я просто не могла на него злиться. К Бюро мы приехали лишь под вечер, когда на улице стемнело, затихли машины и гул спешащих толп людей, а воздух стал чистым и свежим, пахнущим чем-то по-вечернему приятным. Мы остановились.
— Ну чё, я домой. — От прежней бодрости Денджи не осталось и следа: вид у него был сонный, помятый и усталый.
«Домой?»
Опомнившись, я вздрогнула и неожиданно остановила парня, тронув его за плечо. Чувство вины остро кольнуло холодной иглой прямо в сердце.
— Денджи, можно с тобой? — Я виновато на него посмотрела. — Я думаю, мне стоит извиниться перед Аки.
