Воспоминания о завтрашнем дожде

      — Я сказал замолчи! — мастер Хэн был не на шутку зол, и пусть этого не было заметно сразу, но и изрядно напуган тоже.       Вся его напускная смелость и мужество рушились, как только Син Цю смел открывать рот. Он весь исходился яростью, неоправданной жестокостью, сыпал угрозы или же пытался успокоить, создав ложное чувство безопасности. И если раньше он скрывал эту свою гневную сторону, то сейчас позволил себе выйти и за эти рамки.       Он бьет его по лицу ладонью, но с такой силой, что от удара у Син Цю звенит в ушах, а сам он падает на колени прямо в грязную лужу на тренировочной площадке. Одежда тут же намокает, пропитываясь коричневой влагой, руки упираются в неприятную жижу под водой, стараясь удержаться от падения туда всем телом. В груди разгорается злоба вперемешку с обидой, но лишь на несколько секунд, им на замену тут же приходит беспомощность и сожаление о своей глупости и слабости. Ему больно, ему страшно, ему противно и до жути хочется спрятаться где-нибудь, чтобы никто и никогда больше не нашел его.       Сил нет, чтобы ответить, или чтобы ударить в ответ, нет сил даже чтобы посмотреть на него и снова столкнуться с этим взглядом, которому Син Цю не мог даже присвоить подходящий эпитет. Он просто молча дождался, пока его наконец оставят в одиночестве, удостоверившись в том, что он все понял и не собирается давать отпор. Юноша просидел в луже еще несколько минут, изо всех сил стараясь сдерживать слезы. Нельзя, чтобы кто-то узнал.       В тот день я не видел его с самого утра, но мои мысли все не покидало его странное поведение, которое я никак не мог объяснить. Добиться от него ответа тоже не получалось, поэтому я решил просто быть внимательнее, я не знал наверняка, но чувствовал, что что-то происходит. И это очень беспокоило меня.       Син Цю быстро дошел до своей комнаты, благодаря всех богов, что по пути не встретил никого, кому пришлось бы что-то объяснять насчет своего внешнего вида. Закрыв за собой дверь, он плотно зажал рот рукой и издал протяжный немой крик, после съехав на пол по стене, на темное дерево стекали капли грязной воды с тренировочной одежды, и по горячим щекам соленые капли. Но нельзя погружаться в это, он не должен.       Отец тяжело болеет, и это сейчас гораздо важнее, чем все остальное. Его ухудшающееся состояние ставит под вопрос безопасность страны, другие государства уже наверняка наслышаны о происходящем в башне, и вряд ли упустят момент, чтобы ослабить земли Инлуна.       Приведя себя в порядок, он снова смотрит в зеркало, понимая, что ссадину никак не скрыть, хорошо, что все можно списать на тренировки. Единственное, о чем сейчас думает Син Цю - надо найти Чун Юня, в одиночестве он снова погрузиться в опустошение, а с ним всегда получалось хоть на толику позабыть обо всем этом.       Защитник же и сам был занят поисками своего господина, поэтому встретились они прямо у выхода на задний двор башни, где часто проводили время.       Я тогда хотел признаться в чувствах, хоть и знал, что так нельзя, но просто не мог иначе. Я так хотел быть с ним, что в какой-то момент наплевал на все остальное. Но это было совсем не то время для признаний.       — Я искал тебя, — сказал Чун Юнь, и только потом заметил, что Син Цю неестественно прячет лицо.       — И я, — натянуто улыбнулся тот, он был рад видеть его, но улыбаться по-настоящему все же не мог.       — Что случилось? — Чун Юнь коснулся его лица, поворачивая к себе за подбородок. Мало того, что виднелась ссадина, так еще и глаза немного припухли.       — Ах, это, — Син Цю дотронулся до щеки, — Очередная тренировка, знаешь, мастер совсем не щадит меня, — он отмахнулся и тихо посмеялся.       — Это не выглядит как последствия тренировки, — всерьез насторожился Чун Юнь, — Син Цю, я беспокоюсь за тебя. Ты в последнее время сам не свой.       — Будет тебе, все нормально, — снова решил свести разговор на нет Син Цю.       — Ты ведь знаешь, что можешь все мне рассказать, верно? — Чун Юнь подошел ближе и прикоснулся к его волосам, поправляя выбившуюся прядь. На секунду ему показалось, что в янтарных глазах он увидел что-то большее, будто бы то самое желание открыться, но тот так и не осмелился.       — Все хорошо, — Син Цю вдруг убрал его руку от своего лица, — Просто отец болен, мама слишком нервничает, брат… Наверное, мне следует зайти к ним.       Син Цю ушел так быстро, что Чун Юнь не сразу понял смысл сказанного.       Конечно же я понимал, что болезнь отца и другие обстоятельства, сопутствующие этому, сказывались на нем, но он был таким точно не по этой причине. Он оттолкнул меня, сбежал, хотя говорил, что искал меня. Я убедился, что прав. Что-то происходит. Тогда я вспомнил о том чувстве, когда Хэн коснулся моего плеча, ту черную злую энергию, я был уверен, что дело именно в нем. Я принял решение наблюдать, выяснить, что же он скрывает. Но я не был готов к тому, что увижу.       Остаток вечера Чун Юнь провел в одиночестве, он пытался проследить за мастером, но ничего необычного не заметил, тот или сидел в своей комнате, или читал, или же занимался другими делами, ни в чем его не уличающими. Чун Юнь понял, что такое наблюдение вряд ли сможет дать достаточно информации, поэтому захотел просто поговорить, не задавая напрямую вопросов, скорее прощупать почву.       На следующий день он собирался найти Хэна, специально выбрав время, когда тот должен был быть один, то есть сразу после тренировки с Син Цю. Он заранее придумал предлог для разговора, хотел ненавязчиво расспросить того о болезни Хранителя и дальнейшей судьбе страны.       В это время мастера всегда можно было найти в библиотеке или своей комнате, поэтому не заметив его за книгой, Чун Юнь направился в следующее по списку место. Его дверь не была заперта, вероятно из-за того, что в такое время никто в башне не занимался рабочими вопросами, к тому же, большинство было обеспокоено и сосредоточено на состоянии Хранителя. Размеренная жизнь в башне сменилась на ежедневное напряжение и угрюмые лица. Чун Юнь подошел ближе к двери, но прежде чем постучать, он услышал звуки, доносящиеся оттуда. Он осторожно заглянул в небольшую щель, и рука сама по себе сжала созданный изо льда меч.       Я не мог поверить своим глазам. Это… Даже сейчас, когда я вновь вспоминаю, эта картина стоит перед моими глазами. Там был Син Цю, а этот ублюдок, нависая над ним, снимал с него одежду, шептал что-то и мерзко ухмылялся.       Чун Юнь зажмурил глаза, безуспешно пытаясь заставить себя поверить в то, что ему лишь показалось. Но нет. Син Цю стоял у стола с каменным лицом, совершенно не реагируя на происходящее, он только часто дышал, вероятно, пытаясь успокоиться, но в глазах отчетливо читался страх и отвращение, даже выступили слезы. Чун Юнь был растерян, нет, он был в ступоре и совершенно не знал, что делать, как трактовать увиденное. Но он чувствовал неумолимо быстро нарастающую ярость, энергия ян закипала внутри, и казалось, вот-вот материализуется и начнёт сочиться прямо из тела.       Он быстро ушел в свою комнату, чтобы успокоиться, ведь догадывался, что случится, дай он волю своим эмоциям. Тогда на шум сбегутся все, и кто знает, чем это могло закончиться. Ему было плевать на себя, он не хотел навредить Син Цю. Однако, и сидеть на месте, делая вид, что ничего не произошло, было невозможно. Он закрыл дверь своей комнаты и начал усиленно стараться охладить пыл, но получалось плохо, слишком яркой была картинка, что теперь совсем не желала покидать его мысли.       Тогда я понял, в чем было дело. Вот почему Син Цю был таким, вот почему он каждый раз при появлении этого мерзавца так яро отказывался идти с ним, вот почему он так хотел уехать со мной тогда к матушке. Он хотел сбежать из этого кошмара, а я совсем не понимал, не замечал этих криков о помощи.       Чун Юню тоже было больно, очень. Было мерзко и страшно, было обидно за самого дорогого человека, было стыдно за то, что не смог предотвратить, не смог помочь, было очень тяжело принять этот факт, унять злость и желание отомстить, было трудно решить, что и как делать дальше, как найти слова, как признаться в том, что он все знает. Он ходил по комнате из угла в угол, пытаясь переварить все это, не сорваться и не побежать обратно, круша все на своем пути. Хотелось лишь, чтобы время шло быстрее.       Спустя пару часов, Чун Юнь вышел из комнаты, молясь лишь о том, чтобы на глаза ему не попался учитель, но этого не произошло. Син Цю же нигде не было, ни в своей комнате, ни на заднем дворе, ни в других помещениях башни, наверное проводит время с родителями. Тогда Чун Юнь решил остаться ждать его у комнаты, ведь рано или поздно он вернётся сюда, заходить внутрь без спроса и сидеть там было бы невежливо, поэтому юноша остался стоять снаружи.       Простоял он так около получаса, прежде чем наконец увидел Син Цю идущего по направлению к нему, он выглядел обычным, вернее, как теперь уже ясно, лишь старался выглядеть так, скрывая под толстой маской настоящие чувства.       — Чун Юнь, ты чего тут стоишь? — невозмутимо спросил Син Цю, остановившись у двери.       — Не мог тебя нигде найти, — тяжело вздохнул тот, не находя в себе достаточно решимости для разговора, — Зайдём внутрь?       — Заходи, — немного опасливо сказал господин, — Ты выглядишь встревоженным. Что-то произошло?       — Произошло, — Чун Юнь смягчил тон, понимая, что это будет тяжело не только для него, — Син Цю, я все знаю.       — О чем это ты? — по телу пробежался холодок, но он старался ничем себя не выдать, все еще изображая улыбку на лице.       — О Хэне, — Чун Юнь опустился на кровать, — Я видел его, видел как он… Видел, что он делает с тобой.       — Чун Юнь, что ты такое несешь? — немного раздраженно спросил тот, но сердце ушло в пятки, — Что он делает?       — Син Цю, пожалуйста, не заставляй меня произносить это вслух, — он тут же прикрыл глаза, вытесняя из мыслей вновь всплывшее в памяти увиденное ранее.       — Послушай, я не знаю, что ты там видел, но звучит так, будто бы ты бредишь, — все еще отпирался Син Цю, но заметно занервничал.       — Син Цю, пожалуйста, — вторил Чун Юнь, — Прошу тебя, расскажи мне, что происходит. Ты ведь знаешь, что я… Что я всегда на твоей стороне, я просто хочу помочь, я хочу защитить тебя. Я не могу позволить, чтобы ты переживал такое в одиночку, — он поднялся с места и сократил расстояние между ними.       Син Цю в ответ просто молчал, то ли боялся признаться, то ли не хотел, то ли пытался подобрать слова, то ли все сразу. Заметив его замешательство, Чун Юнь сделал еще один шаг и взял его за ладони, а в ответ тот снова попытался вывернуться и одернуть руки, но в этот раз Чун Юнь не позволит ему сделать этого, не оставит одного.       — Да что с тобой такое?! — Син Цю сорвался на крик, он явно выходил из себя и был на грани истерики, тогда Чун Юнь притянул его еще ближе и крепко обнял.       — Прошу, скажи мне, я все сделаю, я буду рядом, слышишь, только не молчи, Син Цю. Не убегай, — повторил Чун Юнь сказанные когда-то Син Цю слова.       — Я ничего не… Ничего не бы-ло… Просто я сам… Вино-ват… — Син Цю вдруг прижался в ответ и захлебываясь собственными вздохами разрыдался.       Он отчаянно цеплялся за чужую одежду пальцами, сильно сжимая, обхватывал руками спину и всхлипывал, растирая щекой слезы по чёрной безрукавке. Син Цю сам не ожидал, что вот так просто сорвется и даст выход наружу всему, что копилось внутри, но рядом с Чун Юнем притворяться было до новозможности тяжело, да и нести на себе этот груз становилось все невыносимее, как же было стыдно, что он узнал, да еще и видел это собственными глазами, какой позор.       — Он больше никогда этого не сделает с тобой, слышишь, никогда, — шептал Чун Юнь, гладя рукой синие волосы.       Вся его боль проходила сквозь Чун Юня, отдавалась в каждую клеточку тела, пронизывала сердце, разрывая его на части, Син Цю определенно точно не заслуживал такого.       Они стояли так еще несколько минут, до тех пор, пока Син Цю не успокоился и смог говорить.       — Ты не должен был видеть этого, — пальцы небрежно вытирают влажные глаза.       — Почему же ты молчал, почему решил терпеть это? — не понимал Чун Юнь.       — Я не знаю, не знаю… — причитал Син Цю, закрывая лицо руками.       — Как давно он делает это с тобой? — серьёзно спросил тот, будто бы от ответа зависело слишком многое.       — С тех пор, как мне исполнилось четырнадцать, — после долгой паузы ответил молодой лорд и присел на кровать, сжимая руками простыни, — Тогда он впервые начал говорить со мной о титуле.       — Я вижу, что вы, мой лорд, совсем не желаете становиться Хранителем, не так ли?       — Отец говорит, что я не должен думать так, — вздохнул Син Цю.       — Мне ты можешь доверять, мой мальчик, — мужчина положил руку на детское плечо, аккуратно приобняв, — Уверен, что тебе не нужен титул, ты совсем другой, Син Цю.       — Я верил ему, я любил его, как родного отца, а он воспользовался мной и моим доверием, сделал вид, что у нас есть секрет ото всех, что я могу говорить с ним обо всем, чего не мог позволить себе сказать в присутствии семьи… Иногда мне казалось, что он даже пытается отговорить меня от вступления на престол, но тогда я считал это правильным, считал, что он один понимает меня…       — Твой отец не должен был так обращаться с тобой, — сказал Хэн и положил свою ладонь на открытую белую коленку.       — Д-да, — Син Цю лишь вздрогнул, сглотнув, и словно потерял дар речи, не зная как объяснить себе это действие.       — Потом он начал прикасаться ко мне, просто обнимать, трогать за колени, за руки, гладил меня по волосам, а я… Я просто не мог пошевелиться, меня пугало это, но я убеждал себя, что все так и должно быть, считал это нормальным, но потом… Он начал целовать меня, трогать… Везде.       — Ты не должен бояться меня, — прошептал Хэн, кладя руку между ног Син Цю.       Все, что юноша тогда мог сделать, это зажмуривать глаза, мысленно стараясь отстраниться, выпасть из реальности, только бы не чувствовать этого. Мерзкие пальцы скользят по телу, оставляя после себя горящие следы, и это чувство врезается в память надолго.       — Тогда я провел в купальне несколько часов, стараясь смыть с себя эти воспоминания, но я не мог помыть свою голову изнутри. Я лишь надеялся, что этого больше не случится, но я ошибался. Однажды я оттолкнул его, начал грозить, что расскажу отцу, на что он лишь рассмеялся, сказав, что слишком много знает, да и вряд ли поверят мне, мальчишке, ненавидящему престол, чем уважаемому мастеру боевых искусств. По своей глупости я рассказывал ему многое, что говорил мне отец, я делился тем, что он не должен был знать о внутренних делах семьи, этим он давил на меня. Я понял, что бессилен… А сегодня… Не знаю почему, но я снова решил дать отпор, но он просто ударил меня.       По щекам Син Цю вновь потекли слезы, он согнулся пополам, закрывая лицо. Невыносимо больно было слушать это, Чун Юнь и сам не мог сдержать эмоций, глаза намокли сами по себе, но кроме сожаления и сочувствия, в нем с новой силой закипала ярость, никакие тренировки по контролю уже не спасали. Вокруг него даже затрещал воздух, морозная аура окутала комнату. Как же больно, как же мог он, тот, кого Син Цю считал практически отцом, так поступить. От этой мысли было так гадко и противно, аж до тошноты.       — Я убью его, — он сжал кулаки до побелевших костяшек, стиснул до скрипа зубы, — Я убью его. Убью.       — Нет! — вскрикнул Син Цю, подрываясь с кровати, — Ты не сделаешь этого! — он схватил Чун Юня за плечи, — Тебя тут же изгонят из башни! Забудь думать об этом!       — Мне плевать, пусть делают, что хотят, пусть изгоняют, пусть хоть казнят, я убью этого поганого урода, убью так, чтобы он мучился, — зрачки Чун Юня сузились, радужка покраснела, это говорило об одном - он теряет контроль.       Син Цю в миг создал водяные веревки, сковав чужие руки, его стихийные навыки и способности, полученные после тренировок с древом, позволяли усмирять пылающую энергию ян. Чун Юнь пошатнулся, уперевшись спиной в стоящий сзади письменный стол, наконец приходя в себя.       Я сказал ему, что не сделаю этого, но я соврал, я не мог оставить это вот так просто. Я все равно намеревался убить Хэна.       На следующий день Чун Юнь направился прямо к учителю, с полной уверенностью в правильности своего решения. Тот по словам слуг находился сейчас на закрытом тренировочном поле, но когда он прибыл на место, то обнаружил ужасающее зрелище.       Син Цю стоял над Хэном, забрызганный кровью, и держал в руках окровавленный меч. Заметив Чун Юня, он выронил оружие из рук, что звонко ударилось о деревянный пол. Первая мысль была, что тот ранил Син Цю.       — Син Цю! — подбежал к нему юноша, и взяв того за лицо, принялся ощупывать тело на предмет ран, — Ты в порядке? Он не ранил тебя?       — Н-нет… Кажется я… Убил его… — Син Цю поднял затуманенный взгляд и рухнул на колени, — Я не знаю, не знаю, Чун Юнь, вдруг он еще жив, мы должны… Должны спасти его, помочь! Боже, что я наделал!       Чун Юнь потрогал мужчину за руку, пытаясь нащупать пульс, но тщетно, Хэн был уже мертв.       — Он еще жив, ты не убил его, — соврал Чун Юнь, он не мог позволить Син Цю нести на себе еще и чью-то смерть, — Но… Я не буду спасать его. Нельзя, чтобы он выжил и рассказал всем, что ты напал на него.       Чун Юнь старался мыслить холодно, пока Син Цю пребывал в шоке.       — Син Цю, послушай меня, — он взял его за руки, что тряслись и были ужасно холодными, — Я должен сделать это.       Чун Юнь взял меч Син Цю в руки, стирая с него кровь, а затем достал свой, рана должна была быть похожа на удар двуручного широкого меча, а затем снял с него запачканную кровью накидку.       — Что ты делаешь? — крайне встревоженно спросил молодой господин, когда Чун Юнь занес меч над телом Хэна.       — Это я убил его, не ты, — меч вошел в плоть, разрывая ее еще сильнее, багряная лужа стала еще больше, растекаясь по древесине.       Син Цю даже не мог отвернуться, он, расширив глаза, лишь смотрел, как Чун Юнь, его мягкий и такой правильный Чун Юнь, убивает того, кто когда-то был для него очень близким человеком.       — Я возьму вину на себя, слышишь? Ты просто пришел, и увидел, как я сделал это.       Все слишком спонтанно, скомкано, быстро. Син Цю даже не успевает думать, его мысли мечутся в попытке найти правильную, но не выходит. Сердце колотится, руки дрожат так, что в глазах двоятся. Все будто в тумане, он словно смотрит на все со стороны, являясь простым наблюдателем.       Вскоре сюда пришли другие люди, приближенные отца и брат Син Цю.       — Черт возьми, что здесь произошло? — спросил один из мужчин, подойдя ближе.       — Я разговаривал с мастером Хэном, когда тот дал понять, что имеет намерения предать Хранителя, когда я сказал, что доложу об этом, он напал на меня, и тогда мне пришлось убить его, как и полагается защитнику, — на одном дыхании проговорил Чун Юнь, после чего коротко поклонился.       — Син Цю, это правда? — брат тут же подбежал к младшему.       — Да, все так, — тихо произнес Син Цю и кивнул.       Мне поверили в тот день, потому что Син Цю подтвердил мои слова, он сказал всем, что Хэн выуживал у него всякие сведения, и нам ничего не сделали. Но мы знали правду, и она ужасно разбивала его сердце.       После произошедшего Чун Юню пришлось объясняться и лично перед Хранителем, приходилось врать как можно убедительнее, слишком важно было защитить Син Цю перед отцом в том числе, к счастью тот был благосклонен, и не заподозрил ничего странного, возможно в силу болезни, а может из-за резкой неприязни к потенциальным предателям. Чун Юнь чувствовал вину за то, что не успел, что Син Цю вновь взвалил все на свои плечи. Он сделал это, потому что знал, что Чун Юнь не остановится, он сделал это, чтобы спасти его, чтобы того не изгнали из башни.       — Все дела улажены, полагаю, — по пути к себе ему встретились те самые трое приближенных Хранителя, что первыми прибыли на тренировочную площадку.       — Да, я доложил обо всем главе ветви, — кивнул Чун Юнь.       — Неужели Хэн и правда был предателем? — переглянулись они между собой и их взгляды изрядно насторожили юношу.       — Никогда не знаешь, какие намерения скрываются за образом достойного человека, — кивнул он в ответ и направился дальше.       Вот только теперешний опыт подсказывал ему, что следует наблюдать за всеми этими людьми, как знать, чисты ли их помыслы. Они частенько проводили время вместе с Хэном, и этот факт уже был причиной не доверять им. Подождав, когда они скроются за дверью комнаты, Чун Юнь активировал чувство энергии, и как он и предполагал, ничего кроме грязи и черноты не почувствовал. Подойдя ближе, он прислушался к разговорам.       — Дело мутное, наш новоиспеченный защитник явно может стать проблемой, — сказал один из мужчин.       — Хэн точно не был заговорщиком, я слышал, что он просто трахал младшего мальчишку, — громко рассмеялся другой, — Вот и дружок его разозлился, небось сам хотел!       — Старина Хэн точно не упустил возможности быть поближе к семье, в прямом смысле, — они находили все это лишь поводом для насмешек и обсуждений.       По комнате распространился гогот, и Чун Юнь, вновь разозлившись, решил, что больше не спустит никому с рук подобное. Он резко распахнул дверь, заходя внутрь.       — Еще одно слово, и я снесу ваши вонючие головы, — повисла тишина.       — Усмири свой пыл, юнец! — встал один из них, — Ты никто, чтобы угрожать нам!       — Одного ублюдка уже нет, почему бы вам не последовать прямиком за ним? — его глаза снова покраснели, а духовные ледяные нити сковали шеи всех троих, не давая возможности пошевелиться или вздохнуть, — Это вы никто, чтобы говорить так о нем, шайка жалких старых выродков.       Надо было видеть их лица тогда. С тех пор я наблюдал и за ними, теперь они чувствовали реальную угрозу и знали, что я не свожу глаз с них. Они старались вести себя осторожно, избегали меня, избегали Син Цю, а он не понимал в чем дело. Разумеется, я не мог рассказать ему о том разговоре, это бы ранило его еще сильнее.       Син Цю сидел на краю кровати, прямо перед братом, что был напротив, и то и дело хрустел костяшками пальцев, пытаясь справиться с напряжением.       — Скажи мне, честно скажи, все это правда? — взгляд брата всегда был пронизывающе холодным, но не сейчас, — Я слышал от других, будто…       — Все было так, слухи остаются слухами, — вздохнул Син Цю, порядком уставший ото всех этих разговоров.       — Ты в порядке? Вы были близки, — парень выглядел нетипично взволнованным.       Их отношения изменились лишь сейчас, трудные времена сближают. Они оба очень горды, и часто это заставляло их ссориться и спорить. Однако, сейчас дела идут куда лучше, болезнь отца заставила их проявлять к другу гораздо больше внимания и терпения.       — Я справлюсь, — Син Цю потер лицо руками, — Сейчас это не главная проблема.       — Ты прав, отец совсем плох, — старший откинулся на спинку стула, — Я должен буду стать Хранителем. Совсем не знаю, смогу ли я не допустить войны. Я всегда считал, что ты гораздо лучше подходишь для этого.       — Не смеши, — лениво отмахнулся Син Цю, — Это не по мне.       — Ты к народу ближе, — усмехнулся тот по-доброму, — Это важно сейчас.       — Перестань, отец еще жив, к чему эти пустые разговоры.       Он больше не стал продолжать этот разговор, ссылаясь на усталость и желание побыть в одиночестве.       — Ты к Син Цю? — брат вышел наружу, встречая у дверей Чун Юня.       — Да, как он?       — Хочет побыть один, — вздохнул парень.       — Тогда я зайду позже, — надоедать ему не хотелось, он пережил слишком многое и вполне имеет право побыть наедине с собой.       — Нет, подожди, я не думаю, что он на самом деле хочет быть один сейчас. Ему нужен кто-то с кем можно разделить боль. Думаю, никто лучше тебя на эту роль не подходит, — он положил руку на плечо Чун Юня, на что тот кивнул в знак понимания.       Тихий стук в дверь прервал тишину.       — Уходите! — послышалось за дверью.       — Это я, — тишина.       Чун Юнь осторожно открыл дверь, заглядывая внутрь. Син Цю лежал прямо в уличной одежде спиной к нему.       — Можно? — Чун Юнь по-прежнему стоял в дверях, не решаясь сделать шаг.       — Ты ведь уже вошел.       — Ты злишься на меня?       — Нет, — Син Цю повернулся лицом, — Прости, просто я ужасно устал от этих разговоров.       — Я не хочу говорить, хочу лишь помолчать вместе. Позволишь?       Вместо ответа, Син Цю немного сдвинулся к краю кровати, освобождая место и тем самым предлагая лечь рядом. Чун Юнь тут же прилег, смотря в потолок, после чего Син Цю лег на спину тоже. Молчать вместе оказалось приятно и ничуть не смущало, они прекрасно понимали мысли друг друга без слов.       Син Цю вдруг повернулся на бок, смотря на рядом лежащего парня, Чун Юнь сделал то же самое. Тишина не нарушалась, но теперь вместо потолка они смотрели друг на друга. Син Цю сглатывает и коротко выдыхает, прикрывая глаза, ресницы мокнут, а слезы скатываются на подушку, оставляя мокрое пятно, что неприятно холодит кожу. Он скребет ногтями по простыне, и кривит губы, чтобы громко не зарыдать. Он хватается за чужую одежду в попытке спрятаться, ему так ужасающее больно, ощущение, что с его глаз сдернули пелену, коей он спасался все эти годы, вытесняя происходящее, а сейчас смотрит прямо в глаза самому страшному. Но все теперь в прошлом, и в глубине души он чувствует долгожданное облегчение. Чун Юнь придвигает его к себе, укрывая руками, гладит по волосам, и он готов поклясться, слезы Син Цю больнее любых пыток.       Время шло, а я все удивлялся, каким сильным он был, как он справлялся со всем этим, как смог преодолеть боль, шаг за шагом. Но если бы я только знал, сколько еще упадёт на его плечи.       Спустя месяц отец Син Цю скончался. Это не было сильным ударом для него, болезнь длилась не один день, и все члены семьи морально готовились к его скорому уходу.       Их отношения, к тому же, всегда были сложными, если в детстве Син Цю не позволял себе лишних слов, то когда он стал старше, они всегда сталкивались лбами, оба слишком сильно верили в то, что ценили, но, к сожалению, их ценности заметно разнились. Они всегда находились в немом конфликте и напряжении, между ними попросту было мало места для компромисса. Син Цю не разделял точку зрения отца, но принимал ее, он всегда говорил - «дождь одинаково льет на праведных и неправедных». Среди них не было правых и виноватых.       — Я в норме, иногда случаются вещи, которые находятся вне нашего контроля, — отвечал Син Цю на вопросы о его состоянии, — Хотя, признаюсь, я устал от этих черных туч над своей жизнью.       — Не каждый шторм должен длиться вечно, — отвечал Чун Юнь.       — Ты так оптимистичен, — усмехнулся Син Цю, — И я очень благодарен тебе за это. Но ты выглядишь ужасно уставшим, тебе пора отдохнуть.       Он был прав, Чун Юнь почти не спал последние дни, занимаясь лично разными вопросами, возникшими после смерти Хранителя. Брат Син Цю перед вступлением на престол отправился в соседнюю страну в надежде на мирное урегулирование, переговоры и личное присутствие могли спасти ситуацию. И он не был глуп, он был строг, временами холоден, возможно даже простоват, но не глуп, он прекрасно понимал, что за люди все это время считались доверенными лицами отца, поэтому доверять кому-то кроме брата, матери и Чун Юня не мог, на последнего, в свою очередь, на время его отсутствия теперь легли некоторые обязанности.       — В башне смута нарастает, я не могу оставить тебя, — Чун Юнь отрицательно помотал головой.       — Я знаю, что он заставил тебя опекать меня как ребенка, — ссылался на брата Син Цю, — Но он уехал! Я освобождаю тебя от обязанностей.       — Я делаю это не потому, что твой брат просил меня, — Чун Юнь отвернулся к окну, опираясь ладонями на письменный стол в комнате Син Цю.       — Почему же? Ты уже месяц не отходишь от меня, не спишь совсем, я и так доставил тебе столько проблем, — Син Цю стоял позади, виновато причитая.       — Ты не проблема для меня, — повторял Чун Юнь, не понимая, всерьез ли Син Цю так считает, — Неужели ты правда думаешь, что я возле тебя только из-за долга?       — Я не знаю, кто в здравом уме согласился бы на это добровольно. Вокруг меня одни страдания, так почему же ты…       — Потому что люблю тебя, — прервал его Чун Юнь своим внезапным признанием, — И мне не нужны причины для этого.       Син Цю подошел ближе и резко обнял Чун Юня со спины, прислоняясь щекой и медленно гладя руками его торс. Чун Юнь чуть вздрогнул и даже немного напрягся телом, не ожидая такого жеста.       — Тогда, полгода назад, помнишь… — начал шептать Син Цю, — Мы лежали на нашем месте, ты поцеловал мою руку, я знал, что это был не просто жест благодарности, но я и не думал, что ты все еще… После того, что случилось, мне казалось, ты никогда больше не посмотришь на меня так…       — Что ты такое говоришь? — Чун Юнь повернулся к нему лицом, осторожно, чтобы не разорвать объятий.       — Я чувствовал себя таким грязным, использованным, таким ужасным, недостойным, — голос Син Цю задрожал.       — Ничто не заставит меня разлюбить тебя.       Син Цю вдруг прижался своими губами к чужим, всего на пару секунд, на пробу, словно хотел удостовериться, что это все происходит на самом деле.       — Будь моим. Всегда, — прошептал он Чун Юню прямо в губы, — Я не смогу жить, если потеряю тебя.       Чун Юнь нежно коснулся руками его лица, ведя пальцами по скулам, поправляя длинные прядки, спадающие на лоб, и улыбался еле заметно, но в душе все сжималось от нахлынувших чувств. Он смотрел в медовые глаза и был готов поклясться, что пойдет на все, только бы не видеть в них слез. Еще один поцелуй, и он как дождь после засухи, так сильно нужен, он дает надежду.       Син Цю впервые за долгое время чувствует забытое тепло на душе, чувствует то спрятанное в глубинах подсознания счастье, что выбирается наружу, исцеляя раны.       — Я твой с первого дня.       Син Цю касается губами рук Чун Юня вместо всех тех слов, что он обязательно еще скажет.