каждый в мыслях один, но зато невредим исступленно молчим стоит только шагнуть, о тропинке забыв будет странных эмоций безудержный взрыв
♫ Flёur — Улыбки сфинксов
Было чем-то волшебным принять после карцера горячую ванну, понимая — все страхи недельного заточения позади. Такума выдохнул, расслабляясь, прикрыл глаза и снова все проанализировал: его положение оставалось паршивым, но в целом все до сих пор было не так уж плохо. Унизительно, иногда больно, иногда тоскливо, но… Айдо бы уже рассвирепел, требуя от Сары, чтобы та немедленно его выпустила, и, возможно, за это ему вырвали бы сердце. Стоило признать, что в данном случае принцесса сильнее рыцаря — не во всем, но лишить его головы способна без меча. К тому же, характер леди Ширабуки был крайне сложным, и общаться с ней было нужно так, словно ступаешь по минному полю — любое неосторожное слово вызвало бы безудержный взрыв эмоций, и, тем более, неосторожный поступок. Астры… кто бы подумал, что она настолько дорожит чем-то столь недолговечным, как цветы? Они погибнут, когда наступит зима, и их много, но Сара вышла из себя из-за одного-единственного. Не может быть истинно жестоким тот, кто бережет цветы.***
Когда Такума вышел из ванны, вытирая волосы полотенцем, внезапно на его шее повисла Сара — он покачнулся от неожиданности, благословив небеса за то, что догадался надеть пижамные штаны. Сара почему-то всхлипнула и осыпала его лицо поцелуями, что шокировало Ичиджо намного больше, чем все предыдущие события. — С-сара-сама, что с вами? — выговорил он. Отстраниться не пытался — невежливо отвергать леди, а в случае Сары еще и опасно. — Я такая ужасная! — прорыдала Сара. — Я не должна была… я не хотела… я рассердилась… прости меня… — Да ничего, — растерянно ответил Такума. — Вы же меня не убили. И я сам виноват, что сорвал ваш цветок. Вы правда не просили и не разрешали… Сара-сама, успокойтесь, пожалуйста. Она продолжала плакать и целовать его; Такума старательно уворачивался, боясь усугубить ситуацию, но не вышло — губы Сары вместо щеки коснулись его губ. Это было похоже на удар молнии. На мгновение мир перестал существовать, рассыпавшись в осколки, Такума умер на месте, рассыпавшись следом, исчез, пропал… а потом все вернулось. Будто не рушилось. И Сара плакала еще громче, истерически, что уже походило на нервный приступ. То, что Ичиджо сделал дальше, отчасти было порывом, отчасти — попыткой отвлечь ее, но он соврал бы, если бы сказал, что руководствовался одним лишь разумом и расчетом. Ни единой капли разума и расчета в нем не осталось, когда Такума наклонился к Саре, бережно поднял в ладонях ее лицо и поцеловал в губы по-настоящему. Она затихла, замерла, перестала плакать — только вздрагивала. И… она ответила. Легко, невесомо, нерешительно, но ответила. Такума целовал чистокровную. Помолвленную чистокровную. Странную и немного безумную, но кто из них другой? Они все в определенной степени безумны. И все — одиноки из-за своего могущества и бессмертия. Он целовал ее, и она отвечала — это все, что было важно. Это все, что было — потому что больше не осталось ничего. В те мгновения реальными были только Такума и Сара, без фамилий, статуса крови, прошлой боли и будущих достижений. Сара прервала поцелуй первой. Посмотрела на Такуму с интересом, но ничего не сказала, и он тоже промолчал — выпустил ее из объятий, проводил взглядом удаляющуюся фигурку и испытал новый прилив стыда, вспомнив, что все это время был без рубашки.