Планида. Закатившееся солнце.

Глава 5. Солнце.

      ... Ты испарить спешишь тоску в просторы свода, Наполнить головы и ульи соком меда; Ты молодишь калек разбитых, без конца Сердца их радуя, как девушек сердца; Все нивы пышные тобой, о Солнце, зреют, Твои лучи в сердцах бессмертных всходы греют...       Ш. Бодлер       За окном тоскливо моросил дождик, ветер лениво раскачивал разбухшие от постоянной влаги голые ветви облетевших слив и приносил с собой горьковатый запах прелых листьев и навоза. На улице вопили казарки и надрывалась одинокая выпь. Казалось все певчие птицы исчезли вместе с солнцем, а оставшиеся застудили себе глотки и теперь распугивали окружающих хриплыми всхлипами и рокотом.       Дожди лили уже не первую неделю. Из-за этого все занятия теперь проходили в закрытых павильонах, включая занятия физической подготовкой, и острый запах мальчишечьего пота преследовал наравне с недовольными птичьими воплями и раздающимся то тут, то там сухим кашлем.       Все дорожки и переходы давно превратились в непроходимое липкое месиво, взбитое сотнями ног и даже разложенные деревянные настилы не особо помогали не замочить обувь, а потому сапоги Вэнь Мэймао сейчас сохли рядом с теплой жаровней в комнате Вэнь Цзя.       — Сяо-Вэнь, поменяй примочки, а потом завари сбор с листьями фу-жун, не нравится мне его температура, с ночи не спадает...       Мэймао проглотил едкий комментарий, не желая вновь вступать в бесполезный спор и послушно сменил влажную ткань на ноге юноши и полотенце на лбу, и прошлепал босыми ногами к столу в дальнем углу комнаты заниматься жаропонижающим сбором.       Он уже давно понял и принял, что целители Поднебесной крайне неохотно брались за нож — они предпочитали лечить энергией и не вмешиваться в естественное состояние организма без крайней нужды. Но определение этой самой нужды всегда оттягивалось максимально и зачастую вредило безвозвратно.       Мин Чи — так звали их нынешнего пациента— был результатом этой самой нерешительности.       Его притащили друзья, такие же молодые заклинатели, у которых энергия в голову бьет. Мин Чи сломали ногу в уличной драке в столице Цишань Вэнь, где они праздновали удачное завершение ночной охоты и столкнулись с точно такой же подвыпившей компанией, состоящей почти полностью из соклановцев Вэнь Мэймао. К сожалению, сам Мэймао даже ни мгновения не сомневался, что в подобной ситуации они не могли бы разойтись мирно. Орден Вэнь вел в последнее время достаточно жесткую политику, и разборки между исконными и новыми вассальными кланами случались постоянно.       Но возвращаясь к Мин Чи — друзья притащили его под утро, прямо в заботливые руки Вэнь Цзя, который не долго думая как мог вправил кость и наложил шину, влил немного энергии в рану и определил на койку, отсыпаться после пьянки и приходить в себя после выпитого накануне алкоголя.       Прискакавший ближе к вечеру на очередную "отработку наказания" Мэймао нашел Вэнь-лаогэ в компании Вэнь Цин склонившимися над стонущим в горячке парнем, и спорящими над методом лечения бедолаги. Сам Мэймао деву Цин не особо любил и старался особо на глаза этой особе лишний раз не попадаться, а потому лишь мельком отметился и под каким-то дурацким предлогом удрал в библиотеку.       Когда вернулся застал все ту же компанию и истыканного иголками пациента. Сразу стало ясно, что в споре победила племянница Вэнь Жоханя. Вэнь-лаогэ иглы не любил и отдавал предпочтение прижиганиям и техники "музыки рук", так что уступка была очевидной. Впрочем здесь Мэймао его не осуждал, дева Цин в свои неполные пятнадцать была достаточно властной и амбициозной личностью, она не терпела неповиновения и не признавала авторитетов. А еще прекрасно осознавала свое положение, весьма близкое и к главе павильона Тяньчжу, и к главе ордена, и без малейшего стеснения им пользовалась, затыкая недовольных и забирая себе интересных пациентов, а потому идти против нее было сложно. Вэнь Цзя еще неплохо справлялся, сдерживал напор неугомонной девицы.       В комнате стоял густой запах жженой полыни и ладана, они переругивались, продолжая превращать пациента в ежа, а Вэнь Мэймао хватило взгляда на стремительно чернеющую ногу, чтобы тихонько отозвать Вэнь-лаогэ в сторону и спросить:       — У него ведь пережат сосуд, да?       — Да, в голеностопе полностью отсутствует пульс крови. Скорее всего зажало костью при переломе.       — Почему вы тянете? Ему не помогут иглы, ты же знаешь. У него уже вся стопа черная, почти сутки прошли с получения травмы.       — Умный самый, да? Отрезать всегда успеем. Вэнь Цин нашла какую-то старую методику в закрытом хранилище, хочет ее проверить. Может сработает. Не хотелось бы портить ему посмертие .       Мэймао не стал больше спорить, лишь напомнил про время, да сверкнув неодобрительно глазами ушел к себе. Это был не первый их спор и, в конце концов, местные методы лечения его не раз уже удивляли, кто знает, вдруг правда сработает.       Не сработало. Заглянувший на следующий день, после основных занятий, он застал все ту же компанию в процессе подготовки к ампутации и в очередной раз поцапался с Вэнь Цзя. На взгляд Мэймао они собирались резать слишком низко, небольшой отек и покраснения уже распространились на бедро, но он упорно хотел сохранить колено и не соглашался, а устав спорить просто отослал его куда подальше.       На третий день от воспалённого среза колена и выше по бедру поползли мерзкие темные пятна, отечные и мягкие на ощупь, а шелушащаяся кожа обжигала устойчивым жаром. Влажная гангрена и лихорадка. На левой руке начали темнеть пальцы и облазить кожа. Обширный сепсис.       Мин Чи уже почти двое суток не приходил в себя, лишь метался под действием опиума и стонал сквозь зубы, а его золотое ядро жадно дрожало, судорожно перегоняя передаваемую Вэнь Цзя энергию по всему организму.       От раны отчетливо несло разложением, оседая ощущением тухлой сладости на языке. Поэтому он старался держаться ближе к окну и глотал собственное разочарование, не менее тухлое и нездоровое — на улице Мэймао выловили друзья Мин Чи, каким-то образом узнавшие, что за ним смотрит именно Вэнь Цзю. Они задорно хохоча выспрашивали о его состоянии и весело, перебивая друг друга, сетовали на строгого главу павильона Небесных Столпов, что не отпускает их шиди на волю так долго. Обычный перелом же — по сути пустяк для заклинателя со сформированным ядром, пару дней покоя и снова на ногах.       Мэймао, на тот момент, мог лишь отбиваться от взрослых парней и молчать. Ему не хватило духу озвучивать собственные прогнозы, на тот момент он еще не видел результатов операции и хотел продолжать надеяться на чудо, ведь не зря же глава павильона носился с девой Вэнь, как с золотым яйцом, нахваливая ее таланты и огромный потенциал. Да и чего уж лукавить, мужества ему тогда тоже не хватило. Он едва не разревелся, когда его окружили рослые парни и панибратски кладя руки на его плечи, шутливо толкая и перебивая друг друга, начали засыпать вопросами и пытаться пихнуть в руки кулек с вкусной едой для их шисюна, предлагая и самому не стесняться, и угоститься.       Мэймао тогда удирал сжимая кулаки и прижимая руки плотно к телу, оскальзываясь на мокром настиле и крепко сжимая зубы. Было тошно. До сих пор было тошно от самого себя. Ему не хватало мужества, не хватало смелости. Ему не хватало сил заставлять других слушать его. И, принимая реальность, не будет хватать еще долго. Это душило его.       Он закончил с припарками и перевязкой под руководством Вэнь-лаогэ. Сварил противоотечную мазь из паучьих гнезд на завтра и поставил перечный настой, за ночь как раз настоится и утром можно будет отдать простывшим слугам и ученикам. Разобрал подсохшие цветы хризантемы и перетер в тонкую пыль корень ластовня и семена сои... Работал руками, чтобы не работать головой.       Уже в сумерках, собираясь к себе и натягивая подсохшие сапоги, Мэймао остановил глухой голос Вэнь Цзю:       — Если срезать выше и отсечь руку, это поможет?        — Пятна в паху ведь уже есть?       Меймао не заглядывал больному в штаны, ему хватало других симптомов: желтой склеры, белого налета на языке и губах, воспаленной щитовидки и лимфоузлов, сухой шелушащейся кожи, отеков и темной крови со сгустками. Пятна в паху означали, что заражение запустили и оно уже вовсю разносится по организму не ограничившись конечностями, медленно убивая Мин Чи, и при перечисленных симптомах, они должны были появиться еще утром...       Методы заклинателей оказались не особенно действенными. Хотя здесь большую роль сыграл фактор человеческой халатности. Со стороны каждого из них: Вэнь Цин возжелала поиграть с чужой жизнью экспериментируя, Вэнь Цзя позволил себя уговорить, не желая перечить стоящему выше по положению, а Вэнь Мэймао... он просто струсил.       Вэнь Цзя не стал подскакивать и проверять, наверняка и так скорее всего зная, что — да, есть. Лишь заменил догоревшее благовонье на новое и продолжил перебирать струны гучжена , раз за разом наигрывая тоскливую, тягучую как мед мелодию. От ее звучания энергия в даньтяне Мэймао волновалась, свивалась в мелкие, ленивые водовороты, что закручивались то влево, то вправо, прибавляя к тошноте воображаемой, тошноту реальную...       На следующий день по прежнему лил дождь, а койка в кабинете Вэнь Цзю была свободна. Мэймао не собирался задавать вопрос, но Вэнь-лаогэ решил иначе:       — Глава павильона Тяньчжу забрал его утром во дворец Дичжу, — в тот момент Мэймао подумал, что лучше бы Мин Чи и в правду умер...       Месяц шел за месяцем. Для Мэймао они стали похожи на маятник. Он метался между ученическими занятиями с их тоскливыми лекциями, первыми ночными охотами на различную мелкую нечисть, и сражениями с Вэнь Цзя за очередную порцию знаний. После случая с Мин Чи, Вэнь-лаогэ стал более отстраненным в общении с Мэймао. Стал реже разговаривать на посторонние темы, не связанные с медициной, просто давал какое-нибудь задание, вроде составления сбора, варки мази, обработки мелких ран или проведения профилактического массажа. Или просто отправлял в библиотеку с названием нужной рукописи, когда он начинал слишком уж наседать с вопросами.       Сам Мэймао изменить сложившиеся отношения тоже не пытался. В конце концов они не были друзьями, между ними была лишь договоренность о взаимопомощи, не более.        На него так же повлияла чужая смерть, и осознание собственной низкой трусости, а потому он дал обещание самому себе, что в следующий раз будет настойчивее и ни за что не отступится от человека, если будет способен помочь. К счастью, серьезные пациенты к Вэнь-лаогэ попадали не так уж и часто, разбираемые более опытными целителями. А когда все же попадали, тот больше никого к себе не пускал, твердо, но вежливо отказывая Вэнь Цин и совсем невежливо выгоняя Мэймао, чему он даже был немножко рад, потому что несмотря на данное себе обещание, он все еще не знал как заставить кого-то себя услышать.       В один из таких дней, когда Вэнь-лаогэ занимался пострадавшим, он отослал его с поручением. Так Вэнь Мэймао познакомился со вторым сыном главы Вэнь — Вэнь Чао.       Тот жил в главной резиденции клана, а не в ученических общежитиях, как сам Мэнмао, из-за чего пришлось тащиться в конюшню и плотно кутаться в зимнюю мантию с капюшоном, защищаясь от пронизывающего ледяного ветра и редких колких снежинок.       Зато по прибытии сразу стала ясна ухмылка лаогэ и сочувствующие усмешки остальных. Вэнь Чао оказался... капризным.       Он был на пару-тройку лет старше самого Мэймао, вполне симпатичным, с тонкими чертами лица, густыми ухоженными волосами и как любой подросток немного не складным телосложением.       За то недолгое время, что было необходимо Мэймао на то чтобы подготовить лекарства и закипятить воду в чайнике, он успел задать десяток неудобных вопросов и самому же на них не менее едко ответить. Пожаловаться на то, что к нему прислали малолетку-неуча, позвать стражника, выгнать стражника, позвать служанку, приказав обмахивать его веером, потому что жарко, укутаться в одеяло, выгнать слугу и в итоге заявить, что он совсем не хочет пить приготовленное лекарство.       У Мэймао на это мельтешение кажется дернулся глаз. Его прислали сюда в качестве няньки? Как он должен был уговорить этого вздорного, высокомерного мальчишку выпить лекарство, на которое и сам Мэймао посматривал с едва скрываемым отвращением? Бурое, как болотная вода и слегка вяжущее, оно пахло прелым сеном и гнилым картофелем, и остывая, быстро покрывалось скользкой пленкой, но, при этом, отлично помогало в снятии симптомов отравления ядом большинства мелкой нечисти. Взрослые заклинатели, в силу привычки, проглатывали его залпом и не морщась. Мэймао тоже уже довелось разок принять это пойло на основе степного копытня и водяного ореха, Вэнь Чао наверняка тоже пробовал, так что врать и юлить не было никакого смысла — на вкус оно было так же отвратителено как и на вид.       Мэймао протянул ему чашу со строгим "надо". Мальчишка в ответ лишь фыркнул и отвернулся к стенке. Он выступил с речью о воспитании и неподобающем поведении, и получил лишь хохот в лицо и заявление о том, что сын Верховного заклинателя априори не может быть дурно воспитан, а тот кто попробует заявить о подобном во всеуслышание, сам не более чем дурак. Уловивший издевательский намек и демонстративное покашливание стражника стоящего у двери, злой Мэймао заново переделал уже остывшее лекарство, которое полагалось пить горячим и предпринял новую попытку. Он говорил с ним как со взрослым и попробовал как с маленьким, просил и уговаривал... и сжимал пальцы на тонком фарфоре крепче, лишь бы не швырнуть пиалу прямиком в наглого мальчишку.       О, Вэнь Чао не был глупым, глупые заклинатели вообще быстро умирают, и рано или поздно он бы все равно принял лекарство, но Мэймао чувствовал себя круглым идиотом, пытаясь впихнуть чашку в руки "золотого" засранца. Особенно он взбесился, когда Вэнь Чао едва не опрокинул пиалу на постель. Пара капель тогда все же пролилась на одеяло и мальчишка, нахально улыбаясь, заявил, что теперь Мэймао придется задержаться, чтобы еще и отстирать его постель.       Мэймао буквально почувствовал как вспыхнуло его лицо. Сам не понимая чего в нем больше гнева или смущения, потому как постель действительно испачкана и от второго сына главы в самом деле можно было ожидать посыла в прачечную.       Для него сегодняшний вечер был одним из тех немногих свободных вечеров, который он мог весело провести с друзьями, так как все задания он сделал заранее и даже на тренировке по фехтованию успешно выполнил все стойки и одолел всех своих соперников, чем заслужил отгул на вечернюю тренировку. А теперь он, по желанию Вэнь-лаогэ и несносного второго наследника застрял здесь! С этим вредным, избалованным, наглым мальчишкой, которому явно не помешают пару десятков ударов палкой! Бессмысленно торчит уже больше четверти стражи! Уши полыхали, ладони яростно сжимали ткань рукавов, а в голове невольно пронеслось, что загубленными отварами можно было отпоить уже троих пациентов пока этот выделывается и переводит продукт впустую! А потому он решил, что гнева в нем все же больше...       Он вскочил, заявляя, что еще не хватало, чтобы он, Вэнь Мэймао, сын Вэнь Юйлуна, марал руки работой слуг! Швырнул, разбивая, ненавистную пиалу о пол и расплескивая мерзкое пойло, и принялся закидывать принесенные свертки в сумку, тихо бурча о том, что: "Если нежное дитё не в состоянии выпить такое горькое лекарство, то пусть лично попросит главу павильона придумать новое, а он тут бесполезен и потому уходит". В висках он чувствовал бешеный пульс своей крови, а движения его рук были резкими и дергаными. Мэймао с огромным трудом заставил себя проглотить грубую фразу о подтирании чужих задниц.       Выход из комнаты ему преградил стражник. Взрослый мужчина не обнажал меча, он к нему даже не потянулся, просто встал посреди прохода, сложив руки на груди и лениво смотря сверху вниз. От исходившей от него угрожающий и колючей энергии у Мэймао вспотели ладони и едва не подогнулись коленки.       — Я все еще не принял лекарство и ты должен поменять повязку. Если сейчас уйдешь, то тебя накажут.       — Да плевать! А... , — едва не сорвавшееся "А свое лекарство можешь слизать с пола" с легкостью могло лишить его жизни, а потому он лишь стиснул зубы прикусывая щеку изнутри до крови и приказал себе не отводить от пугающих глаз мужчины взгляда, то ли из глупого упрямства, то ли так наказывая самого себя., — ...мне все равно.       — Тц-ц! Какой ты скучный. Ла-адно, я выпью его, если ты кое-что сделаешь взамен...       — Сделаю что?       — Пустяк! Всего лишь расскажешь мне какую-нибудь интересную историю.       "Историю?.. Серьезно?" Мэймао не удивился бы потребую Вэнь Чао молить его на коленях, или, например, пробежаться голым по коридору, или петь глупые песни на главных ступенях дворца, но историю?       — Не думай, что это будет просто. Я знаю много историй и хочу услышать что-то новенькое, так что уж постарайся...       Вэнь Чао откинулся на подушки и закинул руки за голову, будто точно уверенный, что Мэймао согласится. Чтож, он и правда согласился — получать наказание не хотелось, тем более от главы клана, что особой добротой никогда не славился. И пусть отец Мэймао тоже являлся далеко не последним человеком в иерархии клана, но он и так сейчас прошелся по грани, если бы Вэнь Чао вспылил, досталось бы ему крепко.       С историей и правда оказалось все не так просто. Они договорились, что Мэймао пока перевяжет царапины на боку подростка, а лекарство он примет в конце, если Мэймао сможет выполнить обещанное и чтобы не переводить его зазря. Пока он смазывал и бинтовал две кривые, чуть сочащиеся царапины на нижних ребрах, полученные по словам Вэнь Чао от Чангуя, он попробовал рассказать ему легенду о Восьми бессмертных, о загадочных огоньках страны Суймин, миф о Богине-Нюйве, реальную историю о свержении Даолао Гуя убитого героем Цзи Шеном, и о рождении карликового огра-людоеда Эрчжун Рена. С каждой начатой историей, Вэнь Чао его невежливо перебивал и продолжал рассказывать сам— это значило, что история ему знакома.       Мэймао опять начал потихоньку заводиться, а потому решил поделиться историей не раз перечитанной в его бытность Лин Цзыху. Да такую, чтобы у Вэнь Чао и мозг, и язык в трубочку свернулся при попытке переварить и повторить...       — И там, в земле Моргота Дор Даэделот, Куруфи́нвэ Фэана́ро вскоре остался один; но долго еще продолжал сражаться и бесстрашно смеялся, хотя его окутывало пламя, и много раз он был ранен. Но вот наконец Готмог — главнокомандующий армиями Ангбанда, Повелитель балрогов, поверг его на землю, и там бы он и погиб, если бы Нельяфинвэ Майтимо и три его брата: Канафинвэ Макалаурэ, Туркафинвэ Тьелькормо, Морифинвэ Карнистир с отрядом не пришли к Феанору на помощь, и балроги не бежали назад в Ангама́ндо.       А что еще могло быть более зубодробительнее Толкиеновского Сильмариллиона? Он старательно давил довольную улыбку наблюдая за тем как Вэнь Чао хмурится, раз за разом переспрашивает имена героев и шепотом пытается их повторить. Мэймао специально называет их полные имена, а потом переходил с эсси на эпессэ, и ухохатывается внутри от своей маленькой мести. Лин Цзыху нравился созданный профессором мир Арды, и даже то, что эльфы в его изложении стали обычными заклинателями, а Моргот — Императором демонов, не сильно мешало, скорее даже чуть-чуть забавляло его.       — Позже эту битву назвали Да́гор-ну́ин-Ги́лиат, или Битва под Звёздами — это была первая битва Войны Самоцветов, произошедшая между прибывшим в Белерианд орденом Нолдор и Тёмным Императором Морготом. В ходе той битвы погиб глава клана нолдор-изгнанников — Феанор.       — Так значит его все таки убили?       — Мм, да. Раны Феанора оказались смертельными. Но после смерти тело главы не было подобающе погребено, поскольку неистовый огонь души Куруфи́нвэ Фэана́ро превратил его в пепел, — Мэймао в последний раз помешал готовый отвар снимая ломкую пленку с поверхности и передал пиалу второму сыну главы клана Вэнь.       — Первая битва войны Самоцветов... Значит были и другие?       — Да, и не мало.       — В какой книге ты это прочитал?       — Ни в какой. Най-най рассказывала мне их устно перед сном, — приплетать в свою ложь бабушку было не очень честно, но весьма удобно. Воспитанием Мэймао по большей части занималась именно Вэнь Чанчунь, а проводить Расспрос из-за такой мелочи как название книги развлекательных историй, не станет даже такой баловень, как Вэнь Чао.       —И что, ты вот так вот все это запомнил?       — Ну, молодой господин Вэнь же запомнил, — Мэймао специально сказал это как утверждение, а не вопрос, чтобы тот больше его не спрашивал. Не станет же Вэнь Чао признаваться, что это не так и он не смог запомнить с ходу рассказанную историю — не тот у него характер.       Время перевалило за вторую половину часа Пса, и если Вэнь Мэймао сейчас поспешит, то вполне еще может успеть перехватить Цао Лина и вместе пойти развлечься в город.       Несмотря на то, что темнело зимой рано, Цишань не зря звался городом где Небо без Ночи. Все дороги и дорожки освещали тысячи расписных бумажных фонариков, осветительных талисманов и энергетических жемчужин, создавая ощущения бесконечно-длинного дня и непрекращающегося ни на миг праздника.       Вэнь Мэймао нравилась столица провинции Шэньси и сердце ордена Цишань Вэнь. Безночный город, жил праздно, но размеренно, в отличии от яркого и шумного Шанхая, где огромные и уродливые неоновые вывески слепили уставшие за день глаза, а автомобильные выхлопы смешиваясь с запахом горящего фритюрного масла из дешевых уличных забегаловок, забивал глотку и мешал дышать полной грудью. Здесь пахло оплавленным воском, сандаловыми благовониями, свежим деревом и сладкими булочками, а сквозь мягкий свет тысяч фонариков все равно можно было увидеть звезды.