Призраки счастливых мгновений

      — Денджи, можно с тобой? Я думаю, мне стоит извиниться перед Аки.       Парень с пустым взглядом и открытым ртом уставился на меня: всем своим видом он выдавал откровенное недоумение.       — А? За что?       Его голос прозвучал вяло и равнодушно, без какого-либо интереса, из-за чего сразу стало понятно, что несмотря на всю нашу дружбу и тёплые отношения, ковыряться в моих проблемах и недосказанностях желанием он не горел. Тем было лучше: я воздержалась от никому не нужного ответа — подробности явно были лишними.       — Да хотя, какая разница? — Денджи устало махнул рукой. — Погнали, чё.       Некогда собственная квартира Аки теперь напоминала скорее общежитие: её хозяина поставили перед фактом о заселении туда новых жильцов, которые постоянно нарушали установленные порядок, спокойствие и чистоту и которым Хаякава совсем не был рад. По пути к квартире мы услышали знакомый голос, который во все стороны возмущённо разбрасывался проклятиями.       — Глупый человек, да что он вообще себе позволяет?!       Показалась перемазанная кровью физиономия, сдвинутые к переносице брови и сверкающие гневом яркие крестообразные зрачки. От широких небрежных шагов взлетали и развивались длинные светлые пряди волос, на голове выделялись красные демонические рожки: без сомнений, я сразу узнала Пауэр, неугомонную и шуструю напарницу Денджи, которая лезла в драку при любом удобном случае. Заметив её, Денджи обрёл свою прежнюю бодрость и с яростью двинулся прямо на демоницу, сжав руки в кулаки.       — Свалила сегодня одна развлекаться, а меня тут бросила?!       — Ничего ты не понимаешь, жалкий человек! Меня несколько раз чуть не убили, пока ты тут прохлаждался!       — Чё, совсем офигела?!       Позабыв обо мне, они сцепились в драке, слившись в один неразборчивый, сносящий всё вокруг комок и вломились так в квартиру Аки, выбив дверь и наделав много шума. Я осторожно зашла следом.       — Вы что тут опять устроили?!       Послышался заспанный голос хозяина квартиры: держась за голову, Аки вышел в коридор. Вид у него был больной, помятый и настолько непривычный, что я невольно вдрогнула: спутанные распущенные волосы, спадающие на плечи, домашняя одежда вместо рабочей официальной формы — толстовка и спортивные штаны, накинутый на плечи плед. Не обратив никакого внимания на Хаякаву, Денджи и Пауэр комом ввалились в свою комнату, на ходу прогремев дверью. Аки молча проводил их усталым взглядом и, заметив мой тёмный в вечернем сумраке силуэт, обомлел от неожиданности.       — Синохара?!..       — Я уже поняла, что опять не вовремя…       Теперь моё спонтанное, невинное решение вот так вот заявиться сюда, чтобы попросить прощения, перестало казаться такой хорошей идеей, какой казалось раньше. Аки в замешательстве стоял посреди коридора, вытаращив на меня глаза: на его лице читалось полное ошеломление. Он быстро провёл рукой по волосам, наспех поправил одежду, приводя себя в порядок перед нежданными гостями. Возникло чувство, будто я увидела то, чего никто из посторонних не должен был видеть. Я стояла на месте, глупо озираясь по сторонам, и усиленно соображала, как исправить неловкую ситуацию, но ни одна дельная, здравая мысль не шла в голову. Эта картина выглядела крайне нелепо: мне больше ничего не оставалось, кроме как просто уйти, оставив позади свою неудачу.       — Нет, нет, погоди… — Аки протёр красные глаза и указал рукой вперёд, устало облокотившись на стену. — Проходи.       Очень осторожно, будто боясь наступить, сделать шаг, я проскользнула внутрь. Тусклый сумеречный свет пробивался сквозь шторы на окнах и бледно-сине сиял в квартире, падал на стены, отчего на них плясали длинные искажённые тени. Комната Аки заливалась тёплым, рассеивающим холодную тьму светом торшера, благодаря которому выглядела живой и уютной. На диване второпях было расстелено бельё: смятая простыня, несколько сбитых подушек, одеяло; на журнальном столике валялись какие-то документы, на них — пачка сигарет и пара окурков, рядом — пустая стеклянная бутылка… Весь этот бардак намекал на скрытые с глаз подробности личной жизни, поэтому Хаякава без лишних слов нещадно сгрёб мусор в пакет, вынес его за дверь и застелил бельё тёплым плюшевым пледом, который снял с плеч. Затем опустился на диван и жестом руки пригласил сесть напротив — спокойно, внимательно, тактично, без лишних вопросов, хотя имел на них полное право.       — Синохара, что-то случилось?       — Нет, я просто… просто зашла извиниться.       Вопросительный, ожидающий взгляд Аки будто тоже произносил эти успевшие мне надоесть слова «за что?», казавшиеся уже абсолютно избитыми и бессмысленными. Хотя произнесены они были всего пару раз, скрытая за ними неясность начинала раздражать — мне-то всё было ясно. Но правда, за что извиняться? За эту несчастную прогулку и за мой эгоизм? Возможно, за мою бесполезность, неопытность в таких тяжёлых ситуациях? Ведь я пыталась, изо всех сил пыталась помочь, поддержать, иначе тогда зачем же я в тот день осталась на кладбище так надолго? Причин было много, и из-за этого я, наверное, сама не до конца понимала, в чём именно винила себя: сердцем и душой знала, но мыслями, словами выразить не могла.       — Как ты себя чувствуешь? — Я перевела тему.       Хаякава напрягся, немного изменился в лице — это можно было заметить лишь на небольшом расстоянии — понял, что чёткого, однозначного ответа от меня уже не дождётся.       — Всё в порядке.       И снова — маска, притворство, иллюзия, скрывающие истинные чувства и состояние. Сам того не понимая, Аки лгал мне прямо в лицо, и, что возмущало больше всего, ни одна его эмоция этого не выдавала — потому что их вообще не было, они попросту были скрыты. Эта единственная лживая фраза разожгла во мне чистейший гнев: он заглушил и разум, и совесть, и сочувствие к больному.       — Да не в порядке, Хаякава, не в порядке! — Казалось, слова возмущения только что заполнили мою чашу терпения и потекли через край так, что их поток уже было не остановить. — Почему ты избегаешь правды, даже когда тебе искренне пытаются помочь? Ведь легче разделить эти чувства с кем-то, не переживать это одному! Потому что знать, что ты не одинок — это же ценно, за это надо жизнь благодарить! В чём я не права? У меня вот никогда такого не было…       Мой голос сорвался на крик, потом стих до надрывного шёпота, и я наконец смогла услышать себя, все лишние слова, которые наговорила в порыве гнева.       «Господи, что я вообще несу?»       Осознание пришло внезапно, точно свалилось на голову: мы не были близки для таких разговоров и выглядело это так, будто я заявилась сюда, чтобы устроить допрос о личной жизни, вытянуть все её подробности и предъявить пару претензий. Но было уже поздно — сказанное не вернёшь — поэтому тонким дрожащим голосом я закончила мысль вопросом, который так сильно мучил меня последние несколько часов:       — И почему ты вчера вернулся лишь под вечер?       Кругом всё будто оглохло и онемело: настолько напряжённая атмосфера витала в комнате, душила горло, и мне хотелось просто исчезнуть, испариться в воздухе. Аки смотрел на меня глубоким печальным взглядом и не спешил с ответом, затем впервые за долгое время, совершенно неожиданно для меня улыбнулся, — кажется, искренне, по-настоящему — и всего на миг его глаза ожили, в них заиграли блестящие огоньки.       — Кто рассказал-то? Денджи или Пауэр?       В его словах я почувствовала тепло, спокойствие и ни капли злобы или обиды. Атмосфера между нами тут же изменилась, и невидимая рука, душащая и сдавливающая моё горло, ослабила свой хват, а потом и вовсе отпустила. Аки заразил меня своей улыбкой, и она неуверенно растянулась и на моём лице — хотя скорее нервная, чем искренняя.       — Своих не выдаём. — Я кинула насмешливый взгляд на Хаякаву, скрестив руки на груди.       Мы помолчали, прямо как вчера, на берегу моря. И тишина, и тёплый свет, рассеивающий ночную тьму, и то, что в комнате были только мы вдвоём — всё это дарило ощущение комфорта и долгожданного спокойствия. Наконец-то можно было отдохнуть…              — Тяжело возвращаться домой, когда знаешь, что тебя там никто не понимает. И когда знаешь, что больше не будет, как прежде. И когда не хочешь оставаться наедине с самим собой, потому что сразу начинаешь много думать о прошлом, о будущем, о том, как надо было поступить и что можно было исправить. — Нарушив тишину, Аки произнёс эти слова медленно и ровно.       Зашуршав покрывалом, он откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза. Мягкий жёлтый свет падал на его красивое усталое лицо, на чёрные блестящие волосы.       — Я не поехал домой, потому что просто не смог. Хотел избежать всего этого. — Он тяжело вздохнул. — Но, в конце концов, от себя не убежишь…       Впервые за всё это время я услышала правду, и, о боже, как сильно я была ей рада! — до бешено бьющегося сердца, до пронзающей дрожи в руках и коленях. Аки поймал мой взгляд, в котором будто прочитал все беспокойные, тревожные мысли.       — Синохара, тебе не нужно моё прощение. Потому что ты ни в чём не виновата. Это был мой выбор.       

***

      Стрелка настенных часов, сделав полный оборот, близилась к двенадцати. За окном сгустилась, почернела поздняя ночь. В тёмном стекле отражалось моё лицо, молчаливо глядевшее на меня распахнутыми карими глазами. В домах белыми и жёлтыми лучистыми пятнами догорали редкие окна. Я задёрнула штору и отошла от окна. Аки спал на диване: болезненная слабость и истощение после пережитого всё же дали о себе знать. В тишине слышалось его глубокое ровное дыхание. Немного поколебавшись, я присела рядом, накрыла его ноги, плечи тёплым пледом. Почувствовав лёгкое прикосновение, Аки вздрогнул, зашевелился, вздохнул. Я замерла. От этой близости, от мимолётного взгляда на его спокойное лицо я чувствовала гулкое сердцебиение где-то глубоко в груди, отдававшееся пульсацией в горле, учащающее дыхание, и это чувство казалось мне очень приятным. Я протянула руку к лицу Аки, лёгким касанием дотронулась до холодных, бледных щёк: температуры больше не было. Как бы невзначай зацепилась пальцами за его тёплую ладонь, легонько сжала её и через миг отпустила.       Беспрерывное тиканье часов, показывающих позднее, ночное время, настойчиво говорило, что пора уже возвращаться домой, но как и тогда, на кладбище, меня держала здесь какая-то сила, непонятная, неведомая до сих пор. Почему же меня мучило чувство вины, если я не была ни в чём виновата? Или это и вовсе была не вина, а какое-то другое чувство?..       Я резко подскочила на ноги.       «Нет, Сора, никаких других чувств. Нельзя».       Атмосфера начинала туманить разум, и эта мысль, как капля свежей воды, подействовала отрезвляюще. Мне определённо нужно было домой.       Я выскочила в коридор и столкнулась лбом с Денджи. Он в домашней растянутой футболке, в штанах, длинных до пола, босыми ногами шлёпал в сортир.       — Сора? А ты чё ещё тут?       Я развела руками. Удивление на лицах при виде меня уже стало порядком раздражать.       — Ну вот так вот получилось, что поделать.       Денджи открыл было рот, но ничего не успел ответить: его прервал громкий в ночной тишине звонок, внезапно раздавшийся из кармана моих брюк. На экране телефона крупными буквами было написано: Макима. Меня окатило жаром.       — Чего?! Эт чё, Макима звонит?! — Денджи перегнулся через моё плечо и вперил взгляд в экран, но я лишь отмахнулась от него и поспешно отошла в сторону.       — Алло?       — Синохара, добрый вечер, надеюсь, не разбудила? — послышался этот вечно наигранный приятный голос, от невозмутимости которого иной раз начинало тошнить. — Звоню поздравить тебя с переводом в четвёртый специальный отряд. Будешь теперь под командованием Хаякавы.       Я обмерла, услышав эти слова. На размытом перед глазами фоне прыгал Денджи, размахивал руками, пытался говорить шёпотом, но у него выходил лишь какой-то хрипловатый, слишком эмоциональный крик.       — Сора, передай от меня привет! Эй, Сора!!! Макима, вы меня слышите?!       — Это что, голос Денджи там? Он сейчас с тобой? — В её, казалось бы, любезных словах чувствовалась скрытая угроза.       Я мысленно прокляла и Макиму, и её неуправляемого Денджи.       — Огромное спасибо, что предупредили. Всё поняла. До свидания. — И я сбросила вызов.       Денджи, как выдрессированная собачка, наклонив голову набок, в ожидании сверлил меня взглядом.       — Да-а-а, — протянула я, подняв на него растерянный взгляд, — вот это новости…