雌犬СУЧКА

                    — Существует легенда, что кукушка была очень заботливой матерью. Даже в Благовещенье она работала, готовила гнездо для будущих деток. Но праздник Благовещение считается святым, и работать было нельзя. Бог наказал непослушную птицу и навеки лишил её гнезда. Вот и плачет кукушка, потому что исправить ничего нельзя.       — Вы уже рассказывали мне эту историю.       — Ах, правда? Видимо, совсем запамятовал. Не ругай меня, Чимин, старость нельзя отсрочить. Все хотят дожить до старости, а когда доживут, её же винят.       — В библиотеке есть книги об орнитологии.       — Приятно осознавать, что истории такого старика, как я, толкают юное дитя на поиски истины.       — Учёные считают, что кукушка питается ядовитыми насекомыми, которые не могут есть большинство птиц. Вероятно, нежный желудок кукушонка тоже не приспособлен для этой грубой пищи. Поэтому его мать подкидывает яйца в чужие гнёзда.       — Тогда это обрастает определенным смыслом, верно?       Три месяца она прилетает в наш сад, скрытый высокими стенами приюта. Невзрачная серая маленькая птичка прячущаяся в тени душистых грушевых деревьев, склонивших ветви над маленьким болотным озером в стиле традиционного хасуике с цветущими белоснежными лотосами и нежно-розовыми кувшинками.       Если бы можно было отмотать назад, на каком месте я бы остановился? Обозначить какую-то одну исходную точку, с которой всё началось. Когда её маленькое тельце билось под твоими ладонями? «Убийца» — голос Бо Гома у меня за спиной, он произнёс это точно сплюнул. Удар сердца. Внутри я будто весь заледенел. Настигающее внезапное осознание, что из человечества не выбить первобытное желание убивать. А ряса совершенно не защищает от демонов, прячущихся внутри. Никто из нас по настоящему не знает, кто мы есть на самом деле. Пожалуй, нет более шаткой вещи на свете, чем человеческая психика. Зачастую человек просто передвигается по очень тонкому льду. Стоит его подтолкнуть, лёд трескается, и он проваливается в бездну. Либо один, либо желая унести за собой и других.       — Будет круто. Чего ты боишься? — звенит в памяти.       — Если нас поймают…       — Эй, Чимин-и, не ссы, ладно? Даже если поймают, что они нам сделают? Выкинут на улицу? Государство им не позволит. Мы несовершеннолетние. Сироты. Они вынуждены нас терпеть.       Бутылки самого дешёвого соджу без закуски перед входом. После ещё алкоголь и ещё. Грязный туалет, запах амбры, крепкие тёплые руки, блуждающие по моему телу, прилив острого наслаждения, уступающего чувству боли. Картинка, которая только что была такой четкой, расплывается. Наверное, это и есть та самая точка отсчета. Нужно мотать туда? Господи, я как будто забываю напрочь, с чего всё началось. Не подойди я тогда к заплаканныму мальчишке, разбившему коленки — он бы так и остался одним из вереницы картонных одноклассников, ничего не значащих, не имеющих никакого веса, никак не влияющих на мой будущее. В тот злополучный день нашей первой встречи, когда ты хныкал, выковыривая из окровавленной кожи камешки брусчатки, я должен был пройти мимо и не жалеть тебя, Тэмин. Я подавлял в себе гнев столько лет, что теперь не могу выжать из себя ни капли жалости к тебе.