Под небом, под звездами

Синхроптер завис низко, над самым морем, и потоки воздуха от двух наклонных винтов гнали воду причудливой сетью – пересекающимися низкими волнами, сталкивающимися, взбивающимися в пену. Было еще темно, но восток уже обозначился тонкой золотой проволочкой. Потом эта проволочка начала разгораться, как нить накаливания в лампе… еще полчаса – и лампа вспыхнет. Солнце поднимется над горизонтом и озарит все: зависший над водой роптер, узорную сетку волн и – сквозь сине-зеленую толщу воды, – накрененный, обросший водорослями и ракушками рэк. – Уверен, что он тут? – спросил Гай, натягивая гидрокостюм. Сам он погружаться не планировал. Только в крайнем случае, если придется вытаскивать Энцо из воды. – Тут, тут, – сказал Энцо. Он был уже при полном параде: в дайвинг-костюме, маске и ластах. Никакого кислородного регенератора. Иначе в чем смысл? Таллула одевалась, раскатывая плотную тянущуюся ткань по шоколадного цвета плечам, поглядывая то на Энцо, то в окошко синхроптера. – Почему ты выбрал рэк? – спросила она настороженно. Энцо пожал плечами. – Тут интереснее. … тут интереснее, потому что накренившийся, разломанный надвое остов затонувшего корабля – это настоящий лабиринт. Фридайвер безо всякой охоты может заблудиться в нем и не выплыть. Гарпуном пользоваться вдвойне сложно, если пробьешь рыбину насквозь – можешь пришпилить ее к доскам рэка… потом поди отдери. Это запутанное, многомерное, странное пространство, полное солнца и воды, в последние месяцы являлось Энцо во снах. И в этих снах столбы света падали в круглые дыры иллюминаторов и пробоин. Правда, сейчас солнца еще нет… Но скоро – будет. – Это может быть совсем другой рыбень, – мягко сказал Гай. – Ты это понимаешь? – Понимаю. – Он может тебя не узнать. Не встретить, как друга… – Доктор Абель предупреждал, что они быстро дичают, – вставила Таллула. Веснушки ее едва теплились на смуглых щеках; но выйдет солнце – и они засияют так ярко, что будут слепить глаза. – Я все это понимаю, – сказал Энцо, отгружаясь и прикидывая, не перебрал ли веса на толщину гидрокостюма. Он понимал все это и даже больше. Ни одно их слово не было для него новостью. Ни одно их слово не могло его переубедить. Новостей о Вьюне не было почти год. Двенадцать месяцев молчания. Гробовой тишины. Энцо был хорошим мальчиком; он действительно завязал с охотой. Акции Таллей поползли вверх, пиар-отдел переключился на другие проблемы, и перевоспитавшийся сынок богача перестал быть интересной темой для папарацци. Дожидаясь, когда его план придет в действие, Энцо раскинул агентурную сеть по всему побережью. Все те люди, которых он собрал, когда «охотился» на бледных ликов… весь персонал его дома – проверенный, преданный именно Лоренцо Таллю, а не его деспотичному отцу… Кто бы мог подумать, как много у местных садовников и горничных, поваров и стилистов, подбирающих в коллекцию Энцо новые черные рубашки взамен старых черных рубашек – так вот, как много у них братьев, сестер, племянников и внуков! Сотни и сотни глаз, рассеянных по побережью Пеле. Не Юстина. Не Иплока. Энцо выбрал для встречи удаленное место – живописную бухту в Пеле, где восемьдесят пять лет назад затонула пассажирская яхта, и дно еще не было устлано губчатыми телами обжор. Время шло. Агентурная сеть молчала. Энцо думал: что, если треп про звезды был пустой похвальбой, и рыбень не сможет найти дорогу? Вдруг отец обманул его на случай, если Энцо сразу бросится искать рыбня, и зашвырнул того не в Океан Спокойствия, а в водоем, не сообщающийся с большой водой? Что, если рыбень, в конце концов, нашел хорошую стаю и передумал драться? Забыл Энцо и ему подобных, как страшный сон?.. Время шло. Энцо успевал воспрять духом: ни одно путешествие, особенно вплавь и на такое огромное расстояние, не может быть быстрым. Энцо успевал впасть в отчаяние: ни одно путешествие, особенно вплавь и на такое огромное расстояние, не может быть безопасным. Что, если рыбня уже нет в живых?.. Иногда Энцо опрокидывал рюмку ядреной мандариновой водки и думал: вот оно, твое большое приключение. Твое СВЕРШЕНИЕ, которое наполнит жизнь смыслом. Чтобы быть не просто рыбнем, который «плавать и жрать рыба», можно отправиться в гребаную кругосветку. Под небом. Под звездами. Под линиями воздушных энерготрас. Сквозь течения и шторма, мимо акул и душегубок, вопреки здравому смыслу. Кто еще из рыбней отваживался на такое? И главное – ради чего? Ради человека?.. Иногда Энцо впадал в черную меланхолию и думал, что он того не стоит. Вьюн давно уже свободен и, быть может, нашел свое верховное божество. Теперь плавает сквозь поры его гигантского тела, как дурацкий лейкоцит. Разве это не важнее, чем путешествие на другой край света ради какой-то драки? Думая так, Энцо начинал пить; какое счастье, что пресса уже потеряла к нему интерес. Он напивался безобразно, до того, что Таллула, горбясь под его весом, вытаскивала друга из прокуренных баров, а иногда – торопливо застегивала ему ширинку, прежде чем запихнуть в такси. Энцо не смог когда-то утопиться в бассейне, и потому топил себя в сладкой-сладкой, а иногда – горькой, а иногда – безвкусной, крепко пахнущей спиртом отраве. Потом он словно просыпался. И снова думал, что это – просто затянувшееся путешествие. И рыбень – его рыбень; осторожный, сильный, ловкий рыбень, спасибо доктору Абелю, – немного задерживается. Не так уж просто, знаете ли, устроить кругосветный круиз! Периоды бодрости и меланхолии чередовались; Энцо то заплывал до того, что глаза его превращались в опухшие щелочки, то сгонял отеки и просушивал мышцы, снова возвращаясь к дайвингу. Это был последний глоток экстрима, который у него не отобрали. Сбрасывать нервное напряжение на охоте он больше не мог (Лоренцо Талль перевоспитался! отец настаивал, чтобы эта легенда продержалась минимум пару лет), потому Гай и Таллула ездили без него. В освободившийся бассейн Энцо взял на передержку пару афалин. Иногда даже плавал с ними. Гладил по влажным, вздымающимся от дыхания бокам, и ядовито думал: предложи кто Сесилу Муртау дельфина, он бы и его выебал? Или у Муртау есть свои ксено-стандарты? Энцо варился в своем бесконечном ожидании до занемевшего сердца, ватного мозга и полного равнодушия ко всему… ... пока не зазвенел первый колокольчик. Внучка остеопата, приводившего косточки одной из его горничных в порядок, плавала с друзьями на яхте у побережья Пеле. В воде пьяные подростки заметили «черную ленту». Потом было еще два сообщения о «черной ленте». И никаких инцидентов. Рыбень не выходил на пляжи. Не пугал серфингистов. Не приближался к популярным дайверским местам. Энцо собрал данные (аккуратно, тайком от отца) и нанес их на карту. По всему выходило, что «черная лента» обитает в окрестностях нужного рэка. Это не было… радостью. Не было надеждой. Это было очень холодное, спокойное чувство – как будто ты много-много дней шел к своей цели… и просто дошел. Но прямо перед ней тебе хочется не пуститься вскачь, не впиться в нее руками и жадно прижать к себе, а сесть и подумать. Покидая дом с сумкой, полной снаряжения, Энцо столкнулся с маменькой. Та увлеченно смотрела в экран планшета. – Мам, я уеду, – сказал Энцо, и она заморгала, словно проснувшись, обнаружив рядом с собой взрослого (когда только успел?) бородатого сына. Энцо чмокнул ее в пухлую, румяную щеку, и подумал, что это может быть их последняя встреча. А может, его вернут домой без руки, или без ноги, или на аппарате искусственного жизнеобеспечения… Как знать. Расстраивать маму прогнозами он, конечно же, не стал. Она и так была расстроена: взгляд ее снова притянулся к экрану, брови нахмурились, и ясно было, что в мире моды бушуют шторма. Совсем не такие, как в море, но оттого не менее важные. Энцо не стал ей мешать и покинул дом, тихонько насвистывая, захлопнув за спиной высокие, отделанные гренадилом двери.

* * *

– Готов к спуску? Энцо, улыбаясь, показал Гаю большой палец. Воздух на болтовню не тратил, дыша медленно, затормаживая сердечный ритм и в этот раз не гипервентилируясь. Не хотел придушивать рефлексы, ответственные за вдох. – Думаешь, это все-таки он? – спросила Таллула, и солнце вышло из-за горизонта, ударило в окна роптера, осветив ее лицо и заставив зажмуриться. Веснушки на щеках засияли чистым золотом. Энцо, так и не ответив, нажал на рычаг и заставил дверь роптера отъехать в сторону. Какое-то время стоял, одной рукой удерживая вертикально развернутый арбалет для подводной охоты, а другой упираясь в раму фюзеляжа. Потом спрыгнул солдатиком, сводя пятки, придержав маску ладонью. Высота была пустяшная. А дальше – только море и рэк, в котором (Энцо не видел, но знал) его уже ждали.