Глава 9. Семь стариков.
О город, где плывут кишащих снов потоки, Где сонмы призраков снуют при свете дня, Где тайны страшные везде текут, как соки Каналов городских, пугая и дразня!..
...Злой Феникс, канувший, чтоб вдруг возникнуть снова,
Я стал к тебе спиной, о дьявольский кортеж!.
Ш. Бодлер
Сегодня Мэймао вышел на Лёссовое плато, идя по отчетливому следу иньской энергии, преследуя дух озлобленной девы в залитом кровью белоснежном платье и уродливыми колотыми ранами на теле и лице. Одна из них, особенно обезображивающая некогда миловидное лицо была на щеке: дупло на ней обнажало десны и частично выбитые зубы, а снятая кожа на тонком клочке эпидермы болталась у шеи, как снятая кожура переспевшего лангсата. Шаонюй вынырнула перед ним, замирая в нескольких шагах от вспыхнувшего барьера и злобно взвыв на обжигающую светлую энергию, прыснула вглубь зарослей, вынуждая Мэймао продолжать преследовать ее, все дальше передвигаться по заросшим ухабистым тропкам полных ветровала и змеиных нор. Пробираясь через очередные колючие заросли, он услышал впереди голоса и замер, прислушиваясь. Несколько подростков вели спор, каждый отстаивая свое мнение о том, как лучше устроить засаду. — Я не претендую на вашу добычу, — Мэймао вышел из тени деревьев, оставляя руки на виду, и вежливо поклонился небольшой группе заклинателей. Рассмотрев показавшегося подростка, взбудораженные охотой ученики, примерно одного с ним возраста, недовольно заголдели: — Вэнь?! И здесь от вас спасенья уже нет. Куда ни пойди, везде мелькает ваше неласковое солнце! — Шун-шишу, разве это справедливо? Почему он здесь? — Да, мы приняли официальное задание клана! И это не территории ордена Цишань Вэнь — это нейтральные земли, а значит кто первый пришел, тот и успел! Пусть проваливает, — слушать подобные высказывания, полные легко читаемого неодобрения и даже легкого презрения, было неприятно. Они наглядно демонстрировали, как члены его клана все больше и больше становились персонами нон грата. — А ну тихо! Развели тут балаган, совсем никакого воспитания! — мужчина прервавший расхрабрившихся воспитанников был серьезным и статным. Из гораздо более старшего поколения, нежели сам Мэймао или подопечные ребята, возможно даже одного возраста со стариком Лао Бэем, отличаясь от того лишь молодым обликом в следствие функционирующего золотого ядра. — Этот Вэнь не претендует на вашу добычу, — он еще раз повторил это, желая донести смысл до разгорячённых подростков и немного притушить всеобщее недовольство, — Имя этого Вэнь Мэймао из Цишань Вэнь, мы с наставником уже долгое время путешествуем по Цзяннаню и жители деревни Фунси, что к северу от Лояна, попросили нас о помощи. Их уже длительное время беспокоит довольно агрессивный дух молодой женщины. Жители боятся выходить в лес, после того как двое человек вернулись оттуда едва живыми. У них на телах остались глубокие раны и на коже вырезаны слова: "сволочь", "негодяй", "изменщик". У вас то же самое, верно? — Мое имя Шун Джинхэй из Наньян Шун, сопровождаю учеников на ночной охоте. Нас вызвали из Лояна — к коменданту города обратились представители уважаемой семьи Ли из поселения Ченцзян, что немного восточнее Фунси, с просьбой вызвать заклинателей. Там тоже произошел ряд жестоких нападений со схожими чертами, но двое из шести пострадавших все-таки умерли. Шун Джинхэй... это имя показалось немного знакомым Мэймао, но где именно он его встречал, вспомнить никак не выходило... Может в прошлом он прославился каким-то особым достижением? А что, возраст вполне позволял. Или, возможно, он был вхож в сообщество заклинателей Цишань Вэнь и Мэймао слышал о нем от кого-то в школе? В любом случае, впечатление о себе он оставлял неоднозначное, лицо его было достаточно доброжелательным и мягким, а энергетика мощной, но холодной и колючей, и вызывала у Мэймао неприятную щекотку в затылке. — Юный господин Вэнь, мы уже определили источник местных неприятностей — это была молодая девица из семьи Ао. Шаонюй пол года назад застала мужа своей сестры, проживающей в другой деревне с посторонней женщиной и желала устроить скандал, но до родственницы не добралась, так как сгинула где-то в лесу... Теперь, вот вернулась преображенной, горя желанием мести. — Значит обозленный дух ищет конкретного мужчину? Это же он ее..? — Нет. То есть, да, убил он. Заколол ножом и столкнул в овраг. Мои подопечные уже опросили свидетелей и нашли брошенное тело. Но этот подлец уже пару месяцев как защищает себя перед десятью ванами Явы — две луны назад околел по пьяни. Так что, боюсь теперь нам остается только Уничтожение. Жаль конечно. Мэймао видел предсмертный облик девы и был уверен — конец ее был не легким. Но, если есть погибшие из-за неупокоенного мстительного духа юной госпожи Ао, значит посмертные преступления её уже столь сильны, что тёмная энергия злобы просто так не рассеется, а так как объект мести ей больше не доступен, значит и нападать она будет на любого человека, что изменял своей половинке. К сожалению, здесь действительно поможет только Уничтожение. Раз останки они нашли и их захоронение не помогло, то оставался лишь один вариант. — Шун-цяньбэй, этот Вэнь хотел бы просить дозволения присоединиться к выслеживанию цели. Как и было сказано ранее, этот недостойный, никоем образом не претендует на вашу добычу, но хотел бы принять участие, возможно оказать помощь и получить крупицы бесценного опыта от более старших и способных братьев-заклинателей. — ... Боюсь я вынужден отказать. К сожалению нам неизвестен уровень способностей юного господина и мне бы не хотелось чтобы во время преследования произошел какой-либо... казус, — от приторной улыбки растянувшей лицо заклинателя, Мэймао перекосило. Вот же сука! В таких случаях, было негласное правило не отказывать ученикам чужих школ, к тому же он просил более чем вежливо. Гораздо более, чем мог любой представитель Великого ордена. А этот старикан не только отказал, он еще и усомнился в его способностях, будто Мэймао какой-то глупый сяоцзы, — К тому же, техники клана Шун являются его достоянием и присутствие посторонних при их применении, будет нежелательным... Если юный господин желает, Ло Пэнгфэй может вас проводить. Названый Ло Пэнгфей, мальчишка с недоброй ухмылкой и уродливой родинкой на щеке, как и предложение в целом, воодушевления у него не вызвал. – В этом нет необходимости. Возвращался в деревню Мэймао раздраженный и злой. Он буквально чувствовал, как в его голове горячо пульсировали желчные мысли, а золотое ядро подергивало легкой болью под пупком. Произошедшая ситуация была пренеприятнейшей. Мэймао давно не чувствовал себя настолько униженным. Словно он какой-то нерадивый щенок-оборотень напрудивший лужу, в которую его теперь тыкали и отчитывали за неподобающее поведение! Надо же! Этот Шун Джинхэй, еще и тайные практики сюда приплел! И это у мелкого, второсортного клана-то? Он, кстати, наконец припомнил, где же встречал имя этого "старика" — в документах весеннего дома в Чжэнчжоу он числился постоянным спонсором одного из тамошних цветочков. Лицемерный плотолюбец! Мэймао конечно сейчас проглотил эту мстительную низость, но запомнит крепко. И пару строк тетушке тоже черканёт, чисто из вредности. Следующие три месяца, они со стариком проводят в довольно оживленном городе Сянфань, где располагался второй крупный речной порт Великого ордена Юнмэн Цзян. Привычно расположившись в свободных комнатах весеннего дома, Мэймао так же привычно тренировался ускользать из чужих, нежных ручонок цепких барышень и вежливо злословить в ответ, с патокой на губах и сталью в глазах. Утром, пока все спали, он занимался своей физической формой на заднем дворе, читал литературу и практиковал каллиграфию, или же ему приносили документы заведения и счетные книги. А вот ближе к обеду, когда работающие по ночам девушки просыпались, за него брался Лао Бэй. О, Мэймао всем сердцем проклинал это позорное время! Несмотря на все его старания, старик по прежнему, снова и снова, продолжал опрокидывать его мордой в грязь! Умом Мэймао понимал, что, как бы силен он ни был с золотым ядром, пока на стороне старика его обширный жизненный опыт, у него нет особо никаких шансов. И при этом признавал, что в будущем, будет не раз его еще благодарить за столь жесткую науку. Но прямо сейчас, все, что ему оставалось – это раз за разом упрямо подниматься, под смешки потягивающихся заспанных девиц, да сплевывать под ноги кровь и песок с разбитых губ... А вот после ванны, обеда и медитации, Мэймао любил выходить на шумные городские улочки. Казалось люди в городе Сянфань не спали вовсе: лавочников дневного рынка, незаметно сменяли торговцы ночного, а веселые возгласы и красивая музыка в местных ресторанчиках звучали круглыми сутками. В Цишане тоже проживало невероятно огромное количество людей, но и сам он был невероятно большим и просторным. Люди там шутили, якобы "Безночным" его называют еще и потому, что в нём не было ночи, которая по размеру была бы сопоставима с самим городом. В Сянфане же, вся активная людская жизнь была сосредоточена на берегу широкой реки Ханьшуй и порой ее сумасшедший напор напоминал Мэймао "Дунтай" — самый огромный и яркий ремесленный рынок современного Шанхая. Мэймао особенно приглянулись небольшие плоскодонные лодки рассекающие водную гладь под красочными расписными парусами, что сновали в порту в огромном количестве. Его, не привыкшему к подобному зрелищу, завораживало, как искусно эти юркие змейки снуют среди своих товарок! А уж в ночи, когда лодочники спускали шелковые паруса и зажигали на бортах фонарики, что отражались многократными бликами на волнующейся водной глади, Мэймао сам себе напоминал неотёсанного деревенщину, готового восторженно замереть на месте с неприлично разинутым ртом... Примерно через месяц их пребывания в городе, его самостоятельную утреннюю тренировку прервал старик Лао Бэй. Он привел на открытую террасу четырех взрослых мужчин, двое из которых были явно странствующими заклинателями, третий, судя по расшитой, белой лобной ленте принадлежал к главной ветви клана Лань, а четвертый — был обычным мужчиной лет пятидесяти, из состоятельного торгового сословия, в дорогом платье и дюжиной статусных безделушек на поясе. Они долго и молча рассматривали подошедшего Мэймао, заставляя его непонимающе переминаться с ноги на ногу и недовольно посматривать на своего старика. Двое заклинателей закончив осмотр, легко кивнули, низко поклонились Лао Бэю и молча вышли. Торговец, прежде чем уйти, сунул в руки Мэймао небольшую деревянную пластину с вырезанной на ней трехлапой жабкой Чань Чу. А оставшегося мужчину Лао Бэй все таки представил: — Сяо-Мэймао, это старейшина клана Лань, Лань Вэйюан, — Мэймао еще раз поклонился старшему, не понимая, что вообще происходит. Что за дурацкий спектакль устроил здесь его вздорный старик? — Юный господин позволит осмотреть его духовные меридианы? — протянувший руку мужчина, с чуть подернутыми сединой висками и лучиками морщин в уголках глаз не вызывал в нем никакого негатива. Его голос был мягким и теплым, улыбка добродушной, а ладони большими, с суховатой кожей и капельками засохших чернил. На его молчаливый вопрос Лао Бэй кивнул и Мэймао послушно подал запястье. — Хорошо. Для своего возраста ты неплохо развит, юный господин Вэнь. Но медитациям все же следует уделить чуть более пристальное внимание, твоя ци немного густовата... Благодарю, — он прекратил удерживать его руку, так же как и другие, поклонился и покинул двор вместе с Лао Бэем, велевшим продолжать тренировку и не отлынивать. Разогнувшись из подобающего поклона и встряхнув головой, Мэймао прогнал по телу ци, вымывая остатки чужой щекочущей энергии и встал в стойку, повторно выполняя прерванное упражнение. А после действительно стоит заняться медитацией, иначе эти старики его с ума сведут своими загадками!.. Присев с расспросами на пришедшего слегка за полночь подвыпившего старика, Мэймао получил на руки еще один жетон, на этот раз из нежного зеленоватого нефрита со знаком Облачных Глубин: — С помощью него на территории клана ты не попадешь конечно, но сможешь показать его любому из учеников и тебя проводят к Лань Вэйюану. Старейшина Лань поможет в случае чего, но проси с оглядкой — в ущерб своим он, естественно, действовать не будет. — Почему вообще станет? — хоть старик и производил хорошее впечатление, но старейшина главенствующего клана — слишком высокая фигура по мнению Мэймао, чтобы помогать отпрыску чужого клана, тем более кому-то из Вэней. — Потому что я его об это попросил. — Очередной должник? — Друг. — Оу, они у тебя еще есть, старик? — Представь себе. Впрочем ты прав, пацан, большинство из них уже давно мертвы, — Мэймао поморщился. Его вопрос действительно прозвучал... так? От стыда и лёгкой злости на себя же к щекам прилила кровь, и смущено опустив голову, пряча горящее лицо за упавшими прядями волос, он продолжил стягивать с завалившегося на постель старика сапоги. — А вот мужчина, что дал тебе деревянный жетон, был представителем торговой гильдии Лунъинь. Слышал что-нибудь о них? — Да, люди из "Десны дракона" поставляют редкие лекарственные компоненты для павильона Тяньчжу в Цишань Вэнь. Они также занимаются добычей, покупкой и продажей сложнодоступных животных и растительных компонентов. — Да, точно. Еще, иногда через них можно достать редкие книги и артефакты, но это очень, слышишь, очень дорого и только для своих. Та деревянная табличка, которую ты получил — это пропуск. Считай перешел тебе по наследству... Не потеряй его, второй такой тебе уже никто не даст. — Почему ты нас не представил? И как их найти? — такие знакомства он бы точно не отказался заиметь. Вэнь-лаогэ каждый раз восторженно хвастался, когда люди из Лунъинь в очередной раз привозили смолу ликвидамбара, что растет на крутых склонах хребта Баян-Хара-Ула или семена чрезвычайно редкого черного лотоса из которого готовят мощнейшее успокоительное и тоник Ян, для пациентов с опасностью искажения ци. Иметь прямой выход на людей занимающихся подобной деятельностью — дорогого стоит. — Почему, да почему? Не дорос ты еще до знакомства с такими людьми. А как найти?.. Если очень надо будет — найдешь, это тоже своего рода проверка, – старик послушно перекатился на бок, позволяя Мэймао растегнуть пряжку удерживающую на поясе ножны и забрать меч, и продолжил: — Касательно последних двух — их имена тебе знать ни к чему. Пересекаться с ними ты не будешь, они работают непосредственно с нашими дамами... Можешь считать, что они просто зашли посмотреть на нового владельца их любимого заведения... Из любопытства так сказать... – старик чуть слышно простонал, когда Мэймао снял с волос заколку и сильным массажным движением прошёлся пальцами по чужой коже головы, растрепывая пребывавшие весь день в тугой причёске волосы... — Ммм.. если ты завершил на сегодня свой допрос, то я невероятно устал и хотел бы наконец поспать... — Ну да, понимаю, так пить в твоем-то возрасте... — Мэймао как раз закончил возиться с его поясом и теперь стягивал с него верхнее одеяние. — С каких пор ты стал моей женушкой? — Наверное с тех самых, как посыльный-мальчишка явился ко мне, с требованием забрать твою буйную пьяную тушу из очередного ресторана в первый раз, — рукава ханьфу были сырыми по самый локоть и от них отчетливо несло вином, а потому он просто не мог смолчать, — Кто другой, если бы столько пил, на твоём месте, уже давно бы откинулся. — Точно, бурчишь так, будто мы уже полстолетья в браке... Завтра мне надо будет уехать по делам. Не знаю сколько точно меня не будет, но как вернусь поедем на сборы в Шаньси. После случая в Ханьдань Чуо и облавы на Хоу Няо, золотая лисица Цзыней организовывает общую Ночную Охоту... – Этот услышал... Хорошей дороги, старик... После того как Лао Бэй покинул город, и как следствие произошло сокращение количества физических тренировок, у Мэймао к концу дня оставалось слишком много сил, из-за чего он долго не мог уснуть. Так у него появилась дурная привычка по пол ночи бесцельно шататься по ночному городу. А пару раз проспав утреннюю тренировку, он принял решение понемногу начать практиковать лёгкую идению. Если он будет мало есть, то к концу дня у него будет меньше нерастраченной энергии и он сможет вернуть свой привычный график сна. Увеличение длительности медитации поможет ему с освоением практики солнцеедения, а правильно подобранные продукты питания позволят войти в диету без значительного вреда для желудка и организма в целом. Правда пришлось напрячь кухню дополнительной готовкой по отдельному, лично составленному меню, но в посещаемых весенних домах к нему всегда относились хорошо, а потому проблемой это не стало. Его настоящей проблемой стала новенькая девушка поселившаяся в Весеннем доме. Ху Сянцзян было шестнадцать, она пришла пешком из разоренной и сожжённой деревни, неся на своей спине трёхлетнюю сестрёнку, единственную выжившую из некогда большой семьи. Посмотрев на городские трущобы, полные голодных, озлобленных бродяг, она пришла в бордель, не желая повторять их путь. Дева Ху была красива — с круглым белым лицом и узкими, вытянутыми к вискам глазами, хорошей уже сформированной фигурой и необычными, светло-русыми, чуть волнистыми волосами. А потому она не стала размениваться на дешёвые заведения, рискнув заявиться сразу в дорогой бордель. Не зря в общем-то. Тетушка действительно ее приняла и приставила к другим девушкам на обучение, а ее маленькую сестрёнку, Ху Сянмин, поселила в дом к другим детям, наняв няньку. Не бесплатно конечно, все потраченные деньги потом вычтут из заработка совсем еще юной нюйкуй, но это лучше, чем просить у прохожих объедки на улице, драться за них с голодными псами в глухих переулках и ждать пока особо отчаявшиеся доберутся до маленькой сестренки, приняв за обед уже ее. И вся эта история прошла бы мимо юного Вэня, в конце концов, таких было — каждая вторая — если бы, возвращаясь с утреней тренировки он не обнаружил ее спящей в своей комнате. Мэймао притушил закипающее раздражение, думая, что бесстыдные, распущенные цветочки, таким образом в очередной раз решили прощупать границы дозволенного, но не стал будить уснувшую девушку. Устроился за столиком напротив постели, переписывая старый потрепанный травник, в ожидании чужого пробуждения, периодически сверля взглядом девичий затылок от накатывающего волнами раздражения. Однако, вместо ожидаемых подразнивающих слов и льстивых, манящих улыбок, его встретила чужая истерика. Перепуганная девица кубарем скатилась с постели и не вставая с колен, принялась попеременно извиняться и оправдываться, а после просто разревелась. Ошарашенный Мэймао и сам не заметил, когда успел усадить ее подле себя и обнимая за спину, позволить выплакаться в собственное плечо. После он разлил чай и выслушал слезливую историю несчастной девы. По ее словам выходило, что местные девушки ее за что-то невзлюбили и специально намочили ее постель. Вот она и пришла в его комнату, так как думала — та не занята. "Честно-честно, молодой господин!" Разговаривать с сестрицей Ху, Мэймао даже понравилось. Когда успокоившаяся симпатичная девушка не пыталась его специально смутить и завлечь, общаться было легко и приятно. Она не кокетничала, не гримасничала, и не пыталась прикоснуться к нему. Ху Сянцзян для деревенской девушки была хоть и несколько наивной, но довольно образованной и могла поддержать незамысловатую, отвлеченную беседу... — Мой отец был писарем, юный господин Вэнь. У нас дома было много книг, около десятка самых разных и я прочла их все. Мне нравилось читать... Вечно сбегала на речку или в подлесок и зачитывалась до темна... — вот только постоянно срывалась на пересказ пережитого горя, что все еще не отпустило ее, — В тот день было так же... Я увидела дым и горящие дома лишь когда спускалась с холма... Малышка Сянмин единственное и самое дорогое, что у меня осталось. — Что писарю делать в деревне? Разве в этом есть смысл? — Отец не всегда жил в деревне, они с мамой переехали после свадьбы, когда родился мой старший брат. — А твоя мама? — Хах, наверное это совсем некрасиво прозвучит, но раньше я всегда стеснялась ее. Точнее ее прошлого... Она была чансань в небольшом прибрежном городке. Отец несколько лет копил деньги чтобы ее выкупить... А теперь вот я здесь. Сама пришла. Сама продалась. — Жалеешь? — Знаете, молодой господин... нет. Я еще по пути в город наверное поняла, что так лучше будет, просто... сама не знаю на что надеялась... Идти к кому-то служанкой? Так с маленьким ребенком и без рекомендаций в хорошее место не возьмут. А идти туда, куда возьмут — так там возможно того же самого хозяева потребуют, только уже бесплатно и без возможности отказаться. И это помимо основной черновой работы и поручений. Здесь... честнее. И сестренка под присмотром, тетушка обещала нанять ей учителей как только та достаточно подрастет. История Ху Сянцзян действительно была не нова. Хотя работа в Весенних домах и порицалась среди простых людей, жилось девушкам в таких заведениях порою куда лучше чем многим другим женщинам. А потому туда шли, и шли охотно. Это всяко было лучше, чем каждый год хоронить своих не выживших маленьких детей, умереть от тяжелого труда и истощения в поле, а потом еще и восстать неудовлетворённым мертвецом. В Цветочном доме не голодают и не мерзнут, они поют и танцуют, пока другие умирают. К тому же девушки не были проститутками из двадцать первого века — что нюйкуй, что чансань сейчас были в первую очередь украшением мужского досуга и далеко не всегда его продолжением. Они учились разбираться в политике, играть на инструментах, петь, читать стихи и просто поддерживать интересную беседу. И шли в подобные заведения девицы всегда самостоятельно, впоследствии в полной мере отвечая за свою репутацию. А за долги девушек продавали лишь в самые низкопробные заведения, где тех ломали и бесхитростно пользовали. И Мэймао малодушно радовался, что таких заведений в его наследстве нет. Иначе, он бы бестрепетно их сжег. Серьезно. Выгнал бы всех на улицу и поджег, считая это благом. После их первого знакомства Ху Сянцзян стала частым гостем в комнатах Мэймао. Иногда они болтали, но чаще она тихонько наигрывала ему на пипе или молча читала принесенную с собой книгу. Он не собирался вмешиваться в ее отношения с другими цветочками и как-то влиять на них, справедливо полагая, что со временем девушки сами разберутся. Но позволил ей изредка ночевать в его комнате на кушетке. В кровать он ее не пускал, эгоистично не желая жертвовать своим собственным комфортом. — Ты сегодня снова здесь? Мне кажется, тебе давно уже пора окончательно помириться с другими девушками. Ваша вражда не приведет ни к чему хорошему. — Юный господин совсем не рад этой сестрице? — Ху Сянцзян стремительно постигала обязанности "женщины-куколки" и внимательно слушала уроки тетушки и приходящих учителей, наблюдала за другими сестрами по ремеслу. А потому сейчас восседала за чайным столиком в весьма благопристойной позе, но при этом так, чтобы показать себя с самой привлекательной стороны: спина чуть выгнута, привлекая внимание к пышному бюсту, а чуть приоткрытый ворот красивого платья из тонкого расшитого бусинами шелка, какого при жизни в деревне у нее никогда не могло быть, демонстрировал точеные ключицы и нежную девичью шею. Язычок мелькал у влажных губ, а чуть грубоватые "деревенские" ладони, предусмотрительно прикрытые длинными рукавами, крутили белую фарфоровую чашу, — Ну же, господин, не сердитесь. Эта глупая сестрица пришла предложить выпить вместе чаю, вы наверняка устали после своей тренировки. — Ты же знаешь, что я сейчас питаюсь по строгому графику. — Да бросьте! Это же просто чай, — он не принял пиалу, но за столик присел, составляя компанию юной прелестнице. — Как твои успехи в обучении? Тетушка утверждает, что гости высоко оценили твой музыкальный талант. Мэймао не был слепцом, более того, в прошлом он был женщиной и сам пользовался многими подобными приемами. Сейчас же его окружало большое количество куда более опытных и искусных жемчужин, а потому заметить искусственные ужимки Ху Сянцзян проблемой не было. Даже жаль немного, без этого притворного кокетства девушка действительно ему нравилась. — Ох! Молодой господин говорил об этой сестренке с тетушкой?.. — В последнее время она тобой не слишком довольна. Говорит ты нагрубила одному уважаемому господину и все время ссоришься с девушками. — Мм... тот мужчина приставал к этой сестренке слишком откровенно. Он пытался развязать пояс и чуть не порвал коралловую подвеску... А девушки... они просто завидуют... — Ты изменилась... В последнее время сестренка Ху Сянцзян стала слишком... жадной, — Меймао повел кончиками пальцев по чужой ладони сжимающей теплый фарфор и остановился на запястье, — Мне сказали, что прочие девы считают тебя моей фавориткой. Якобы ты вводишь их в заблуждение, что это именно я приглашаю тебя к себе. А от общения с клиентом ты отказалась, мотивируя это тем, что хозяин не желает делиться с другими... Скажи же мне, Ху Сянцзян, чего ты добиваешься? — он потянул на себя ее ладонь, заставляя выпустить чашку, и с силой сжал тонкие девичье пальцы, вырывая из нежной, молодой глотки болезненный вскрик, — Скажи мне, как говорила в тот день, когда впервые пришла в мои покои. Чего ты хочешь?... Что ты хочешь, нюйкуй? Ху Сянцзян наконец-то сбросила с лица эту раздражающую его резиновую улыбку и прямо посмотрела на Мэймао, некрасиво закусывая губу и сведя брови. Мэймао вздохнул, отпуская чужие пальцы, и демонстративно обтер ладонь о собственную мантию. Дева окончательно скуксилась, становясь похожей на маленькую уродливую обезьянку, и сжав кулачки, выпалила: — Как в тот день?.. Хорошо! Я хочу отдать свой первый раз человеку, который мне хотя бы приятен! А не тому кто придет и укажет пальцем! — Это твоя работа. Ты знала куда шла. — Хотя бы первый раз! Прошу, молодой господин Вэнь. Я сделаю все, что вы попросите! Прошу, это очень важно для меня!.. Пожалуйста!.. — То есть ты, Ху Сянцзян, хочешь меня купить?.. Как одну из шлюх? Аха-ха! — Мэймао действительно стало смешно. И горько. Вот значит как люди благодарят за хорошее отношение и своевременную оказанную поддержку. Вот значит, что решила вчерашняя забитая, деревенская девчушка, которая слишком быстро и слишком высоко взлетела — будто он, Вэнь Мэймао, теперь принадлежит ей!.. Видимо он был слишком добр и мягок с ней, и вот чем это обернулось. — Нет! Нет, что вы!, — шаонюй вся побледнела и подобралась. Вспомнила наконец, что перед ней не очередной ее мягкосердечный деревенский парнишка. — Хорошо. Давай! Покажи мне чему тебя обучили сестры по ремеслу, — в Мэймао бурлил злой азарт и легкое разочарование. Он снял верхнее одеяние, аккуратно свернул его, убирая, и завалился на тахту в ожидании шоу, — Ты же сама только что молила меня подарить тебе такую возможность! Приступай. Ху Сянцзян сначала замялась, ее испугал жесткий взгляд и холодный тон, от всегда вежливого и внимательного молодого господина. Но пламенея щеками она решительно встала и поправила задравшиеся рукава. Её матушка всегда говорила, что за свое счастье нужно бороться, оно не упадет в руки с небес! Она красивая, тетушка сама несколько раз это повторила, когда тщательно осматривала ее обнажённое после купания тело. На ней сейчас богатое шелковое платье, чей нежный сливовый цвет замечательно сочетается с ее волосами и изящной цветочной шпилькой. Учитель танцев хвалит ее гибкое тело, тонкую талию и пышную грудь. А другие девицы ей просто завидуют! Они смеются и называют ее "глупышкой", но на самом деле просто завидуют! Ее молодости, красоте и тому, что юный господин обратил на нее внимание! Мэймао внимательно наблюдает как нюйкуй отойдя на середину комнаты садится к нему спиной, оправляет разметавшиеся юбки из невесомых ярких тканей, и сложив руки мягким полукольцом, заводит песню: — "Цвет быстрой воды, омывающей склоны, С чем может сравниться на взгляд,..." Мэймао видел перед собой прекрасные медовые локоны. Их хозяйка элегантно танцевала, юбки её шикарного платья приятно шелестели, волосы изящно пружинили, а плавные движения тонких рук приковывали к себе внимание. У Ху Сянцзян, грациозное тело, Мэймао не может это отрицать, когда дева начинает гибко раскачиваться под неторопливую легкую мелодию, подражая ветвям плакучей ивы. Но оно все еще подростково-неуклюжее, отмечает юный Вэнь про себя, когда девушка неловко встает из полуприсяду слегка покачнувшись... — "...Не с черной ли тушью, и яшмой зеленой, Когда они рядом лежат?.." Она тянет за пурпурные ленты, распуская кокетливые банты на верхней накидке, и при следующем высоком взмахе, широкие рукава-крылья взлетают светло-розовым облаком, обнажая руки по самые локти. Кожа у Ху Сянцзян загорелая, что хорошо заметно на контрасте с белыми запястьями, ладони широкие, крестьянские, но пальцы длинные, чуткие и "музыкальные". — "...Гляжу я, как солнце блестит, пламенея, Сквозь гребень зеленой волны,.." И фигура у нее очень женственная. Талия узкая, бедра покатые, а грудь полная и высокая. Мэймао нравится смотреть на нее — ее красота не такая, как у благородных дев высоких домов, где ценится изящность и легкость. Где дочери и жены были похожи на изысканные фарфоровые статуэтки, а не перетянутая туго грудь считается верхом непристойности и распущенности. Ху Сянцзян же представляла из себя воплощение самой Жизни. Она была плотной и тугой, мягкой и сочной, налитой питательными соками и будто дышащей весной и юностью. Воплощение истинной женственности и материнства. — "И всю эту прелесть ты ценишь сильнее, Придя из песчаной страны..." Да, тетушка не ошиблась приняв ее в дом — на контрасте такая красота многим может понравится. Ху Сянцзян закончила петь и танцевать, и теперь, слегка румяная и томная, окончательно сбросившая верхнюю накидку, она расположилась рядом, оперевшись на тахту коленями и положив руку ему на грудь, — Ну как, господин? Вам понравилось выступление? Мэймао дернул ее за руку, роняя грудью на грудь. Их лица были совсем рядом, нюйкуй нерешительно потянулась слегка вперед, чуть приоткрывая губы. Он тоже обозначил движение, но замер оставляя окончательный выбор за девушкой, и та поддалась, соединяя губы окончательно. Поначалу это было сложно назвать поцелуем, так, длительное соприкосновение теплых губ, а потому Мэймао не церемонясь, надавил пальцами на челюсть, заставляя разомкнуть уста. Он напористо проник языком вглубь, чтобы спустя всего лишь пару мгновений отступить и лизнуть напоследок нижнюю губу. Он нашарил чужую, вспотевшую ладошку, потянул вниз, останавливая и отпуская влажные пальцы у самой границы пояса, — А ты сама проверь. Щеки девицы пылали неровным румянцем, дыхание было глубоким и чуть сбитым, а глаза горели восторгом от собственной смелости, когда пальцы поползли ниже, робко комкая ткань. Наивная, дурная птичка. В штанах был абсолютный штиль. Побледневшая Ху Сянцзян отпрянула, позволяя ему наконец-то встать. — Это за компанию и танец, продолжения не нужно, — он протянул ей три монеты, самостоятельно вложил в дрожащую холодную ладонь, вместе со сброшенным невесомым одеянием и легким понуканием вывел за дверь, — А в качестве платы за поцелуй, будешь давать мне уроки игры на пипе, каждый день, здесь, в час петуха. Как только за "цветочком" закрылась дверь, Мэймао с силой потер лоб и виски, чувствуя себя еще одним стариком... А-ай! Чтоб он еще раз взялся кого-то поучать!.. Да ни в жизнь!..***
Сосредоточенно вчитываясь в бумаги, написанные изящным каллиграфическим почерком, мужчина не замечал ничего вокруг. Царящую в комнате умиротворяющую тишину, нарушал лишь шелест тутовых бумажных листов, шорох расшитых алым шелком светлых рукавов и мерное, тихое дыхание. Кружащийся дымок от воскуренных благовоний рассеивался древесным ароматом по небольшому кабинету, скрывая за плотными дымными узорами, сидящего на коленях за низким столом человека. Окружающая его резная темная мебель не давала усомниться в высоком статусе и состоятельности хозяина кабинета, а высокие, плотно набитые свитками полки шкафов и ровные аккуратные стопки книг и бумаг демонстрировали скрупулезный и ответственный характер этого владельца. Однако первый раздавшийся тихий стук в дверь остался неуслышанным. На второй, более резкий и громкий, короткие, пушистые ресницы слегка дрогнули, а губы разомкнулись, отдавая позволение войти. — Отец, что хотел этот старик? Почему он приехал один, что-то случилось с младшим братом? Вошедший молодой мужчина был высок и статен, ухоженные волосы, аккуратно, прядь к пряди, были собраны в высокий пучок и сколоты богатым гуанем, а на белоснежном с алыми вставками фаньху, почти таком же как и на старшем мужчине, не было ни единого пятнышка или лишней складки. Вэнь Вэйдун был идеальным сыном и наследником — настоящей жемчужиной на ладони. А вот себя идеальным отцом мужчина считать никак не мог. После произошедшего сегодня, даже просто хорошим назвать себя язык не поворачивался. На столе, словно договор с коварным демоном из Диюй, лежал развернутый документ, влажно поблескивая еще не просохшей киноварной печатью и личной подписью Вэнь Юйлуна, генерала северного-восточных границ провинции Шэньси и наместника города Дзесю. Но если старик действительно выполнит обещанное... Если он правда принесет ему легендарную саблю Цинлун Яньюэ Дао, великолепное древнее сокровище, способное вызывать ветер и раздувать пламя... Да, это может спасти их семью. Пару недель назад его люди очень крупно обосрались. Настолько сильно, что хуже и представить не получается. И наказание за эту жуткую ошибку ждать себя не заставит. Не так давно, на реке Фэньхе была замечена темная демоническая тварь, что топила небольшие суденышки и лодки, и утаскивала людей. Им нужно было разобраться с ней и быстро, чертов омут мешал торговле и полностью остановил поставки продовольствия в труднодоступные горные регионы Лохэ и Цзинхэ. Старшие адепты попытались заманить омут в спешно созданную отдалённую заводь и даже прирезали там парочку осуждённых преступников, приманивая тварь кровью. Но когда они попытались перекрыть водный поток, запирая демоническое порождение, все просто пошло кувырком! Тварь словно взбесилась, а водная гладь взорвалась сотней темных жгутов, утаскивая в свою глубину все больше и больше заклинателей. Те немногие, которым удалось вернуться, доложили, что омут поднял воду в заводи, разрушил примыкающую скалу и ушел через обнажившуюся подземную реку. Омут буквально смылся! Но это не та тварь, что способна уйти и затеряться на просторах Поднебесной! Рано или поздно она всплывет, и где именно всплывет, одни лишь небеса ведают. Хорошо, если это окажутся нейтральные земли или территории мелких кланов, их заткнуть проще, а вот Великий орден так просто это не оставит. Как не оставит безнаказанным подобный промах и глава ордена, чье жестокое сердце способно смягчить лишь сокровище подобное легендарной сабли Полумесяца Зеленого дракона. И, если для спасения большей части своей семьи ему придётся пожелать прекрасных цветов и полной луны своему младшему сыну... Чтож, он это сделает. — Нет, все в порядке. Он приехал, чтобы предложить нам кое-что... И пусть предки проклянут его за такое решение, потомки Вэнь Юйлуна будут ему благодарны...