***
Тяжесть чужого тела, его запах и напористые ласки — всё будоражило в омеге стихийное, неодолимое желание. Он постанывал и едва успевал отвечать на страстные поцелуи. — Будешь моим, Мин Юнги? — горячо шептал на ухо сладкий голос альфы. — Только моим! Сейчас и навеки. — Да, — протяжно отвечал, растаявший от возбуждения Юнги. Он попытался расставить ноги и впустить его в себя, но что-то мешало пошевелиться. Всё было как-то неудобно. Омега приподнялся, чтобы посмотреть, что именно сковывает движения и тут же проснулся. Проснулся один. Вокруг было гораздо темнее, чем до того, как Юнги погрузился в сон, загорая на солнцепёке. Всё еще был день, но погода испортилась и яркое солнце исчезло за тучами. Это, что, был сон? Но Чимин ощущался на нём так реалистично, так горячо и тяжело… ох, от этой сладкой тяжести альфьего тела можно было лишиться рассудка, так это было приятно. Но в реальности поверх омеги лежал только заботливо накинутый университетский пиджак, а ноги накрыты свитером. Тепло, но ни разу не возбуждающе. Повернув голову, Юнги нашел силуэт Чимина на фоне дрожащего оранжевого света. Альфа всё-таки разжег костёр у самого берега реки. Омега подложил локоть под голову и смотрел на спутника, пытаясь осознать, кем тот стал для него за эти сутки. Тогда давно, когда они были детьми, Юнги воспринимал маленького Пака, как товарища с которым можно вытворять всякую дичь и делиться всем на свете. Пусть не долго, но они были лучшими друзьями. А теперь, встретившись вновь, омега уже видел в нем полноценного альфу. И судя по сну, который до сих пор бегал по коже неверующими в реальность мурашками, тело подтверждало, что этот человек рядом может стать ему хорошей парой. Эх, было бы всё так просто. К сожалению, помимо желаний тела и души, есть еще куча надуманной фигни: общественное мнение, ответственность и долг, как единственного наследника семьи. От него и его решений во многом зависело очень много людей, что работали на предприятиях семьи Мин. Как бы хотелось послать всё это к черту и остаться тут навсегда. Но Юнги не был эгоистом, что бы там о нем не думали однокурсники. Омега видел Чимина со спины. Нелепая розовая пижама была ему маловата, обтягивала сильные плечи и подчеркивала красивые изгибы мышц от лопаток и ниже. Парень сидел чуть ссутулившись, сложив ноги лотосом, и подправлял прутиком хворост в костре. Тот прожорливо потрескивал, распространяя запах древесного дымка и еще чего-то очень аппетитного. В животе Юнги заурчало. Кроме яблок и воды он уже целые сутки ничего не ел. А это было просто невероятно, учитывая к какому разнообразию его организм был приучен. — Чем это так вкусно пахнет? — он подал голос, вдоволь налюбовавшись своим спутником. — О, ты проснулся? — улыбнулся тот, оборачиваясь. — Не замёрз? Как солнце скрылось, сразу похолодало. Я тут за дровами ходил и наткнулся на полянку с папаротниками. Совсем еще молодые побеги. Папа частенько их готовил. Правда не на открытом огне. Чимин положил свой прутик, приблизился к Юнги и опустился рядом. Тот сидел, разминая затекшее плечо. Всё-таки спать на камнях не самое удобное, что можно придумать. — Тебе снилось что-то? — улыбаясь озорными глазами, спросил Пак. Он придержал свитер, чтобы омеге было легче одеваться. — А что? — испугался тот. — Ты бормотал и постанывал. Страшное что-то было или наоборот? Юнги готов был провалиться сквозь землю. — Наоборот, — признался он. — Я так и подумал, — подавая брюки и отворачиваясь, кивнул Пак. — Ты очень красиво спишь. Соблазнительно так. Я еле удержался, чтобы рядом не пристроиться. — Надо было, — с сожалением произнёс Юнги и тут же закусил губу. Как он мог сказать такое вслух?! Чимин широко улыбнулся, но промолчал. — Оделся? — через минуту спросил он. — Ага. — Можно я кое-что скажу? — повернувшись и приблизившись, спросил альфа. Мин кивнул, ощущая, как сердце взволнованно навострило своё внимание. — Это ни к чему тебя не обяжет. Вообще. Просто хочу произнести вслух, иначе потом буду жалеть… — Ты мне очень нравишься, Пак Чимин! — вдруг выпалил Юнги. Эти слова крутились у него на языке весь день и тоже обернулись бы сожалением, если бы остались не высказанными. — Прости, что перебил. — Ну вот, — альфа попытался изобразить разочарование, но радостная улыбка так и просвечивала. — Теперь я буду повторюшкой. Хотел сказать тебе то же самое. — Правда? — совершенно по-детски переспросил омега. Получив утвердительный кивок, он попросил: — Ну тогда скажи. Я бы хотел услышать это. Чимин собрался и, аккуратно взяв в руки правую ладонь Юнги, сказал: — Я никогда не думал, что смогу влюбиться в избалованного неженку из высших кругов. Не думал, что собственное сердце предаст меня ради капризного, смазливого студента, — он ласково обвел контур чуть поджившей ссадины и продолжил. Омега слушал эти противоречивые слова, затаив дыхание. — И как оказалось, — продолжил Пак, — правильно думал. Ведь ты не неженка, а сильный и терпеливый, не капризный, а очень интересный и необыкновенный. Ты не смазливый, а по-настоящему красивый. Юнги, — он прерывисто вздохнул, — ты мне тоже очень нравишься. И я рад, что судьба снова свела нас, хотя бы на этот день. Я буду долго помнить о нем с большой теплотой. Омега не знал, как отреагировать. Это было первое в его жизни признание и как вести себя, он просто не представлял. Поэтому просто смотрел на парня напротив и доверил взгляду передать все эмоции. — Можно я поцелую тебя еще один раз? — спросил Чимин. — Нет, — отозвался Юнги и поспешил добавить: — не один. Пожалуйста. Как говорится: ни слова больше. Альфа приблизился, обнял одной рукой талию омеги, а вторую мягко положил на его шею сзади и без промедления прижался к податливым губам теплым поцелуем. Разве лекарство может быть вкусным? Если бы это спросили у Юнги в тот момент, то он бы мог точно ответить, что может. Ничего более приятного и сладкого в его жизни еще не происходило. Он еще не умел целоваться, но видимо с таким партнёром умения и не требуются. Всё происходило так естественно и гладко, словно их губы были созданы для этого поцелуя. Настоящего поцелуя — мягкого, но в то же время стремительного, нежного, будоражащего и такого глубокого, что казалось всё тело участвует в процессе. Внутри, в самой груди и в нижней части живота что-то томно рвалось навстречу, подталкивая омегу: продолжай, не останавливайся и не дай остановиться ему, это так сладко, так ново и ты хочешь подольше чувствовать это потрясающее состояние, эти невероятные губы и сильные руки. Обнаружив, что они уже лежат и альфа прижимает его своим телом, прямо как во сне, Юнги невольно хихикнул в поцелуй. Он приподнял подбородок, мысленно умоляя Чимина понять намёк правильно. И тот понял, двинувшись дальше, покрывая легкими касаниями щеки, подбородок, чуть заостренный уголок челюсти, шею. Кожа горела и покрывалась мурашками одновременно. Каждый ее миллиметр стал чувствительнее в сотни раз. Чимин опомнился только когда уже нашептывал какие-то комплименты, то целуя, то посасывая мочку омежьего уха. — Прости, я так увлёкся, — он приподнялся на локтях, чтобы не давить. — Это было очень приятно, — отозвался Юнги, блуждая взглядом по лицу напротив. — Спасибо. Они присели, не размыкая рук. — Ничего подобного я еще не испытывал, — признался Мин. — Меня целуют каждый день… но никогда так. — Каждый день? — удивился Пак. — Ну да, из-за болезни. И тут Юнги понял, что так и не рассказал Чимину о своём недуге. В двух словах исправив ситуацию, он посмотрел на альфу и пожал плечами: — Вот так и живём. Матушка целует меня каждое утро и я живу спокойно целые сутки. — А кто тебе такой диагноз поставил? — с сомнением спросил Пак. — Как-то больше смахивает… прости, но похоже на психосоматику или как там ее. — Мне и не такое говорили, — отмахнулся Юнги. — Диагноз поставил наш семейный врач. Он с детства наблюдает за мной. Когда появились симптомы, насколько лет назад, то он сразу смог определить, как лучше справляться с ними. Так что я доверяю его мнению. — Хм, — альфу это не убедило, но продолжать тему он не стал. — Ну что, поедим? Ростки папоротника чем-то напоминают грибы. — Да, я пробовал такие в одном ресторане, — сказал Мин, разглядев над углями толстые зелёные завитки нанизанные на палочки. — Правда они были в тарелке и с разными приправами. — Простите, господин, приправ не нашлось, — паясничал Чимин, снимая один из самодельных шампуров с углей и протягивая его спутнику. — Ничего, сейчас я готов всё съесть, как бы палочку не проглотить за одно. Перекусив, они немного посидели у костра. Густые облака немного рассеялись и стало понятно, что уже совсем скоро солнце покинет небосвод до следующего рассвета. — Пора идти, — сказал альфа. — Да, успеем спуститься засветло, — нехотя отозвался Юнги. Он искоса посмотрел на Чимина, желая прочитать мысли, но тот как раз повернулся к нему и порывисто попросил: — Давай останемся?! — Навсегда? — грустно улыбнулся Мин и погладил альфу по щеке. — Не хорошо это будет, сам ведь знаешь. Тот подумал о своем отце, который уже с утра, должно быть, с ума сходит и кивнул. Спуск занял не так много времени, как они ожидали, так что сумерки почти не застали их в пути. Небо еще светилось сиреневыми полосами, когда путешественники подошли к деревне Намджуна. Тут было непривычно шумно. Уже издали Юнги заметил, что возле крайних домов стоит несколько машин, хотя обычно не бывало ни одной. — Похоже по нашу душу, — обреченно сказал он. — Думаешь твоя матушка переполох подняла? — Уверен, — Мин остановился, не имея ни малейшего желания двигаться навстречу этому шуму. — А расскажи, почему всё же она — «матушка»? — Чимин обнял омегу, тоже стараясь отсрочить момент погружения в реальность. — Раньше она была моей мамой и даже мамочкой, — улыбнулся тот, водя пальцем по груди альфы, — но потом… когда умер дед, нам на голову свалились все эти предприятия и богатства — родители развелись. Я почувствовал, как сильно она изменилась. Как будто вместе с отцом из нашего дома ушла и моя любовь к ней. Даже моё доверие. Понимаешь? — Не совсем, — честно ответил Чимин, — но могу представить. Продолжай, — ему нравилось, как они сейчас стоят в обнимку, как будто всего остального мира не существовало вовсе. — И вот тогда я больше не мог… язык не поворачивался сказать «мама». Я стал звать ее по имени или «мать». Но она ругалась, обижалась и даже наказывала. Потом я вычитал в каком-то учебнике, что раньше, а может и сейчас, в некоторых странах старших женщин в тюрьмах называют матушками. Старших — не в смысле по возрасту, а тех кто… — он пытался сформулировать. — Типа главных авторитетов? — Да, как-то так. И я решил попробовать это слово. Оно ей понравилось, потому что все считают, что матушка-это кто-то мудрый, светлый, как настоятельницы в монастырях. — Ну ты и хитрый, — оценил Чимин. — Это было бы очень круто, если бы не так грустно. — Да, — кивнул Юнги. — Я всё еще люблю ее, потому что помню, как было раньше. Она была очень нежной и доброй. Со мной и с отцом. А потом вся эта ответственность, куча ролей, которые так крепко впились в ее белую кожу… изуродовали мою маму и превратили в матушку моей личной тюрьмы. — Вижу, ты много думал об этом, — чуть нахмурившись, заметил альфа. — До сих пор тяжело? — Да не особо. Сейчас это скорее привычка. И она всё еще целует меня по утрам. Они немного постояли молча. Измученная, но невредимая сумка от Луи Виттон стояла у их ног. Карманы брюк у обоих топорщились яблоками. В глазах — грусть и едва зародившаяся любовь. — Пойдем? — Пойдем. Только поцелуй еще раз. Пока всё не исчезло.***
Да. Всё исчезло. Как только они вышли из высокой травы лугов на асфальтированную дорожку у первых домов, несколько человек в костюмах, что дежурили у въезда в деревню, кинулись им навстречу. Один что-то быстро говорил по рации, второй тут же разделил собой Юнги с Чимином и стал осматривать омегу на предмет повреждений. — Со мной всё в порядке, — резко сказал тот. — Дайте нам спокойно дойти до дома отца. Дали. Но не так чтобы спокойно. — Где ты был? — обнимая сына, с тревогой спросил Намджун. — Тут всех на уши поставили. Ты цел? — Потом он заметил Чимина. — Вы были вместе? Я так и знал. — Да, отец. Машина сломалась и мы просто решили срезать путь через лес, — наивно пояснил Юнги. — Точнее, я. Я решил срезать путь. — Не важно. Главное, что вы живы и здоровы, — еще раз прижимая к себе единственного ребёнка, выдохнул Ким. — Вы поедете с нами, — в комнате появился один из людей в костюмах и взял Пака под локоть. — Зачем это? — преградил им путь омега. — Он останется со мной. А завтра мы вместе приедем в город. — Распоряжение капитана полиции, — ответил мужчина и показал какую-то бумагу. — Поезжай, — велел Намджун молодому альфе. — Я позвоню кому надо и всё улажу. Все обвинения будут сняты. — Какие еще обвинения? — возмутился Мин. — Что тут напридумывали? Это всё она, да? Матушка? — Представь, как это выглядело, Юнги, — миролюбиво сказал отец. — Пустая машина посреди дороги. Ни тебя, ни водителя. Никаких известий. Все подумали, что тебя похитили. Мало кто, как я, верил в то, что это просто какое-то недоразумение и с тобой всё хорошо. Я знал, что сыну Пака можно доверять. — Спасибо, — кивнул Чимин, который до этого стоял молча, незаметно касаясь кончиками пальцев руки омеги. — Я поеду, Юнги. Отец волнуется. Нужно его успокоить. — Ладно, — омега поник. Он и сам понимал, что так будет правильнее, но иногда он всё же был эгоистом. — Извинись перед Паком… перед своим отцом за меня. А завтра, когда он приедет, я сам попро… — Он не приедет, сын, — прервал его горячую речь Ким, — он уволен. — Да что за ё… жистый птенец?! — чуть не выругался тот и направился вслед за полицейским, ведущим Чимина к выходу из дома. — Подождите минутку, пожалуйста, — попросил он особенно вежливо. Мужчина отступил на пару шагов и отвернулся к двери. — Я со всем разберусь и твоего отца восстановят. Всё наладится, — пообещал Юнги, обнимая альфу. А тот беззвучно смеялся, как будто вся эта неразбериха касалась не его. — Ну и чего ты опять ржешь? Надо мной? — от этой улыбки тяжесть камнем свалилась с души омеги. — Ёжистый птенец? — переспросил Чимин. — Можно я запишу это выражение на стене своей одиночной камеры и буду повторять каждый день до конца своей жизни? — Ой, дурак! — Юнги прижался щекой к его груди, стараясь разобрать биение сердца. — Обязательно записывать? Как будто так просто запомнить трудно. — Всё будет нормально, отпусти меня, — Чимин поцеловал омежий висок и еще раз тепло улыбнулся. — В любом случае я буду помнить этот день, как мы и договаривались.