***
Когда Йодо ушла, плотно закрыв за собой дверь и занавесив тяжелыми бархатными шторами большое круглое окно напротив широкой кровати, Шикадай, который до этого держал девушку за одну руку, пока другой она залечивала его полученную «в неравном бою» рану на лбу, прилег на кровать и, закрыв глаза, улыбнулся. Он подумал, что его дядя Гаара все-таки откуда-то знал, что ему подойдет именно эта золотоволосая, в чем-то непокорная, но в то же время и достаточно умная и воспитанная девушка, являющаяся, к тому же, сильнейшей куноичи Скрытого Песка на данный момент. Как оказалось, Йодо обладала неплохой медицинской техникой, чем-то похожей на техники Сакуры-сан, но куда более слабой. Шикадай даже спросил ее, залечивала ли она раны сокомандникам, на что, однако, Йодо сделала круглые глаза, а потом пояснила, что в Сунакагуре нет практики упора девушек на медицинские техники — у них для этого есть отдельные, специально обученные ирьенины на каждый из корпусов, не считая, собственно, Корпуса Медиков, который был не менее известен, чем более остальные, более многочисленные Корпуса Сунакагуре. Знаменитая старейшина Чиё и еще несколько славных имен стояли у его истоков, как, впрочем, и другие известные личности, некогда основавшие и развивавшие каждый свое направление ниндзюцу. Корпусная система была, конечно, и в Скрытом Камне, со своими сформировавшимися еще во времена Первого Тцучикаге отрядами горняков и подрывников, но там, как и в Конохе, была развито и клановое додзюцу. Сунакагуре же стояла особняком от всех остальных скрытых деревень именно наличием развитой системы обучения и передачи знаний не в пределах клана, а среди его владельцев, иногда даже не то, что не имеющих друг с другом родства, но и пришедших в деревню Скрытого Песка с другого конца Великой Пустыни. Два раз в год под очи Казекаге представали дети со всей Страны Ветра, обладающие способностью к тем или иным видам искусства ниндзя. И, что самое удивительное, обладание предрасположенности родителей, например, к стихиям Земли и Ветра (самое обыденное дело в Сунакагуре) автоматически не делало всех отпрысков этой пары счастливыми обладателями управления тем или иным видом песка. Большинство суновцев, как ни странно, никаким уникальным дзюцу не обладало. Зато среди тех, кто обладал, большинство было гениями управления своих стихийных техник, как, например, мама Шикадая, леди Темари. Но предприимчивости людей Песка можно было только позавидовать, потому что Суна была известны за пределами Страны Ветра именно своими боевыми марионетками и ядами, и даже нудный Шинки, наверное, безмерно гордился, что он еще и кукловод, это да! Именно отсутствие четкого наследования додзюцу по крови и диктовало общую направленность на объединение носителей определенных техник в небольшие отряды еще со времен Первого Казекаге, в бытность Пятого разросшиеся до настоящих сверхобъединений по типу… да той же Корпорации Каминаримон, в конце концов! Шикадай закрыл глаза и снова сосредоточился на анализе информации, полученной им за прошедший, по-настоящему сумасшедший день. И, сказать по правде, теперь он уже не знал, кому верить. Ведь судя по рассказам знающих и уважаемых людей, которые еще остались со времен старой Сунакагуре, власть дражайший песчаный дядя присвоил себе, как это издавна водилось в Скрытом Песке, фактически незаконно. Но если первая часть истории, которую ему рассказал Вазуси-сама, главный архивариус Сунакагуре, еще как-то укладывалась в голове у Шикадая, то вот вторая часть, связанная с Марсом, была куда менее понятной и более противоестественной. Даже куда противоестественнее, чем помешанные на своей непогрешимой божественности Ооцуцуки и Кара. Шикадай хорошо запомнил тот момент, когда он познакомился с Вазуси Токиро. Странный человек, непривычно маленький, желтый и хрупкий для Суны, он, не будучи шиноби, являлся хранителем Великого Архива скрытой деревни. Нара не знал, в каких отношениях этот Вазуси был с какой-либо из уважаемых семей, но как только Токиро открыл рот и начал говорить, то Шикадаю сразу стало ясно, что седой мужчина в серой с черным кантом куфии знает слишком много. Именно Вазуси-сама (у Шикадая язык не поворачивался как-то иначе назвать человечка, который произносил слова со знанием мудреца и уверенностью хорошего оратора) показал Шикадаю древний свиток, в котором было отмечено генеалогическое древо семьи Казекаге, восходившее еще к самому Первому. Именно господин Токиро, достав будто из ниоткуда древние исторические сокровища, пояснил, что поселения и, да что там, целые города, существовали в Великой Пустыне, которая, к слову, не всегда была пустыней, еще за много столетий до Первого Казекаге. И если историю Индры и Ашуры Шикадай более-менее знал, то вот историю о прародителях шиноби Суны услышал впервые. « — Некогда на месте Великой Пустыни существовала куда более развитая цивилизация, которая обладала огромными знаниями. Ее предводители были настолько могущественны, что обладали властью создавать гигантские мегалитические конструкции. Они были хозяевами этого мира еще тогда, когда на месте современной Конохи были непроходимые леса, и острова страны Воды были единым континентом. Их знания был столь обширны, что они в прямом смысле этого слова владели секретом бессмертия — могли оживлять своих мертвецов с помощью переноса их душ из одного тела в другое. По одной из версий, именно расшифровав их древние свитки, приснопамятная Чиё-баа-сама и сумела воскресить нашего нынешнего Казекаге» Шикадай еще тогда подумал, что хранитель Архива явно не поддерживает нынешнее положение дел в Сунакагуре. Ведь он постоянно упоминал о делах давно минувших, и, как понял сам Шикадай, достоверность которых в настоящее время была недоказанной. Но откуда-то появившиеся в руках архивариуса стекла с двумя рассыпающимися от времени свитками выглядели весьма убедительно. Однако Шикадай все еще сомневался. « — Цепь наследования власти Казекаге в настоящее время извращена. Ранее правителем в стране Ветра мог быть только старший ребенок ее предыдущего правителя. Исходя из этого, — тут Вазуси-сама поправил круглые очки с толстыми линзами и отряхнул свою серую робу, отмеченную знаком Песка, — настоящим наследным Казекаге должна быть ваша мать, леди Темари. Но народ Сунакагуре никогда не примет женщину во главе скрытой деревни, и именно поэтому истинным предводителем по древнему закону являетесь Вы, Шикадай-сама!» Шикадай тогда не поверил своим ушам. Он вздрогнул, быстро поправил свой сбившийся на бок черный хвостик волос, а потом недоверчиво посмотрел на собеседника, стоявшего перед ним в подобострастной позе готового на все лакея, и четко спросил, чем тот может доказать, что вся нынешняя власть нелегитимна и незаконна? Разве Кодекс шиноби Сунакагуре не регламентирует все стороны жизни людей Скрытого Песка? И неужели дядя на самом деле пошел против тех идеалов, в которых он, на первый взгляд, действительно свято верил и стремился воплотить их в жизнь? « — Разве могли когда-нибудь какие-нибудь законы и регламенты дать человеку то, что он так жаждет? — Вазуси-сама усмехнулся, и вдруг Шикадаю на мгновение показалось, что в глазах его появился красный отсвет. Точь-в-точь как при активации шарингана у Сарады, но этот свет отливал еще и каким-то нечеловеческим блеском. — А чего хотите Вы? — Процветания Суны, конечно же, — маленький человечек вдруг подошел к Шикадаю и взял его за руку, а потом, заглянув в глаза как в самую душу, произнес: — И я верю в Вас как в истинного Повелителя этого маленького песчаного мира. Шикадай нахмурил свои тонкие красивые брови и снова спросил: — И все же: почему Вы считаете, что истинным повелителем Суны должен стать именно я? Как я понимаю, не только потому, что я являюсь сыном своей матери? — Верно, — Вазуси Токиро легко улыбнулся и, глядя прямо в глаза Шикадаю, ласково промолвил: — Вы даже не представляете, Шикадай-сама, как Вы похожи на первого Казекаге! Вот что: давайте я вам помогу… — с этими словами мужчинка вприпрыжку побежал к какому-то достаточно объемному кованному сундуку, если Шикадай правильно понял, что это. Отперев тяжелый замок и сняв с него защитные печати, архивариус внезапно вытащил на белый свет… робу Каге и повязку Суны с выбоиной на одном краю. — Эти святые вещи принадлежали Ретто, — запыхавшись, Вазуси-сама помог Шикадаю одеться. — Так звали Первого Казекаге. Распустите-ка этот хвост, у нас мужчины волосы так не носят. Вот так. И теперь… последний штрих. Лба Шикадая коснулось прохладное железо. Он невольно поморщился и потянулся руками к повязке. Нара никогда не носили повязку на лбу, потому что считали это крайне неудобным. Но теперь почему-то захотелось быть причастным к своим песчаным корням. Эх, круто было бы познакомиться со своим дедом-Казекаге и песчаной бабкой! — А самое важное я совсем забыл, — и тут странный человечишка снова допрыгал до сундука, и через пару мгновений он с поклоном передал Шикадаю какое-то никогда ранее не виданное им холодное оружие, совсем не похожее ни на катаны, ни на прочие традиционные мечи Конохи. — Что это? — в руках Шикадая оказались серебряные ножны со сбитой от времени гравировкой. Он из чистого любопытства обнажил одну из изогнутых сабель, потому что это были именно они. — Благословенные клинки Ветра, которых был недостоин даже сам Ретто. Они просто созданы для Ваших рук. — Что? — не сразу понял тогда он. — Что это значит?» Шикадай потер переносицу и улыбнулся. Это точно происходило не с ним. Этого просто не могло быть. Подумать только, отец всегда мечтал владеть штормовыми клинками своего покойного сенсея, но не был владельцем силы Ветра. А он смог! Сразу смог пропустить свою чакру через оба изогнутых лезвия сабель, гарды которых легли в его руки как родные. Неужели он и правда наследник силы Великих Казекаге?! Это просто невероятно! Это немыслимо! Это не укладывалось в рамки здравой логики, разве что в нем действительно проснулась генетическая память его песчаных предков, о которой как-то упоминала Сакура-сан на одной из лекций по медицине в Академии шиноби. Наверное, что-то все-таки в этом было, потому как Шикадай никогда еще не чувствовал такой легкости в управлении оружием. Веер матери всегда казался ему громоздким. А тени… ну, это додзюцу отца, и он управлялся с ними прекрасно и при помощи печатей. Клинки словно парили в его руках, рассекая воздух. Шикадай и Вазуси-сама вышли за пределы деревни, в окрестную пустыню, чтобы опробовать эту новую силу. Найдя невысокую скалу из песчаника, Вазуси-сама предложил разрубить ее. Шикадай недоверчиво посмотрел на него своими зелеными глазами, а потом, сосредоточившись и удерживая чакру Инь подальше от рук, мысленно направил Стихию Ветра к кончикам пальцам и все дальше и дальше, прямо по лезвиям… Взмах клинков — и огромный многовековой столб из спрессованного песка и глины рассыпается в мелкую пыль! Шикадай едва успевает отпрыгнуть, но дух все равно захватывает от восторга из-за рассыпавшегося перед ним песчаного водопада осколков некогда великого столпа. Эта сила и неукротимость, эта неоспоримость и могущество… наконец, эта страсть, на которую хладнокровный Шикадай считал себя доселе неспособным, пробудилась в нем вместе с зажатым в руках древним оружием. И теперь уже повязка Скрытого Песка не казалась чем-то чужеродным. Да, ее все еще было непривычно чувствовать на лбу, но вместе с фонтанами песка, брызнувшего из-под обеих сабель, до Шикадая как будто бы дошло и осознание того, о чем всегда говорил дядя Гаара. Бренность бытия. Несовершенство этого мира и прекрасные формы обители Вечности. И, вместе с этим осознание собственного несовершенства и слабости перед кем-то Мудрым и Всесильным. — Я чувствую, что я недостоин, — вдруг громко сказал Шикадай, внезапно бросив мечи и сев на начавший медленно остывать с уходом за горизонт солнца песок. — Как будто бы все это неправильно, как в кривом зеркале. Как в каком-то мире теней. Вы не находите, Вазуси-сама?! Тот, наблюдавший за этой импровизированной тренировкой издали, подбежал к нему вприпрыжку, и Шикадаю сделалось не по себе от этой походки. На пустыню медленно начали наползать сумерки, где-то вдалеке завыли гиены, и больно сжала грудь тоска от ощущения неправильности того, что с ним сейчас происходит. — Напротив, господин Шикадай, — его мягко тронули за плечо и легонько повернули к себе. — Все идет ровно так, как надо. Вы и только Вы можете вернуть Сунакагуре былое величие. Вы ведь понимаете, что время пришло? Время возвращения к тем, кто может действительно одарить нас всех бессмертием и силой. Марс Непобедимый и его мануфактории раскрывают свои секреты верным…эээ… союзникам. Шикадай поднял голову и посмотрел в глаза Вазуси-сама. В сумерках они внезапно показались ему глазами заблудившейся голодной гиены, и Шикадай вдруг явственно вспомнил свое детство и запугивания своей матери Песчаными духами. До сегодняшнего момента это казалось всего лишь красивой и в то же время страшной сказкой. Но вот холод, внезапно заползший в его сердце, местоположение которого он сейчас явственно почувствовал в своей груди, был совершенно реален, как и тихий шелест ветра, несущего с собой слова о выборе и смерти. Как переворот песчаных часов, который происходил вместе с закатом солнца прямо перед тем, как мир здесь и сейчас погрузится в темноту, так и в сердце Шикадая что-то щелкнуло прежде, чем из рукава Вазуси-сама высунулась игла… — Отрицаю это, — ровным голосом повторил Шикадай слышанное некогда от матери. Он был настолько дезориентирован навалившимся на него происходящим, что сказал это неосознанно. Ответом ему был громкий всхлип человечка, капли крови от уколотого пальца которого заиграли багряным от последнего луча солнца. Но Шикадай все так же сидел на уже остывшем песке, ничего не предпринимая. А на пустыню медленно, но верно опускалась ночная тьма…» Открыв глаза, Шикадай снова обнаружил себя на кровати. Его уже не мутило после травмы, и даже захотелось поесть. Нара хотел было встать и пойти на кухню — сейчас свежее сашими пришлось бы как нельзя кстати. Но только Шикадай сел и попытался вытянуть затекшие ноги, как вдруг дверь открылась, и, к его крайнему изумлению, под нежные звуки тростниковой флейты в его комнату вплыла… Йодо в том самом золотом пеньюаре. От неожиданности глаза Шикадая расширились, а он сам тихо выдохнул то ли от восхищения, то ли от смущения. Ведь три треугольничка чистого золота, надежно прикрывающие все самое интересное, были безнадежно малы для форм прекрасной золотоволосой куноичи Песка, просвечивающих сквозь блестящую воздушную газовую ткань! «Невероятно! Неужели она все-таки решилась?!» Капелька пота стекла по лбу обалдевшего Шикадая, когда Йодо буквально подплыла к нему в золотистом облаке стекающего вниз пеньюара и, ненадолго обратив на него свой опущенный в безмерной покорности взор, затем поклонившись, медленно отдалилась, чтобы, нежно приложив к губам тростниковую флейту, выдуть первый звук, так и не поднимая глаз и будто бы боясь смотреть на Шикадая. Покатые нежные плечи, гибкий, но полногрудый стан, жемчужно-молочная кожа и губы, розовые, никем, кроме него, нетронутые, осторожно касающиеся флейты и выдувающие из нее незамысловатую, но трогающую до самого сердца мелодию — в этом сейчас была вся Йодо. Его невеста. Его. Просто его. И ничья больше. И в другой момент от этого Шикадаю бы стало жарко. Так жарко, что он не смог бы сдержаться и набросился бы и повалил на землю, если бы не эта мелодия — лиричная, грустная, надрывная. Так плачет маленькая птичка, которую ветер заносит в свои владения, где нет ничего, кроме открытых пространств, засохших кривых ветвей и песчаных бурь.***
В одном из домов Конохи где-то под кучей глянцевых журналов и пачек только что распечатанных фотоснимков пикнул каминарифон. Иноджин Яманака бы навряд ли обратил на него внимание, если бы это не был звук, оповещавший о том, что пришло текстовое сообщение. Текст ему обычно отправлял только Шикадай, остальные в основном звонили или записывали голосовые. Но сейчас Иноджину было ни до кого, и его не тронули даже дурацкие слухи о том, что Химавари наворотила каких-то великих дел в Скрытом Песке, куда ее отправили то ли на какую-то секретную миссию, то ли она наконец-то сбежала из-под надзора строгой матери, и, почуяв свободу, довольно вольно вела себя с местными высокородными господами. Оторвавшись от большого мольберта, рядом с которым на пододвинутом чайном столике стояло круглое увеличительное зеркало, Иноджин, отставив в сторону тюбики с краской, которую он только что замешивал на палитре, попутно обдумывая, кто же на сей раз будет моделью для его очередного шедевра, вытащил свой каминарифон с треснутым в нескольких местах экраном и без каких-либо украшательств и стразиков, чего почему-то в последнее время ожидали от него даже его дражайшие родители, и с цокающим звуком вошел в систему. От Шикадая, ожидаемо, пришел вполне конкретный вопрос вместе с фото каких-то то ли книг, то ли фолиантов: «как думаешь, это киндзюцу?» — Я чё, так дохера видел киндзюцу, что ли? — недовольно буркнул Иноджин, обращаясь к телефону. — И если у меня отец — глава Анбу, то это еще не значит, что я прям так разбираюсь в киндзюцу! И вообще, не у всех дядя — Казекаге! Некоторые вынуждены в жизни сами себе дорогу пробивать! Иноджин с раздражением пнул по стоявшему рядом офисному стулу, который он притащил из списанного барахла на складе компании «Каминаримон», когда помогал Денки и Ивабе заметать следы от их тренировок. Юино с какого-то решил, что Денки сможет разобраться в Стихии Земли, но в итоге полупустующий склад фурнитуры и прочего хозинвентаря оказался разбомбленным так, что потребовалась быстрая покраска стен. Бессменный баллончик Иноджина, с помощью которого он некогда расписал все заборы Конохи, как всегда, пришел на помощь. И вот почему у всех — Шикадая, Денки, Боруто и Химы, у которых отец — Хокаге, да, блин, даже у Чо-Чо, болтающейся в последнее время с ставшим правой рукой Райкаге Юроем, было все расписано как по нотам, а у него, наоборот, все шло наперекосяк?! Да, мать и отец Иноджина были тоже не последними людьми в деревне, только вот ему это никак не помогало. — Потому что нахер не хочу я быть один в команде номер десять! — зло буркнул Иноджин, стуча на экране сообщение в ответ, что, мол, «не знаю, похоже на какую-то секретную технику». Отложив заляпанный желтыми отпечатками испачканных в краске пальцев каминарифон, Иноджин взял первый попавшийся ему на глаза глянцевый журнал и, горько вздохнув, посмотрел на обложку. Потом взгляд парня переместился к мольберту, вверху которого на плотном листе бумаги было крупно написано: «Конкурс на лучшую социальную рекламу». И ниже и мельче «Спонсор — Даймэ Страны Огня. Условия конкурса…» Иноджин поправил свой длинный светлый хвост волос и махнул рукой. Он уже раз сто, если не двести читал это. Только толку было мало. В Стране Огня сотни, если не тысячи видеографов, которые заявятся на этот конкурс. Потому что главный приз — выход твоей рекламы на центральное телевидение, а еще приглашение в команду фотографов «Вечерней Конохи», но это было уже озвучено Хокаге. И самым фиговым во всем этом было то, что лучшую рекламу определяли путем зрительского голосования. Следовательно, явно не надо было рекламировать мыло со стиральным порошком, это во-первых! И, логично было бы предположить, что реклама должна была привлечь внимание, во-вторых! Иноджин никогда не был тупицей. Он знал, что нужно четко понимать, кого ты имеешь в зрителях, и, следовательно, на что ему вообще можно рассчитывать. Сложив дважды два, он заключил, что телек сейчас смотрят разве только скучающие домохозяйки среднего возраста, включающие его в свободное время от скуки и явно страдающие недостатком внимания со стороны своих работающих мужей, потому что в тренде у таких дамочек были и оставались мыльные оперы про вечную любовь. В размышлениях о том, какой контент бы обрадовал девиц интересного возраста, Иноджин пришел к выводу, что это должны были быть мужчины. Красивые, накачанные, в меру загорелые, с легкой небритостью… В общем, имеющие рельефную, но естественную мускулатуру и если не харизму, то хотя бы излучающие уверенность. Пусть, например, их будет двое: два мощных самца дерутся… за телефон, например, к вящей радости отца Денки. Вот только ни Денки, ни Шикадай, ни даже Боруто на роли моделей не подходили — уж слишком много еще оставалось в них подросткового в их восемнадцать-девятнадцать. Иноджин пробовал и Метала — вон его обнаженный нарисованный торс был приклеен скотчем к шторе, чтобы было хоть с чем сравнить, но пока из всех знакомых им парней Конохи на роль секс-героя подходил только Каваки. Этого удалось уговорить на дело за ящик пива и намек на долгосрочное сотрудничество, но второго парня на роль Иноджин пока найти не мог. Ну, в самом деле, не самому же сниматься вместе с Каваки, от бешеной руки и темперамента которого вполне можно было и реально пострадать даже в постановочной потасовке. Но пока лучшего варианта у Иноджина не наблюдалось, и поэтому он со спокойной душой отрисовывал себя любимого, пытаясь накидать свой лучший образ для контекстной рекламы. Внезапно дверь, которую Иноджин до этого считал запертой на ключ, открылась, но он даже не шелохнулся. — Мам, я же предупреждал, чтобы вы с отцом не заходили ко мне без стука! Он обернулся и на миг встретился глазами с юркнувшей за дверь Ино, зажавшей свой рот свободной рукой, чтобы заглушить невольный визг. — А то вдруг я не одет, — так же буднично объяснил ей завернутый лишь в белую простынь ниже пояса сын. В ответ Иноджин услышал что-то о том, что это уже ни в какие ворота, и вообще ему бы давно пора заняться настоящим делом. — Вот знаешь, мам, художника обидеть может каждый… И тут слова застряли у Иноджина в горле, потому что в дверях показался уже отец. Сай скучающе посмотрел на сына и вполне буднично произнес: — Есть дело. — Да ладно? — Иноджин тряхнул головой и театрально взмахнул руками, грациозно макая кисть в баночку с водой, которая от этого стала еще более желтой. — Быть не может, чтобы Глава Анбу Конохи снизошел до своего сына, который портит ему репутацию! — Хватит дурака валять, — спокойно ответил ему Сай, кивая на беспорядок в комнате сына. — Ибики-сан уже полгода выпрашивает у меня отослать к нему кого-нибудь перенять его искусство. — Ему что, правда, не на кого оставить нашу замечательную пыточную? — удивленно и все так же издевательски потянул Иноджин. — Ну да, ну да. Понимаю. В наше время конвенций о правах пленных и заключенных как-то не принято… Сай шагнул к нему и, резко выхватив из руки сына кисть, одним движением сломал ее и пнул обломки в угол. — Ибики-сан уже не молод, и никто не знает, будет ли он в добром здравии завтра. Конохе нужен дознаватель, и ты лучше всех подходишь на эту роль! — Потому что у меня такие родители?! — Да нет, потому что ты — менталист, дорогуша! — вмешалась уже пришедшая в себя и подошедшая на подмогу мужу Ино. — Твои способности, сын, как нельзя лучше подходят для допросов и исследования разума. — Да! — вдруг заорал Иноджин, — Вот только все это не доставляет мне ни грамма удовольствия! И вообще я хочу сам выбирать, где, как и с кем строить свою жизнь, а не жить по указке родителей! — Иноджин, — Сай сурово посмотрел на него, — Это приказ Хокаге. У меня даже имеется соответствующая бумага. Иноджин равнодушно посмотрел на предоставленную ему в качестве доказательства уже измятую и потертую в нескольких местах бумажонку, а потом, процедив сквозь зубы «передайте Хокаге, что он может ей подтереться!», нашел среди кучи эскизов свою футболку и короткие штаны и, наскоро одевшись, вытащил из-за угла свою бессменную сумку, с которой он раньше ходил на миссии вместе со своей командой. — Ты куда? — озабоченно спросила Ино, поправляя свои жемчужные бусы и оглаживая темное платье. — Иноджин, ты куда собрался?! — Подальше от этого дурдома! — выпалил Иноджин. — Мне уже есть восемнадцать, обязательный курс по подготовке шиноби я прошел, свою положенную норму миссий выполнил. Десятая команда распалась, так что быть шиноби я более не желаю. Всего Вам доброго и пока! И, подхватив под мышку планшет с эскизами, зажав в зубах свиток с запечатанными в нем красками и кистями, а также гремя полупустой сумкой, Иноджин буквально выбежал вон. — Сын, подожди, — подорвалась было за ним Ино, но Сай аккуратно схватив под локоть, остановил жену. — Пусть уходит, — на его лице не было написано ни одной эмоции, что всегда бывало с ним в минуты волнения. — Его выбор. …А тем временем Химавари, выключив свой каминарифон после долгого разговора, остановилась прямо перед воротами дома, который в Конохе все предпочитали обходить стороной. Нет, в самих серых воротах, украшенных каким-то затейливым узором по бокам, не было ничего страшного. Черепа на них не висели, груды костей рядом тоже не наблюдалось, как и снятой, высушенной и натянутой на них человеческой кожи. Но все в деревне прекрасно знали, кому принадлежит этот небольшой, даже неказистый по местным меркам домишко. Хозяином чудесного домика был Ибики Морино, специальный джоунин, пыточный мастер и просто хороший человек. Однако Химавари мало что могло напугать, поэтому она, не найдя звонка и вежливо постучав в ворота три раза, на четвертый просто повернулась задом и ощутимо и звонко несколько раз ударила с ноги сзади по хлипкому, чуть подгнившему снизу от частых дождей дереву… — Кто? — буркнули из-за ворот. — Это Химавари Узумаки, — робко произнесла она. — Что тебе нужно? — Я прибыла по запросу Хокаге для прохождения обучения, — четко отрапортовала Химавари через обитое железом дерево. — Разворачивайся и иди, откуда пришла, — буркнули в ответ. — Я просил прислать уверенного в себе и выдержанного человека, а не нежную деву. Вместо ответа Химавари отошла подальше, к забору, окружавшему эти немаленькие владения, и, обнаружив в стальной обшивке ощутимую по размерам дырку, со всего маху ткнула туда средним пальцем. За забором взвыли, однако через несколько секунд калитка в воротах открылась, и высунувшийся из них с зажатым рукой глазом Морино жестко произнес: — Давно бы зашла, а то стоишь, как не родная.