Воспоминания о завтрашнем дожде

      Война началась быстро. Стоило только речи Син Цю дойти до Фэйляня, как их армия, уже будучи наготове, вооружилась до зубов и была готова атаковать со дня на день. Инлуну приходилось делать все в спешке, в сжатые сроки составлять стратегию и продумывать пути наступления и оборонения. Инлун - страна богатая, и если дети в приютах на окраине голодали, то вот армия всегда была оснащена хорошо и ни в чем не нуждалась, такова была политика отца Син Цю. И как бы не хотелось это признавать, но в данном случае она сыграла стране только на руку. Древо - слишком важная для мира вещь, важная и ценная, очень могущественная и, безусловно, желанная для любого правителя. Поэтому обеспечение безопасности как приоритет совсем не глупость. Войны подстерегали Инлун с самого основания ветви, и ни одна по сей день не была проиграна.       Война не была захватнической для Инлуна, она была оборонительной, стране не нужны были чужие богатства, территории, они лишь хотели защитить свое. Первые дни обходились без сильных кровопролитий, воины, что с одной, что с другой стороны действовали осторожно, собирая информацию о тактике ведения боя, о снаряжении, численности армии и всем прочем.       Чун Юнь не находил себе места, представлять войну и участвовать в ней - совершенно разные вещи, ты никогда не предугадаешь, что именно будешь чувствовать, зная, что там, за пределами страны умирают твои товарищи. Син Цю же наоборот, на удивление был куда спокойнее и даже не рвался в битву, сосредоточенно продолжая изучать материалы отца для определения наилучшей стратегии. Глаза были будто засыпаны песком, совсем сухие, такие, что моргать было больно, он практически не спал и не ел, объясняя это тем, что время сейчас - слишком ценный ресурс, чтобы тратить его на нечто вроде сна или ужина. Лишь изредка вспоминая о потребностях, его желудок начинал скручиваться, а разум слегка затуманивался.       Чун Юнь слишком боялся быть бесполезным и все же нашел применение своему рвущемуся наружу желанию помочь, кооперируясь с командующими отрядов, непосредственно отдавая распоряжения.       — Вот, — Син Цю схватил со стола нарисованную от руки карту и протянул Чун Юню, — Думаю, нам стоит направить войска так.       — ... — Чун Юнь покрутил карту в руках, — Если мы направим этот отряд на восток, то отойдем слишком далеко. Пусть это покажется рискованным, и, возможно, так оно и есть, но нам нужно вести врага на свою территорию. Дождь - наше преимущество.       — Рискованно, — кивнул Син Цю, — Но вполне имеет смысл. Отец делал так только в крайних случаях, если враг наступал активно и сам заводил нас ближе к границе. Когда ты успел так хорошо изучить военное дело?       — В приюте было много книг о войне, сказки - большая роскошь, а вот тоннами напечатанные военные издания были доступны всем, — объяснил Чун Юнь.       — Отец постарался, — вздохнул Син Цю, — Продолжай брать командование на себя, а я буду дальше читать документы, — он развернулся и снова направился к своему столу, устало потирая лицо.       — Тебе пора передохнуть, — Чун Юнь перехватил его запястье, — Усталость снижает твою продуктивность.       — Если отвлекаюсь, то сразу хочу отправиться на поле боя, — честно признался Син Цю.       — На тебе древо, — напомнил ему Чун Юнь, — Именно его мы защищаем. Отдохни. Обещаю, я за всем прослежу.       Нехотя Син Цю согласился, и как только почувствовал мягкую подушку под своей головой, понял, что Чун Юнь был прав, ему это было необходимо. Тело приятно расслабилось под плотным одеялом, а стук дождя по деревянному подоконнику быстро убаюкал, заставляя провалиться в сон.       Чун Юнь все же был озадачен его поведением. Син Цю слишком спокоен, зная его нрав, он бы в самом деле давно рвался в бой, желая собственными руками сделать все возможное, а не терпеливо корпел бы над положениями. В голове тут же всплыла его фраза, вскользь упомянутая не так давно. "Предназначение Хранителя", так он тогда это назвал. Беспокойство захлестнуло Чун Юня с новой силой, неужели Син Цю снова что-то задумал и собирается провернуть все в одиночку?       Ночь выдалась тихой, как и все ночи с начала войны. Днем все кипело жизнью, слуги в башне были во всю заняты работой, вкладываясь с двойной силой, местные врачи сосредоточились на залечивании ран пострадавших в бою, портные отшивали новые партии необходимой одежды, торговцы не успевали раскладывать товар на прилавки, ведь горожане от присущей военному времени паники скупали все подряд от страха последующего дефицита. Но ночью все замирало, весь этот хаос выматывал и заставлял валиться с ног к вечеру. Тишину разбавлял только привычный дождь.       Чун Юнь сидел на веранде у тренировочной площадки, перебирая свитки, оставленные Син Цю. Он потер глаза, проморгался, отложил в сторону документы и встал, оперевшись руками на красные деревянные перила. И как-то по особому для него все ощутилось, мир словно замер перед его глазами, он окинул взглядом тренировочное поле, где Син Цю обычно читал ему вслух, вытянул руку, что сразу намокла от капель, собравшихся в складках ладони, вдохнул свежий приторно-сладкий и сырой запах улицы и сбивчиво выдохнул, сжимая мокрой рукой алую древесину. Отчего-то в груди защемило, несильно так, тянущей болью отзывалось от трахеи до желудка, тоска, граничащая с волнением, неприятным волнением, тем, что обычно настигает перед чем-то очень плохим. Предчувствие, так он подумал в ту ночь. Все самые простые вещи, ранее воспринимавшиеся как нечто обыденное и совсем неважное, сейчас всплывали в памяти и застывали там разбивающимися осколками, врезающимися в сердце. Стало так не по себе, так беспокойно и даже страшно, что Чун Юнь сжал рукой ткань в области груди, желая невозможного - проснуться завтра там, где нет этих войн, нет боли, нет этого удущающего чувства скорой потери. Только он и Син Цю, звонко смеющийся рядом над глупостями из его книжек.       Он просидел так до утра, время от времени проваливаясь в обрывистый сон и вздрагивая от прохлады. Во снах мелькали отрывки прошлого, такие теплые и светлые, что даже физически он ощущал это греющее ласкающее чувство.       — Ну кто же засыпает на улице? — разбудил его бархатистый голос Син Цю.       Чун Юнь приоткрыл глаза, тут же щурясь, его руки светились и горели. Он распахнул глаза, чуть ли не подорвавшись с места. Это тепло... Солнце. Чун Юнь не веря глазам посмотрел в небо и, спасаясь от режущего чувства, зажмурил глаза, не привыкшие к такому яркому свету, а затем отошел в тень, озадаченно и растерянно глядя на Син Цю.       — Дождь...       — Кончился, — кивнул Син Цю и протянул ему руку, — Идем.       Они уселись под дерево, что звалось их местом, обычно они пряталались под его раскидистыми ветками от дождя, а теперь скрывались от солнца.       — Взгляни, — Син Цю поднес ладонь ко лбу, загораживая свет, и поднял голову к небу.       — Это... — Чун Юнь ошеломленно смотрел в небо и сердце его застучало быстрее, — Феникс... Легенда...       В небе, словно отрисованные солнечными лучами, виднелись очертания большой птицы. Тут же вспомнилась расказанная Син Цю еще в детстве легенда о Фенухане, фениксе, что являлся народу, символизируя приближение чего-то важного.       — Знамение, — спокойно сказал Син Цю, — Легенда не лгала.       — Как думаешь, это значит, что...       — Я думаю, что все будет хорошо, — улыбнулся Син Цю, но у Чун Юня эта улыбка не вызвала успокоения. Ему стало только тревожнее.       Чун Юнь сильно сжал его ладонь и опустил взгляд, стараясь прийти в себя и успокоить разум, но тело совершенно не слушалось, пальцы продолжали подрагивать, а дыхание сбиваться.       — Син Цю, я... — Чун Юнь придвинулся ближе и обхватил руками его лица, — Ты ведь знаешь, что я очень люблю тебя? — и от собственных слов стало не по себе, будто бы говорил он их в последний раз, снова эти мысли о его предназначении, а теперь это знамение и вообще... — Мне так... — "страшно" хотел сказать он, но не стал.       — Конечно я знаю, и я люблю тебя не мень... Ох! — Син Цю охнул от того, как резко Чун Юнь притянул его к себе, усаживая на свои колени лицом к лицу.       — Я просто... Просто побудем так.       Чун Юнь потянулся к нему за поцелуем, прижимая к себе крепче, и целуя так отчаянно, что даже сам себя не узнавал. Син Цю было мало, его хотелось никогда больше не отпускать из рук, и держаться как за самое ценное сокровище.       — Что это на тебя нашло? — смущенно улыбается Син Цю и гладит его по щеке, Чун Юнь притирается к ней, а после оставляет поцелуй на открытой ладони.       — Не знаю, — Чун Юнь переплетает их пальцы и смотрит снизу вверх, — Этот феникс... Солнце... И...       — Завтра снова пойдет дождь, а мы будем сидеть под этим деревом, и я прочту тебе вслух новую книгу, — Син Цю прижался к нему лбом, — А потом ты вспомнишь этот день как самый обычный из череды всех дней, что у нас были.       — Каждый день с тобой для меня особенный, — Чун Юнь неловко отвернулся и наконец собрался с мыслями, чтобы спросить, — Ты так спокоен. Син Цю, то о чем ты говорил… То, что ты узнал тогда, предназначение Хранителя… Что это?       — Это… Чун Юнь, это всего лишь… Не бери в голову.       — Нет, скажи мне сейчас, — Чун Юнь взял его за плечи и чуть отодвинул от себя. Син Цю наклонил голову вбок и шумно вздохнул.       — Отец с братом умерли слишком рано, и я не успел закончить тренировки с древом вместе с ними… Поэтому я сделал это сам, — он снова вздохнул и закусил губу, — Истинная сила Хранителя заключается в том, что если древу грозит опасность, то я могу предотвратить это на ближайшие двести лет. Никто не сможет получить над ним власть.       — Предотвратить? Как? — Чун Юнь уже знал ответ, но надежда услышать что-то другое всё еще была.       — Запечатав в нем свою душу, отдав все свои силы, — Син Цю вдруг улыбнулся и снова обнял Чун Юня, — Но это только на самый крайний случай, слышишь! Сейчас такой угрозы нет.       Тогда я очень хотел верить ему, что все так и будет, но в этот раз он ошибся.       И стоило ему произнести эти слова, как словно сама судьба начала насмехаться над ними в открытую.       — Господин! — на площадку прибежал запыхавшийся и размахивавший руками Сюй, — Там!… Советник сбежал из темницы!       Чун Юнь и Син Цю вскочили с места, переглянувшись.       — Стражу! Срочно найдите его! — крикнул Син Цю, — Я к древу, наверняка он хочет заполучить его.       — Син Цю, нет! Ты же… — начал Чун Юнь, но тот смирил его серьёзным взглядом.       — Не иди за мной. Направляйся к командующим, узнай, что на поле боя.       Ну конечно, ублюдок на свободе, а значит он с легкостью мог сообщить вражеской армии все наши тактические решения. Ситуация выходила из-под контроля.       В городе царила паника, за стенами башни отдаленно были слышны звуки сражения. Неужели…       — Господин Чун Юнь! — завидев защитника, помахал ему один из командующих, — Быстрее!       Чун Юнь бегом направился к нему, чуть ли не спотыкаясь. Издалека было видно замешательство и отчетливый страх в глазах. Кулаки невольно сжались.       — Враг подбирается к башне! Я не знаю как, но они узнали о нашем плане! Дождь кончился, у нас нет преимущества! Что за чертовщина происходит? — сокрушался командующий, с надеждой глядя на Чун Юня, как на единственного человека, что может все исправить.       — Советник сбежал, — объяснил Чун Юнь, — Полагаю, что это он передал данные Фэйляню, а дождь… Я не знаю. Переходим в оборонительные позиции! Срочно эвакуируйте горожан!       Чун Юнь вновь взглянул в небо, мешкаясь, что же ему делать. Ситуация критическая, нужно спасать людей, оборонять башню, древо, Син Цю… Наверняка он уже столкнулся с советником. И пусть он просил не ходить за ним, на этот раз Чун Юнь не даст ему пожертвовать собой вновь.       — Как ты смог выбраться? — Син Цю стоял перед древом, сжимая в руках меч.       — Не один ты обладаешь элементальными способностями, — усмехнулся тот и сделал шаг вперед, — Теперь древо мое! Но ты мне еще пригодишься.       Чун Юнь бежал изо всех сил, дорога до Ирминсуля была не самой простой и быстрой, поэтому приходилось торопиться, срезая перед собой высокие заросли кустарников. Мысли вертелись одна за другой, смешиваясь в один большой ком из воспоминаний и слов, что совсем недавно сказал Син Цю. Надежда на счастливый конец таяла под палящим солнцем, стекая по холодным щекам Чун Юня. Он не слышал вокруг ничего, кроме биения своего напуганного сердца, едва улавливая шум листвы и посторонние голоса из города.       — Господин! Господин… — голос запыхавшегося Сюя донесся до Чун Юня, обернувшись, он увидел стражника, почти упавшего на колени в попытках отдышаться, физическая подготовка явно не его конек, — Наконец я вас догнал… Я бежал… Кх… С самого города…       — Черт возьми, Сюй, да что случилось? — крикнул Чун Юнь, раздражаясь на то, что его отвлекают от самого, вероятно, важного в его жизни дела.       — Стену прорвали… Враги в городе… — хрипя указывал он позади себя, — Мы не успели…       — Иди обратно, продолжайте эвакуировать горожан, я найду Син Цю! — махнул ему рукой Чун Юнь.       Син Цю продолжал держать меч перед собой и пятился к древу, пальцы холодели от сильной хватки и волнения, а на лбу появилась испарина. Никогда еще он не ощущал надвигающуюся смерть так близко, вся его готовность отдать жизнь, что до этого момента была чем-то далеким и эфемерным, сейчас совсем растеряла свою уверенность.       — Син Цю! Город! — из-за кустов показалась голубая макушка и Хранитель на толику почувствовал облегчение.       Чун Юнь попытался связать советника ледяными веревками, но они тут же растаяли от примененной им силы, что едва ли поддавалась контролю. Запретные знания, что он освоил, не были подвластны никому, и как действовать против них никто не знал. Чун Юнь достал меч и, наполнив его энергией, высоко взмахнул, рассекая трещащий от холода воздух. Советника тут же сбило с ног, но едва ли это могло остановить его, он быстро встал, сосредотачивая вокруг себя пламя, против которого лед был бессилен. Защитник осознал, что пора отпустить себя, позволив покоящейся внутри него энергии Ян наконец выйти наружу. Зрачки сузились, радужка покраснела, тело словно загорелось изнутри, и лед вдруг стал обжигающим, обращая красное пламя в черное, что невозможно потушить. Советник закричал, охваченный им, и упал на колени. Языки пламени ужасающе танцевали на его теле, покрывая кожу яркими кровоточащими язвами.       — Чун Юнь! — подбежал к нему Син Цю, заглядывая в его безумные красные темнеющие глаза, и начал трясти за плечи, — Ты слышишь меня?!       Из глубины подсознания до Чун Юня доносился родной голос, за который тот пытался ухватиться, желая вернуться в реальность. Он вслушивался в это эхо раз за разом, подавляя неистовое желание сжечь все вокруг.       Чун Юнь моргнул, пошатываясь, и зрачки расширились, возвращая глазам привычный голубой оттенок. Разрушающий огонь сразу прекратился, и советник, хрипя, повалился на бок.       — Син Цю… Город… — выдавил Чун Юнь, приходя в себя, — Город захвачен. Я чувствую, что там раненые, много раненых.       Паника завладела Син Цю лишь на секунду, после чего он поднял руки к небу. Внезапно подул сильный пронзающий ветер, раздувая и поднимая ввысь его синие волосы. Небеса разверзлись, разразилась гроза, вспарывая яркое небо, сменяясь ливнем, что мерцал под лучами все еще блестевшего солнца.       — Это излечит раненых, — Син Цю упал на колени, покидаемый силами, — Я ведь обещал защитить их…       Чун Юнь прекрасно понимал, что этого будет недостаточно для победы. Враги в городе и они не остановятся, будучи так близко. Чун Юнь прекрасно понимал, что Син Цю это знает тоже, а значит это лишь одна из попыток сделать как можно больше перед тем как…       — Ты собираешься…       — Да, — кивнул Син Цю, медленно вставая с колен, — У меня нет выбора.       — Ты слишком слаб для этого! Ты потратил все силы на исцеление! — Чун Юнь смотрел на него с такой болью в глазах, что она пронизывала все вокруг.       — Я справлюсь, — Син Цю продолжал идти к древу, — Я должен…       — Возьми мою силу, — Чун Юнь протянул ему руку.       — Но тогда мы оба… — обернулся Син Цю, и взгляд его наполнился сожалением. Он поджимал губы, втягивая через зубы воздух.       — Мне нет жизни без тебя.       Син Цю ужасно винил себя за всё, за все ошибки, что привели страну к такому концу, за то, что не справился, что прогадал, что недостаточно умен и опытен. За то, что по его вине погибают люди, что расплачиваться за это придется не только своей жизнью, но и жизнью Чун Юня, которого, возможно, слушай он чаще, смог бы все переиначить. За то, что будет с матерью, потерявшей всех своих родных, за народ, что останется один, едва ли получивший надежду на спасение.       Позади послышался хриплый голос:       — Что… Что вы собираетесь делать?! — советник силился встать.       Но винить себя сейчас было крайним проявлением эгоизма, думать сейчас нужно было не о том, как ему плохо от собственных действий, а о том, как покончить со всем поскорее.       Син Цю коротко кивнул Чун Юню и взял его руку.       — Нужно спешить.       Они приблизились к древу, в последний раз глядя друг на друга, перед тем как коснуться руками гладкой древесины.       — Не позволю… — советник из последних сил подползал к древу, тянул к нему свои обожженные руки, хрипя и кашляя, и вот-вот касался пальцами корней.       — Быстрее, — прошептал Син Цю, — Сосредоточься на моей энергии, когда ты почувствуешь ее, направь в нее свою.       Спустя пару секунд Чун Юнь почувствовал знакомую энергию Син Цю, теплую и светлую обволакивающую волну, и как было сказано, выпустил следом свою, заставляя их сливаться в один поток.       Древо засветилось, вспыхнуло белым светом, озаряя пространство, и жизнь начала покидать их обоих.       Чун Юню больше не было страшно, он смотрел на Син Цю и видел его слезинки, точно капли дождя, падающие с молочных щек, чувствовал его руку в своей, и читал по его губам беззвучное «я люблю тебя», последнее.       — Син Цю, я обещаю тебе, слышишь, обещаю, где мы бы не оказались после, я найду тебя! Я найду тебя!       Перед глазами стало темно.       Чун Юнь чувствовал, будто бы тонет, а сильные руки океана обнимают его тело, утягивая вниз, странное спокойствие заполнило душу. Как вдруг легкие наполнились водой, раздираясь жгучей болью, он начал шевелить руками, открывал рот, глотая только больше воды. И снова темнота.       А потом я оказался здесь. Древо было спасено, я чувствовал это. Война должна была остановиться за ненадобностью. Главный трофей более не был подвластен никому. Син Цю стал героем… Мы справились.       Я много размышлял о том, что можно было сделать, как мы могли бы все исправить. Каким был бы тот день, о котором я мог вспомнить, то завтра, где он снова читает мне книгу? Я не знаю… У меня остались лишь воспоминания о завтрашнем дожде, об этом дне, что так и не наступил.