Любовь – сложное понятие

      Два дня пролетели непринуждённо и спокойно. Дни то солнечные, то дождливые и пасмурные. С погодой зачастую меняется и настроение, но не у всех. Каждый воспринимает погоду, как хочет: кто-то радуется солнцу и проводит как можно больше времени на улице, пока дни ещё тёплые, а кто-то радуется пасмурной погоде, прохладному дождю. Ну а есть те, кто считает зависящее от погоды настроение бредом и опирается лишь на окружение и происходящее в нём. Чем старше становишься, тем больше понимаешь, что с каждым годом меняешься, взгляд на жизнь тоже становится иным. Вот только далеко не у каждого этот «взгляд на жизнь» преобразовывается во что-то более взрослое и глубокое. Очень трудно найти свой путь, который предначертан судьбой. Многие на протяжении многих лет остаются лишь в поисках себя, своего истинного пути, в поисках человека, который будет разделять с тобой счастье, грусть и дальнейшие этапы жизни. Почему-то язык не поворачивается сказать, что у всех неделя началась легко и спокойно. Аран не в числе этих «всех», как и Шон. С одной стороны кажется, что не может быть такого, что каждый день происходят какие-то конфликты, развития и уже будто неотъемлемые разговоры и новые недопонимания. Но если посмотреть с другой стороны, то жизнь как никак не стоит на месте, и порой она создаёт неожиданные препятствия. У этих двоих не просто «один любит», а «другой ненавидит». С каждым днём между ними происходят перемены. Непредсказуемые, временами даже молчаливые перемены. Шону казалось, что у него появилась совсем небольшая надежда на возможность делать шаги к истинному желанию стать для Арана человеком, который перечеркнёт всю боль, которая с каждым днём всё отчётливее виднелась в его глубоком, но таком пустом взгляде. Но почему? Почему вчера, сегодня Аран закрылся от всех, стал смотреть на всех с безразличием и отторжением? Казалось, что он на протяжении дня ни разу не посмотрел ни на кого, не произнёс и слова, а просто спрятался где-то и не хотел попадаться всем на глаза. Половину уроков он прогуливал непонятно где. Но Шону было неспокойно от таких резких перемен, ведь ещё несколько дней назад они разговаривали, пытались разъяснить разногласия, Аран был в его искренних объятиях… В отличие от остальных, ему не было всё равно на то, как он себя стал вести. Шон понимал, что Арану, скорее всего, не понравится, что он последует за ним, влезет в его проблемы, но просто быть в стороне и сидеть сложа руки… Нет, это не про него, когда дело касается небезразличного ему человека. Два дня назад Шон на уроке пошёл следом за Араном, чтобы узнать, где он был на прошлых нескольких уроках. Парнишка непринуждённо шёл за ним, держа дистанцию, чтобы тот его не увидел. Как только Шон завернул за угол пустующего и светлого коридора, то Арана уже не было на виду. Он зашёл в один из кабинетов: в английский, истории или же в комнату для отдыха. Шон подумал на третий вариант, ведь из двух других кабинетов доносились голоса учителей, которые вели урок. Не спеша зашагав к двери комнаты отдыха, он обернулся по сторонам, потому что послышались шаги сзади. Но там никого не было. Шон вздохнул с неким облегчением и подошёл к двери, медленно потянув за железную холодную ручку. Кабинет был заперт, сколько бы раз не пытался давить на ручку.       «Я же видел, что он направился в эту сторону…» — Шон ненадолго замер на месте, пытаясь понять, где же тогда Аран, если не здесь. Но он не стал искать дальше его по всей школе, так как чувствовал себя навязчивым и эгоистом. Обратно вернувшись в класс математики, Шон огорчённо поглазел на парту Арана, но и здесь его не было. На протяжении урока обеспокоенный парнишка буквально на несколько секунд оглядывался назад, глядя на пустующее место его самого яркого пристрастия и желания. Слова учительницы о новой теме пролетали мимо ушей, голова была занята мыслями об Аране, и всё ли с ним в порядке. На протяжении учебного дня он присутствовал на трёх последних уроках, а после окончания занятий молча и незаметно ушёл домой. Не хотел идти туда. Ноги так и хотели развернуться и направиться куда угодно, только не домой. Но у него не было выбора. Да и друзей, у которых он мог бы переночевать и получить поддержку, тоже. Тело, разум будто… чужие, новые. За одну ночь всё стало по-новому, и эти перемены точно не пошли ему на пользу. Казалось бы, что это нормально, человеку свойственно меняться. Но у Арана в жизни было столько попыток измениться, и ни одна не была позитивной и удачной. В детстве часто приходилось подстраиваться под настроение родителей, что и стало причиной дальнейших попыток перестроить свою жизнь так, чтобы его приняли и назвали добрым и приятным словом. Это всё переросло в ненависть не к тем, кого родители называли «ненормальными», а к отторжению самого себя и стремлению заполучить внимание. Уже на протяжении нескольких лет он живёт одним желанием – заработать денег, хоть и приходиться терпеть всю тяжесть этой «работы», и съехать поскорее от родителей. И всё, больше ничего. Больше нет никаких целей, интересов. Идя по оживлённой улице, чувствуя дуновения прохладного ветра. Всё вокруг кажется каким-то другим: или чем-то новым, или давно забытым старым. Может, в Аране проявляется его какой-то из прошлых «я»? Потому что чувства одновременно знакомые и странные, непривычные и очень гнетущие. Двадцать минут пролетели. Он зашёл в небольшой магазинчик и купил бутылку пива, то, на что хватило денег. Ноги направились в направлении того места, которое каждым деревом, каждым кустиком напоминало о Шоне. Но Аран вовремя остановился и осознал, что слишком часто в последнее время бывал там, и ему стыдно, больно было признавать, что желание придти туда и увидеть спокойного и задумчивого Шона, рисующего что-то в своём скетчбуке. Он свернул на неизвестную улицу и оказался во дворе дома, практически неосвещенным фонарями. Посередине была небольшая площадка, обставленная вокруг ярко-жёлтыми деревьями. Аран очень неуютно себя чувствовал здесь, поэтому тут же ушёл. Больше не было желания идти куда-то, искать уединённое место, чтобы сесть и в спокойствии и одиночестве выпить бутылку алкоголя. Он открыл её, не спеша ступая по нежеланной дороге домой. С каждым глотком понемногу уходит тревога и неприятное сжимающее чувство в груди. Как ни странно, еле слышный шелест листьев был как успокоением, которого раньше Аран и не замечал. Но если подумать, то это всё, что у него есть: считанные купюры, за которые он купил алкоголь, сам напиток и шелест красочных листьев. Аран не обращал внимания на окружающих, которые раньше его пугали до дрожи. Нет, конечно, он и сейчас чувствует себя некомфортно, но в данный момент взгляд направлен и не в пол, и не прямо, а куда-то… между. Глоток за глотком. Хочется ещё, но денег с собой больше нет, и приходится растягивать содержимое бутылки как можно дольше, чтобы хоть чем-то занять время. Он ходил-бродил вдоль оживлённой дороги и присел на одну из лавок. В голове всплывал сегодняшняя встреча с психологом в школе, консультация о жестокости на сей день, насилием в семье. С половины этого урока Аран и ушёл, не желая ничего слышать об этом. Сейчас же он просто сидит и не знает даже, о чём подумать, если не о том, что меньше всего хотелось бы вспоминать. Ещё никогда одиночество не было таким отвратительным. Ему хотелось какой-то компании, но с Гленом ему бы не стало лучше, но кроме него-то никого и нет, к кому бы Аран мог обратиться и хотя бы просто посидеть, не с самим собой. Но он не стал звонить ему, потому что это лишний раз бы напомнило о «Волках», от которых и так тошно.       «Когда уже это закончится? Или это только начало, блять?.. Из-за этого чёртового значка они мне теперь жить запрещают…», — Аран закинул голову назад и глазеет на нежно-голубое небо, которая с каждой минутой плавно переходит в оттенки розового и оранжевого. Сколько бы глотков напитка он не делал, паршивое состояние не покидало. В его случае запивать проблемы и тревоги алкоголем – совершенно нерабочее средство. Но пока Аран не нашёл другого способа и пользуется тем, что обычно другим помогает. Его и так раненое сердце надкололось ещё больше. Увидев значок у Аран, мать стала полностью против него. Она высказала ему: «Право на жизнь есть только у нормальных, а не у таких дряней, как ты! Сколько мы сил вложили в твоё воспитание, а оказалось, что мы живём под одной крышей с тем, кто ничего не достоин.». Снаружи холодный и безразличный, а внутри ранимый и переполняющий эмоциями, столькими попытками сдерживать слёзы. Аран поэтому внезапно и изменился в поведении до неузнаваемости, потому что он терпел всю жизнь унижения и поднятую на него руку родителей, но сейчас в его жизни что-то пошло не так. Слова матери и отца о том, что он «недостоин жизни», ранили его пустое или же наоборот, казалось бы, окончательно разбитое сердце. От безысходности и полного отсутствия понятия, как жить дальше, как справляться со всем этим, хотя, как он уже давно понял, это никому не нужно, ему в том числе, Аран решил не строить из себя «холодного» и «безжалостного», как видят его многие, а просто полностью плыть по течению и показывать снаружи то, что у него внутри. Как долго будет такое странное состояние? А стоило ли вообще так делать? Ведь до этого на него хоть как-то обращали внимание в школе, а теперь его никто не видит, он спрятался от всех, и контакта с одноклассниками и другими учениками нет. Выкинув бутылку в мусор, Аран задался вопросом: куда сейчас идти? Он только что осознал, как же он беспомощен. Ему совсем некуда идти, не к кому обратиться за помощью или хотя бы попросить переночевать. Желания поскорее съехать недостаточно. Но Аран понимал, что с таким способом заработка, с тем, что приходится делать для этого, у него не скоро появится шанс воплотить это желание в реальность. Вся жизнь так давит на его психическое здоровье, что ему порой кажется, что лучше уж испытать такую же, но физическую боль и иметь возможность всё вылечить, чем терпеть то, что с раннего детства и по сей день терзает и убивает изнутри, от чего, кажется, невозможно избавиться. Аран задумывался над этим, когда смотрел на Шона, который, несмотря на сильные побои, продолжал показывать всем то, из-за чего столько раз получал ссадины и синяки по всему телу. Физическая боль не такая мучительная, как душевная? А отличаемся ли мы чем-то друг от друга? Меня били родители, говорили столько невыносимого и отвратительного, делили всех на «нормальных» и «ненормальных», а я, в свою очередь, всё это внушал тебе. Так почему мы настолько по-разному на это реагируем? И почему я вообще об этом думаю?.. Следующий день. Энтони в спешке собрался в школу, чтобы уже поскорее пойти в неё и не выслушивать надоедливые высказывания отца. Но тот всё равно успел вставить своё слово. Энтони идёт в школу по холодной и пустующей улице, хмурясь от слов папы. Он думал, что у него жизнь будет идти так, как захочет, но мнение и слова отца говорили обратное.       «Вот надо было ему ещё сильнее всё испортить… Расспрашивал про окончание уроков, твердил, что теперь после школы будет лезть с этим… чёртовым контролем. Как же мне надоело он уже это слово «контроль»!.. Как подумаю про него, то сразу с папой начинает ассоциироваться», — Энтони скорее разозлился, чем расстроился из-за его слов, ведь смелости сделать первый шаг и высказать своё мнение он смог, и опускать руки не собирается. Спустя долгие полчаса Энтони подошёл ко входу в школу, но свернул в сторону, увидев Шона, который в одиночестве просто стоит во дворике, оперевшись о холодную стену здания и держа в руке лёгкую серую куртку.       — Привет. Ты чего тут один? В класс не заходишь, — произнёс он, подойдя к Шону.       — А… я позже зайду, иди без меня… — тот ответил неуверенно, будто скрывая что-то.       — Ну как знаешь, — Энтони приблизился ближе к нему и продолжил:       — Ты не занят после уроков? Я хотел, как мы и договаривались… встретиться, — он перешёл на полушёпот и взволновано забегал глазами.       — Да, я помню. После занятий тогда сразу пойдём, — Шон улыбнулся тому в ответ, показывая готовность поддержать, потому что понял, что Энтони хочет поговорить о чём-то важном. — Может, ко мне домой?       — Нет. Мне как-то легче говорить на улице, в нашем месте…       — Без проблем, — Шон скрестил руки на груди и осмотрелся по сторонам. — Тогда ты идти в класс, а я ещё тут побуду… — он сжал лямку рюкзака и глубоко вздохнул, перевёвши свой пронзительный и мягкий взгляд обратно на Энтони. Тот быстро скрылся за входной дверью школы, а Шон так и остался на улице. Он был в ожидании Арана, хотел убедиться, что тот точно придёт. До начала урока осталось десять минут, а его всё нет. Обычно он приходит рано, а сейчас до сих пор не появился.       «Уже начался урок… Надеюсь, Аран придёт и у него всё хорошо…», — услышав звонок, Шон расстроенно вздохнул и направился в класс. Обыденность порой надоедает, и, скорее всего, каждый ощущал это на себе, когда на протяжении всего дня чувствуешь давление и тягость, хочешь, чтобы день как можно скорее закончился. Шон почти уверен, что без Арана его жизнь была бы точно такой же. Или, может, так просто кажется, ведь ему сложно представить свою жизнь, в которой не было бы Арана, мыслей о нём, мастерской и дневника с его секретами. Сейчас только первый урок, а Шону уже начинает всё быть в тягость из-за беспокойства о нём. Еле дождавшись окончания урока, который он провёл в попытках сосредоточиться на каком-то лёгком и успокаивающем рисунке, но листок скетчбука так и остался пустым, он подошёл к классному руководителю и спросил его, не знает ли он, почему Арана не было на первом уроке. Но в ответ Шон услышал «нет», и это расстроило его ещё больше. Как только он собрал все вещи в рюкзак и пошёл в коридор к своему шкафчику, то чуть не столкнулся с Араном, который искоса посмотрел на него, нахмурив брови, и в спешке куда-то направился.       — Аран… — негромко произнёс Шон, пытаясь остановить его. Но тот полностью проигнорировал и, не оглядываясь, завернул за угол коридора. Шон последовал за ним, одновременно борясь и отталкивая внутри чувства навязчивости и тяготы для Арана. Он подбежал к двери в комнату для отдыха, которая перед его лицом громко захлопнулась. Но она не открывалась, так как Аран закрыл её на замок.       — Открой… пожалуйста. Я видел, что ты зашёл сюда… — ладонь Шона крепко вцепилась в ручку двери и будто была готова разломать её на части. Раздался щелчок, и вход в кабинете был открыт.       — Чего ты хочешь от меня? — гневно, но тихо, низким голосом спросил Аран, стоя в проходе и направив взгляд в сторону.       — Что ты здесь делаешь?.. И… почему один закрываешься? — не раздумывая задал вопрос Шон, но догадывался, что ответ ни на один из них не получит.       — Свали отсюда. И прекрати уже за мной таскаться! Бесишь!..       — Я… — Шон растерялся и не знал, что сказать. Он шагнул в кабинет и закрыл за собой дверь на замок, как Аран и делал до этого, потому что хотел, чтобы сейчас тому было как можно комфортнее. — Я говорил, что ты… мне нужен, я хочу помочь тебе. Если ты закрылся здесь в одиночестве и вчера, и сегодня, то на это есть причина. Не хочу лезть в подробности, оно и не надо, просто хочу помочь тебе, чем смогу, и чтобы ты… принял эту помощь. Прошу…       «Чё с ним не так? Почему он вдруг стал таким смелым? А может это со мной что-то не так?..» — Аран разволновался и развернулся, направляясь в угол кабинета у окна, где стоял небольшой диванчик, на котором он и сидел, размышляя ни о чём. Комната отдыха просторная и уютная. Стены разукрашены в приятные пастельные тона, стоят полки со множеством современной литературы, фантастики, детективов, классики и многим другим. На полу лежат разноцветные кресла-мешки, а у стены находится кулер для воды и столик с различными сладостями и закусками. Шон томно вздохнул и последовал за Араном, садясь рядом с ним на край дивана. Тот сидел, согнув ноги в коленях, и закрыл глаза, потому что смотреть куда-либо сейчас будет слишком неловко и неуютно.       — Я… хочу сказать, что всё замечаю, каждую мелочь. Я вижу страх и боль в твоих глазах, когда ты смотришь на меня. Мне не понять, почему ты стал вести себя так апатично ко всем и всему, но знаю, я уверен, что сейчас… не получу никакого ответа. У меня впервые, что мои чувства к тебе выражены не на листе бумаги, а человеку, из-за которого эти чувства и появились… — Шон не мог остановиться. Слова одни за другими доносились из его уст, а тишина в ответ давала понять, что он может и дальше продолжать высказывать свои чувства самому загадочному и любимому человеку в его жизни. Аран ощущал себя совсем не так, как представлял себе Шон. Он погряз в себя, в свои страдания и из-за этого потерял ту единственную яркую частичку в его сердце, которая заставляла чувствовать иногда приятный, иногда болезненный трепет. Он стал безразличен к значку, за который раньше изо дня в день хватался, не выпуская, как за что-то бесценное, в надежде не потерять. Очень сложно было скрыть слёзы, которые были готовы потечь по щекам в любую секунду из-за слов Шона. Ему никогда в жизни никто подобного не говорил, он молча слушал его и запечатлел в памяти каждую услышанную фразу, в надежде никогда не забыть этих тёплых и непривычных слов в его сторону.       — Оставь меня. Я не хочу ничего слышать, — резко вставил Аран и открыл глаза, с тяжестью сглотнув.       — Прости меня. Я влез не в свои дела, я знаю… Мне сложно было держаться в стороне. Прости… — огорчённо произнёс Шон и встал с дивана, сразу же выходя из комнат и направляясь в кабинет следующего урока. Он расстроился из-за реакции Арана. Но и игнорирование не исключал. Шон знал, что как бы серьёзно он не был настроен на разговор, и какой бы серьёзной ни была причина… Аран не станет слушать его ни на секунду. На переменах Шон и Энтони проводили время в коридоре, как и многие другие. И заодно договорились, когда они сегодня встретятся. У Энтони не было особо времени после школы, когда бы он мог пойти погулять с Шоном, и отец бы его отругал за это, поэтому единственный выход – это не обращать внимания и делать так, как хочется. Они решили встретиться часов так в восемь, в парке, где обычно гуляют. У Энтони прям камень с души упал, когда, наконец, сможет поговорить с Шоном наедине, хотя ещё точно не знает о чём. Вот и закончились все уроки. Школа была уже почти пустой. Ученики разошлись по домам. Энтони сидит в классе английского языка и ждёт классного руководителя, пока та вернётся из учительской и расскажет ему о новом материале, который изучали, когда его не было в школе. Тем же временем отец на протяжении десяти минут стоит у входа в здание и ждёт его с явным недовольством. Спустя ещё минут десять Энтони освободился и вышел из кабинета, направившись к выходу. Он покинул школу и остановился на ступеньках, увидев папу.       — Ты издеваешься? Зачем ты пришёл сюда?! — Энтони возмутится и быстро спустился, подойдя к отцу.       — Не повышай голос на меня! — тот нахмурился и перешёл чуть ли не на крик. — Я тебе утром сказал, что больше не потреплю твоих задержек непонятно где после школы.       — Пап, мне семнадцать, а не десять! Пойми уже! — Энтони сильно разозлился из-за слов отца и его отношения к нему. Он без раздумий рванул вперёд и ни на секунду не хочет оборачиваться назад, видя папу, который продолжает кричать на него и, наверное, никогда не примет его таким, какой он есть. Из окна школьного коридора Аллен наблюдал за этой неприятной ссорой и сам не заметил, как от увиденного конфликта брови нахмурились, возникло чувство возмущения и даже некое огорчение. Он прекрасно осознавал, что ни причины, ни самого конфликта он не слышал и не знал, ведь влезать в личные проблемы ученика – это неправильно, и ему самому бы не хотелось расспрашивать Энтони, хотя переживания не давали ему покоя... Вечер наступил быстро и незаметно. Шон выполнил домашнее задание, а теперь с небольшим волнением, но одновременно лёгкостью на душе, уже собирается в прихожей на встречу с Энтони. Но тут неожиданно раздался звонок в дверь, и он тут же открыл её.       — Энтони? — спрашивает удивлённо Шон. — Почему ты ко мне пришёл? Мы же договаривались пойти прогуляться.       — Ну… да, я помню, просто… я передумал. Ты не против? — Энтони всё ещё стоит в подъезде и начинает всё сильнее волноваться, потому что то, о чём он хочет поверить с Шоном – не из приятных тем для него.       — Да, проходи. Родители ещё на работе, так что, думаю, тебе и мне будет спокойнее, — он шагнул назад, впуская Энтони в квартиру, и обратно разулся, уходя к себе в комнату. Тот же не стал медлить и тоже снял верхнюю одежду, обувь и пошёл к Шону. Он свободно уселся на кровать, скрестив ноги, и водит глазами по всем уголкам комнаты.       — Принести что-нибудь перекусить? — Шон надел домашнюю футболку и хлопнул дверцей шкафа, непринуждённо спрашивая.       — Нет, не нужно. Я хочу только попить чего-то, — отвечает Энтони и с облегчением вздыхает. Совсем скоро Шон вернулся с чашками тёплого зелёного чая и поставил их на стол, а сам сел на кровать.       — Знаешь… Я тебе даже как-то завидую, что ты живёшь в такой комнате. Я бы так хотел избавиться от всего и иметь столько сил и свободы как у тебя. Но… — Энтони запнулся и взял чашку чая, сделав большой глоток.       — Но?..       — Об этом я и хотел поговорить. Раньше я не хотел ничего рассказывать, но со временем понял, что когда рассказываю тебе даже какую-то мелочь, то чувствую поддержку и доверие… — он глянул на Шона как-то… странно: нервно водит глазами по его лицу, не может сконцентрироваться. Но ощущения были неприятные, непонятно из-за чего.       — Я твой лучший друг, а ты мой. Если есть то, что тревожит, то ты знаешь, с кем можешь поделиться, — Шон легонько покрыл своей ладонью его руку и показывал, что настроен на дружескую поддержку.       «Я вообще ничего не могу понять…», — Энтони резко приблизился к Шону и коснулся своими губами его. Но тот сразу же оттолкнул его и был в недоумении.       — Зачем ты это сделал?.. — он слегка отодвинулся от Энтони и смотрит на него взглядом, полным растерянности.       — Я… не знаю… Просто ты всегда такой добрый и отзывчивый, что я начал бояться, что моё отношение к тебе не просто дружеское… Прости. Я совсем перестал различать чувства после… — Энтони закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Выдох. Он пытается настроить себя на то, чтобы рассказать хотя бы в общих чертах свою проблему, которая сильно повлияла на его жизнь.       — Ты же знаешь, что я всегда готов выслушать, — вполголоса добавил Шон и снова стал спокойным и уверенным, будто сейчас не произошло ничего неожиданного.       — Ох… — вздохнул Энтони и сделал несколько глотков чая. — Год назад, весной, я познакомился с парнем, он сын знакомых моих родителей. Мы так быстро сблизились и привязались друг к другу, что я не заметил, как… он начал нравится мне. Пропустил этот момент и всё, осознал только тогда, когда чувства были уже крепкие и явно больше, чем просто дружеские. Но я не скрыл это, рассказал ему.       «Я пришёл к Шону поговорить, выговориться наконец, но не думал, что будет так тяжело…», — Энтони прекратил говорить и на миг погряз в свои мысли. Но всё же продолжил говорить, собравшись с силами и мыслями. — Мы встречались где-то… четыре месяца. Мне он сильно нравился, даже больше, чем нравился или просто привязанность. Я испытывал по-настоящему сильные чувства к нему. Но в один из дней он… поступил просто ужасно. Я не могу забыть то, что он сделал. Из-за его поступка у меня просто всё… смешалось внутри… — вспоминая события того дня, Энтони заплакал, даже не пытаясь сдерживаться перед Шоном, а тот, в свою очередь, приобнял его за плечо, чтобы проявить свою поддержку и понимание. — Я винил себя. Чувствовал огромную вину за то, что всё было из-за меня и моих чувств. На протяжении всего времени, что мы встречались, я был уверен, что друг к другу у нас были серьёзные чувства и намерения, но после его поступка полностью уничтожил эту уверенность. Теперь я просто не могу отличить дружбу от привязанности и влечения, а влечение от любви… — больше не выдержав, Энтони крепко обнял Шона, не прекращая лить горькие слёзы.       — Тебе… некомфортно со мной из-за этого? Я хочу услышать правду, а не какие-то оправдания или стыдливость… — Шон крепче сжал Энтони в своих объятиях и внимательно смотрит на него, уверенно и спокойно ожидая, пока он ответит.       — Нет! Я просто… начал переживать, что из-за меня и моих чувств наша дружба может прекратиться или же уже не быть прежней… Прости за то, что сделал и наговорил столько всего, — он вытер свои слёзы и чуть отодвинулся от Шона, взяв чашку и допив уже остывший чай. — Родители будто помешались на этом случае и туда же приписали свою грёбаную веру. Я не знаю, сколько ещё это будет продолжаться, но стараюсь изо всех сил доказывать их неправоту и то, что настоящий я полная противоположность их… словам и ожиданиям.       — Знаешь… Если бы я был на твоём месте, то другого ответа им и не давал. Я не знаю, что именно они говорят, но даже без этого могу понять тебя… Когда все вокруг настроились против тебя и приходится справляться со всем в одиночку, то нужно постараться найти в себе силы бороться… Я тебя понимаю… — успокаивающий тон Шона утешил Энтони, и дружеские объятия помогли утихомирить его волнение.       — Может, всё-таки на улицу пойдём? Я бы не отказался пройтись где-нибудь.       — Да, пойдём. Мне как раз нужно краски купить, — у обоих парней на лице уже сияет лёгкая улыбка, и одному, и второму стало намного легче. Шон отнёс чашки на кухню, затем вернулся в комнату и быстро надел обратно лёгкий коричневый свитер. Они направились в прихожую, и нескольких минут не прошло, как парни уже спускались на лифте. Снова непринуждённые разговоры, спокойная и уютная прогулка, советы и поддержка от Шона. Энтони не пожалел, что рассказал ему столь неприятный для него секрет. Ни он, ни Шон больше не затрагивали эту тему сегодня, а просто общались… обо всём. Телефон на секунду ослепил Энтони, когда тот достал его, чтобы посмотреть время. А оно пролетело незаметно. Гуляли они где-то час, может больше. Нужно расходиться по домам, хоть и придётся выслушать очередные недовольства от отца. Но сейчас он голову не забивает этой мыслью, а оставил её почти незамеченной, думая лишь о чём-то позитивном и утешительном. Они довольно быстро попрощались, и Энтони ступил домой. Шон же ещё планировал купить краски для рисования, и так как было уже поздно, он зашёл в ближайший художественный магазин, который был открыт. Спустя десять минут, стоя на кассе, взгляд направился на довольно большое окно, в котором ему показался Аран.       «Не мог же он именно сейчас появиться передо мной… Я слишком обращаю внимание на него в последнее время?..» — Шон засмотрелся в окно, как вдруг кассирша его позвала, и он слегка вздрогнул. Расплатившись за краски, он вышел из магазина и начал осматриваться по сторонам, не показалось ли ему. Но разглядывал недолго, Аран почти сразу появился в поле зрения. Фонарь, возле которого он сидел на парапете, освещал его, так что Шон не мог ошибиться.       — Аран? Что ты тут делаешь?.. — он подошёл сзади и удивлённо спросил. Аран резко повернулся и беспокойно водил глазами по лицу Шона.       — Я видел тебя с… этим… — Аран сжал зубы и еле как сглотнул слюну. — Поэтому и жду здесь… — растерянный взгляд был недолго и уже более серьёзный, с нахмуренными бровями направился в сторону.       — Ждёшь… меня? — Шон уселся рядом с Араном и пристально смотрит в его прекрасные тёмно-карие глаза. В ответ тот лишь едва заметно кивнул, покрываясь холодным потом. Парнишка не знал, что ответить. Но, подумав кое о чём безумном для него, он сказал невозвратные слова, увлечённо и волнительно ожидая ответ:       — Я… хочу, чтобы ты пошёл со мной в одно место. О нём знаю только я, оно только моё… — после сказанных слов Аран посмотрел на него, непонятливо и сомнительно.       «Если соглашусь, то буду жалеть. С ним… идти непонятно куда?.. Блять! Я запутался…».