***
Баланда из никс-гончей и какой-то горькой травы была одним из самых худших, что Йора пробовала в своей жизни, однако, несмотря на это, она быстро успокоила урчащий желудок и даже на толику ослабила усталость, повисшую на плечах тяжелым свинцом. Не то, чтобы ей было жаль несколько сот дрейков, уплаченных за ночлег в чьей-то маленькой юрте – деньги не имели большого значения сейчас, но после того, как к ним никто не пришел уже спустя час, а затем и три, сердце сжал болезненный спазм. Она отдала за разговор с ашханом практически все, что у нее осталось, и даже немного больше: зачарованное кольцо на сопротивление болезням, которое оказалось ей ни к чему, а затем, после недолгих раздумий, два свитка магического искажения; гулхан, выслушавший ее просьбу, молча принял плату и ушёл, ничего не сказав, и теперь в душе у женщины вовсю цвели ростки сомнения. Мерное дыхание сопящего рядом Нехта успокаивало тревогу – впервые за весь путь от Вивека он спал так крепко: может, виной тому была очередная тяжёлая ночь, а может, зыбкое ощущение безопасности в знакомом лагере. О «плате» в двух лагерях мабригаш, которые они проехали последними, он до сих пор так и не проронил ни слова, а на все вопросы упорно отмалчивался или злился; телваннийка отчасти чувствовала себя виноватой в этом, хоть и понимала, что иначе было нельзя – сотни босых следов на пепле вызывали почти животный ужас, но, как только они вошли в юрту с двумя расстеленными постелями и мер сразу же упал на одну из них, к ее горлу подступил противный ком. Из раздумий Йору, а ассасина – из сна, вырвал шорох откинутого полотнища, за которым показался знакомый невысокий данмер с бельмом на глазу; на лице того нельзя было прочесть ничего, кроме равнодушия, однако, когда взгляд женщины опустился ниже – на его руки, сердце ее пропустило удар: в них были поднесенные ашхану кошель и свитки. -Сул Матуул отказывает в просьбе. Шаманка не станет говорить с вами, – телваннийка до последнего не хотела верить своим ушам, попеременно глядя до на Нехта, то на кочевника. -Однако он позволил вам остаться на две ночи и пополнить припасы. Молчание, повисшее в юрте, походило на кисель – густое настолько, что, казалось, им было тяжело дышать. С лица только проснувшегося ассасина вмиг исчезли все остатки сонливости, а плечи его привычно напряглись. -Причина отказа? – холодно отрезал он, нахмурив светлые брови. -Этого золота хватило бы, чтобы скупить все у двух бродячих караванов. Эшлендер поджал губы. Сложно было понять, что творилось у него в голове в этот момент – из-за густой паутины шрамов черты лица были практически незаметны, пряча мысли под толстыми рубцами. -Чужакам причины не называются.***
В полутрансе – Йора все ещё осознавала случившееся, она не сразу заметила движение рядом, а то, что осталась в юрте одна, женщина и вовсе почувствовала только тогда, когда огонь в кострище погас, и щеки укусило вечерним холодом. Наверное, она просидела так недолго – с час, не больше, хотя за плотной завесой хижины сложно было сказать что-то о времени; выходить из нее страшно не хотелось и просто было страшно – без Нехта она чувствовала себя в лагере ужасно неприютно. Здешние кочевники оказались куда менее мирными, чем в Грейзленде: по крайней мере, те хотя бы не наставляли на чужаков мечи при встрече. К тому же, отчего-то в прошлый раз племя показалось ей куда более… спокойным. Может, причина крылась в свирепствующем на острове море, а может, в чем-то другом, к чему телваннийка не имела никакого отношения; в любом случае, весь проделанный путь оказался пройден зазря, и это было единственным, что сейчас занимало все её мысли. Желание бросить все и сбежать в Тель Нагу было сильно как никогда, но тут же угасло, как только Йора взглянула на не заправленную постель рядом. За пол года на службе у Нелота она достаточно убедилась в том, что излишние привязанности – залог провала. Партнеры и помощники меняются, умирают и попадают в рабство по неслучайным стечениям обстоятельств; все, что утрачивает свою практическую полезность, заменяется, уничтожается или убирается так, как срезается гниль с фруктов. Это тяжело, но рано или поздно привыкаешь – меры, как и вещи, в один момент просто перестают иметь какое-то значение: какая разница, кому ты жмёшь руку сегодня, а кому – втыкаешь отравленный стилет в бедро, если завтра они поменяются местами? Неожиданно телваннийка едва смогла справиться с потоком забытых воспоминаний и чувств, нахлынувших на нее всем разом, и почти до крови впилась в ладони отросшими ногтями. Вдох – счет до десяти, выдох. У альтмерки, которая дважды продавала ей какой-то двемерский хлам, были очень красивые глаза. Лиловые. Как у… Йора с шумом выдохнула и снова принялась считать. Зачарованный амулет на груди тянул шею и сердце противной тяжестью. На что у него хватит заряда…? Купленный в Вивеке гуар точно останется здесь, а одну из сумок с вещами она наверняка сможет забрать в собой. Двоих он не потянет даже без сумок. Йора злилась. Почему ей вообще было дело до этого мера? Нервная суета мало помогала избавиться от навязчивых мыслей, но отвлекала от них хотя бы короткими урывками в перерыве между бесконечным счетом и гложащим ощущением вины за ещё не совершенное предательство. Сбор вещей занял мало времени – но много мыслей, и женщина даже пожалела о том, что их оказалось так мало. Одеяло, циновки, походная аптечка… пусть все останется здесь. Бороться с так не вовремя напомнившими о себе чувствами в этот раз было сложно как никогда, и Йора дважды досчитывала до пятидесяти, прежде чем мысли снова прояснялись. Закрыв глаза, она положила руку на камень и нахмурилась, готовясь было читать заклинание, но резкое движение воздуха рядом и шорох тканевой завесы вернули её в реальность, прервав на полуслове. Злость, разочарование и облегчение на секунду смешались воедино, накрыв собой все; телваннийка рывком повернула голову в сторону вошедшего и сдавленно пискнула: на пороге стояла укутанная в плащ Нибани, торопливо поправляющая завесу. Скинув капюшон, шаманка бегло осмотрелась вокруг и быстро спросила: -Вы пришли вдвоем? – кивок. -Где он? Она была напряжена и, кажется, даже зла – на лице у эшлендерки залегли тёмные тени, сделавшие ее черты еще более угловатыми, а голос звенел холодной сталью. Отступив назад, Йора медленно опустилась на циновку и растерянно пожала плечами. -Послушай сюда, у меня нет времени на разговоры! – резкое шипение, почти переходящее в крик, не на шутку испугало телваннийку – хотя бы потому, что раздалось так внезапно. -Я тебя спрашиваю, где Нирассур!? -Я… я правда не знаю! Я не заметила, как он ушел, – раздраженно фыркнув, провидица только всплеснула руками в объёмных рукавах плаща в ответ; неожиданно она обернулась назад, долго глядя на опущенную завесу – с улицы донеслись чужие голоса, а затем прошептала едва слышное ругательство. -У нас пять минут. Зачем вы сюда пришли? – при виде появившихся из сумки записей она тяжело нахмурилась. Руки у Йоры дрожали от слабого волнения. -Пророчества. Я собрала ещё три. В Грейзленде их никто не смог расшифровать, – протянув бумаги шаманке, Йора подняла на нее глаза и осторожно спросила: -Вы ведь… сможете их перевести? Долгое молчание, нарушаемое лишь быстрым шелестом страниц, поедало изнутри – на лице Нибани невозможно было понять ничего, что могло бы прояснить её мысли. Едва успев подхватить стопку, брошенную провидицей телваннийке в руки, она непонимание взглянула на ту с немым вопросом; ответ ее был короток и холоден: -Нет. -Нибани… -Я сказала нет! Сердце ухнуло так, что на мгновение стало больно. Недоумение, непонимание и злость раздирали нутро своей гремучей смесью не хуже лезвия разделочного ножа; в конце концов, Йора едва не захлебнулась в возмущении и едва сдержалась, чтобы не высказать все бушующее на уме. -Нибани, выслушайте меня, – шаманка всплеснула руками и собралась было уйти, как мерка бросила ей торопливый вопрос вдогонку: -Сколько у вас в лагере заразилось корпрусом? Скольких вы уже убили? – о напряженное молчание, кажется, можно было порезаться; по стенам юрты ходили извивающиеся тени. -Безопасно ли кочевать во время пепельных бурь..? -Я не могу это сделать. Я. Не. Могу. Это. Сделать, – по слогам проговорила провидица, не сводя с женщины глаз. -Но почему? С тяжёлым вздохом эшлендерка отвернулась. -Мне запретил это делать ашхан, – из груди Йоры едва не вырвался истерический смешок, но она вовремя сдержалась. -Он – глава племени. Его слово закон не только для живых, но и для мёртвых. Я боюсь гнева предков и не собираюсь жертвовать их благосклонностью ради… возможности. Вероятности. Цена слишком велика. Шорох завесы до ужаса испугал обеих, но вслед за пробежавшим по юрте сквозняком в неё ввалился растрёпанный Нехт, измазанный в крови и пепле. Огромный костяной лук у него за спиной блеснул в свете костра золотом. Сбросив с себя сумку и оружие, ассасин медленно опустился на корточки и спрятал лицо в ладонях с тяжелым вздохом; белые волосы, испачканные илом и пеплом, теперь стали грязно-серого цвета, сливаясь с его кожей. -Ты… ты что наделал!? – полушепот Нибани едва не перерос в крик, оборвавшись на высокой ноте; тревога, злость, а затем и холодная бесстрастность сменили друг друга на её лице так быстро, что телваннийка едва успела это проследить. Напряжение в юрте практически обрело осязаемость. -Ты скампов идиот! Он просидел так без движения какое-то время, не проронив ни слова; затем, с отвращением стерев грязь со щеки, встал и собрался было снова уйти, как испуганная – неизвестно, чем именно: реакцией шаманки или видом ассасина – Йора дрожащим голосом окликнула его: -С тобой все в порядке? – на нее смотрели холодные и безмерно усталые глаза; женщине захотелось провалиться под землю за свой вопрос. Стоящая рядом Нибани дернулась на секунду, но быстро нарочито равнодушно отвернулась, в упор не глядя на мера. Кажется, она была зла. -Вполне, - коротко отрезал Нехт, остановившись перед выходом из юрты. -Все в порядке. В тот момент, когда он скрылся из виду, Йора рывком бросилась ему вслед; оставленный им на полотнище грязно-алый след остановил её ради походный сумки, но дотянуться до неё ей не дали: шаманка неожиданно схватила ее за предплечье и злобно прошипела: -Да подожди ты! – та недоуменно взглянула на нее, нахмурившись; кивнув на выход, провидица гневно оскалилась и до искр перед глазами надавила пальцами на ее руку. -Подожди, пока он уйдет. Не надо, чтобы в племени видели вас вместе. Он и так натворил много глупостей, – она коротко поджала губы и добавила после нескольких секунд молчания: -Иди к морю. Туда ведёт тропа, не заблудишься.***
На плато уже опустились вечерние сумерки, окрасив все вокруг в глубокий синий цвет; шаманка не ошиблась – от племени до крутого скалистого спуска действительно виднелась занесённая пеплом невыразительная тропка, на которой серели рыхлые следы. С заходом солнца стало ощутимо холоднее, и Йора дважды пожалела о том, что оставила свою куртку в юрте: уже после нескольких минут кожа ее покрылась мурашками, а руки похолодели. Вечер был тихий: где-то вдалеке кричали скальные наездники и шелестели кусты огненного папоротника, шумело море, жадно облизывая покрытый серым пеплом берег, и даже ветер, который постоянно свистел в ушах в пустоши, наконец улёгся, сменившись слабым штилем. Тропа резко взяла вниз, и теперь идти по ней стало гораздо сложнее – приходилось держаться за выступающие скалы из-за крутого склона, дабы не упасть. Остановившись на секунду, чтобы осмотреться, Йора быстро заприметила небольшой золотой островок неподалеку и уже увереннее начала спускаться, узнав знакомую фигуру. Плеск набегающих волн усиливался с каждым пройденным шагом. К тому времени, как она оказалась на берегу, все вокруг уже объяла черно-синяя тень – идти можно было только наощупь, ориентируясь лишь по горящему огоньку впереди. Кажется, Нехт заметил ее издалека – женщина тут же почти кожей почувствовала на себе ледяной взгляд, пробирающий до костей; на секунду ей показалось, что воздух стал ещё на порядок холоднее. Внезапно ей так сильно захотелось повернуть назад, что она невольно попятилась, зарывшись ногами в вязком пепле, однако обратного пути уже не было – крутую тропку за спиной попросту перестало быть видно в темноте, а вой вышедшей на охоту стаи никс-гончих раздался совсем близко. Пересилив себя, Йора на негнущихся ногах подошла к костру и осторожно присела на корточки, протягивая околевшие руки к огню. Ещё с несколько минут они просидели молча. -В Эшленде ночи холодные, – хрипло проговорил ассасин, ворочая голыми руками горящие коренья; в ослепительно-рыжем свете его кожа стала расплавленным золотом с темными нитями вен. -Хотя, думаю, это небольшая жертва, чтобы сбежать от Нибани. Что она тебе сказала? В голосе ассасина не было слышно ничего, кроме свинцовой усталости – видно было, что даже разговоры давалось ему с трудом: после нескольких коротких слов он закрыл глаза и тяжело сглотнул, отпустив голову. Воспользовавшись моментом, Йора осторожно взглянула на него искоса и обеспокоенно нахмурилась, заметив бесчисленное количество синяков и мелких ссадин – на нем не было ничего, кроме тонких тканевых штанов, перевязанных снизу жгутами. -Она сказала, что ты сделал очень большую глупос… – от раздавшегося тихого смешка она замолчала, запнувшись на полуслове. -А ещё, что ашхан запретил ей говорить со мной о пророчествах, – с тяжелым вздохом женщина обхватила голову руками и зажмурилась. Разгоревшееся от ветра пламя ударило ей в лицо горячей волной. -К Дагону все. Весь путь был зря. Нехт задумчиво оглядывал свои ладони, лежащие на коленях, молча; на его лице, которое не выражало ничего, кроме холодной безучастности, залегли тёмные тени от костра, сделавшие черты еще более резкими. Внезапно телваннийке стало так гадко на душе из-за своего решения сбежать, что она едва смогла сдержать ругательство – только сжала губы; возвращаться с ассасином – пусть в ближайший не карантинный город, нужно было только вместе, а оттуда уже, если ему удастся найти транспорт или проводника, самой прочесть заклинание и добраться до Тель Наги. Короткий шорох – мужчина тряхнул ногой и потянулся за высохшей одеждой, едва не заставил ее вскрикнуть от неожиданности. -Завтра мы идём к ашхану, - Йора успела лишь открыть рот, прежде чем ассасин добавил: -Он не сможет отказать. Мне. -Как? – только и смогла ответить она; его холодная уверенность раздражала, но в глубине души телваннийка искренне понадеялась, что она имеет под собой почву. -Он уже дал понять, что считает чужаками нас обоих. В конце кон… -Я был в погребальных пещерах, – на пустошь окончательно спустилась ночь, и кругом разлилась сплошная черная темнота, разрезаемая лишь небольшим кольцом золотого света от костра. -Старый ритуал. Предки назвали меня другом клана. Матуул не может не принять его – иначе обратит на себя их гнев. Этот лук принадлежал его отцу, – Нехт протянул руки к огню, не глядя на сидящую рядом. -И моему деду. Стало ощутимо холоднее; от негромкого плеска набегающих на берег волн женщина невольно поежилась – море, наверное, было таким же ледяным, как и воздух на побережье: с каждым выдохом изо рта у нее вылетало небольшое облачко пара. Нестерпимо хотелось вступить в горячий костер, чтобы хоть как-то согреться. -Ты уверен, что это сработает? – он медленно кивнул. -Нехт, – кажется, тот совсем не ожидал услышать свое имя, вздрогнув и вопросительно взглянув на Йору. Губы у него отливали синим. -Тебе не холодно? -Н-нет, – дрожь в голосе бесстыдно выдала его с головой, но ассасин сглотнул и повторил сквозь зубы: -Нет. Раны у него были мелкие – почти царапины, но их было настолько много, что трудно было разглядеть хоть одно живое место. Недолго думая, телваннийка поднялась на ноги и несмело подошла ближе, внимательно следя за реакцией мера. Лиловые глаза смотрели на неё скорее холодно, но то ли дело было в рыжем пламени, то ли в чем-то другом – неясном: в этот раз они на маленькую толику потеплели. Касание показалось обжигающим на секунду, однако это было обманчиво: кожа на щеке у мужчины была холодной как лёд. -Ты врешь, - негромко проговорила Йора касаясь тыльной стороной ладони побелевших от холода пальцев. -Давай вернёмся в лагерь. Отдернувшись от руки, касающейся уха, Нехт фыркнул и ответил: -Не хочу. -Но ты совсем замёрз. -Так согрей меня. От неожиданности женщина невольно поперхнулась воздухом, различая в той самой обманчивой теплоте глаз то, что всегда боялась увидеть. Он смотрел на нее так жадно, что… от страха свело ноги, а по спине пробежали мурашки. Заметив её реакцию, ассасин резко выругался и застонал, пряча лицо в ладонях. -Проклятье… прости, я пьян, – глубоко выдохнув, он снова поднял на нее глаза – на этот уже нормальные, хотя телваннийка могла себе поклясться, что в них мелькнула тень печали. -Ты… красивая. О-ох, малакатовы яйца… - она стала медленно пятиться, остро ощущая, как что-то в груди больно падает вниз. Несмотря на все опасения, мужчина остался на месте, обхватив голову руками. -Прости меня. Я не должен был этого говорить. Я не прикоснусь к тебе, если ты этого не захочешь, клянусь, – неожиданно он издал тихий смешок. -Хотя во мне и говорили две фляги флина… я все же буду жалеть об этом, когда протрезвею. Отступив ещё на несколько шагов, Йора остановилась, внимательно наблюдая за ним… чтобы, в конце концов, опуститься на холодный пепел у костра и прижать колени к груди. Заметив, что она осталась, Нехт поджал губы и принялся ворчать угли палкой, стараясь упорно на нее не смотреть. От взметнувшегося в небо пламени приятно повеяло теплом, согревающим замёрзшие руки и ноги. Ночь над серым побережьем была тихая – кроме потрескивания сухих веток слышно было лишь мерный плеск морских волн. Здесь, у самого края острова, почему-то было спокойней – может, дело бы в расстоянии до красной горы, а может, в безжизненности северного эшленда. Медленно выдохнув, телваннийка стала рассказывать. Тяжело. Отрывая от сердца такие струпья, которых она не касалась уже много лет. -Когда мне было четырнадцать, меня похитили работорговцы. В общем-то, Йора больше никому не рассказывала о своём прошлом, кроме одной-единственной первой соседки по келье – боялась, что её смогут найти, да и просто не хотела – ей не нужно было ни жалости, ни сочувствия, а особенно – от мужчин. Каждый раз, вспоминая те события – во снах или в разговоре, мерка выпадала из жизни на целые дни и даже недели, работая на автомате – как двемерская кукла; она помнила все слишком хорошо, чтобы забыть. Замолкнув на минуту, она собралась с силами и взглянула на сидящего рядом – тот не смотрел на нее, ворочая полусгоревшие ветви в костре. Наверное, не ожидал, что та заговорит, хотя и сама она – тоже. Воздух пах дымом и солью. -Они увезли меня в Морровинд. На острове было три пути: или на рисовые поля, или на продажу, или в бордель, – неосознанно коснувшись остатков клейма под грудью, женщина тут же отдернула руку и глубоко вздохнула, закрыв глаза – воспоминания давались ей донельзя тяжело. -Я попала в частный публичный дом где-то на Горьком берегу, – резкий треск, раздавшийся совсем близко, привлек все ее внимание, вернув в реальность – в руке у Нехта была переломанная пополам тлеющая ветка, которой он ворошил угли. -Мне повезло в первый год. Сутенеры не продавали девочек младше шестнадцати. Нас покупали из-за меньшей цены и заставляли работать прислугой. Хоть смотреть на все, что там творилось, было невыносимо… я даже радовалась, думала, что за два года придумаю, как сбежать. Зажмурившись, Йора уткнулась носом в свои колени и принялась считать в уме, чтобы унять дрожащий голос и подступившие к глазам слезы – перед холодным ассасином страшно не хотелось показывать свою слабость; на секунду она даже пожалела о том, что ушла из лагеря – захотелось вернуться туда несмотря на бродящую неподалеку стаю никс-гончих и темноту. -Когда в бордель пришёл имперский отряд, я думала, что, наконец, нас всех освободят, хозяев арестуют, а его – закроют, – судорожно сглотнув, она рвано выдохнула и через силу продолжила: -Но сутенеры им заплатили. Золото. Очень много золота. Они могли выбрать любую девушку бесплатно – каждому, но… – сдерживать всхлипы стало уже невозможно, и, в конце концов, женщина сдалась. -Но они выбрали одну. Меня. На пять человек. Лёгкое прикосновение к плечу заставило ее вздрогнуть и поднять голову – ассасин протягивал ей металлическую фляжку, все ещё оставаясь на расстоянии в ладонь. Большой глоток сразу же обжег горло от неожиданности – в сосуде была не вода, а крепкий флин. -Мне было пятнадцать, но это их не остановило. Это длилось четыре часа. Четыре часа по кругу, бесчисленное количество раз… – неслушающимися руками Йора протянула флягу обратно; соприкоснувшись с мером пальцами, она задержала его на секунду, сжав руку в своей ладони. От этого стало немного легче. -После той ночи я поняла, что никто меня не спасёт. И я сбежала. Не знаю, как мне удалось пройти несколько километров по болотам, истекая кровью… Наверное, я и умерла бы, если бы меня не подобрал какой-то целитель, который отвёл меня в ближайший город и смог снять заклятье с кандалов. Мне очень сильно повезло, что я все ещё жива, – глубоко вздохнув, она разорвала образовавшуюся между ними связь и отвернулась. -Хотя иногда я об этом... жалею. Грань между явью и кошмаром была тонка как никогда – телваннийка могла поклясться, что ещё чуть-чуть, и она ощутит на себе чужие липкие руки, от которых хотелось тошнить и выть, но неожиданно вместо них её окружили тёплые объятия, пахнущие солью, которые вернули её в реальность; ассасин обнимал ее молча, прижавшись щекой к виску. Сдерживать рыдания стало попросту невозможно, да и не было нужды. Они остаются на побережье и засыпают рядом, не сказав друг другу больше ни слова.