Митра

Лето. Пора отпусков. Радостные школьники разъезжаются по дачам или отправляются в пионерлагеря. Не менее радостные взрослые берут отпуск и летят к морю, во всесоюзную здравницу — Крым. И только в Академии Наук работа не останавливалась ни на секунду — будущее всей страны находилось в руках учёных. Вот и сейчас товарищ Сеченов отправлялся на очередной доклад перед руководством страны, мысленно проклиная аномальную жару, накрывшую город, партийных бонз, которые, видимо, жить не могли без возможности лишний раз оторвать его от работы над «Коллективом 2.0», и больную спину. Точно. Спина. Вчерашнее происшествие явно не вписывалось ни в одни рамки дозволенного и теперь скреблось внутри черепной коробки. Он оградил себя от любых личных контактов, предпочитая заниматься более глобальными вещами, и даже не думал о чём-то другом. Посиделки после конференций не привлекали Сеченова, а от нарочито улыбчивых аспиранток и вовсе воротило — в Академии работают, а не глазки строят. Но вчера Нечаев, сам того, возможно, не подозревая, прикоснулся к чему-то очень личному походя, как умел только он один. А невидимые следы его ладоней всё ещё догорали на коже, и было интересно, что скажет майор в ответ на просьбу, приказ повторить. Как далеко простирается эта слепая преданность? От уходящих в странную сторону размышлений отвлекло приземление «Турбины». Вдохнув горячий воздух, забитый запахом нагретого асфальта, продравшим слизистые носа и горла, и пылью, поднятой посадкой, Сеченов закашлялся и быстрым шагом направился в стройный шпиль здания. *** Заседание не задалось с самого начала: в зале стояла духота из-за неработающих кондиционеров, сидеть в неудобном архаичном кресле под монотонный бубнёж докладчиков было настоящей пыткой, а когда пришлось выйти к недовольному змеиному гнезду, присутствовавшему полным составом и готовому буквально выколачивать из академика все сведения, плечо прострелило болью, отчего учёный даже споткнулся. — Товарищ Сеченов, с вами всё в порядке? — полюбопытствовал Молотов. — Да, — мужественно соврал академик, переключая экран. Начались долгие дебаты, в которых сталкивались чистый разум учёного и банальный материализм партийцев. Их можно было понять — все грандиозные проекты Сеченова возводили за счёт налогов честных граждан, но когда эти жирные мешки амбиций и жажды власти пытались ему указать, как творить будущее, гордость брала верх, и споры становились всё серьёзнее. Весь мир сужался до налитых кровью глаз Молотова, опять собирающегося наслать очередную проверку, замедлявшую работу. Плечо. Как же больно. Ну, ещё чуть-чуть, проклятое тело! Как слабы люди в сравнении с роботами, имеющими стальные корпуса и приводы. Как мало нужно этому капризному организму, чтобы уложить самый ясный разум на лопатки. И ведь придётся смириться, что многое он не застанет, а плоды его трудов соберут уже совершенно другие люди. Если бы только…галстук уже казался удавкой, а одежда неприятно прилипла к телу. И плечо, проклятое плечо снова свело судорогой от неестественно напряжённой позы. Где же эти заботливые руки, когда они так нужны? Пол ощутимо вздрогнул под ногами, а голова наполнилась противным писком. — Товарищ Сеченов?! — как сквозь пелену раздался голос Молотова. — Да помогите ему кто-нибудь. — С вашего позволения, товарищ Молотов, я бы хотел осмотреть коллегу. — О, как вы кстати, товарищ Пирогов. Сеченова увели с трибуны в прохладное помещение и дали воды, половину которой он чуть не расплескал. Полупустой стакан забрала морщинистая рука. — Сколько пальцев видите, коллега? — мягко спросил Николай Иванович. — Три, — сипло отозвался академик, потирая плечо, по которому расползался холодок обезболивающего. — Хорошо. — Я уже могу вернуться к совещанию? — Оно закончено досрочно — доклад товарища Чеснокова перенесён, а больше выступлений не планировалось. Сколько чашек кофе вы выпили перед совещанием? Сеченов потёр виски. Три? Ну…может больше. Раза в два. — Пять, — тот отвратительный суррогат из автомата недостоин был называться кофе. — А сколько вы спали? Нет, даже так: спали ли вы вообще? — Не спал. — Товарищ Сеченов, — укоризненно протянул Пирогов, — ну как же так? Вы ведь недавно у нас лежали. Может вам в отпуск? Слетаете в Крым на недельку в санаторий. — Это вам Молотов предложил? — зло сощурился академик. Им бы только услать его подальше от предприятия, да ещё и такой замечательный повод. — Молотов, — кивнул медик, — и я его поддерживаю — вам стоит отдохнуть. Вы ведь сами свои снимки и анализы видели и не хуже меня понимаете, к чему может привести ваш образ жизни. — Да-да, повышенный риск инфаркта, остеохондроз, миопия, гастрит… — раздражённо отмахнулся Сеченов. — Вы напрасно так халатно относитесь к собственному здоровью. Товарищ Молотов придерживается того же мнения, а потому настоятельно рекомендует вам отбыть в Крым в ближайшее время, — Пирогов хитро улыбнулся, глядя на то, как коллега меняется в лице, — но есть альтернативный вариант — ЛФК. *** Неотъемлемой частью обычного дня Нечаева была тренировка. В спортивном зале, созданном для того, чтобы учёные совсем не заплесневели за компьютерами, обычно никого особо не наблюдалось, а потому майор чувствовал себя вольготно, устраивая себе марафоны по снарядам. Сейчас он просто отжимался, сняв мокрую от пота футболу. Первые двадцать подходов он сделал влёт, шумно выдыхая в тишине зала. Мышцы приятно гудели, а потому можно было замедлиться и подумать над образовавшейся ситуацией. Хотя чего тут думать — он просто помог дорогому человеку. Разве это не правильно? «А жрать глазами его спину правильно?» — ехидно отозвался внутренний голос, для большей убедительности предлагая воспоминание о том, как Дмитрий Сергеевич замер под его руками, как розовела кожа под ладонями Нечаева, как… Блять, опять. Ну куда это годится? Ну…ну хуй с ним, хорошо. Смотрит он на Сеченова, как на произведение искусства — нехорошо отрицать очевидное, аспирантки тоже с него глаз не сводят, но вот откуда лезет желание прикасаться да такое, что аж в ладонях зудит? «121 статья, товарищ майор». Нет. Абсолютно, точно, железно нет. Да и вообще подходить к Дмитрию Сергеевичу с общественными мерками казалось лютым бредом. Ну нельзя его такого…неземного, что ли…оценивать как всех. «Ещё какой земной, как бы к звёздам не рвался. И болеет как земной, и страдает, только никто не видит. Не подпускает он никого к себе. Закрылся в своей башне с роботами и изобретает для человечества, которого видеть не хочет». Неправда. Просто работы очень много, а Дмитрий Сергеевич…один. Он ведь для всех старается, а о нём и не заботится никто. Вечные круги под глазами, морщинка между бровей, опущенные вниз уголки губ и смертельная усталость — с майора будто повязку сняли и то, чего он раньше не замечал, оказалось прямо перед носом. И жутко чесались руки это исправить, помочь. Это благодарность за спасённую жизнь, преданность, а вовсе не статья. Нечаев уже закончил с отжиманиями и теперь медленно тянулся, вслушиваясь в реакцию собственного тела. Но вдруг двери в спорткомплекс открылись и внутрь зашли…ебучие пироги! Дмитрий Сергеевич в белой футболке и синих шортах — ещё бы красный галстук и сошёл бы за пионервожатого, а рядом какой-то смутно знакомый благообразный дедушка, что-то втолковывающий явно недовольному Сеченову. Дальше — веселее: дедок достал планшетку и начал диктовать упражнения, которые академик, как примерный школьник на физкультуре, послушно выполнял, при этом как-то не теряя своей…отчуждённости, возвышенности. — Раз-два, три-четыре, — бодро считал дедок, не обращая внимания на хмурого подопечного. Когда Дмитрий Сергеевич перешёл к вращениям в плечевом суставе, Нечаев поймал себя на мысли, что всё это время неподвижно сидел и смотрел на разворачивающееся перед ним действо, и теперь видел, как морщится при каждом движении Сеченов. «Больно ему, наверное», — кольнула мысль, потянувшая за собой другую. «Подойти бы и…» И? В зал забежала «Терешкова». — Товарищ Пирогов, вас срочно вызывают в Университет! Неотложный случай. — Одну минутку. Неожиданно дедок, названный Пироговым, направился к нему. — Добрый день, юноша. — Здрасьте, — не сразу нашёлся Нечаев, краем глаза наблюдая, что Сеченов сел на скамейку, массируя плечо. — Вы не могли бы мне помочь кое-чем? Понимаете, меня вызывают на операцию, но кто-то должен довести занятие до конца. — А в чём проблема оставить ту же Терешкову? Старик улыбнулся ему, как глупому ребёнку. — Юноша, ну станет ли наш товарищ Сеченов слушать её? Махнёт рукой и вернётся в лабораторию, а вы и сами видите, что с его плечом надо что-то делать. Пожалуйста. Нечаев поджал губы — перспектива была сомнительная, но ещё раз видеть, как искажается от боли лицо Дмитрия Сергеевича или чего похуже…бр-р-р. — Давайте вашу физкультуру, — проворчал майор, влезая в футболку. — Чудно, — просиял дедок. — Вы бы и сами колено поберегли бы, — бросил он, уже возле выхода. — Да, Пирогов врач, каких мало, — протянул Дмитрий Сергеевич со скамейки, заметив удивление Нечаева — только…очень упорный. — Настырный, — с трудом удержался П-3 от крепкого словца. — Или так, — пожал плечами академик. — Я пошёл. — А как же.? — майор беспомощно взмахнул листком. — П-3, — с нажимом произнёс академик, всем видом показывая, что не останется. — Дмитрий Сергеевич…ну вам же правда больно, — жалко проронил Нечаев. Учёный тяжело вздохнул, оборачиваясь на замершего с листком Сергея. И смотрит так… чисто, открыто. Один этот взгляд честнее всех партийных речей. Сеченов вспомнил, как в этих глазах отражалось болгарское небо, когда майор истекал кровью, уже едва дыша. Он тогда был таким холодным, что на мгновение учёному показалось, что в это изломанное, искалеченное тело уже больше не вдохнуть жизнь. Вдохнул, собрал не хуже Пирогова, а теперь в ответе за это потерянное существо. — Ладно, — академик поднял руки. — Что там дальше? И едва не засмеялся, глядя на то, как просиял Нечаев и воодушевленно принялся диктовать упражнения. Что ж, это было приемлемо. *** Время занятия пролетело незаметно. — На сегодня всё, Дмитрий Сергеевич. Сеченов выдохнул и повёл плечами: двигаться было значительно легче и даже хотелось продлить это ощущение свободы. Поблуждав глазами по залу, академик остановился на искомых предметах и направился за ними. — Знаешь, что это? — привычно спросил Сеченов. — Ну ракетка, для бадминтона, — неуверенно протянул майор, проворачивая снаряд в руке, как делали на первенстве предприятия три дня назад. — Сыграем? — Ну…давайте, — пожал плечами Нечаев, отходя подальше. Играть с ним было одно удовольствие — привыкнув друг к другу, они просто стояли на месте, рассекая воздух ракетками, и Сеченов уже почти решил обратиться к майору, как вдруг он, сверкнув глазами, намеренно послал волан в сторону, из-за чего пришлось сосредоточиться. Теперь приходилось бегать по всей своей половине поля, но уступать П-3 почему-то не хотелось. Резко взмахнув ракеткой, Сеченов отбил очередной пас, и Нечаев, красиво изогнувшись…промазал. — Поздравляю, Дмитрий Сергеевич, — улыбнулся майор. — Ситро за счёт проигравшего. Я сейчас. Он выбежал из зала, а учёный опустился на скамейку, тяжело дыша. Большинство физических нагрузок ушли с войной, а стремиться к ним не было времени — Пирогов и так с боем вырвал этот кусок из его графика, поставив свою физкультуру. И, стоило признать, не напрасно: несмотря на усталость, Сеченов чувствовал себя отдохнувшим, будто стряхнул с себя привычный груз и обнаружил, что он гораздо больше и тяжелее, чем думалось. Сейчас всё казалось таким простым и можно было… — Дмитрий Сергеевич! — с другого конца зала кричал Нечаев с двумя гранёными стаканами, в которых пузырилась шипящая газировка. Сеченов поднялся со скамейки и подошёл к майору, благодарно принимая ситро. На мгновение вместо холода стекла, он ощутил тепло чужих рук, и только отшлифованная годами выдержка спасла ученого от позора. Сеченов подался назад, глядя на Нечаева поверх стакана. Тот стоял как столб, уставившись куда-то вдаль. — П-3? — учёный помахал ладонью перед носом подопечного. — А? — майор сфокусировался на Сеченове и пожалел об этом. Он был совсем другим: раскрасневшийся, он улыбался, свободно и тепло, будто сбросив несколько лет, сверкал своими невероятными глазами, сравнимыми с плодородной землёй, вспаханными полями, богатыми и устойчивыми, с кольцами древних деревьев, таких редких в мире роботов. Мудрые и глубокие они излучали покой. — Майор? — даже его голос стал другим, глубоким и волнующим. — Извините, я…я пойду, — отступил Нечаев, а потом и вовсе скрылся, столкнувшись нос к носу со Штокхаузеном, обливая его ситро. Пришлось ускориться, но настроение было безнадёжно испорчено. *** — Товарищ Сеченов, это возму… — раздался знакомый немецкий говор, — кхм, прошу прощения, — смешался он, когда увидел начальство в весьма непривычном виде, однако сурового выражения лица хватило для того, чтобы привести его в чувство. — Товарищ Штокхаузен, в каком виде вы расхаживаете? — вопросил Сеченов, обвинительно указывая на влажные пятна на рубашке немца. — А, прошу прощения, это ваш Нечаев не смотрит куда несётся и… — Достаточно, — резко оборвал его Сеченов. — Что вы хотели? Пока Штокхаузен объяснял что-то про тестирование, из головы всё не шло это брошенное «ваш Нечаев». Да. Мой.