***
...Прошло много лет после кровопролитной войны. Милостью сёгуна Райдэн остров Ватацуми продолжил существовать, уже в составе Инадзумы. И хотя своим предсмертным дыханием, полным гнева, злобы и отчаяния, Оробаси породил ужасное бедствие, что в будущем назовут Татаригами, а его народ навсегда укоренил в своих сердцах горечь поражения и лелеял ненависть к сёгунату, Наруками Огосё не стала отнимать их свободу — последователи бога-змея сохранили свои жизни, земли, герб и даже веру. Сменились поколения, и потомки сражавшихся на острове Ясиори самураев Сангономии, достойно признав поражение, приняли великодушие Электро Архонта и её власть. Были вновь налажены дипломатические связи, проложены торговые пути, и раны прошлого постепенно начали затягиваться. Но не раны души Эи. Что Макото и Сайгу, прекрасно разбиравшиеся в тонкостях чувств и эмоций, что Тиё, сопровождавшая Наруками в минувшей войне, не могли не заметить, как в её взгляде укоренилась затаённая печаль. Казалось, в пурпурном свете её глаз, несмотря на прошедшие годы, по-прежнему были различимы картины рокового дня битвы. Слишком немногие знали её настоящую, слишком мало было тех, кому она была дорога, чтобы их терять. Владычица Электро даже, порой, задумывалась — возможно, её сестра действительно симпатизировала Сасаюри, ибо не было никого более преданного ей. И ни мгновения досуга с оставшимися подругами, ни встречи с другими Архонтами — ничто не могло развеять тоски Вельзевул. Конечно, ревнительница вечности более ни словом, ни жестом стойко не подавала виду, но подобная сдержанность могла обмануть кого угодно из общих товарищей из-за моря, но не ближайших друзей и, тем более, не сестру-близнеца. Баал являлась частью самой её сущности, её половиной, и во всём Тейвате не было никого, кто мог бы понимать её радости или печали лучше. Что за сила явила на свет столь связанных между собой богинь? Был ли то удар раздвоенной молнии на заре мироздания или нечто иное, ещё более невероятное? И пока Макото вместе с Сайгу вынашивали план о том, каким образом подбодрить сестру первой, что всякий раз отказывалась поднимать тему, касающуюся её меланхолии, на помощь поспешила Тиё. Прекрасная, как луна, красивая настолько, что кицунэ Сайгу всерьёз задумывалась над тем, чтобы спрятать собственное лицо за маской, дабы не выглядеть на фоне солнечной улыбки подруги невзрачной тенью, дева о́ни отличалась от прочих утончённых красавиц Инадзумы непобедимым духом. Она, как и Эи, стала свидетельницей гибели генерала тэнгу, но не потеряла самообладания. Это позволило ей избежать пущенной стрелы в тот миг. Позволило вовремя заставить кагэмусю всемогущего сёгуна опомниться — ибо ещё миг, и Ватацуми омиками стремглав бросился бы на неё. И позволило им обеим отвлечься от печали, занимающей их сердце, самыми нетривиальными способами. — ...битва... жуков? — в недоумении переспросила Эи, изогнув бровь. — Только не говори, что не знаешь об этой игре! — прыснула Тиё. — Её каждый ребёнок обожает: что в Ханамидзаке, что в лесу Тиндзю. Побеждает только настоящий чемпион, сумевший обуздать дикую и необузданную ярость этих малюток. Кстати, равных мне никого нет. — Значит, ты играешь не только со своим сыном, но и мне тоже предлагаешь состязаться с тобой в противостоянии двух дрессированных оникабуто? — всё с той же долей скептицизма продолжила Райдэн. — Детский лепет какой-то. — Ах, я и не знала, что великий всемогущий сёгун боится продуть в детской игре, — принялась картинно сокрушаться о́ни, едва сдерживая смех. — Придётся мне искать соперников похрабрее... — Боюсь...? Ну всё, ты сама напросилась. Доставай своих тараканов! Лишь благодаря её бесконечному оптимизму и поддержке, а также неожиданному подарку со стороны рода Хакусин и повелительницы Инадзумы, на уста Вельзевул, наконец, вернулась счастливая улыбка. Как бы ей хотелось остановить время навсегда. Как бы ей хотелось продлить эту безмятежность. Ещё хоть на миг.***
Увы, мир и покой оказались недолговечными. День перемен пришёл слишком быстро, застав Эи врасплох. Наступила тёмная пора в истории Тейвата, именуемая Катаклизмом, и явила миру жуткие бедствия из-за завесы потусторонней Бездны. Сияние солнца погасло, и на землю опустился чёрный как смоль туман, губящий любое проявление жизни. Небеса разверзлись, выпустив в свет мириады кровожадных чудовищ, прибывших словно из самых страшных кошмаров. Невиданные доселе твари о тысяче клыков и когтей бушующей приливной волной обрушились на неподготовленных к последнему бою людей, утопив всё сущее в реках крови. Не было спасения ни человеку, ни зверю от ужасной судьбы. Бежать от неё было некуда — пылал каждый клочок земли от севера до юга, и маршем следовала смерть от запада до востока. Несмотря на удалённость от материка, Инадзума не сумела избежать катастрофы. Существа, отдалённо напоминающие искажённые тени легендарных волков, разрывали ткань реальности, наводняя острова и терзая её жителей. А сквозь прорехи, оставленные когтями тёмных хищников, в царство вечности проникали ещё более ужасающие создания, обращающие в руины цветущие города, сея опустошение. Земля и океан равно испытали эти страдания: в миг увядали вековые деревья, урожай тлел и рассыпался на глазах, грозя немногочисленным спасшимся от гибели голодом в будущем, моря принялись тускнеть от гиблого влияния вторженцев из Бездны, и целые косяки рыб исчезали в тёмной завесе, сгустившейся над водной гладью. Говорят, что некому было поведать о том, что представляли из себя эти монстры, ибо никому не доводилось пережить столкновение с ними. — Сайгу! Тиё! — Эи? Вынырнув из мрачной пелены, накрывшей Инадзуму, троица друзей, наконец, сумела воссоединиться у горы Ёго. С её вершины, возвышающейся над мглой, открывался ясный вид на их прекрасный, как сон, край, ныне обратившийся в кошмар: огоньки жизни, окружённые алчущими крови зверями греха, гасли один за другим. Потерявшие друг друга в беспросветном хаосе, каждая была вынуждена заниматься своим делом: госпожа Гудзи защищала людей в великом храме Наруками, последнем островке веры и надежды людей в самый тёмный час; дева о́ни билась бок о бок с прочими духами ёкаев, защищая леса и горы от воплощений тьмы, а ревнительница вечности была вынуждена держать оборону столицы от неустанно наступающих чудовищ. — Где Макото? — на одном дыхании выпалила Вельзевул, едва выпустив подруг, коим посчастливилось выжить, из объятий. — Что значит "где Макото"? Это ведь ты должна знать! — обеспокоенно воскликнула Тиё. — Она... исчезла. Отчаяние столь сквозило в мягком голосе богини грома, что даже Тиё не на шутку испугалась. Ещё ни разу ей не доводилось видеть, чтобы страх столь сильно одолевал Эи. Недаром прозванная народом "всемогущим сёгуном", она первой, без сомнений и колебаний, вступала в бой с самыми смертоносными божествами, что одним своим видом вселяли ужас в сердца храбрейших самураев, и выходила бесспорной победительницей — лишь благодаря её несокрушимой силе воли столица Инадзумы выстояла в последней кровопролитной сече. Но сейчас она с горящим взглядом оглядывала соратниц, в надежде услышать хоть какие-то зацепки о судьбе горячо любимой сестры, а её ладони беспрестанно одолевала лёгкая дрожь. — Возьми себя в руки, — некоторое время молчавшая после вести о пропаже Макото, Сайгу наконец подала голос, обратившись к Эи. — Но... — Сейчас ты — наша последняя надежда. Если ты сдашься — мы обречены. Собери людей и ёкаев. Сплоти их под своим знаменем и дай отпор этой тьме, — твёрдо продолжила божественная кицунэ, будучи серьёзной как никогда. — Затем мы найдём Макото. Обещаю. Наруками тяжело выдохнула. Как бы её ни снедала тревога, Сайгу была права — её долгом было защищать Инадзуму. В столь тёмный час людям как никогда был нужен всемогущий сёгун. Она воплощала собой непоколебимую, вечную веру её народа. И только в её силах было переломить ситуацию, дать миру шанс на спасение. Успокоившись и приняв столь великую ответственность, тяжким грузом обрушившуюся на её плечи, Эи медленно кивнула в ответ. — Да будет так, — уже привычным, бесстрастным тоном произнесла сёгун Райдэн. — Готовьтесь. Пришло время битвы. — Вот теперь я узнаю нашу Эи! Но ты же не думала идти рисковать жизнью без меня? — воспрянув духом, Тиё подмигнула той. Несмотря на разруху, клич Архонта разорвал повисшую в воздухе какофонию из криков людей и рёва чудовищ. Под гордо развевающимся знаменем Электро мицудомоэ собрались тысячи достойных самураев и ёкаев, готовых бесстрашно броситься в бой вслед за своей всемогущей предводительницей, дабы защитить родину от напасти. Глядя на своё войско, Вельзевул искренне восхищалась безграничной отвагой и решимостью своего народа. Путь воина, что она постановила на рассвете сёгуната Бакуфу, вовсе не был прост: не знающая отдыха, страха и сомнений Эи требовала той же выдержки, той же бескрайней преданности своему делу от всех, кто возьмёт в руки оружие. И теперь эти люди, не убоявшиеся тяжести своего бремени, были готовы верно следовать за ней на кровопролитную войну, с которой немногие вернутся домой. Организованная армия теснила беспорядочные волны монстров. Да, число защитников было куда меньше, нежели воплощений Бездны, да, они уступали им в разрушительной мощи. Но у них было то, чего не хватало чудовищам: чувства, пробуждающие в их душах силу противостоять тьме; долг, не позволяющий отступить; вера, скрепляющая сердца. И у них была всемогущая сёгун Райдэн, вечная, воплощающая в себе все эти идеалы, истово рассекающая ряды врага взмахами сияющей, словно молния, глефы. Вся жизнь восстала против тьмы — на земле, плечом к плечу, бились люди, о́ни, кицунэ, тануки, покуда в воздухе крылатые тэнгу сбивали парящие в небесах проявления нескончаемого мрака. Лезвия стали столкнулись с жуткими когтями и клыками, боевые выкрики смешались с воем тварей, а окровавленные и изувеченные тела погибших — с почвой, грязной и липкой от пропитавшей её крови и неестественной мглы до самого основания. Всё смешалось в единый вихрь боли и смерти, и воспоминания Эи о минувшей схватке с судьбой словно скрылись в тумане — том самом, что продолжал окутывать её край, несмотря на все усилия защитников Инадзумы. Но что Наруками но микото будет помнить всегда: так это неунывающую Микоси Тиё, сражавшуюся с ней бок о бок в каждом сражении, а после — покинувшую её. День ли то был или ночь? Нельзя сказать наверняка, когда не видно света солнца в разорванных небесах. Но именно тогда, ведущие авангард войск, Эи и Тиё оказались перед разломом, пропускающим всё новые и новые порождения тьмы. Пребывающим бедствиям, наречёнными волками Разрыва, не было ни конца ни края — нагината богини молний и нодати девы о́ни разили их снова и снова, пока лезвия их оружия не окрасились в чёрный целиком и полностью от липкой и густой крови тварей. Лишь тогда их натиск ослаб — но только для того, чтобы явить миру исполинских размеров иномирное чудовище с телом тигра и хвостом змеи. С поражающей воображение скоростью оно кинулось на самураев, неся за собой смерть от острых, как бритва, клыков и едкого яда. И даже столь искусные воины, как всемогущий сёгун и её военачальница, взмахами своих клинков не могли пробить шкуру зверя греха, оказавшуюся прочной как камень, и даже они, готовые встретить любого врага, оказались застаны врасплох. — Тиё, берегись! — с замиранием сердца выкрикнула Эи, когда дева о́ни в один миг оказалась перед хищной пастью стремительно развернувшегося к ней монстра. Перед её глазами невольно встала позабытая картина исчезновения Сасаюри во чреве гигантского змея. Нет, история не повторится. Она не могла позволить себе потерять так ещё одну родственную душу. Позабыв обо всём, ревнительница вечности бросилась к подруге, но волна вновь хлынувших волков Разрыва оттеснила её прочь. В следующий миг, прямиком на её глазах Микоси Тиё оказалась проглочена чудовищем целиком и полностью. И кагэмуся великого сёгуна могла лишь безвольно наблюдать за этим, с трудом осознавая утрату. Уже некому было привести её в чувство. Усилием воли Эи вырвалась из оцепенения, когда создание Бездны окровавленными клыками продолжало раздирать людей и ёкаев на куски. Битва продолжалась, и она не могла себе позволить предаться горю — каждое мгновение промедления стоило жизней её спутников. Но едва Наруками занесла клинок, дабы вложить свою опустошённость в беспощадное проявление воинского мастерства, Мусо но хитотати, как чудовище с рёвом тигра и шипением змеи одновременно рухнуло на землю, разорванное изнутри, и на глазах изумлённой Вельзевул из брюха зверя греха наружу вырвалась пусть и покрытая чёрной кровью с ног до головы, но живая Тиё. — Думали, вам так просто от меня избавиться?! — выкрикнула демоница, подняв массивный меч-нодати. — Тиё! Я уже думала... — позабыв обо всём хаосе, творящемся вокруг, Эи бросилась к подруге, кою уже не чаяла увидеть вновь. — Будь уверена, любая из этих тварей мною подавится. А теперь давай прогоним их! Так возникло имя "Тигриная пасть Тиё", которое сократилось до "Торатиё". За свой невероятный подвиг дева о́ни стала настоящей легендой, живым проявлением силы воли и непобедимого духа. Одно лишь появление спутницы всемогущего сёгуна и полководца вселяло непоколебимую решимость и уверенность в сердца защитников Инадзумы. И в самом деле, она была воительницей столь великолепной, что могла кружиться среди тысячи клинков в танце, лоскутки её дзюн-хитоэ падали, словно лепестки сакуры, но сама она оставалась невредимой. А демоническая ярость, что она обрушивала на монстров в битве, прореживала целые ряды противников, позволяя самураям и ёкаям одерживать победу за победой, отбрасывая вторженцев из-за завесы назад. И только Эи, что никогда не могла себя назвать чуткой до чувств и эмоций окружающих, заподозрила что-то неладное. Её верная подруга, что всегда была рада поболтать и пошутить, становилась всё более замкнутой и агрессивной даже в редкие мгновения спокойствия, а кровопролитию, напротив, отдавалась с пугающим упоением, забывая обо всём на свете во время боя. Интуиция подсказывала ей: причина крылась в скверне, что запятнала её во чреве зверя греха в день злополучного сражения. И потому ревнительница вечности приняла твёрдое решение серьёзно поговорить об этом, пока её Тиё окончательно не погрязла во тьме. И вновь дева о́ни покинула основные силы армии, уединившись в тенях помрачневшего леса Тиндзю. Каждый раз Наруками но микото внимательно следила за ней, за тем, как она выходила на поляну, где когда-то сама учила Эи играть в каруту, и проводила там неподвижно, словно изваяние, многие часы. Потому и в этот раз, отставив сомнения, Вельзевул бесшумно направилась следом, обходя поваленные и гниющие деревья, что словно в миг оказались иссушены порчей, проникшей глубоко в твердь земли. Лишь та самая прогалина, где она снова встретила свою соратницу, продолжала цвести, несмотря на окружающий мрак и тлен. — Это я, Тиё, — выйдя из цепляющихся за жизнь зарослей, подала голос Эи. — В последнее время я начинаю беспокоиться о тебе. Ответа не последовало. — Ты словно сама не своя, — продолжила. — Всё молчишь. Помнишь, как мы с тобой здесь играли в карты и читали стихи вместе? Соревновались в скорости среди крон деревьев? Слушали песни Сайгу и истории Уракусая? — вздохнула. — Что с нами стало? И вновь ответом ей была лишь безмолвная тишина. Ни словом, ни жестом Тиё не показывала виду, что как-то заметила присутствие подруги за своей спиной. — Тиё? Ты меня слышишь? — обеспокоенно вопросила Эи, подойдя ближе. В глубине души она надеялась, что, когда положит руку на плечо подруги, та обернётся к ней со столь привычной, но от того не менее милой и лучезарной улыбкой, а после зальётся звонким заразительным смехом, вспоминая их совместный досуг в лесу духов ёкаев. Однако вместо смеха внезапно послышался жуткий рык, от которого кровь стыла в жилах. В следующий миг в воздухе со свистом промелькнуло длинное лезвие нодати, что немедля бы обезглавило богиню грома и молний, если бы не её отточенные до предела инстинкты, заставившие вовремя отшатнуться от холодной стали, пронёсшейся в дюйме от шеи. Судорожно схватившись за рукоять нагинаты, Эи с ужасом вглядывалась в некогда изящный лик Торатиё, искажённый кипящей ненавистью и мучительной болью от полученных, но скрытых ранее ран. В её глазах вместо теплоты и озорства пылал адский огонь и жажда оборвать жизнь подруги, кою уже и не узнавала даже. Мгновение — и она тотчас же, словно дикий хищник, бросилась на тень всемогущего сёгуна, с оглушительным звоном скрестив с той клинки. Ныне Эи и сама не упомнит всех увещеваний, коими пыталась образумить соратницу, попутно с трудом отбиваясь от непрекращающегося натиска. Множество раз её глефа была способна поразить Торатиё и окончить её страдания, но Вельзевул не находила в себе сил так поступить. Холодный рассудок указывал, что перед ней более не любимый и верный друг, а мучающееся чудовище в её теле, но обливающееся кровью сердце не позволяло нанести решающий удар. В нерешительности она продолжала попытки сдержать демоницу, пока не обнаружила, что и сама теряет силы от полученных в ходе их противостояния ран. Шок был настолько велик, что не позволял почувствовать — не только её сердце окровавлено, но и её тело. Воинское мастерство защитницы вечности редко позволяло кому-либо даже коснуться её, но в тот миг она всё продолжала слабеть, пока Торатиё, чувствуя, как её соперница выдыхается, лишь усиливала натиск, обрушивая удар за ударом, высекая дожди искр столкновениями стали. Оставленная без права выбора, тень Наруками, в конце концов, ответила своим выпадом клинка. Кровопролития было не избежать. Сияющее лезвие нагинаты молнией устремилось к Торатиё. Миг — и занесённая для удара ведущая рука, как и рог девы о́ни, оказались разом отсечены. Издав пронзительный вой, раненая демоница бросилась в чащу леса, спасаясь от неминуемой смерти, боясь показаться даже холодному свету луны. Лишь ветер последовал вслед за ней, разнося скорбные завывания по долинам и ущельям. Эи же, снедаемая беспощадным чувством вины, осталась в одиночестве на алой от пролитой крови поляне, бросив оружие и обессиленно упав на колени. Она оказалась разбита на тысячи мелких осколков. Она лишилась ещё одного верного друга, коему была столь обязана за всё совершённое добро в прошлом. Хуже — она не просто повела Тиё за собой на смерть, как Сасаюри, а сама нанесла решающий удар. Последней мыслью Эи, перед тем, как провалиться в забытье, стало осознание. Она — и есть свой злейший враг, безжалостно отнимающий всё, что ей дорого.