Планида. Закатившееся солнце.

Глава 8. Крышка.

      ...Будь вечный домосед, бродяга целый век, Будь без конца ленив, будь труженик без меры, — Ты всюду смотришь ввысь, ты всюду полон веры И всюду тайною раздавлен, человек!..       ...Ты — крышка черная гигантского котла, Где человечество горит, как груды праха!       Ш. Бодлер       Влажные клубы ароматного пара, окутывающие прогретое помещение уютной купальни, лениво поднимались вверх, скрывая в легкой туманной дымке густо лакированные деревянные стены с резьбой и вставками из зеленоватой глазурованной керамики, а также глубокий наполненный чистой водой небольшой бассейн для омовений, с перекинутым через борта небеленым полотном.       Темные, напитанные влагой шелковые нити волос растянулись по едва рябящей водной глади. Длинный выдох раз за разом срывался с обкусанных губ, а ногти бездумно шкрябали незаметную глазу, тонкую трещинку на боку каменной чаши. Скатывающиеся по распаренным оголенным плечам прохладные капли невесомо щекотали кожу, заставляя его немного ежиться. Мрачные думы, что угнетающими картинами ворочались в голове Мэймао, словно рассеялись в завихрениях теплого пара клубящегося у самого потолка комнаты. Они растворились во влажном жаре купальни, и теперь лишь изредка вспыхивали кадрами тревожащими воспоминания. Впервые за долгое время Вэнь Мэймао ощущал спокойствие и скорее даже легкую веселость при мыслях о грядущем.       — Молодой господин, вот Ваша одежда, — голос совсем еще юной нюйкуй смешливым шепотом донёсся до Мэймао, вырвав его из мрачного, упрямого веселья и вынудив затравленно повернуться. Эти весенние развлекательницы, с негласного и ехидного одобрения Лао Бэя, словно задались своей главной целью засмущать этого юного и скромного Вэня до смерти!       Было совершенно невозможно не покраснеть, когда Ли Лан, управляющая заведением в городе Хуанчуань, о чем-то восторженно щебеча со стариком, сначала от души наминала щеки Мэймао, а после воткнула его лицом в пышное декольте, прикрытое лишь тонким и довольно откровенным платьем. Было трудно не дернуться уходя от прикосновений, когда шустрый персик из Фуяна, что в провинции Хубэй, помогая стряхнуть дождевые капли с мантии нырнул за ворот ханьфу, наглаживая тонкую, обнаженную кожу у ключиц. И было абсолютно нереально говорить ровным и твердым тоном, и не заикаться, когда радужной стайкой веселящихся девиц и парней врывались в комнату в самый неподходящий момент, во время купания или переодевания, и наседали с навязчивым желаньем помочь, как это было в Сюйджоу на границе между землями Великих орденов Гусу Лань и Ланьлин Цзинь.       Вот и сейчас тонкий девичий силуэт в летящих пестрых одежках мелькнул в клубах горячего пара красочной птичкой, забивая последние гвозди в крышку гроба его стеснительности!        Присев на низкий стульчик у каменного бортика, искушённые руки девы легким, бесцеремонным движением прошлись вдоль обнаженной правой ключицы, собирая с его кожи капельки влаги. В другой руке она держала светлую ткань, расшитую тонкими алыми нитями и резной черепаший гребень. Нет уж! Нет! В прошлый раз он позволил себя уговорить и эти ехидные прелестницы навертели на его голове такое, что он еще пол дня не разговаривал со стариком — тот при одном только взгляде на Мэймао закатывался лающим смехом.       Прошло уже больше полугода с тех пор как он покинул школу в Цишань Вэнь, но он до сих пор не переставал удивляться ситуации в которой оказался! Нет, Мэймао конечно в жизни бы не назвал свою драгоценную най-най — безобидным комнатным цветочком или, упаси боже, истинным украшением мужа! В конце концов он никогда не считал себя настолько тупым и бессмертным! Но и предположить такое... Подумать только! Его дорогая, милая, ласковая, нежная най-най содержала полдюжины борделей, разбросанных по разным уголкам Поднебесной, и даже понемногу приторговывала информацией! И теперь все эти весенние дома, волею Вэнь Чанчунь, принадлежали ему, Мэймао! Он чувствовал себя небезызвестным Мизинцем из Игры Престолов или Лестером-сутенером из фильма "Беги без оглядки"! Да он ни малейшего понятия не имел, что со всем этим делать!.. И был безумно рад, что хоть Лао Бэй и представлял его местным мадам, но те от него, к счастью, прямо сейчас ничего не требовали, лишь велели внимательно читать ведомую документацию и бухгалтерские книги.       Он стремительным, но плавным движением вышел из воды, быстро вытираясь и натягивая халат. Прикрыться от жадных девичьих глаз, юный Вэнь уже даже не пытался, наученный чрезмерно-смущающим опытом, что это лишь больше распаляет их острые, бесстыдные язычки.       Через несколько часов они с стариком пойдут дальше на север, в сторону небольшого городка Ханьдань, а ему еще необходимо было раздать женщинам обещанные мази для молодости кожи и целебные сборы помогающие при акне, которые настырные жемчужинки стали у него выпрашивать, едва узнав, что он сведущ в травах. А ведь он просто попросился на кухню, чтобы пополнить запасы рассасывающей мази от синяков для себя и греющей для спины и суставов для Лао Бэя.       Они попрощались со всеми и вышли из города как и планировали. С приближением зимы приходилось тщательнее планировать свой маршрут, чтобы к вечеру можно было заночевать в гостинице или остановиться в деревне, а не спать на холодной, голой и влажной земле. Все же, как бы старик не хорохорился, возраст и травмы полученные на протяжении жизни брали свое, да и сам Мэймао был еще недостаточно закален.       Сегодня они остановились в небольшой деревушке недалеко от города. Пожилая вдова полностью уступила им свой небольшой домик, накормила ужином и даже угостила домашней выпивкой, а после, получив оплату, ушла ночевать к семье дочери.        За порогом тепло натопленной комнаты, моросил мелкий дождик, иногда оборачиваясь колючим ледяным крошевом, что чудился в сумерках мерцающей серебристой взвесью. Лао Бэй уже ополовинив кувшин с крепким рисовым вином и сейчас травил байки о своих молодых похождениях. Рассказывал, как он с тремя адептами из уже не существующего мелкого клана, изрядно выпив, набрели на логово цзянши с необычайно темной, почти черной кожей, и чуть не приняли их за демонов. Мэймао оставалось лишь гадать, то ли это им по пьяни пригалюнилось, то ли в Древний Китай и впрямь каким-то образом занесло темнокожих гостей с жаркого южного континента.       Он смотрел на растрепанные седые волосы старика Лао Бэя, освобожденные от оков заколки; смотрел, как он опрокидывает в себя очередную чарку вонючего пойла, закусывает желтоватым кружочком маринованной редьки и смахнув капельки с губ и куцей бородки, ухмыляясь, продолжает рассказ...       — Старик, что именно ты пообещал моей най-най?       — Если тебе не интересно меня слушать, то вали спать! Я, что тут ради самого себя распинаюсь?..       — Просто ответь. Что. Именно. Ты пообещал своему сердцу?       Мужчина скривился и опрокинул в себя еще одну чарку. За все время проведенное в путешествии они едва ли говорили о Вэнь Чанчунь, оба не желая поднимать эту тему.       Но сейчас, возможно старик увидел что-то на его лице, а возможно все дело было в этом самом "сердце". Лао Бэй лишь дважды при нем называл так най-най, когда та особенно сильно болела, но каждый раз это было настолько проникновенно, что Мэймао до сих пор не мог разобраться — хотелось ему больше пожалеть мужчину или вырвать его язык.       — Я уже говорил тебе. Что обещал ей присмотреть за тобой. Помочь встать на ноги... Ты займешь подобающее место в иерархии Величайшего ордена Цишань Вэнь. У тебя будет влияние, деньги, сила... Потом женишься, заведешь кучку сопливых детишек... Что еще тебе нужно для счастья?.. Я позабочусь об этом, а после свалю подальше от всего этого хаоса!.. Так что будь паинькой, и не мешай мне лепить из тебя достойного молодого господина.       — А если я тебе скажу, что этот Величайший орден уже обречен. Если скажу, что пройдет не больше десяти лет, как от клана останутся лишь воспоминания и разрушенный город, превращенный в огромный могильник... Что никто не останется непричастным. А проигравшим, но выжившим будут плевать в спины и забивать камнями, как диких, бешенных псов... Что все накопленные предками знания и реликвии растащат, а в погоне за сокрытым, пустят под нож и те жалкие горстки клана, кому не повезет к тому моменту еще быть живым!       — В таком случае я скажу, что ты бредишь, мальчишка! Да большей чуши я в жизни не слышал!       — Брежу?.. Ты, старик, знал меня с самого рождения! Знал обо всем, что происходило со мной. Ты, гуль тебя дери, знал все, что знала моя най-най! И этого ты не мог не знать! — прикладывая руки к голове, Мэймао сам себе сейчас казался ветхой плотиной, что жалобно трещит под нахлынувшим натиском бушующих вод. Он впервые произносил все это вслух, и с отчаянной горечью понимал — ему больше не на кого надеяться.        — Я видел падение нашего клана! Видел, как люди в пурпурном и золотом коршунами кружили над порушенными гребнями дворца Солнца и Пламени! Как праведники из Гусу срывали знамена с солнцем и швыряли их на мощёные плиты Огненной площади, прямо туда, где грудами складывали тела заклинателей в расшитых алым мантиях... Как адепты из Цинхэ Не под руки выводили раненого молодого главу, а тот напоследок от души пнул отсеченную голову с драгоценным царственным гуанем и золотой подвеской...и его мертвые глаза в которых отражалось безжалостно-безразличное солнце уходящее за горизонт... Я видел это, — речь Мэймао полнилась ядом и безысходностью, и он, не жалея, разливал вокруг свое негодование! Ему хотелось освобождения. Хотелось с концами сжечь то жалкое защитное сооружение, что он возвел в своем разуме еще будучи ребенком. И возможно этот всплеск эмоций поможет ему успокоить душу и оставить сомнения прежде, чем он сделает следующий шаг. Даже если это будет шаг в бездну.       — Очнись, болван! Что ты там видел! Что?.. — старика не часто можно было действительно вывести из себя так, чтобы он повышал голос, но подобные слова напугали бы кого угодно, — Да даже, если четыре Великих ордена объединятся, хотя я очень сомневаюсь, что Цзинь Гуаншань — это трусливая лисица — пойдет на подобное... Но даже тогда! Даже тогда армия Огненного Владыки просто сомнет возомнивших о себе невесть что наглецов! Им не победить! Это просто бред! Слышишь, мальчишка! Это. Все. Чушь.       Глаза Лао Бэя покраснели, его лицо выглядело упрямо и угрюмо, а седые волосы окончательно растрепались. Размахивая руками, он на эмоциях перевернул кувшин с остатками вина и теперь белёсые капли в бодром, размеренным темпе с глухим "шлеп-шлеп-шлеп" скатывались со столешницы в мутную лужу под столом. Но одно Мэймао видел ясно — старик ни капельки не сомневался в предстоящей войне. Просто он, как и все прочие нисколько не сомневался за кем именно останется победа. Так же как и его братья – Цао Лин и Бао Мо, с которыми юный Вэнь еще пару раз заводил пространный разговор, не сомневались в могуществе военной и культурной мощи Великого ордена Цишань Вэнь.       — Сомнёт. Я в этом тоже нисколько не сомневаюсь. Вот только в своем высокомерии орден перейдет дорогу заклинателю следующему темной тропой. Настолько сильному темному, что он будет способен сотнями поднимать мертвецов прямо на поле боя! Десятками сотен... В случае, когда одна из сторон несёт потери, а вторая лишь набирает от этого мощь, победа второй становится лишь вопросом времени.       — Под небесами нет такого могущественного темного, иначе бы все об этом уже узнали.       — Может сейчас и нет, а потом он возьмёт и откуда-то вылезет... Этот Вэнь понятия не имеет кто он.       — Ишь как заговорил. Про манеры вдруг вспомнил. Этот Вэнь... От меня-то ты чего хочешь? — успевший вскочить в яростном порыве, пожилой мужчина устало и опустошённо опустился обратно на лавку, — А? Чего ты хочешь?       Мэймао показалось, что из старика вместе с эмоциями вынули и стержень, что не позволял тому сгибать прямую спину. Впрочем, из него его тоже, кажется, достали — очень хотелось растечься лужицой прямо по столу, рядом с резко пахнущим уксусом и рисовым суслом пятном от пролитого вина. Внутри было абсолютно пусто, как-будто от Вэнь Мэймао осталась лишь тонкая оболочка, без какого-либо внутреннего содержимого.       От разделенной тайны легче все равно не стало. Потому что кроме очевидного варианта с побегом куда подальше, никакого решения по прежнему не было. И наверное быть не могло.       — Жить. Я хочу жить...       Жизнь... Действительно ли много просил ребенок у старика, чью голову украшала седина?...       Больше они тем вечером на эту тему не разговаривали. Пожилой заклинатель отправил Мэймао в хозяйский погреб принести ему еще один кувшин вина, а после погнал спать. Он и не сопротивлялся желанию Лао Бэя остаться одному, чувствуя похожую потребность, а потому сейчас с совершенно пустой головой лежал в темной комнате на мягкой постели, пока сон незаметно не сморил его.       На следующий день Лао Бэй проснулся лишь ближе к полудню, без настроения и с гудящей от похмелья головой. За это время пришедшая вдова успела приготовить нехитрый обед, отмыть пол и полностью устранить учиненный ими беспорядок. Мэймао же, в качестве извинений за бардак и взятое без спросу вино, натаскал ей воды, починил разболтавшуюся крышку на сундуке и, осмотрев пожилую женщину, подарил несколько простых, но полезных травяных сборов и баночку с мазью, которая хорошо помогала его старику справляться с ноющими в непогоду суставами.       После еды они сразу двинулись дальше. Шли медленно, старик молча восседал на серой в яблоках кобылке, которую некогда подарил Мэймао отец, а он рядом — пешком, вслух, по памяти, читая строки из "Дао дэ цзин". Лао Бэй не задавал вопросов и больше не поднимал вчерашнюю тему, лишь отвешивал подзатыльники, когда он запинался или молчал непозволительно долго. Вполне вероятно, если бы не угрюмый и задумчивый вид, бросаемые на него недовольные взгляды и поджатые губы, Мэймао даже подумал бы, что тот, изрядно напившись, и вовсе забыл о вчерашнем разговоре. Впрочем, возможно это действительно так и было, а старик просто куксился от гудящей с похмелья головы. Сам он эту тему больше поднимать не хотел. Глупо было бы надеяться, что пожилой бывший заклинатель сходу придумает что-то, до чего он сам за столько лет не додумался.       Спустя почти полную луну неспешным ходом они миновали крутые поросшие холмы, обильно раскинувшиеся по северному побережью реки Хуанхэ, и вышли к воротам города Ханьдань Чуо. Все ближайшие мелкие поселения и сам город на данный момент находился под патронажем клана Чуо, одного из немногих малых кланов, чьим основателем являлась женщина заклинатель.       В пути их здорово задержала терроризирующая мелкие деревушки нечисть, повадившаяся таскать у людей домашний скот, а в некоторых случаях и морочить самих жителей. А еще будоражащий детский плач разливающийся в разреженном, холодном ночном воздухе на многие ли вокруг. Жители были напуганы и злы: утащенная перед предстоящими холодами корова или коза, зимой будет грозить целым семьям умереть мучительной, голодной смертью.       Лао Бэй не редко отправлял его разбираться с подобными мелкими случаями, учиться разговаривать с пострадавшими людьми и набираться опыта в охоте за навками, призраками и низкоуровневыми ходячими мертвецами, страхуя стоя в стороне. Все же оттачивать навыки на практике было необходимо — избегая опасностей он, рано или поздно, все равно бы на них наткнулся. В мире, где буквально каждый житель хоть раз в жизни сталкивался с проявлением темной энергии, где человек мог отлучиться в незнакомые кустики по нужде и попасть на зуб какому-нибудь демоническому порождению, подобная беспечность могла стать смертельной.       Звуки имитирующие детский плач могли издавать многие темные твари вроде Чангуй, Цзюю или Синдзю таким образом они заманивали беспечных жертв в свои кровавые сети, но в большинстве своем, они являлись не самыми сильными и выдающимися.        В этот раз, едва они с Лао Бэем прошли несколько сотен шагов вглубь смешанной старой рощи, представленной в основном полукрылатым сумахом, тунгом и гавеей, как наткнулись на мертвое тело мелкого Дангкана. Осмотрев разорванное и чрезвычайно изуродованное, но не тронутое падалью тело, старик дёрнул ведущего вперед Мэймао и велел быстро, молча и крайне осторожно отступать. В чем именно дело, он узнал лишь, когда старик оглушительно тарабаня в двери дома местного старосты, потребовал от того немедленно писать письмо и собирать гонца в клан Чуо.       Оказалось, на найденном растерзанном трупе, старший заклинатель приметил характерные следы нападения Хоу Няо — довольно мерзкой полуразумной твари, что предпочитала селиться в небольших влажных пещерах или норах, коих было предостаточно в местных холмах, и выкладывала стены костями с гниющей плотью, скрепляя их особым размягчающим секретом. Мэймао помнил, что Хоу Няо в книгах описывался, как полу-рысь с паучьим брюшком и головой трехрогого и трехглазого барана с темной шерстью с желтыми подпалинами. Идти на такого рекомендовалось группой не менее шести опытных заклинателей. А еще он абсолютно не терпел на своей территории никакой другой нечисти, что подтверждал растерзанный Дангкан, за смерть которого, местные, еще и расплатятся неурожайным годом. Обычно Хоу Няо предпочитали питаться животными, но и никогда не брезговали беспечными людишками, что сами забредали к ним, хоть и действовали аккуратно. Но сейчас близилась зима, и тварь явно готовила себе гнездовье, действуя более активно и жадно.       Но самым страшным было не это, а то, что демонический зверь явно спешил перед зимней спячкой, раз действовал так грубо. Это означало, что гнездо совсем новое и значит с прошлого места обитания его прогнал кто-то гораздо более опасный и кровожадный.       Воистину, для клана Чуо настали темные времена.       Город Ханьдань встретил их суматохой и собирающимися заклинателями из соседних кланов. Мэймао мельком видел нашивки со сливовым цветом клана Пэй и зеленоватую черепаху клана Шун. А в небольшом уличном ресторанчике, в который они зашли перекусить, местный владелец, заприметив меч на поясе, поинтересовался не маловат ли он для такого опасного дела. Мэймао на слова мужчины улыбнулся, заверяя, что еще и впрямь не дорос для такой серьезной охоты, и поинтересовался, много ли кланов собирается участвовать в облаве, и нет ли среди прибывших представителей пятерки Великих орденов? Оказалось, что помимо уже примеченных Мэймао кланов, прибыли заклинатели из семьи Лю — родственники жены нынешнего главы, и какой-то незнакомый ему клан с севера провинции.        В общем заклинатели собирались, торговцы ликовали, предвкушая пополнение собственного кошелька, а он был просто рад, что письмо не проигнорировали и не посчитали шуткой.       Нужный им весенний дом в этом городе был попроще, там не было предусмотрено комнат для проживания важных гостей, лишь те в которых девушки жили и обслуживали клиентов, а потому ему со стариком пришлось снимать комнаты в гостинице.       Этот бордель произвел на Мэймао самое большое впечатление и, к сожалению, не самое лучшее. Тут работали уже не нюйкуй — жемчужины ветра и пыли, а скорее чансань— "длинные трешки", как их еще называли в народе, и обслуживали они мужчин классом пониже. На вопрос о таком различии Лао Бэй поучительно ответил, что прислушиваться нужно к разным слоям населения. Позже он добавил, что местные влиятельные господа чуть больше десяти лет назад несколько раз поджигали здешнее заведение най-най расположенное в богатом районе, после чего им пришлось перебраться сюда, чтобы избежать ненужного внимания властей.       Лао Бэй, по прибытии сначала долго говорил с куртизанками, впрочем, как и везде до этого, а после стал таскаться по питейным заведениям и игорным домам, Мэймао даже разок забирал его пьяного из чужого борделя классом повыше. Тот упорно искал информацию, как он предполагал о темном заклинателе, так как старик спрашивал пару раз, не помнит ли Мэймао о нем что-нибудь приметное. Но он, кроме темного ханьфу, красной ленты и поперечной флейты Ди, припомнил лишь неплохие отношения с кланами Цзян и Лань. Старик на это лишь пожевал губы, недовольно на него поглядывая, и уехал на несколько дней из города, оставив книги и велев отрабатывать очередную показанную связку с мечом. А вернулся с каким-то мутным типом, которого не спешил представлять и личным пропуском в местную святая святых — библиотеку клана Чуо.       Но Мэймао и правда больше ничего не мог сказать. Мультик, какой бы хорошей рисовки он не был, для какой бы возрастной аудитории не снимался, был миром 2Д, а не реальностью, что старику он даже не пытался обьяснить. Юный Вэнь не помнил, в достаточной мере ни одного персонажа, помнил лишь, что двумя главными героями были заклинатели в черном и белом. Отступник и кто-то из Гусу? Или бродячий заклинатель и светлый Даос? Официальная форма небольшого западного клана Линг быта темно красного, почти черного цвета и они нередко украшали ее, более яркой вышивкой стеблей жгучей ремании — островерхой травки, что в изобилии произрастала в тех регионах и являлась сырьем для получения растительного алого красителя. А основатели совсем еще молодых кланов Танзин и Фанг некогда были выходцами из ордена Гусу Лань, и по прежнему носили белое и лобные ленты...Выходит это мог быть кто угодно... Поставь нарисованных персонажей рядом с живым оригиналом и этот юный Вэнь едва ли найдет пару общих черт!       А еще, здесь, в Ханьдань, Мэймао впервые встретил в борделе ребёнка.        Мальчик, лет восьми, поначалу казался забитым и пугливым, а после оказался невероятно ласковым и прилипчивым. Ребенок с очаровательными темными кудряшками и озорной щербатой улыбкой, он был сыном одной из женщин давно работающей в заведении. Маленький Гуанмин несколько дней прятался от него выглядывая из-за угла, а потом, когда Мэймао угостил его пирожными и пару раз попросил сопроводить на местный рынок, где рассказывал забавные истории, стал прибегать к нему прямо в гостиницу, всюду таскаться рядом и даже, однажды, смущаясь, попросил помочь расчесать и заплести ему волосы. Забавный малый. Мэймао было жаль мальчика. В других заведениях его невероятной най-най, рождённых от клиентов детишек пристраивали по родственникам или нанимали специальных учителей и воспитателей, и снимали дом в котором матери могли их навещать.       Ли Лан еще в "Пруду созвучий" прояснила ему этот момент и предоставила бухгалтерские книги и счета на содержание каждого такого ребенка — они не носились по весеннему дому среди клиентов, а жили отдельно.       Гуанмин же жил с матерью или, если она была занята, ночевал в тесной комнатке около прачечной, и каждый день видел порочную изнанку этого мира. Мэймао тогда лично переговорил с главным садовником этого цветника, пригрозив тетушке, что, если она в будущем надумает подложить Гуанмина, против его воли, под клиента, он, Мэймао, приедет разбираться лично. Глядя на оценивающе разглядывающую его женщину, он с горечью понимал, что сперва он должен об этом хотя бы узнать, находясь на другом конце Цзяннаня.       Потому Мэймао был совсем не против уделить мальчику немного внимания и даже научить некоторым приемам самообороны, видел — местная ребятня частенько его задирала и попрекала происхождением. Тем более они изрядно задержались в этом городе, так как старик почти два месяца пропадал по своим делам, приглядывая за Мэймао лишь мельком.       А ещё он, после длительного общения с нюйкуй, этими яркими весенними птичками, что совершенно не знают значения слова "стыд", похоже и сам растерял изрядную часть своей скромности и нерешительности. Он ловил себя на беззастенчевом флирте с городскими девчонками, где порой умудрялся улыбаться одной, отвешивать комплименты и расписывая красу другой и не выпускать из поля зрения третью. Со смехом торговался с торговцами на рынке, нередко получая от них небольшие подарки и ворох местных сплетен, и несколько минут к ряду, не повторяясь, мог нахваливать домовитых хозяюшек, что продавали на улицах свежую выпечку и, кокетничая, в ответ шутливо предлагали собственных дочек в жены молодому господину.       Когда-то Мэймао жутко завидовал подобной легкой черте в характере своего шисюна Бао Мо, а теперь и сам, ничуть не хуже, заговаривал людям зубы... И лишь чужие прикосновения он стал не любить еще пуще прежнего...