Глава 16. Приглашение к путешествию.
… Из влажных завес
Туманных небес
Там солнце задумчиво блещет,
Как эти глаза,
Где жемчуг-слеза,
Слеза упоенья трепещет…
Ш. Бодлер
— Знаешь, я конечно же слышал, что в Гусу заставляют переписывать тексты, стоя на руках, но, признаться честно, думал, что это просто байки, которыми развлекают приглашенных учеников, — ворчал Цяо Мэймао, растирая ладони, в бессмысленной попытке оттереть засохшую тушь, — Раньше меня били ферулами или отправляли помогать с различными хозяйственными делами, и меня это вполне устраивало!.. Что сейчас-то изменилось?.. — Видимо, дядя наконец-то понял, что обычные воспитательные методы, применяемые для других приглашенных учеников, на тебе не работают. Цяо-сюн как опаздывал к вечернему колоколу, так и опаздывает, вот и… — юный Цяо недовольно фыркнул на это предположение и потер подсохшее тёмное пятно на рукаве. Перекинул на грудь волосы, кончики которых тоже были измазаны чернилами, и демонстративно оглядел возмутительно чистого Лань Сиченя… И это при том, что тот написал листов раза в четыре больше!.. — Главная хитрость заключается в том, чтобы держать равновесие и не забывать стряхивать лишние капли с кисти, — тихий и ласковый смех прокатился по окрестностям, прекрасно вплетаясь в звонку песню красноперой чечевицы. — Правда что ли? И как это я не догадался?.. — Ха-х, извини. Но увы… Тут действительно ничего, кроме практики не поможет. — Еще немного такой практики, и мои одежды будет проще покрасить полностью, чем отстирать, — молодой Нефрит так тепло и нежно улыбался, а его карамельные глаза полнились мягким светом, что злиться на него у юного Цяо совершенно не получалось… Да и получалось вообще хоть у кого-нибудь?.. — А тебя, кстати, за что наказали? — Неверно решил задачи по тактике, напрасно сгубив сотни гипотетических жизней. — Да-а, быть наследником совсем не весело… Под подошвами сапог тихо шуршали камешки. Молодой Нефрит шагал легко и неспешно, подстроившись под темп плетущегося Мэймао, у которого от непривычной деятельности совсем не осталось сил, отбитая коленка саднила, а руки и вовсе, время от времени, сковывало болезненными судорогами… После подобной учебной практики разговоры о необычайной и, в некоторой степени, даже чрезмерной силе рук адептов из ордена Гусу Лань уже не казались Мэймао приукрашенными… — А почему именно сборник правил? — прервал он совсем не тягостное молчание ещё одним крайне интересующим его вопросом, — Можно же и что-то более… полезное. Например, переписать редкие или просто ветхие трактаты, требующие починки. Или какую-нибудь учебную литературу… Ведь если каждый провинившийся будет переписывать сборник правил, вам, вскорости, придётся строить отдельный склад, только для этих книжек! Удивлён, что его все ещё нет!.. — юный Мэймао эмоционально размахивал руками, показывая все свое несогласие с подобной напрасной тратой времени, а затем замер и широко, нарочито-наигранно распахнул глаза, — Ведь нет же?.. — Нет, это не так. На самом деле, их, наоборот, вечно не хватает. Ведь каждому прибывшему ученику необходимо предоставить свою копию, чтобы, хотя бы так, они ознакомились с правилами… Мало кто действительно этим занимается по прибытии. Да и потом — тоже. А уж фантазии подростков на то, как увильнуть и потерять свой сборник, можно позавидовать… — Лань Сичень приподнял уголки губ и прикрыл глаза, явно вспоминая какой-то забавный случай, — Вот твой где?.. Ты его хотя бы открывал? — Конечно! — поспешил заверить собеседника юный Цяо, судорожно вспоминая, куда на самом деле приткнул толстую подшивку чужих домашних правил. Почему-то вспоминались только сладкие паровые булочки, завернутые в бумажные листы с подозрительно знакомыми, скучными строчками… — Иначе, я бы не знал, что за то, что явился после вечернего колокола, наказывают строже, чем за то, что пришел уже после утреннего!.. — на самом деле, об этом ему сказал Чу Шихуан ещё при первых совместных вылазках в город, нарочито развязно подмигивая, — Кстати, давно хотел спросить, почему так? — Ммм, это из-за барьера. На закате его смыкают, и пересечение кем-либо отмеченной границы тревожит следящие контуры, вынуждая дежурных проверять её, что обычно не доставляет им радости… Поэтому, если ничего важного или срочного не случилось, предпочтительней подождать до утра, а не ломиться в запертые ворота или лезть через стену, как какой-то невоспитанный северный варвар, — ну да, согласился Мэймао, у Лин Цзыху в общаге было точно также. Только вместо энергетического контура — громкоголосая и глуховатая вахтерша, громкие возмущения которой было слышно на трех этажах минимум! А потому, если опоздал и заявился после отбоя — жди пакости от разбуженных, невыспавшихся соседей… Выходит, это просто ещё одно специфическое правило хорошего тона. Все равно, что заявиться в гости посреди ночи, перебудив хозяев, а потом возмущаться, что им не рады… Они с Лань Сиченем попрощались на одном из перекрестков. Цяо Мэймао двинулся в сторону купален — следовало все же привести себя в порядок, ведь за неподобающий вид могли назначить ещё одно взыскание… Вообще, несмотря на стенания остальных учеников, юный Цяо чувствовал себя в ордене с огромным множеством правил довольно свободно. Чёткая система запретов, тем не менее, оставляла место для маневров, а знание меры наказания — позволяло делать самостоятельный выбор… Так, например, Цзинь-сюна, пойманного у стены после отбоя, наказали двумя десятками ударов ферулами и бытовыми работами, а, частенько задерживающийся в городе Мэймао, что попросту снимал комнату на ночь в гостинице и приходил в Гусу уже после утреннего колокола, получал в наказание лишь десять — за опоздание к вечернему колоколу, и ни одного удара — за ночь вне школы, потому что такого правила просто не было… Многие из здешних требований имели под собой основания, и вникнув в них, на первый взгляд нелепое правило становилось понятным и вполне обоснованным… Например: алкоголь запрещали, чтобы молодые люди привыкали постоянно и полно контролировать собственное тело, что являлось основным требованием для хорошего контроля ци. Постная пища помогала легче принять инедию, убивать животных на территории запрещено, чтобы не плодить лишнюю жестокость, а так как мясо употреблять в пищу — тоже под запретом, то это помогало воспитывать ещё и здоровую рачительность. И громкий шум запрещали — чтобы не мешать совершенствоваться другим. Последнее, вовсе, напоминало извечное: «Свобода одного человека заканчивается там, где начинается свобода другого» из прошлой жизни… Не все правила юный Цяо ещё понимал, но предполагал, что за тем или иным символом, выбитом на огромной каменной стене, так или иначе, скрывается своя поучительная история и несомненно болезненный, и, возможно, даже кровавый опыт. Заповеди вроде: «не ленись», «будь добродетельным», «не завидуй», «люби и уважай себя», «будь осторожен в словах» и прочее… нисколько не мешали Мэймао. Как человеку культурному и, ещё с прошлой жизни, стремящемуся к постоянному изучению чего-то нового, данные правила казались ему сами собой разумеющимися, не позволяющими скатиться в пропасть и деградировать… Впрочем, и от маленьких радостей он тоже редко отказывался, составляя компанию скучающим собратьям. Особенно зная, что впереди их всех ждёт война и молниеносное, жестокое взросление… Распаренный горячей водой и влажным воздухом купален, Цяо Мэймао со стоном удовольствия откинулся спиной на застланый хлопковым полотном бортик. Натруженные за день мышцы щекотно покалывало от гуляющей по ним теплой энергии цзинь, а распущенные мокрые волосы приятно холодили затылок и шею, пока утомлённый юный заклинатель погружался в лёгкую медитацию… ..В который раз ему снилась тёмная, влажная и затхлая комната… Её углы терялись в мрачных, подвижных тенях, а воздух был сух и полон запахов… Пахло кровью, испражнениями, мокрой псиной и чем-то приторно-гнилостным, что никак не могли поделить попискивающие где-то в углах крысы… Или не крысы… Немилосердно ныли плечи и руки, прикованные изоржавевшими цепями к потолку, теряющемуся где-то в густой темноте… На краю сознания мелькнула мысль, что это из-за очередного наказания в Гусу, возможно небольшая судорога… Но тут же пропала, вспугнутая лёгкой щекоткой от огладившего обнаженную щиколотку пушистого, мягкого хвоста и мимолетным холодом от мелькнувшего среди коротких шерстинок смертоносного жала… То слева, то справа сверкали и тут же исчезали круглые глаза, бликующие жёлтым и зелёным тапетумом. Шею с правой стороны обдало горячим дыханием с привкусом красного мяса и кислого молока, и огромная, лобастая голова, окруженная спутаными зелёными лохмами, застыла прямо перед его лицом. Три пары звериных глаз, моргающих попеременно, жадно шарили по человечьим чертам лица, оголенным участкам светлого тела, ранам, покрытым подсохшими кровавыми корочками. И, особенно, по розоватым узорам «цветка молнии», расцветающих на боку, под рёбрами, уходящих на скрытые потрепанными штанами бедра, и, гораздо более бледных, цветущих на ключице, плече и лопатках, отслеживая взглядом причудливые линии фигуры Лихтенбера. — В пр-рошлый рр-аз нас пр-рер-рвали, моя Др-рагоценность … Пр-родолжим?.. — гибкий лиловый язык скользнул меж двойного ряда отвратительно острых, жёлтых зубов, словно пробуя воздух на вкус, и мазнул кончиком по линии подбородка, оставляя после себя ощущение липкой прохлады, предвкушения и безысходности. В хищных звериных глазах отчётливо читались жадность и нетерпение, щедро приправленные изрядно долей одержимости, отчего Мэймао невольно вздрогнул, резко втянул сквозь стиснутые зубы воздух, напитанный тягучей тёмной ци и закашлялся… Вынырнув из порядком остывшей воды, в которую юный Цяо, приснув, незаметно для самого себя сполз, он выбрался из деревянной бадьи. Обтираясь, провел кончиками пальцев по бледным, ломанным линиям укрывающим его плечо, ключицу, и немного бок, и потёр пока ещё чистое бедро… Похожие сны изредка снились ему уже несколько лун, невольно воскрешая похожие воспоминания из детства… Чаще всего, эти сновидения были мутными и размытыми, утопающими в стылом мраке и аромате раскалённого железа, и агонии… Там его сопровождали жадные, безумные глаза и невероятно увлекательные беседы, смысл которых с пробуждением терялся и ускользал, оставляя лишь мерзко-зудящее чувство где-то в затылке, вместе с лёгким оттенком предвкушения грандиозных открытий, да фантомные боли… Цяо Мэймао затянул последний узелок на одеждах, разгладил складки и поправил на боку ножны с Чжойгу. Вечернюю медитацию ещё никто не отменял, ему следовало поспешить… А сны… Мэймао уже знал, что все тайное рано или поздно становился явным — придёт время и смысл подобных видений откроется, как открылось когда-то понимание прошлой жизни Лин Цзыху. Легче от этого не становилось, условия его пребывания в каждом из этих видений оставляли желать лучшего, а новые отметины на собственном теле добавляли тревоги, но… Он уверен, ему ещё представится возможность задать свои вопросы. И оплатить счёт. Пока ему оставалось лишь жить и набираться сил для предстоящего противостояния… Время в Облачных глубинах летело стремительно. Учёба была в радость, библиотека и учителя помогали расширять границы познания и принятия мира. Физическое и духовное развитие шло в бодром темпе, да и шалостей, для разгрузки и отдыха, даже в строгом и чопорном ордене было в достатке… Так, например, он, в компании нескольких адептов из Юнмэна и Цинхе Не, обнесли сады с лам-яем под страдальческие причитания присоединившегося Хань Юя, который, тем не менее, послушно складывал подаваемые сладкие плоды в свои широкие рукава. Они угощали набранными фруктами всех встречных прохожих, а после, в том же составе, ставили беседку во дворе хозяина сада, в качестве наказания… За кривоватое строение было немного стыдно, а вот за спрятанные в различных уголках внутреннего двора старейшины Лань кусочки дуриана — нет. Тот, не поленился и сам пришёл посмотреть на наказание вверенных клану учеников, и увидев кривые балки и пляшущие стропила, ухахатываясь, нарек беседку «Таожаньтин». С местью последнему, кстати, активно помогал Хань Юя. Гуев тихушник оказался племянником старейшины Лань Вэйюана! Точнее, супруг старейшины Лань — Хань Шунь — оказался тем самым дядей, взявшим рано осиротевшего сына сестры на воспитание. А потому, надувшись на ехидные подначки и хохот старика, тот счёл не зазорным вот так ответить своим старикам мелкой пакостью. Их конечно быстро вычислили и наказали, но судя по довольному лицу мальчишки — оно того стоило!.. А однажды, во время охоты на ничем не примечательного, злобного духа мелочной старушки, на деревенских полях они случайно спугнули Дангкана с лежки. Перепуганная тварь, как сумасшедшая носилась среди густых рядов дозревающего сорго, выворачивая стройные, крепкие стебли, втаптывая их в жирную грязь, а, затем, рванула прямиком к домам местных жителей! Пока заклинатели пытались его шугануть в сторону, и разогнать суетящихся местных, рискующих попасть под тяжёлую тушу зверя, Лань Чжань, что практически на всех охотах следовал за братом, выдернул из-под копыт босоногую, чумазую девушку лет шести, но пропустил Дангкана к реке, где тот снёс водяное колесо мельницы. Злобно галдящие крестьяне насели на молодого заклинателя, достаточно агрессивно распрекая того в неправильном выборе приоритетов!.. Юный Нефрит стоял набычившись, как молодой телёнок, молча и непримиримо глядел на гневливую толпу, упрямо прикрывая расшитым, светлым рукавом тихо хнычущего ребёнка, пока брат не закрыл спиной уже его, переводя все недовольство жителей на себя… Меймао тогда недовольно скривил губы и грубоватым всплеском ци, на расстоянии, окончательно снёс подпирающую колесо балку, от чего вся, и до того не особо надёжная конструкция сложилась с концами!.. Юный Цяо, в общем-то, понимал суть их претензий — без работающей мельницы собранное зерно может испортиться и, тогда, начнется голод и умрут уже их родные дети… Но выбор между жизнью ребёнка и трухлявой постройкой, для заклинателя, не равен и не будет равен, таковому выбору у крестьянина… В Гусу было множество правил взывающих к милосердию, покорности и помощи слабым, но смотреть, как беснующая толпа наседала на робкого подростка и девочку-крошку, чудом не простившуюся с жизнью… было противно. Пусть лучше делом займутся! Быстрее возьмутся — быстрее починят! Нарочитая агрессия со стороны Цяо Мэймао, конечно же, не прошла мимо внимания старших. По возвращению в Облачные глубины его ждало наказание в виде тридцати ударов ферулами, за исполнение которого взялся лично наследник клана, и, после которых, юный Цяо чувствовал себя едва ли хуже, чем после всего лишь десятка в исполнении мастера… А уж дошедшие до отбывающего очередное наказание Цяо Мэймао слухи, о внезапно, совершенно случайно, переломавших собственные конечности старосте и нескольких самых громкоголосых жителей злополучной деревеньки и вовсе осветили день радостью. В доме же Лань-чанлао, Цяо Мэймао стал довольно частым гостем. Как старейшина и обещал, информацию о сяо-Пэй он особо не афишировал, хотя молодой заклинатель не тешил себя иллюзиями — верхушке клана Лань, о произошедшем мужчина точно сообщил. Но, по крайней мере, никакого чрезмерного ажиотажа к своей персоне, юный Цяо не наблюдал, хотя, как сообщала тётушка Ли Лан — в Юньчжао уже заходили несколько любопытствующих… Так вот, старейшина, в качестве ответной меры за молчание, попросил осмотреть его супруга, того самого, хмурого прихрамывающего мужчину, что встретил юного Цяо на пороге дома, после происшествия с Цючжоу Сангуаем. У Хань-цяньбэя были жуткие шрамы на левой ноге. Множественные рубцы тянулись рваными полосами и вдоль, и поперёк, опоясывали колено, расцветали диковинными цветами на заметно деформированной голени и тянулись лохматыми лучиками вверх, до середины бедра. Большеберцовая кость на ощупь была неровной и бугристой, имела множество припухших мест грубого сроста, коленная чашечка тоже имела деформации — там явно отсутствовал кусочек сверху справа… Сустав был разболтанным, опухшим и горячим, а при сгибании хрустел, как старая, рассохшаяся древесина… Как рассказал старейшина Лань, его супруг, двенадцать лет назад, неудачно попал под тяжелые копыта одной тёмной твари, которая практически раздавила заклинателю ногу. Искуснейшие лекари ордена Гусу Лань провели множество операций, собирая кости буквально из осколков!.. Даже заменили безвозвратно уничтоженную наружную коленную связку, заменив ту сухожилием молодого оленя, от чего волосы на голове Мэймао едва не встали дыбом!.. Не будь уважаемый Хань-цяньбэя заклинателем с сильным ядром — давно бы уже лишился конечности, если не жизни с такими-то методами лечения! Энергия ци, непрерывно циркулирующая в организме мужчины, снимала неизбежные воспаления и облегчала их последствия, но, время от времени, случался закономерный спад и тогда вылезали обострения, заставляющие мужчину тихо ненавидеть весь мир… Целители лишь разводили руками — то, что Хань Шань может самостоятельно передвигаться, для всех уже было чудом, а скованность и боли являлись лишь малой платой. Лань Вэйюан, на самом деле ни на что особо не надеялся, позволяя осмотреть дорогого супруга голенастому мальчишке — шебутному ученику своего старинного друга. Но и каждый раз просто смотреть на молчаливые страдания а-Шаня было много выше его сил… Пусть смотрит, с них не убудет… Как следует облапав чужой сустав, Цяо Мэймао лишь грустно покачал головой. Здесь было именно то, чего он опасался больше всего, берясь вырезать быстро зреющие ростки из ноги молодого Нефрита на живую… Коленный сустав был в очень, очень не хорошем состоянии… Инородная котолеральная связка была тугой и грубой, и не позволяла мужчине полностью выпрямить ногу, но зато надёжно держала сустав в нужной плоскости, что позволяло заклинателю передвигаться, не заваливаясь в стороны. Синовиальные сумки были мягкими и разросшимися, и общее описание симптомов указывало на обширный мыщелочный артроз… Будь они в прошлом мире Цяо Мэймао и вопрос не встал бы — просто поменяли бы сустав, поставили эндопротез и думать бы забыли на пару десятков лет, а тут… Да, теоретически, Цяо Мэймао мог бы сделать Хань-цяньбэю артродез коленного сустава, но для практикующего заклинателя это будет являться слишком радикальной мерой, лишь сделавшей его инвалидом окончательно… Поэтому, всё что мог предложить Мэймао, это регулярный лёгкий массаж и хорошую согревающую и сосудорасширяющую мазь на основе гингко билоба, шлемника и багульника, рецепт которой посоветовал предварительно показать лечащему Хань-цяньбэя целителю, чтобы не возникло конфликта компонентов с уже принимаемыми лекарствами. Лань-чанлао конечно огорчился, но, кажется, не сильно. Он явно не ждал от юного Цяо пришествия второго Фу-си . А вот сам Мэймао расстроился. Пусть Лин Цзыху и не являлась хирургом-ортопедом, врачи из гнойной хирургии часто работали с теми в паре на подобных операциях по эндопротезированию, которые являлись рядовыми выполнялись сотнями тысяч каждый год. К тому же, эти расплывчатые сны-видения постоянно подогревало неуловимое ощущение какой-то нелепой неправильности, вызывая нервный зуд и гложащее раздражение… Словно решение его задачи лежит, вот, на поверхности, но почему-то постоянно ускользает, как дрожащее отражение луны на воде… Слушая последнюю для его группы лекцию о важности добродетели и строгости к самому себе, о праведном пути и ответственности за собственные деяния, читаемую размеренным четким голосом учителя Лань, Мэймао бездумно складывал из дешевой, чуть зеленоватой бумаги фигурку дракона… Прославленный учитель Лань Цижень, будучи крайне занятым человеком, не так часто баловал учеников своим присутствием, отдавая их на попечение наиболее подкованным в разных областях представителям клана, проживающих на территории Облачных Глубин, и не возражающих направлять и поучать будущее поколение. Но вот все наиболее значимые уроки и лекции по дао цзяо предпочитал читать сам, заранее и лично отсеивая зерна заблуждений, могущих привести к ошибкам в культивировании молодых господ. Сегодня была последняя лекция для учеников этого года обучения, а потому, взбудораженные скорым возвращением домой заклинатели были особенно не заинтересованными в монотонной речи, пусть и великого, но все же немного занудного учителя Лань Циженя, вещающего им о, уже набившей оскомину, праведности, ответственности и воздаянии… Цяо Мэймао длинно выдохнул, подавляя зевок, и прижал пальцами бумажную складку гребня «дракона»… тот почему-то раздваивался и топорщился по сторонам, напоминая нелепые уши спаниэля… Ощутив недовольный взгляд на своей макушке, скосил глаза на учителя, а, затем, на прикусившего кончик языка и пыхтящего от усердия, пытающегося повторить за ним довольно сложную фигурку Хань-сюна, напрочь игнорирующего угрожающий тон старшего заклинателя, спешно сунул уже законченную фигурку в рукав. Лань Цижень не говорил сейчас ничего нового, но любые наставления учителя, ученику следовало принимать с благодарностью и почтением… Юному Цяо невольно вспомнился старик Лао Бэй, что хлестал его своей дурацкой метелкой, едва заметив малейшие признаки невнимательности на его лице, и не важно — рассказывал он о пути меча или, выпив, травил очередные полувыдуманые байки из своего бурного прошлого… Со своим супругом он в письме договорился встретиться в одном из цветочных домов в городе близ границ орденов Цинхе Нэ и Ланлинь Цзинь, в середине весны… А еще Цяо Мэймао решил, что с окончанием обучения посетит храм Цзися сюэ гун … Ему нравилось лечить людей и помогать им, нравилось спасать тех, кто казалось бы, был обречен, если бы не знания Лин Цзыху из его другой жизни, пусть это и было слегка амбициозно и самолюбиво… Библиотека в Облачных Глубинах была шикарна, обширна и разнообразна, но клан боевых заклинателей есть клан боевых заклинателей. А Лани были именно ими, несмотря на полу монастырский образ жизни и прививаемую праведность, иначе они бы не входили бы в пятёрку Великих орденов. Выходцы из Цзися же, напротив, никогда не занимались уничтожением нечисти — они прикладывали свои усилия в теоретической части познания мира и духовности. Выполняя традиционный глубокий поклон коутоу молодой Цяо Мэймао умиротворенно улыбался — он уже знал, куда отправится дальше…