моя вечность, я терпеливый Кай —
привыкай ко мне по кусочку, заново привыкай.
а сейчас закрывай глаза, засыпай.
сколько я протяну вот так — мне доподлинно неизвестно.
© Катарина Султанова
Уютно свернувшись клубочком под одеялом, как большая кошка, Сара приготовилась спать — солнце уже встало высоко и только плотные жалюзи не позволяли лучам проникнуть внутрь. Сладко зевнув, она зарылась носом в подушку, погружаясь в сладкую дремоту, но тут в дверь поскреблись. Чего ему надо… — Такума, уже утро, — раздраженно сказала Сара. — Иди спать. — Сара-сама, могу я войти? — упрямо спросил он. Сара вздохнула — все равно ведь войдет. — Можешь. Такума решительно распахнул дверь. Сара заметила, что на нем только рубашка, без пиджака, и что две верхние пуговицы расстегнуты, обнажая шею и ключицы. Она слышала, как бьется его сердце. — Чего тебе нужно? — Сара приподнялась на локте. Подойдя вплотную, Ичиджо склонился над ней, нависая сверху, опираясь одной рукой о матрас. Молча потянулся к своей шее, царапнул ногтем кожу. Капелька крови упала на ее щеку. — Ты… — начала она — и задохнулась от неожиданности, ощутив непонятный спазм в теле. Не неприятный, наоборот… Раньше Сара ничего подобного не чувствовала. Это был… голод? Она что, хотела его крови?.. Бред какой-то. Зачем ей его кровь? — Ты… Потянувшись к нему, Сара вцепилась в плечи Такумы и укусила за подставленную шею, жадно глотая кровь, стекающую по ее подбородку. Он застонал, жмуря глаза — оказалось, что это не менее приятно, чем кусать ее. Каждая клеточка тела отзывалась вспышкой удовольствия. Так вот, как это бывает… — Пей… те… — выдохнул Такума. Ладони Сары скользнули под его рубашку, остановились на поясе брюк. Она медлила, прекратив всасывать кровь, но не отстраняясь от шеи — то ли продлевала момент близости, то ли чего-то ждала. Он же сказал, что ему неважно. Перехватив запястья Сары, Такума завел ее руки назад, прижимая к кровати. Поцеловал ее настойчиво, исследуя рот языком и ощущая вкус собственной крови. Сара издала непонятный звук — стон или смешок, но не оттолкнула, и даже стакан с водой на тумбочке не разбился. Такума целовал ее долго, и отстранился только чтобы расстегнуть штаны. Тогда Сара выдохнула: — Ничего себе… А ты… мужчина. — Вы только сейчас это заметили? — он вновь навис над ней, убирая прядь платиновых волос за ухо. — У вас есть последний шанс прогнать меня. Его дыхание обожгло ей шею. Сара подумала — прогнать? Может, рассердиться? Какого черта он так нагло лезет в ее постель? Какого черта так уверен, что она отвечает взаимностью на его чувства? Как он может выходить из-под ее контроля? — Продолжай, — разрешила Сара. — Я подумал, что там, в источниках, у нас было все слишком… стремительно. Может, попробуем иначе? — и даже не покраснел. Вопиющая наглость. Перед чистокровными положено благоговеть, не сметь даже помыслить о них, как о равных, поклоняться им, служить, а не вот так бесцеремонно подминать под себя и забираться под одежду, проникая пальцами внутрь и лаская… впрочем, последнее Саре понравилось. Она не знала, откуда Ичиджо этому научился, но он определенно знал, где касаться, чтобы вызвать у нее дрожь по всему телу, постепенно доводя до пика, другой рукой и губами нежа ее грудь. Сара ощущала себя плавящимся воском, и, что самое ужасное — окончательно теряла контроль над ситуацией. Еще ужаснее — она не хотела это прекратить. Было проще простого спихнуть с себя Такуму, использовав не физическую силу, но ментальную мощь чистокровных. Позвать слуг, велеть вновь запереть его в карцере и не выпускать на этот раз так скоро. Может, даже приковать на цепи в подвале. Но она лежала под ним и позволяла ему делать с ее телом все, что он хотел. Подхватив ее под бедра, Такума медленно вошел, замирая внутри, чтобы Сара привыкла, и ей стало смешно от этой нежности, еще смешнее, чем в первый раз. В первый раз Ичиджо больше торопился, все вышло скомканно, спонтанно, а теперь, наоборот — он медлил так, что Сара едва не начала просить ускориться. Просить? Чтобы она просила? Неслыханно. Поэтому Сара приказала: — Быстрее! Движения Такумы продолжали быть тягуче-плавными. Он намеренно дразнил ее, поняла Сара. Он хотел насладиться мгновением власти над ней? Или услышать, как она умоляет? Он что — бессмертный? — Я сказала — быстрее! Ее рот закрыли поцелуем, но Сара впилась в губы Ичиджо укусом, сглотнув кровь. Ему пришлось отстраниться, облизнувшись. Сара смотрела на его лицо: окровавленный подбородок, лучащиеся нежностью и одновременно уверенностью зеленые глаза, красивые мужественные черты — он вправду был хорош собой, этот щенок Сената. Или уже давно не щенок. — Вам достаточно попросить, — озвучил ее догадки Такума. — Я тебе голову оторву, — пообещала Сара. — Да-да… — отозвался он по своему обыкновению, прихватывая губами ее сосок и крепко сжимая бедро. И, конечно, не ускорился. — Да быстрее же! — отчаянно воскликнула Сара. Такума провел языком по ее шее, оставляя влажную дорожку. Оставил след поцелуя на ключице. Неужели его тело не пылало желанием так же, как ее? Неужели он мог терпеть и ждать, пока она не попросит? — Пожалуйста, — еле слышно выдохнула Сара, но Такума услышал и наконец толкнулся внутрь на всю длину, заполняя ее изнутри. Сара застонала, кусая губы; ее рот снова накрыли поцелуем. Вкус ее и его крови смешался. Они никуда не спешили, двигаясь в одном темпе и не сбавляя скорости. Не останавливались передохнуть — организмы вампиров в таком не нуждались. Они могли заниматься этим часами. Сара ни разу не ощущала себя одновременно защищенной, слабой и желанной, и ощущения были крайне странными — она не привыкла, чтобы кто-то рядом был сильнее нее. Такума и не был сильнее, как вампир, при желании Сара могла сломать его шейные позвонки, вырвать сердце, подчинить своей воле — но как личность, он был… наверное… сильнее. Даже когда подчинялся ей. Даже когда она села на край кровати, а он опустился перед ней на колени. Даже когда ее пальцы до боли сжимали его волосы, а колени тесно стискивали голову. Сара внезапно обнаружила, что ее пешка — мужчина с мужским телом и желаниями, и это пугало: она не планировала проникаться к нему чувствами. Чувства сделали бы ее уязвимой. Пока она берегла только собственную жизнь — было проще. Да и аристократы живут хоть и долго, но не вечно, как чистокровные, значит, Такума — временный. Вот как нужно думать о нем. Временный мужчина в ее постели. Ничего больше. В конце концов, у королевы должны быть фавориты. — Са…ра… — простонал Такума, не добавив к ее имени «-сама», но она не заметила, вскрикнув одновременно с ним. А когда Ичиджо встал, чтобы уйти, Сара поймала его за руку и шепнула: — Останься.