Под небом, под звездами

Мистер Слинг, мистер Страшила и мисс Базука прибыли в лагерь к половине восьмого. Все трое – голодные, злые и напряженные до звона. Напряжение это, впрочем, было приятным, будоражащим, словно весь этот долгий путь, все эти изнурительные переезды и перелеты, мелочные сборы и госпошлины, хлопотные разрешения и визы, которых нужно было добиться от шести разных инстанций – все это было не зря. Словно они УЖЕ получили то, за чем тащились в эту глушь. Воздух в Нуар-Нуду был такой, что винты синхроптера разрубали его, как теплое жирное масло. Проводник встречал их, стоя в выжженном кругу посадочной площадки, запрокинув голову и придерживая шляпу рукой. Лицо его было потным, глаза – узкими и заплывшими настолько, что почти не было видно белков. Аэродром оказался крохотным, но даже тут мистер Слинг насчитал несколько частных гелипланов, пузатый многоместный мультикоптер и целую шеренгу аэрогибридов на газотурбинных и реактивных движках. В Нуар-Нуду был высокий сезон. Не они одни хотели этим воспользоваться. – О! – воскликнул проводник, хватаясь за свою шляпу и обливаясь потом. – О! Лоренцо Талль? Родственник ТОГО САМОГО Талля?.. Винты остановились, и желтый воздух, полный солнца, пыли и песка, дрожал между раскаленными черными лопастями. Мистер Слинг покинул роптер первым, легко спрыгнув с подножки, и стряхнул каменную крошку с лацканов куртки. Повел головой, прищурился, ослепленный масляным солнечным лучом, пытаясь получше рассмотреть аэродром. Со стороны казалось, что он не щурится, а брезгливо кривится. Проводник занервничал и заулыбался. – Вы его сын? – спросил он на ломаном трансконтинентальном. – Быть может, племянник? Мистер Слинг развернулся и подал руку мисс Базуке. Та спрыгнула легко, словно на ней не было сапог на толстых пятидюймовых каблуках. Тоже прищурилась, прижала ладошки к лицу, пытаясь разглядеть что-то в закатном злом мареве. Ярко вспыхнули золотые веснушки на ее щеках – крохотные солнечные панели, аккумулирующие последние лучи дневного света. Теперь заряда вживленных в челюстную кость динамиков хватит на всю ночь. – Я знаю, вы планировали отправиться в джунгли уже сегодня, – с натужным дружелюбием начал проводник, – но, Лоренцо… быть может, для упрощения коммуникации я мог бы звать вас Энцо? Так вот, Энцо, исходя из личного опыта, я бы посоветовал… – Вы можете звать меня мистер Слинг. Голос его не был грубым, но проводник поменялся в лице. Кажется, даже побледнел. Фамилия «Талль» имела вес даже в Наур-Нуду. А в Мзунгу перед мистером Слингом едва не кланялись и то и дело порывались целовать руки. Это раздражало. Последним из роптера, тяжело грохнув ботинками по подножке, выбрался мистер Страшила. Спрыгнул вниз, взметнув облако пыли. Распрямился, огромный, кажущийся неповоротливым, но в деле оказывающийся быстрым и вертким, как горный барс. Был он в туристической серой куртке и темных очках, с густой двухцветной бородой. По центру подбородка та была чернее черного, но с боков пряди уже засеребрились. На ушах, ближе к хрящу, поблескивала россыпь крохотных одинаковых колец. – Мы выезжаем в Нчеб сегодня, – сказал мистер Слинг, наблюдая, как пилот помогает мистеру Страшиле вытаскивать тюки со снаряжением. – Это не обсуждается. – Но лапчатка – ночной монстр, – с ужасом воскликнул проводник. Как его зовут, интересно? Имя было в сопроводительных документах… но вряд ли хоть кто-то из группы их читал. Мистер Слинг, мистер Страшила и мисс Базука не нуждались в проводниках. Только в трансфере… более технологичном, чем верблюды, лошади или коротконогие, присасывающиеся лапами к поваленным бревнам и камням липуны. – Не кажется ли вам неразумным отправляться… Мисс Базука вытащила изо рта побледневшую, утратившую вкус и аромат жвачку. Наклеила ее на пыльный бронежилет проводника, похлопала его по плечу и сказала: – Нет, не кажется. Дай нам джипы, приятель, и не мозоль глаза. Твое сопровождение нам не нужно. – Но тур оплачен, как… – Молчать! – сказал мистер Слинг, и замолчали даже те, кого разговор не касался. С пончика одного из туристов на землю плюхнулся крем. Затихли дети, приехавшие на летнее сафари. Пилот заторопился, передавая мистеру Страшиле тяжеленные кейсы с книппелями, мотки линей и чехлы с гарпунами. Больше проводник не спорил. Им подогнали джипы, а с местной полевой кухни выделили сытный, полный жиров и углеводов обед. Мисс Базука сидела на сложенных в стопку кейсах со снаряжением, болтая ногами и постукивая каблуками по твердым пластиковым бокам. Кажется, любовалась закатом. Ее золотые веснушки, едва прикрытые слоем эпидермиса, гасли одна за другой, пока и вовсе не исчезли. Мистер Страшила и мистер Слинг переоделись, затянули на торсах обвязки, закрепили карабинами мотки линей. Огнестрел не брали – это, как и группы загонщиков, и бронированная от пяток до макушки защита, в которой тебя хоть крокодил мог жевать, и тебе даже ребра бы не помяло, – на современной охоте было признаком дурного тона. Неуважением к противнику. А лапчатка, безусловно, была серьезным противником. В полночь мисс Базука раскинула руки, сжав кулачки, и закричала на весь лагерь, разбудив пару-тройку детишек: – С днем рождения! Энцо, котик, ты уже совсем взрослый мальчик! Они расцеловались, а мистер Страшила, покряхтывая, сжал его в объятиях и оторвал ногами от земли, покачал туда-сюда, бесстыдно пользуясь разницей в росте и тем, что фамилия «Талль» его ни капельки не пугала. Мистер Слинг, смеясь, похлопал его по плечам, выбрался из медвежьей хватки, снова отряхиваясь, весь в черном, чистом и гладком, словно брезгливый кот. Даже воротничок терморубашки, выглядывающий из-под куртки, поправил и подровнял. Белым было только его лицо, по низу очерченное коротко стриженной бородой, а по верху – густющей, темной как вороново крыло, подбритой у висков шевелюрой. Глаза мистера Слинга тоже были темные, как маслины, с приподнятыми уголками. Широкое, простое, круглое лицо. Он даже на отца был не похож. И как его узнавали? Почему он не мог быть просто однофамильцем?.. – Охеренная будет днюшечка, – сочным бархатным басом сказал мистер Страшила. И перебросил мистеру Слингу ключи от одного из джипов – серебристо блеснувшие, с болтающимся на конце ярко-оранжевым поплавком. Болот и заводей тут столько, что поплавками оснащалось вообще все – от ключей до видеокамер… если кто-то еще пользовался ими по старинке, отказавшись от имплантов в лицевых костях. Кажется, когда они отбыли из лагеря, многие в нем вздохнули спокойнее.

* * *

Они вовсе не планировали выслеживать лапчатку ночью. Они планировали выслеживать лапчатку на рассвете, когда она станет неповоротливой и приготовится ко сну; а перед этим надо было добраться до Нчеба, а потом – до Пеше, по пути пару раз вытолкав из грязи завязший джип. Еще раз пришлось остановиться, чтобы разогнать сигнальными ракетами мелких, пульсирующих мутным белым светом болотных пузырей. Года через два и они станут достойным трофеем… а пока это – просто раздражающая помеха. Как липнущий на лицо гнус. Проводник не знал, что их цель – озеро в районе Пеше. Зачем пугать бедолагу? В лужах возле Нчеба лапчатки вырастали до десяти футов, но мистеру Слингу, мистеру Страшиле и мисс Базуке нужна была совсем, совсем другая добыча. Та, которая обгладывала деревья возле Пеше до того, что могучие стеркулии превращались в голые палочки. Наевшись, лапчатка залегала в озере, расправляя сотни своих маленьких и больших рук, сложив суставчатые пальцы в странные фигуры. Скорей всего, это был непроизвольный парез мышц, но кто-то усматривал в жестах лапчаток религиозную, почти сакральную символику. – Объект на девять часов! Двигается к приманке! В этот раз были без живой приманки: по размеру свиньи проводник точно бы догадался, на кого они планируют охотиться. Но аудиовизуальная приманка, посылающая в землю все положенные вибрации (топот копыт, возня, сопротивление веревкам…) тоже годилась. Лапчатка выметнулась из зарослей – сорок, а может и сорок пять футов сплошного великолепия. Тело длинное, ломаное, будто составленное из большого количества слепленных между собой торсов. На некоторых даже просматривались спортивные «кубики». Торсы располагались под произвольным углом друг к другу, словно их склеивали наугад. От каждого отходило несколько пар конечностей, все – исключительно руки. Мистер Слинг видел много трофеев – чужих, вызывающих жгучую зависть пополам с будоражащим предвкушением, – и заметил, что среди этих рук встречались пятипалые. Но гораздо чаще они были четырехпалыми, без большого пальца, с мягкими ладошками без линий. Чем дальше к хвосту, тем торсы становились меньше, а ручки – пухлее и короче. Эти конечности были похожи на младенческие и дрыгались туда-сюда, не принося лапчатке никакой пользы, не давая опоры, а просто дожидаясь своего часа. С годами, найдя себе лес побольше и лужу поглубже, тварь матерела; маленькие торсы разрастались, детские ручонки становились зрелыми четырехпалыми конечностями, а позади них отращивались новые маленькие тела… – Таллула? – На месте, – мистер Слинг не видел сейчас мисс Базуку, но готов был поклясться, что она ухмыльнулась. Темнокожая, обворожительная, с маленьким, страшным в гневе лицом. – Готова всадить этой гадине по самую… Головы у лапчатки не было. По крайней мере, в привычном смысле слова. Было нечто, похожее на бутон астры, собранный не из тоненьких лепестков, а из маленьких худых рук. Эти руки складывались пучками, те, что поглубже – сворачивались кулачками внутрь, а те, что снаружи, накрывали их слой за слоем. Когда лапчатке нужно было осмотреться, «бутон» из рук распускался, раскрывались дрожащие пальчики, и ими, словно кошка вибриссами, она осязала и видела мир. Ими же, цепкими и крошечными, разрывала добычу на маленькие кусочки и утаскивала в глубину «бутона» – туда, где безо всякого рта, без горла, без зубов сразу открывался просвет кишечника. Зачем лапчатке зубы, если у нее есть пара миллионов острых ноготков? Лапчатка вывалилась на прогалину, ломая кусты и перебирая всеми руками одновременно. Тело ее моталось и изгибалось, напоминая детскую игрушку-змею – кучу болтающихся деревянных сегментов на веревочке. Просвистело и грохнуло: мисс Базука выстрелила из переносного ракетного комплекса, адаптированного под охотничьи книппели. Две тяжелые крестовины, соединенные цепью, должны были обмотаться вокруг тела лапчатки и силой инерции сломать ей позвоночник. Но еще до того, как мисс Базука выругалась сквозь зубы; еще до того, как закричала лапчатка (это не был обычный крик – скорее, громкое шуршание, словно сотни людей цепляют ногтем о ноготь снова, и снова, и снова…) – мистер Слинг понял, что она промахнулась. Книппели попали не в спину твари, а в ворох ее рук, обвивая цепью, ломая разом десяток конечностей. Толку с этого, конечно, было мало. – Перезаряжаюсь, – коротко процедила мисс Базука. Уже прикинув, на какой местности разыграется финальная битва, мистер Слинг выстрелил из пневмата, загоняя в дерево шип с привязанным к нему тонким, бесконечно крепким линем. Потом еще одно дерево. И еще одно… Лини тянулись по земле, едва заметные в траве, и мистер Слинг привычно через них перешагивал. С другой стороны поляны метнулась ловкая, пригибающаяся к кустам тень – мистер Страшила тоже закреплял на деревьях лини. Все их концы сходились на металлической петле гарпуна, которым ему только предстояло воспользоваться. Лапчатка добежала до приманки, сломала ее секунды за четыре и, заскрежетав миллионом ногтей, рванулась в сторону основной угрозы – туда, откуда вылетели первые книппели. Мисс Базука выстрелила, почти сев на землю – и попала во взметнувшееся над ней огромное, изломанное тело. Просвистели книппели, цепь намоталась на промежуток между торсами – и там все закрутилось, заскрежетало и хрустнуло. Лапчатка замотала верхней половиной тела, раскрывая и сжимая пальчики всех своих рук. – Пошли, пошли! Главное было – не попасться ей в лапы. Мистер Слинг поднырнул под огромную тушу, обогнул ее, закидывая приклад и целясь. Соскочил зацеп, сработали тяжи, и толстый, зазубренный, мощный гарпун вошел между дрыгающихся рук в белое, уязвимое тело; пробил реберную сетку, вошел в кишечник и увяз где-то там. Лапчатка заскрежетала, но не смогла сделать главного – с перебитым позвоночником она не могла скрутиться в тугой, многорукий, абсолютно неразжимаемый шар. Случись это, на охоте можно было ставить крест. Мистер Слинг загнал гарпун в заднюю половину тела; за металлическими крючьями тянулись бесконечные зеленые лини, крепящиеся к деревьям. Лапчатка заметалась, закрутилась, извиваясь то ли червем, то ли змеей. Мистер Слинг, мистер Страшила и мисс Базука ушли из зоны поражения, скользнули под ветви, запыхавшиеся, раскрасневшиеся, с опасно сверкающими глазами. – Будем добивать? – жадно спросила мисс Базука. Ее длинные черные волосы были скручены и уложены, чтобы ни одна прядь не падала на лицо, не закрывала ей обзор. Гибкая, стремительная, идеальная охотница в термокостюме, обтягивающем тело, как чулок. – Рано, – ответил мистер Страшила, ладонью придерживая ружье. – Пусть отбесится. А мистер Слинг ничего не сказал. Он уже чуял неладное. – Не отбесится, – сказал он быстро. Слишком здоровая. Если бы вторая пара книппелей попала в цель… если бы позвоночник был перебит в двух местах… или хотя бы тварь была не такая длинная! Но длины ей было не занимать. Сорок футов. А то и сорок пять. Нижняя часть тела лапчатки начала скручиваться в клубок, мышцы сокращались, и мистер Слинг не увидел даже – услышал, как оборвался первый линь. Потом еще. И еще. – Сука, – выплюнула мисс Базука, хватая из контейнера еще одно гарпунное ружье. – Уходит! Кое-где лентами, мягкими и скручивающимися, с деревьев поползла кора. Крючья держались плохо, лини отскакивали один за другим. – Надо больше… – Отпускайте! – заорал мистер Слинг. Он увидел это воочию: как мисс Базука сунется к разъяренной, раненой, смертельно опасной лапчатке, и будет погребена под полутонной рук и торсов. Мистер Страшила выстрелил снова; гарпун вошел куда-то в бок, закрепился плохо, и тянущийся за ним единственный линь пришлось обрезать. Иначе лапчатка, рванувшись к озеру, утащила бы туда и мистера Страшилу. С душераздирающим хрустом подались кусты, кто-то закричал, кто-то упал, подсеченный под щиколотки обрывками линей – и лапчатка, такая огромная, такая желанная (переезды и перелеты, сборы и госпошлины, разрешения и визы…) ушла в озеро. Волна от ее тела разошлась такая, что колыхнулся камыш, а вода вышла из берегов и залила сидящую на земле мисс Базуку. Та скривилась, задрожав губами. Это была не обида, конечно же. Это была ярость. – Вот сука! – заорала она. – Эта мерзкая блядина просто взяла и… а ты чего улыбаешься?! Мистер Слинг стоял под деревом, ухмыляясь, весь измазанный грязью, с намотанным на левую ногу линем и без ружья. Волосы его торчали надо лбом, словно он зачесывал их с гелем для укладки. Вокруг пальца он крутил ключи от джипа. Мистер Страшила бросил короткий взгляд. Его черно-красные очки с ночными фильтрами мерцали в утренних лучах. Мисс Базука вскочила, и на крепкой ее заднице остался отпечаток светлой глины в виде красивого, сочного яблочка – две половинки, ложбинка между ними… – Чего ты лыбишься? – крикнула она. Мистер Слинг, улыбаясь, потряс ключами. Ярко-оранжевого поплавка не было. Мистер Страшила ухмыльнулся в двухцветную бороду. – Ах ты педрила, – сказал он ласково. – Прикрепил на один из линей? – Когда Таллула промахнулась, – признался мистер Слинг. – Сразу подумал – а вдруг… Линь был очень длинный. Теперь ярко-оранжевый поплавок болтался где-то в озере – осталось надуть компрессором лодку и найти, где залег их великолепный трофей. После книппелей и двух гарпунов лапчатки не выживают. Даже такие здоровенные. Сдохнет где-то на дне… а они, найдя поплавок, притянут линь к берегу, закрепят новые и вытащат лебедкой мертвую тушу. Лицо мисс Базуки расцвело. Веснушки на ее щеках зазолотились, отразив первый солнечный луч. – Ой, – сказала она громко и бесконечно радостно, – какая ж а-а-а-ахрененная днюшенька! Каждый раз бы так… Мистер Страшила, подняв фильтры-очки на лоб, деловито вытаскивал из джипа лебедку. – А вернемся домой – вручим тебе главный подарок, – пообещала мисс Базука. Глаза ее блеснули. Мистер Страшила, посмеиваясь, оторвался от лебедки и обнял ее – крохотную, не достающую ему до плеча. Мисс Базука привстала на мысках сапог, и они слились губами, руками, не замечая ни грязи на куртках, ни липнущего на кожу гнуса, ни того, что вокруг поляны заныли и загукали какие-то новые мелкие хищники. Раненая лапчатка всем нужна! Мистер Слинг закатил глаза и поморщился, изобразив отвращение. Конечно же, не настоящее. – Возвращайтесь в лагерь и снимите комнату. – У нас уже и так двое детей, – пробормотал мистер Страшила, тиская ладонью крепкую задницу мисс Базуки. «Яблочко» из глины стерлось. Теперь там виднелся смачный отпечаток руки. – Если мы снимем комнату, тебе придется посещать еще больше детских дней рождений…

* * *

О «главном подарке» мистеру Слингу пришлось слушать всю дорогу до Нчеба, и всю дорогу до Нуар-Нуду, и всю дорогу до аэропорта в Иплоке, и всю дорогу до автостанции в Ро. Они валились с ног от усталости, но на выручку пришла жирная еда, энергетики и капли для глаз, которые мисс Базука с загадочной улыбкой предлагала закапывать в нос. Это вредно, – предупредила она, – но если не переусердствовать… Они же не переусердствуют, верно? Настроение у мистера Слинга было праздничное, у мистера Страшилы – романтичное, а мисс Базука вся была наэлектризована, словно это был ее, ее собственный праздник! Для вечеринки она выбрала великолепное золотое платье. Родители мистера Страшилы согласились оставить детей у себя на выходные. А подарок… – Клянусь тебе, Энцо, ты просто обалдеешь, когда увидишь! – почти выкрикнула она. – Лапчатка – это супер, это потрясный трофей, но ты и не догадываешься, ЧТО мы для тебя откопали! Ты просто обалдеешь, клянусь! Просто обалдеешь! Ты...

* * *

– ... просто обалдею, – тихо сказал мистер Слинг. И его бокал с шампанским, высокий и узкий, словно созданный для того, чтобы в него помещалось как можно меньше алкоголя, упал и покатился по мраморному полу. Не разбился. Шампанское брызнуло на идеально черные крокодиловые туфли. Эти сутки были бесконечными. Перелеты. Поездки. Шум синхроптеров, вой вращающихся книппелей, шуршащий крик лапчатки, огромной, невероятной лапчатки, боже, в лагере у всех просто глаза на лоб полезли, когда они привезли свой обернутый брезентом трофей… Потом поздравления родных, вечеринка, лысая голова отца, пышные и румяные щеки матери… Костюм-тройка мистера Страшилы – элегантный жилет и рубашка с закатанными рукавами. Двуцветная борода. Татуировки на предплечьях. Глянцевые стекла очков, делающие его похожим на интеллигентного скинхеда. Золотое платье мисс Базуки, держащееся, кажется, не на бретельках, а на ее торчащих сосках. Ее сверкающие веснушки, ее сверкающие глаза, ее сверкающие от лака, собранные в высокую прическу волосы… Все ушло. Стало фоновым шумом, словно вживленные в кость динамики убрали звук до минимума. Мистер Слинг – Лоренцо Талль, наследник одной из самых богатых семей континента, – стоял в центре гостевой комнаты, и рот его был открыт. За спиной хмыкнул мистер Страшила. Сунул татуированные руки в карманы штанов – как быдло из подворотни, треснув ниточками идеальных швов. Его не волновало, сколько стоит этот костюм… и сколько стоит этот прием… и сколько стоит подарок, который они с мисс Базукой подготовили для любимого (во всех смыслах) друга. Посреди комнаты возвышался цилиндрический аквариум из закаленного стекла. Сверху его накрывала решетка. Вода внутри зеленая, морская, напрягись – ощутишь свежий йодистый запах… А еще – вонь крови. И тины. И слизи, покрывающей черные, матовые бока. Аквариум не был пуст. В нем, поддерживая человеческую часть тела вертикально, парил половозрелый тощий рыбень. Взаправдашний. Живой. Мистер Слинг ни разу не видел их живьем так близко. Пересохли губы, онемел язык, и даже поверхность глотки, кажется, стала шершавой, словно изъеденный ржавчиной лист металла. – Просто обалдею, – беззвучно повторил мистер Слинг. И честно обалдел, потому что такого подарка и представить не мог. Потому что такого подарка просто не могло быть в его жизни.