Глава 4.Человек и Море
...Вы оба замкнуты, и скрытны, и темны.
Кто тайное твое, о Человек, поведал? Кто клады влажных недр исчислил и разведал, О Море?.. Жадные ревнивцы глубины! Что ж долгие века без устали, скупцы, Вы в распре яростной так оба беспощадны...
Ш. Бодлер
— Криворукий мальчишка! Где тебя носило так долго? Ты должен был явиться еще полстражи назад. Или не видишь сколько у нас здесь работы? Быстро принеси со склада корень плюмбаго и сосновую хвою. — Прошу прощения Вэнь-лаогэ, я сейчас все принесу, — не успев толком переступить порог комнаты, Мэймао бросился обратно в комнаты западного флигеля. На самом деле он пришел даже раньше чем должен был. Из-за срочного собрания клана на которое посыльный с посланием вызвал учителя прямо посреди урока их отпустили еще до обеда. И Мэймао, не без причин полагая, что это связанно с прибывшими утром с охоты учениками, освободившись и логично посчитав, что лишние руки там пригодятся, поспешил к павильону Тяньчжу. Хотя на самом деле, по мнению Мэймао, павильоном его было сложно назвать, это скорее напоминало небольшой дворцовый комплекс, где к одной старой постройке лепили все новые и новые помещения, добавляя мастерские, учебные и экспериментальные комнаты, превращая в огромный, запутанный лабиринт. А вот название вполне соответствовало раздувшемуся самомнению Вэней — кто еще, как не клан опаляющего солнца, осмелится назвать хоть что-то опорой небес? Вэнь Мэймао, как сын Вэнь Юйлуна, не мог просто прийти и попросить об обучении искусству врачевания. Клан Вэнь уже давно разрывают противоречивые желания, часть старейшин тянут одеяло власти в одну сторону, другая часть в другую, а Верховный заклинатель время от времени кидал кость то одним, то другим или вовсе творил что-то свое. Семья Меймао поддерживала "боевую" часть клана и кровного сына Вэнь Жоханя — Вэнь Сюя. А Вэнь Нуань, глава Небесных столпов, официально поддерживал стремления четвертого старейшины, что продвигал сына сестры нынешнего главы клана — Вэнь Шу — отца Вэнь Цин и Вэнь Нина. Они оперативно подмяли под себя большинство мелких лекарских школ и приди Вэнь Мэймао с просьбой ученичества — это воспримут, как решение его отца, будто бы он решил сменить сторону или еще хуже усидеть на двух стульях одновременно. Поэтому официально Мэймао отбывал здесь наказание. В то утро он просидел на коленях почти до заката. Явившийся в темноте мужчина лишь тяжело вздохнул и пропустил в дом, отправившись готовить чай. Мэймао расспросил немного о нем Бао Мо, тот сказал, что после происшествия его видели напивающимся в городе, а значит шанс на небольшую уступку у него был. И он не ошибся. Вэнь Цзя был обычным клановым заклинателем лет семнадцати-восемнадцати, с не особо мощным ядром, но достаточной усидчивостью чтобы не рваться в бой с остальными молодыми да резвыми. Но он сам был еще учеником, хоть и старшим, и брать себе ученика не имел права, а вот наказывать... вполне. Не сразу, но Вень-лаогэ согласился. Той же ночью он получил на руки рекомендательное письмо к отцу Вэнь Меймао, о рассмотрении его кандидатуры для подходящей должности в городе Цзесю по окончании обучения. А все остальные получили сомнительное удовольствие слушать через закрытые двери скандальные мальчишеские вопли о чужой некомпетентности и общей отсталости и глупости. Вэнь Мэймао за невоспитанность и пренебрежительное отношение к старшим наказали десятью ударами ферулами и месяцем работ в павильоне Небесных Столпов. Сначала, Вэнь Цзя поручал ему простую работу, ту которую поручили бы действительно наказанному ученику, вроде: перестелить постель, накормить и напоить больных, постирать перевязочный материал или отнести просто что-то кому-то... По сути, он просто проверял границы выдержки Мэймао. Границы его брезгливости и границы упрямства. В общем той мелкой, но необходимой работой, которой напрягают каждого новичка приходящего в коллектив, проверяя на прочность. Чуть позже ему позволили менять повязки и промывать чужие раны под присмотром. Мэймао не требовал к себе много внимания — травматологию, первичную хирургию, да и общую гигиену, с которой здесь было туговато, Лин Цзыху знала на куда более совершенном уровне нежели сам Вэнь-лаогэ, но вот травы и работа с ци... Он попросил приносить ему нужные книги, чтобы он мог изучать их в комнатах "учителя" или чаще посылать под каким-либо предлогом в библиотеку павильона Тяньчжу. Та же пульсовая диагностика очень впечатлила Мэймао. Лин Цзыху была доктором западной медицины, но в поисках лечения для своей крошки не редко обращалась и к традиционным китайским практикам, вроде иглорефлексотерапи́и и прижиганий травами акупунктурных точек. Но предполагать о наличии меридианов и явственно их ощущать в своем собственном теле это не одно и тоже. И хоть Мэймао в свои десять еще не развил золотое ядро, в его даньтяне уже разлилось киноварное поле, разнося энергию жизни в каждый цунь его организма и пульсируя в такт сердца. Музыкотерапия, ароматерапия, фитотерапия, Су-Джок, и Шиацу. Это все было безумно интересно, и хотя Мэймао весьма скептически отнесся к основному учению о трех ньепа, что практиковали в Поднебесной, полностью его принять не смог. Зная о назначении лимфы, бактериях и экссудации, верить в истечение желчи и слизи... Но основной целью всех манипуляций было излечение пациента и гармонизация токов энергии ци в меридианах тела, и пока это работало, ему было все равно, что считали местные. А еще здесь известные травы были иные — не только заклинатели культивировали в себе светлую ци, вся Поднебесная была пропитана светлой и темной энергиями, неизбежно затрагивая растения и животных, порождая порой совсем немыслимое. Мэймао было интересно, как Вэнь-лаогэ мгновенно снимал воспаления примочкой из какой-нибудь банальной травы, вроде зверобоя, или заставлял раны закрываться на глазах, вливая в пострадавшего свою ци, а, подстегивая движения чужой, переломы срастались за несколько дней. В таких случаях Мэймао очень любил ассистировать Вэнь Цзю впитывая навыки и пытаясь после разобраться и наложить на свои знания. Все это здорово подстегивало скорее сформировать ядро, хотелось наконец опробовать методы местного воздействия на практике самому, но приходилось пока довольствоваться малым. Оптимальным возрастом создания золотого ядра являлся промежуток от двенадцати до семнадцати лет. Считалось, что позднее сформировать его гораздо сложнее и ядро все равно будет недостаточно сильным. К тому же, по статистике, завершают его формирование лишь половина обучающихся, из которых еще и каждый десятый получал травму, трещину или полный распад духовного начала. Другой половине и вовсе оставалось довольствоваться раскрытыми меридианами и разлитым киноварным полем. Поэтому приходилось осторожничать и не поддаваться эмоциям, сформированное ядро было мечтой и целью Мэймао. Бао Мо, например, весною будет шестнадцать и свое ядро он сформировал лишь полгода назад, а на слабое самосовершенствование Цао Лина учителя кажется вовсе махнули рукой. Ему сейчас было тринадцать, но даже энергия Мэймао казалась в разы сильнее и гуще, а потому Цао-сюн предпочел перебраться под крылышко учителя Фу и продолжать совершенствовать искусство кисти и изучать углубленно начертания талисманов. Вэнь Мэймао, учителя продолжали гонять как и прочих учеников. Обучение-наказание, никого по сути не касалось, заработал — значит отрабатывай после основных занятий, а попытки взбрыкнуть и самостоятельно снизить нагрузку за счет физических занятий довольно быстро пресекли. Ему весьма доходчиво объяснили, после первого же проваленного теста, что халтуры никто не потерпит. Палками по хребту — это действительно доходчиво, уже после первого десятка ударов отбивает все желание облегчить себе жизнь. Но времени порою все равно не хватало, так что Мэймао немного скатился, и оттого знания в него вбивали регулярно. Буквально. Вэнь-лаогэ на это только тихонько ворчал, что вместо помощника получил очередного пациента, смазывал его синяки, но в очередной раз ловил на каких-либо нарушениях и награждал очередным наказанием, поддерживая оговоренную легенду. И сейчас, раз Вень-лаогэ раскричался на Мэймао, которого к тому же сам до того отослал отнести окровавленное тряпье в прачечную, это означало, что рядом были посторонние. Кого именно к ним занесло он рассмотреть не успел, но предполагал, что это либо Вэнь Нуань — главный целитель Небесных Столпов, либо Вэнь Цин — двоюродная племянница главы клана. Среди остальных работников было как-то не принято просто так врываться к чужим пациентам. А вообще все хоть сколько-то заинтересованные давно уже догадались о подоплеке его наказания, первые месяца четыре еще удавалось скрывать, и то — как скрывать — никому просто дела особо не было, а потом уже просто примелькался так, что и слепой заметит. Но так как Мэймао официального обучения не просит и Вэнь Цзя его так же официально не учит... все просто делают вид, что все так и должно быть — Вэнь-лаогэ периодически порыкивает и сыплет наказаниями, а глава павильона Тяньчжу кривит лицо в притворном кашле и отправляет зачитавшегося в библиотеке Мэймао протереть особо пыльные полки, где он находит некоторые интересные книги. Этакий секрет Полишинеля, но необходимость игры еще никто не отменял. Захватив со склада нужные ингредиенты, Мэймао поспешил обратно. Как он и предполагал в комнате помимо Вэнь-лаогэ, было еще два упомянутых ранее Вэня помимо самого подошедшего Мэймао. Он почтительно поклонился, не решаясь отвлекать от обсуждений словесным приветствием, и прошмыгнул к столу раскладывая на нем принесенные мешочки. У пострадавшего на койке, еще по прибытии обнаружилось демоническое проклятье после схватки с Дицзяном — Вэнь Цзя еще при Мэймао запечатал его тремя небесными знаками и рассеивающим талисманом, но видимо Вэнь Нуан решил натаскать внучку, потому как сейчас печати были сорваны и небрежно валялись ненужными тлеющими листочками на столешнице. К горлу подступила едкая горечь и раздражение. Было обидно. Очень. Мэймао понимал необходимость обучения и практики для молодой племянницы Главы, но вот так просто испортить чужой труд... Вэнь-лаогэ тратил на это свое время и силы, и пусть манипуляция не была особо трудной, но требовала определённой степени концентрации и терпения — он видел как после у него свело судорогой ладони. И сейчас они стояли склонившись над больным и обсуждали с чего лучше начинать повторное наложение, в то время как его лаогэ, с каменным лицом и сжатыми кулаками молча стоял рядом как какой-то нашкодивший ученик на ковре у директора. Это злило Мэймао. Если Вэнь Цин так хотела научиться, она могла прийти и пораньше! Он тихонько собрал на поднос грязные миски с остатками настоев, смахнул в мусор использованный талисман, чтобы тот не мозолил глаза закипающему Вэнь Цзю и отмыл от туши еще влажные кисточки, краем уха прислушиваясь к задаваемым Вэнь Цин вопросам и мысленно стараясь на них ответить, так как если бы спрашивали его. Когда ответов не находилось или они не совпадали, он сделал мысленную пометку позднее узнать подробнее. Когда дева приступила к начертанию, пачкая чужие, только что отмытые кисти, Вэнь Цзя взорвался. Кривя губы и зло дергая руками он послал Мэймао разнести обеды и подмести двор. — А потом вали к себе, все равно пользы от тебя никакой! Болтаешься здесь без дела, только под ногами мешаешься, бестолочь! Стало еще чуточку обиднее, выхватил считай ни за что, но в целом, это было ожидаемо, надо было сразу уйти, но очень хотелось второй раз послушать, проверить как все запомнил. Поэтому он не стал злиться, проверил чтобы слуги приготовили еду согласно назначенным диетам и проигнорировав указание о дворе отправился к ребятам в их общую комнату. Нужно было выучить тактику и повторить историю, обычные занятия еще никто не отменял, и Бао-сюн опять на счёт жаловался, прося помочь разобраться — вот уж с чем у Мэймао не было проблем после алгебры-то. — Ва-а,.. лаосань! Смотрите-ка кто почтил нас своим вниманием! А ведь еще даже не стемнело, чего это ты явился? Мы тебя совсем не ждали... Цао-сюн ты успел спрятать ту книжку, что нам дал Су-шисюн? — привычный шум в цзинши успокаивал, и даже шумный, болтливый рот Бао Мо был веселой и приятной обыденностью. — На полку между "Книгой Перемен" и твоей любимой "Классикой гор и морей". Да-да, именно туда, запомнил? Ее надо будет вернуть через два дня, так что обязательно посмотри. Ай-ай! То есть не смотри! Я хотел сказать — ни в коем случае не смотри-и... — словивший подзатыльник шисюн наигранно ныл, возмущался и отнекивался от собственных же слов, размахивая руками. Он всегда был веселым и отходчивым, и нравился Вэнь Мэймао своей непосредственностью и даже некоторой инфантильностью. У самого Мэймао никогда не получалось вот так вот запросто, без стеснения, общаться с незнакомцами или бессовестно виснуть на них выпытывая информацию. Или вот как сейчас, намеренно что-то говорить, а потом притворяться глупым и не смышленым, и тут же просить помощи. Мэймао знакомился с людьми, но быстро их забывал, когда необходимость общения с ними пропадала, он долго сходился и притирался к людям, и лишь потом позволял себе некоторые вольности, вроде объятий и шуток. — Твоих намеков не поймет только слепо-глухо-немой Бао Мо. Не отвлекайся! Ты вон рукавом всю тушь на листе смазал, — добавленное злым шипящим шепотом "Он же еще маленький", Мэймао решил не заметить. Знал он эти их книжки. Порнушные сборники с весенними картинками, да еще и в ужасном исполнении — смех и только. Его соседи были постарше и уже интересовались подобными вещами. Не сильно скрываясь, но и стараясь не смущать лишний раз самого Мэймао. В конце концов, что естественно, то конечно не безобразно, но в краску, разные бесстыдства и жаркие разговорчики, все же, вгоняют его на раз. — Ай-йя-я!.. Ашь!.. теперь и этот переписывать! И чего старикашка так зверствует, будто его все гули разом покусали... — Не ной. Сам же сказал, что до вечера нужно успеть закончить, а ты еще и половины не сделал. — Эй, я работаю, не видишь? Мне уже нельзя с своим пропавшим шиди поздороваться, что ли? — Ты все время отвлекаешься, а не работаешь! Перед тем как пришел лаосань ты ныл, что давно не ел пряный суп со свининой, а перед этим, что тебе жарко и у тебя затекла рука, а перед этим... — Ладно-ладно, я понял, не продолжай! Видишь, уже пишу... — Бао Мо и впрямь притянул ближе чистый лист и начал заново переписывать смазанные рукавом иероглифы. — И долго он уже так сидит? — Мэймао скинул одежду, оставаясь лишь в штанах и распахнутом нижнем халате, и с удовольствием потянулся. На улице действительно стояла жара и было невероятно душно. — Уже половину стражи точно. И не он, а мы! Один бы этот балбес и мгновенья не высидел, — Цао Лин скользнул взглядом по упавшей на обнаженную мальчишечью грудь мягкой пряди и отвернулся пламенея ушами, — А и правда, чего это лаосань явился сегодня так рано? Неужели твой драгоценный Вэнь Цзя наконец-то собрал все свое мужество в кулак и выгнал тебя из своего мягкого сердца? — Скорее это Вэнь Цин собрала в кулак кое-что другое принадлежащее Вэнь Цзя. Старик Вэнь изволит учить свою яшмовую деву на подопечных лаогэ, сливая все его предыдущие старания прямиком в Диюй, так что он злющий как демон. А я прямо сейчас мету двор, — на пантомиму Мэймао, изображающего усердного дворника, Бао-сюн, не менее усердно имитирующий занятость, хохотнул и махнул рукой, мол "в том углу пропустил, свинтус". Мэймао склонился, не хуже чем перед Небесным Императором и старательно замахал "веником". Цао Лин шутку не оценил, он треснул шисюна по макушки листаемой тетрадью, а в него швырнули смятым бумажным комком. Попал, но Мэймао не растерялся, он смел воображаемый мусор на воображаемый совочек, приподнял одеяло на постели Цао-сюна, скинул мусор и накинул одеяло обратно. — Ах ты!.. — Аха-ха! — Тц. Не отвлекай его лаосань, а то он точно к вечеру не успеет, — хохочущему Бао Мо снова прилетело по макушке, а на него Цао Лин махнул рукой — испорченных листов больше не было, а кидать что-то еще со стола было откровенно жалко. — А к чему такая спешка? Что будет вечером? — У нашего красавчика сегодня вечером свидание в городе. Ох потеряем мы нашего братца, ох, затянули его девичьи сети, опутали!.. — Ва-а, и кто же эта несчастная? — Чего это сразу несчастная?... — Не отвлекайся, — Цао Лин снова приголубил макушку мягкой книжной обложкой, — Ли Вэй из лавки оружейника. — Красавица Вэй-Вэй? — Мэймао хорошо помнил хрупкую девчушку с нежными чертами и бойким нравом, помогающую отцу в лавке, в которую мальчишки с мальства захаживали и восторженно замирали, подолгу разглядывая различное оружие. Видимо кого-то с некоторых пор интересуют там совсем не холодные, острые железки, а вполне себе мягкие, горящие щечки и озорные влажные глаза. — Братец Цао, так она же вроде не слепая? — Мэймао просто не мог упустить такую возможность пошутить и демонстративно прошелся непонимающим взглядом по пунцовому шисюну. — Эй!..Вы!.. — Не отвлекайся. А то мало того, что страшный как чума, так еще не хватало тебе прослыть глупцом. Тогда точно жену себе не найдешь, до самой старости один ходить будешь. И бурчать как наш учитель! Так за шутками пролетело время до вечера. Естественно Цао Лин помог Бао Мо закончить задание — в последнее время он первоклассно наловчился подделывать его почерк и почерк Мэймао, помогая им с письменными заданиями — и тысячу раз убедили прихорашивающегося Бао-сюна, что он красавчик, и нет шесть косичек — это много. Двух у висков вполне хватит. Ну ладно, если он сильно хочет, то по две у каждого виска, но это точно все. И никаких ярких лент, он же не девчонка. А вечером Вэнь Мэймао вместе с Цао Лином, закупившись в городе закусками и десертами, присоединились к компании других мальчишек-учеников. Они завалились в чужие комнаты, где рассказывали истории, играли в "крокодила" и "правду или действие". Ребята давно привыкли, что из него можно вытянуть много интересных игр, да и самому Мэймао было интересно и весело, поэтому они с удовольствием развлекались.