Амехания. Аллея Смерти

В хлипком и тёмном подземелье среди одиноких камер, словно единственный проблеск света, сидела девушка с волнистыми волосами. Её вид был истощенным, глаза неестественно красного цвета немного побледнели, а голубое, местами оборванное платье ещё держалось на тонких, худых плечах. Узница словно была самим олицетворением отвергнутого ангела. От неё веяло некой опасностью и в то же время чувственностью. Внезапно стальные двери в темницу отворились. Тяжёлая поступь владыки этого места не заставила девушку вздрогнуть, а лишь с любопытством посмотреть на него. Морщины делали его лицо ещё более суровым, однако взгляд выдавал некую мягкость и желание поговорить. Тёмная мантия закрывала всё тело Вольтури, а волнистые волосы были убраны назад. — Здравствуй, Женевьева. — И чем же одного из лидеров клана заинтересовала обычная пленная? – язвительно начала узница, близко подойдя к клетке, чтобы рассмотреть его поближе. – Вы явно не похожи на остальных. — Не каждый будет так смело говорить со мной, – тот окинул её проницательным взглядом. – Но и не каждому Аро даёт время перед казнью. Все же я хотел бы узнать больше, чем вы открыли в зале суда. — Зачем вам это, господин Маркус? Вряд ли рассказ каждой жертвы чем-то цепляет. — Я полагаю, мы чем-то похожи в плане пережитого прошлого, – размышлял Маркус. Его внезапный интерес удивил, но не расстроил. Казалось, она только и ждала разговора с кем-нибудь, кто будет готов её слушать. Возможно, слишком долгое пребывание в одиночестве не могло не оставить свой след. — Что ж… надеюсь, рассказ будет весьма занятым и у вас будет достаточно времени, – в ответ на эти слова Вольтури кивнул, мол «мне некуда спешить». – Моя смертная жизнь проходила далеко в Венеции, ещё до того, как она ушла под воду. Мы с матерью жили в маленьком доме. Я до сих пор помню живых крыс и стойкий запах отходов. В то время смерть была настолько обыденной вещью, что она не пугала людей так, как сейчас. Человек мог умереть от внезапной эпидемии, от того, что упал в реку с трупами, проплывающими по ней или потому что не вовремя вышел на улицу вечером. Возможно, вернись я туда сейчас, то ужаснулась бы тому, насколько грязными были улицы. Но тогда у меня, как и у иных граждан, не было другого опыта. Мою мать звали Аселина. Её имя и сейчас ассоциируется с бархатом, жемчугом и тихими волнами моря. Она была на редкость прекрасной, как на то время, что не могло не удивлять. Учитывая, сколько ей приходилось работать и содержать небольшое хозяйство. Я помню её золотые волосы, которые та всегда собирала, чтобы они не мешали мыть полы и готовить, дрожащие от усталости руки, сохранившие свою изящность, и тонкую шею. Аселина всегда была одинока, да и в целом ей было не до мужчин, а им было не до неё. Все свои труды мать старалась вкладывать в меня, чтобы найти и привлечь более обеспеченного партнёра, дабы я смогла достойно жить. Во всяком случае, она не видела другого выхода, и я не виню её. В то время ничего не зависело от таланта или стремлений девушки, если у неё не было богатого мужа, возможности выносить девять месяцев ребёнка и не свихнуться. Об образовании или тем более личном деле можно было и не мечтать. Я понимала это, но уроки Аселины насчёт осанки, этикета, танцев, казались мне нудными. Конечно, не спорю с тем, что в них была определённая эстетика, но это не было тем занятием, которому хотелось посвящать все свое время. Ещё больше удивляло, откуда моя мать все это знала, будучи простой крестьянкой. Хотя потом выяснилось, что у неё был шанс пробиться в высшее общество, однако отец Аселины быстро влез в долги перед тем, как спиться, а уж своей матери она лишилась рано. Их семья была опозорена. Так Аселине пришлось привыкнуть к обычной жизни, временами посматривая в сторону своей мечты. Мне нравилось смотреть на мореплавателей и думать, как же им повезло. Я находила их жизнь более свободной и интересной. Ещё одним моим спасением от скуки стало знакомство с Кайусом, – при упоминании имени ещё одного старейшины Женевьева улыбнулась, а Маркус с ещё большим интересом стал слушать. – Мы были почти одного возраста, когда его семья переехала в соседний дом. Он был юношей лет пятнадцати, с импульсивным характером. Мне нравилось общаться и проводить с ним время. Помню, в первый день знакомства, мы учились делать ловушку для крыс. Было весело, пока его отец нас не обнаружил и не позвал парня домой. Он хотел воспитать из сына такого же полководца, потому его ребячество было некстати. Похоже, мы оба стали жертвами чьих-то ожиданий. В одном из ярких воспоминаний, на нас с матерью обрушился голод, и тогда пришлось тихо воровать на рынке кое-какие продукты, а затем очень быстро убегать. В один из таких дней, пока убегала от людей, что заметили кражу, меня увидел Кайус и быстро взяв за руку, повёл в другую сторону. Мы спрятались в маленьком подвале одного из домов. – Расскажи, что случилось? – спросил он, заметив в карманах моего незамысловатого платья яблоки и картошку. Тогда впервые увидела Кайуса таким обеспокоенным. Он всегда был главным задирой и не интересовался чувствами других. – Тогда поклянись, что ты не трус и не выдашь меня им, – тогда почему-то мне хотелось подтверждения от него, даже если это выглядело по-детски. – Клянусь, – процедил Кайус ,– а теперь выкладывай. – С едой дела плохи в моей семье, как видишь. Как и с работой, – я вздохнула и устало опустилась на холодную ступеньку. – Ясно, я могу уговорить отца немного помочь, – задумался он – В общем, жди ответа завтра и не вздумай больше красть. – Постараюсь дожить, – язвительно ответив, я прислушалась к двери. Шаги стихли, можно было выходить. Кайус сдержал слово. Моя мать по знакомству с его отцом устроилась в небольшой отель. Наша жизнь немного наладилась, если сравнивать с тем, что было до этого. Затем Кайуса отправили на войну, а меня - замуж. С тех пор мы не видели друг друга и не имели возможности написать. Конечно, так и должно было случиться. Он стал старше, а значит, на него возлагалось больше ответственности. Кайус все меньше и меньше походил на того паренька, что любил лазить по крышам и дворам. Он стал более дисциплинированным, а свою импульсивность и жестокость можно было использовать в бою. В свою очередь, я вышла за Августина Лестера. По заверениям матери, он был умен, влиятелен и богат. Я не спрашивала себя, буду ли счастлива в браке, да и в целом не имела такой привычки. Да и сколько женщин в то время действительно хотели выходить замуж? И были ли эти желания не навязанными? Меня успокаивала мысль, что зато Аселина, наконец, будет спокойна. Помню, нередко покупала ей подарки, будь то шарф, платье, ожерелье или сад. Мне хотелось, чтобы моя мать не была такой уставшей, измученной временем, и было совсем не жалко потраченных на неё денег. Августин в свою очередь никогда не был тираном, но и интереса ко мне не проявлял. Во всяком случае, я не чувствовала этого. Возможно, он охладел ко мне, из-за невозможности выносить ребёнка, либо это случилось ещё раньше. Августин организовывал приём с лучшими на тот момент врачами, но все они говорили, что я абсолютно здорова. Тогда мне хотелось спросить, а не может ли быть проблема в муже? Но это было исключено. Да и такие вопросы могли серьёзно ранить. Ещё сложнее стало, когда мать начала спрашивать по поводу наследников. Я видела, что новость о моём неудачном опыте забеременеть ломала её. Однажды, мать сказала мне: «Я что, зря потратила на тебя столько времени?» Это было больно. Слишком больно, чтобы потом приезжать к ней. Мне было легче присылать подарки по почте. Чем дольше я находилась в такой обстановке, тем больше ненавидела эту фамилию. Лестер — звучит как проклятье. Дни, проведённые с Кайусом, казались мне более настоящими и интересными. Помню, он тайком учил меня охоте, когда его отец приносил лук и стрелы. Это было завораживающее зрелище и очень интригующе, ожидать и следить за жертвой в небе, чтобы в один момент выстрелить в цель. Когда моя жизнь погрязла в рутине, а муж перестал брать с собой на разные мероприятия, я чувствовала, что угасаю. И тогда, возможно, кто-то услышал мои мольбы. Ведь там, где не слышат святые, на помощь приходит дьявол. В одну ночь на нас с мужем напали какие-то неведомые раннее существа. Они выпили кровь Августина, а меня оставили в живых, исчезнув также быстро, как и появились. Я лежала, посреди разгромленного дома на полу, чувствуя, как не могу умереть до конца. Какая-то новая стихия зарождалась во мне. Затем вместе с небольшим приливом сил ощутила жажду, что холодным обручем сдавила шею. – Ева поморщилась, вспоминая ту боль. – Как же вы тогда это пережили? И смогли ли повидать Кайуса снова? – проникновенно спросил Вольтури. Рассказ вампирши заставлял его дотронуться до самых тёмных ран чужой души, трепетно проводя по ним пальцами. – Скажем так, в первую половину своего существования я не знала, что происходит. Несмотря на всю религиозность общества, в вампиров верили с трудом. Вернее, представления о них несколько успокаивали. Люди надеялись, что чеснок и распятья спасут их от любой нечисти, но никто не был готов к правде. Став вампиром, я не знала, что была обращена незаконно, но тогда это не было важно. В моей памяти остались только размытые моменты, когда, обезумев от жажды, кидалась на людей, не думая о последствиях. Потом, уже придя в себя в тёмном переулке, среди кучи трупов, я не могла не прийти в ужас. Поняла, что стала совсем иным существом, и путь в мир людей мне был запрещён, было проще чтобы меня считали мёртвой. Я написала завещание, а затем притворилась мёртвой ещё утром, чтобы меня похоронили. К счастью, это было легко, ведь сердце больше не билось. Несмотря на мою давнюю обиду на мать, я не могла не подумать о ней. Всё же Аселина была несчастна и вряд ли могла сказать мне тогда что-то другое, учитывая её жизнь. В итоге все деньги и дом перешли к ней. Меня похоронили на кладбище в Сан-Микеле или как оно называется «Остров мёртвых». Дальше, выбравшись из своей могилы и скрыв за собой следы, я начала своё странствие, чтобы найти друга детства. К слову, это было не так сложно. За это время старалась следить за новостями через газеты, а также изучать свои навыки. Например, обнаружила что охотиться гораздо легче, если внушить человеку, что все в порядке и ему нечего бояться. Мне хотелось убедить себя, что поступаю правильно, стараясь выбрать для жертвы менее мучительную смерть. Эта охота очень напоминала тот период, когда я впервые выстрелила в орла. Это состояние, когда больше не состоишь в тесных рамках, слишком сильно искушает. По слухам, которые выяснила, армия, в которой служил Кайус, отступала. Народ съедала чума, потому часто воинов не хватало. Перебравшись поближе к Чёрному морю, я увидела наконец того, кого искала. Кайус свирепо отбивался, не давая никому почувствовать его слабость. Тогда, наблюдая за ним, я решила обратить его. Возможно, потому что однажды он уже спас меня, а ещё, потому что не хотелось, чтобы Кайус погиб от гнусной болезни, если выживет в битве. Помню, все произошло быстро. Он падает с коня и мне нужно всего несколько минут, чтобы появиться перед ним. – Поклянись мне, что ты не трус, – тихо шепчу ему давние слова на ухо. Кайус открывает глаза, сталкиваюсь с нахлынувшей эйфорией. Он был сильнее этой магии, и потому пытался сопротивляться, как только ощутил острые зубы на своей шее. Боль смешалась с экстазом. Снова ощущение потерянности. При сильной эйфории человека начинают посещать видения, в которые тот начинает верить. Кайус не был исключением. Знаю, потому что сама научилась посылать эти фантазии, чтобы отвлекать людей. Мы стоим в зимнем лесу, держась за руки. – Кто ты? Зачем ты пришла? – грубо начал он. – Не узнаешь? – я горько усмехнулась. – Ты не можешь быть Евой, – почти кричал Кайус, – мы расстались много лет назад. Она никогда бы такой не стала. – А много ли ты знаешь обо мне? Я хочу передать тебе свой мрачный дар, так я хочу помочь в ответ. Ты скоро все поймёшь сам – мы перенеслись в реальное время. Он очнулся в лесу, куда перетащила его. – Честно признаться, я думал, Кайус всегда выживал один. – Вы правы, – в глазах вампирши можно было прочитать тихое сожаление, – он никогда не нуждался во мне. Вот, что я поняла потом. Получив новую силу, тот стремился исследовать её сам, отвергая мои попытки установить контакт. Мне нужен был кто-то, кто бы больше зависел от меня. Возможно, из-за беспросветного одиночества и внутренней пустоты. Кайус нашёл себя в борьбе и жестокости, в стремлении к власти, и хоть, возможно, он был мне благодарен, но не чувствовал нужды в моих наставлениях. Он и так знал, что ему нужно. Я же слишком долго жила для других людей. – Если бы вы знали ещё раньше, каким он станет, вы бы обратили его? – вырвалось из уст Маркуса. Ему стало любопытно, как она теперь смотрит на мрачный дар. – Раньше, я думала, что таким образом, можно исцелить от многих бед, возможно по себе судила. Сейчас я считаю это ошибкой. И нет, не только из-за того, что однажды он оставил меня, сказав, что ничего ему не нужно, что дальше он готов идти сам, так как был готов к такому моменту. Просто узнав, куда он пришёл, все время спрашивала себя, не по моей ли вине он таким стал… – Уверен, причина была не только в вас, – задумчиво произнёс Старейшина и решил, что на этом пока можно закончить разговор, – спасибо, что решили открыться мне, – Маркус вздохнул, явно проводя параллель и со своим одиночеством, – уверен, вам будет что рассказать завтра. – Я буду ждать, мне все равно терять нечего, – Женевьева пожала плечами. Выйдя из темницы, Вольтури прошёлся по замку, думая над той историей, что рассказала Ева. Он помнил, как в зале суда она просила пощады для своего возлюбленного, и что-то ещё, о чем знал только Аро, прочитав в её мыслях. Ему хотелось знать, что заставило Старейшину оттянуть срок на десять дней. Что такого он прочёл в её мыслях?