Грешница и праведник

       Он поставил меня в прихожей и указал на белую дверь сбоку: - Ванная там, если нужна.        Скинув туфли, хромая, или скорее прыгая на одной ноге, я преодолела пару метров. Подошла к раковине и посмотрела в зеркало над ней. Умыться б не мешало, чтобы полегчало, но как же макияж? Я села на унитаз, закрыв его крышкой. Какое тут всё крошечное и тесное! Никаких джакузи, только душевая кабина. Утлая квартирка, и развернуться негде. Включив холодную воду, я протёрла аккуратно лоб и щёки, чтобы не размазать тушь, тени и тональный крем. Продолжало мутить и кружить. Посмотрев на саднящее колено, я ополоснула его из-под крана и плюхнулась обратно на унитаз. Вздрогнула, потому что дверь открылась. - Стучать не учили? – уставилась я на Хёнджина. На его чёрную рубашку с рукавами, которые он успел закатать на четверть, в промежуток, открытый расстёгнутой верхней пуговицей, где тянулись друг к другу его ключицы, разделяемые каким-то маленьким круглым кулоном, на магистраль затянутых в светлые джинсы ног. Это как это я такое не трахну? Трахну, конечно, благо мы уже у него дома! - Ты не закрывалась, значит, можно было не стучать. Держи, - протянул он мне чашку, - должно полегчать.        Я не сразу взяла её, залюбовавшись длинными пальцами и выдающейся веной на кисти, уходящей по руке выше, подчёркивающей мужественность этой руки. Я так и видела её где-то у себя на лопатках, подбирающуюся выше, к волосам, чтобы вторгнуться в них, схватить и потянуть назад мою голову для поцелуя в шею. - Что это? – отпив, я вся сморщилась. Меня передёрнуло от горечи. – Дрянь какая! - Говорят, этот напиток имеет вкус того, кто его пьёт. - Чего? – воззрилась я на Хёджина. - Шутка. Это травяная настойка от похмелья. - Я не пьяна. - Я вижу. Но магнитные бури на тебя явно плохо действуют. - Какие ещё магнитные бури? - От которых тебя штормит.        Не допивая, я вернула ему чашку. - Остряк недоделанный. - Пойду, найду во что тебе переодеться. И рекомендую умыться. - Мне твои рекомендации ни к чему. - Как знаешь, - он вышел, прикрыв за собой. Я знала, что если оставлю косметику на себе, то утром буду выглядеть кошмарно и ещё хуже чувствовать. Глаза склеятся. Поискав ватные тампоны или какие-нибудь уходовые средства, я напомнила себе, что припёрлась к парню, а они пока ещё не все в Корее посходили с ума и ринулись уделывать девчонок, пользуясь всеми достижениями индустрии красоты. Был у меня бывший, который волосы укладывал дольше, чем я, ещё и брови себе выщипывал, подумывая об их татуаже. Метросексуалы хороши лишь на картинках и экранах, в реальности – блевать тянет, как будто подружку себе завела, а не бойфренда.        Найдя только гель для умывания, я тщательно убрала с лица все признаки макияжа, особенно мучаясь с чёрной подводкой для глаз, пытавшейся остаться на мне на веки вечные. Я и без искусственных манипуляций была прекрасна, пусть попробует кто поспорить!        Шатко и валко вытянувшись из ванной, я попыталась дефилировать с достоинством, но контуженная нога подводила. Благо, однушка, в которую меня притащил Хёнджин, не заставляла далеко ходить. Два шага – ты в одной части квартиры, ещё два – уже в другой. Зал, судя по всему, был и спальней. Разложенный диван служил кроватью, которую как раз перестилал парень. Увидев меня в дверном проёме, он взял с подлокотника кресла сложенную белую тряпку и протянул мне. - Можешь переодеться. - Что это? - Футболка.        Я поднесла её к лицу, зачем-то нюхая. Лёгкий бардак в комнате погружал меня в обстановку, в какой я никогда не бывала. Дома всегда всё было вылизано приходящими горничными, а о том, чтобы ношеные носки лежали к постели ближе, чем на два метра, нечего было и думать. А пустые пачки из-под чипсов, которые вот-вот упадут со столика на пол, высыпая крошки? Берлога, да притом неблагополучная, неопрятная, захламлённая. Выглядел её хозяин – или арендатор – дороже, чем всё в ней находящееся вместе взятое. - Она из стирки, - успокоил меня Хёнджин. - Я уже поняла. Нормально пахнет, - оглядевшись, я подытожила: - У тебя всего одна комната. - Да, не волнуйся, я лягу на кухне. - Я и не волнуюсь, - с вызовом поймав его взгляд, я спустила лямки платья с плеч. Оно не подразумевало ношения под ним лифчика, поэтому, когда я стянула наряд до конца и скинула на пол, осталась в одних трусах. Вернее трусиках – треугольном шелковом лоскутке на ниточках. У Хёнджина ни одна мышца не дрогнула, и он не опустил глаза хотя бы на секунду, чтобы посмотреть на мою голую грудь. На всю почти голую меня. Отвернулся и, встряхнув одеяло, указал мне на подготовленное ложе: - Можешь ложиться. - А ты? - Я же сказал – лягу на кухне.        Он не мог выйти, не столкнувшись со мной, и не спешил приблизиться. - Ты меня для этого к себе принёс? Чтобы делать вид, что не хочешь переспать? - Я тебя принёс, потому что ты как коала, обожравшаяся эвкалипта. Окосевшая и сбрендившая. Ещё и копыто своё покалечила. Да, кстати, принесу пластырь, залепить твоё колено, - Хёнджин подошёл ко мне впритык, ожидая, что я отойду и пропущу его. Но я, задрав подбородок, призывно впилась в его глаза мутным взором. Ещё полрывка – и наши груди соприкоснутся через его рубашку. Желание во мне разгорелось, так что я сама готова была положить ладони ему на плечи первой. Он непоколебимо смотрел в ответ. - Не хочешь меня поцеловать, для начала? - Начала чего? - Не прикидывайся дурачком. - Если это позволит мне избежать нежелательных событий, я лучше прикинусь. - Давай прикинемся на этот диван? По-моему, он подходящего размера и должен подойти. - Страшно подумать, сколько у тебя мужиков было. - Какая тебе разница, сколько? - А я не спрашивал, я сказал, что страшно подумать, а потому и целовать тебя не хочется. - Почему это?! - Гонорея, хламидиоз, триппер. Слышала когда-нибудь что-нибудь о таком? - Это всё лечится, - пожала я плечами, к счастью, ни разу ещё не вляпывавшаяся в посещения венерологического диспансера. - Спид – нет. - Все мы когда-нибудь умрём… - Удачи в твоём стремлении навстречу неминуемому. Я не тороплюсь, поэтому перестрахуюсь. - Перестраховываются презервативами. - В данной ситуации это будет выглядеть как прыжок в горящий дом в мокром полотенце в надежде не сгореть. Мне потом в Мирамистине отмокать? - Хамло! – Взяв из моих рук футболку, он скрутил её до выреза, не спрашивая и не церемонясь продел в него мою голову и, беря мои руки в свои, вдел их в рукава, как маленькому ребёнку. Я так растерялась, что даже не нашла слов и сил для сопротивления. Оправив на мне тактическое прикрытие наготы, дошедшее до середины ляжек, Хёнджин удовлетворённо взял меня за плечи и усадил на диван: - Посиди. Вернусь с пластырем.        Шлёпнувшись задницей, я ошалело пыталась понять, что происходит. Трезвость, действительно, частично начала возвращаться. Да что это за тип? Может, он педик? Почему игнорирует меня? Ничего не понимаю! У него в распоряжении голая и готовая на всё девушка, а он и не чешется! О каких-то передаваемых половым путём заразах рассуждает! Я, главное, не рассуждаю, а он – да! Ненормальный. Чокнутый. У меня раньше бывал пьяный секс, так что имеется представление, как молодые люди себя должны вести в таких случаях.        Вернувшись, Хёнджин опустился передо мной на корточки и, распаковывая антибактериальную салфетку, взялся лечить. Я смотрела сверху вниз на него, осторожного, с такими бережными движениями, что в них угадывалось нечто профессионально-специфичное. - Кем ты работаешь? – стало любопытно мне. - Такие вопросы надо задавать до того, как отправляешься к кому-то ночью домой. Совет на будущее. - Я не совета спрашивала, а о твоей работе. - Разве тебе есть до неё дело? Тебя же только секс волновал. Секс – это тело, а не то, чем оно занимается в свободное от постели время, - Хёнджин посмотрел на меня. Заметив маленькую родинку под его левым глазом, я отметила, что она придаёт его лицу пикантности, дарит особое очарование. Если бы он сейчас взял мою ногу в обе ладони, помассировал, провёл бы языком по коже, выше и выше… Эротическая сцена живо воображалась, но я поджала губы, щурясь и злясь из-за его слов, вдруг дошедших до пьяного мозга. Коленку защипало, и я заойкала. – Терпи, - велел мой врачеватель. - Ты прав, мне всё равно, кто ты и чем занимаешься. - Поэтому между нами ничего и не будет. - А что тебе надо, чтобы заняться сексом с девушкой? Любовь до гроба? - Почему бы и нет? – заклеив коленку, он улыбнулся, довольный окончанием, и встал, так что мне резко пришлось задрать голову, чтобы не потерять его из вида. От быстрого движения голова опять пошла кругом. Я прикрыла веки, пытаясь избавиться от колыхания пространства. Улыбка Хёнджина совсем не была простой; даже выглядящая дружелюбной и открытой миру, она ранила, но не колкостью или плохо скрытым ехидством, а именно своей какой-то абстрактной весёлостью, не касающейся окружающих. Улыбающаяся вселенная Хёнджина никого в себя не впускала. Словно идёшь по заснеженной долине, видишь костёр, бежишь к нему, чтобы согреться, но обнаруживаешь невидимую стеклянную стену между собой и им. Ты знаешь, что там – всего в метре, спасительно тепло, даже жарко, но до тебя от огня ничего не доходит, и ты только смотришь, замерзая, обреченная на погибель. - Не поверю, что ты девственник. - Я этого и не утверждал. - Тогда зачем из себя святого корчить? - Святой несколько отличается от порядочного человека. - Ой, и ты прям порядочный? Ходящий по ночным клубам порядочный человек? - Сидя дома и дурак порядочным останется, ты попробуй побывав в пучине соблазнов оттуда выбраться не оступившись, - хмыкнул Хёнджин. - А, это ты так самодисциплиной занимаешься? Прёшься в клуб, смотришь, как люди жизнью наслаждаются, и сваливаешь в свою конуру, чтоб не дай бог не зацепило земными радостями? - Смутно это похоже на радости. - А что, по-твоему, радости? - Ты испытываешь дурноту ещё? Хотя бы немного? - Да, а что? - А я – нет, и это большая радость, - просиял издевательски Хёнджин. Я пнула его, но забыла, что эта нога вывихнута и вскрикнула, подогнув её и сомкнув веки от боли. Услышала смех: - Глядя на тебя каждую минуту понимаю, как радостно я живу. - Тошнот… - Спокойной ночи, - погасил он свет и, оставив меня одну в комнате, ушёл на кухню, как и обещал.        Я уставилась в полную темноту, привыкая к ней после яркого света. Это всё? Я до последнего была уверена, что он ломает комедию, набивает себе цену. Так же не бывает, чтобы здоровый и нормальный парень отказался потрахаться? Что с ним не так? Член маленький? Импотент? Вопреки тому, что ещё не прозрела, выставив руки вперёд, я на ощупь добрела до кухни. Свет, падающий с улицы через окно, раскатывался по полу, где расстелил матрас Хёнджин. Он увидел меня и приподнялся на локтях. - Ну, что ещё? - Что с тобой не так? - Иди спать, Юна. - Нет, правда. - Тебе ещё настоя налить, чтоб прочухалась? - Я всё понимаю и осознаю, просто ответь – что с тобой не так? – подковыляв, я села на край его матраса. - А принять правду, что что-то не так с тобой – не получается? - Разве я страшная? – не дожидаясь ответа, я уверенно сказала: - Нет, я привлекательная. - И что? - Как это – что? У тебя сексуальный инстинкт отсутствует? - Я уже изложил свои мысли насчёт подобных перепихонов. Мне это морально претит, ясно? - Морально претит! – повторив, засмеялась я. – Господи, где ты таких выражений набрался? - В словаре. Там много интересных слов, больше, чем в винной карте – твоей настольной книге. - Не надо делать из меня алкоголичку, я же сказала – у меня повод… - А у меня – нет. И я хочу спать, - он подставил руку, не давая мне двинуться вперёд, к нему. – Нет-нет-нет, ты спишь в зале, Юна! Слышишь меня? - Да чего ты, в самом деле… - поскольку он не до ушей натянул одеяло, я видела, что под ним он уже без рубашки. Я хотела увидеть его без неё, потрогать. Просто его хотела. – Да ну хорош, убери руки, дай к тебе лечь!        Хёнджин откинул одеяло и поднялся. Ну почему здесь так темно?! Я хочу видеть его полностью, в подробностях! Не только силуэт его длинных ног, не только контуры кое-чего проглядывающего под боксерами. Хотя свет был такой хилый, что я скорее додумывала, чем видела. Хёнджин зашёл мне за спину и, подхватив под грудь, поднял и потащил в соседнюю комнату. - Пусти! - Тебя закрыть, видимо, там придётся. - А ты со мной ляжешь? - Тебе по утрам стыдно бывает? - Никогда! - Тем хуже.        Положив меня снова на раздвинутый диван, поборовшись, поскольку я упиралась и отмахивалась, он закрутил меня, как гусеницу в кокон, в одеяло и, выйдя, покрепче закрыл дверь. Я попыталась выпростаться, но было сложно. Его манипуляции с моим расслабленным от выпивки телом только завели сильнее. Так хотелось, чтобы он продолжал меня трогать, ворочать, хватать и тискать. Разворачивать, как подарок, а не заворачивать, как объедки со стола в салфетку. Но Хёнджин ушёл, оставив меня одну, а силы мои кончились, и я, наконец, вырубилась.        Где-то в сумочке жужжал мой телефон. Не открывая глаз, я поползла на звук, щупая всё на своём пути. Нащупала сумочку, раскрыла её, хорошо зная, не глядя, как отмыкается её замок и где в ней что лежит. Веки разлепились, только когда мобильник оказался в моей руке. На экране горело «Лошпед». Господи, один из бывших. Я встречалась с ним на втором курсе. Потом мы поругались. Я переименовала его в «Лошпед» и забыла вернуть имя после примирения. Он увидел случайно, как записан у меня, после чего мы расстались окончательно. Ну как окончательно? Ещё раз пять спали после каких-то вечеринок или когда он звонил в сезон безрыбья, но он не продемонстрировал ничего такого, что дало бы повод переименовать контакт. - Алло? – подняла я. - Привет, как дела? - Пока не родила, блять, ты чего в такую рань звонишь? - Какая рань? Одиннадцать часов! - Вот поэтому у тебя личная жизнь не ладится. - Почему – поэтому? - Ты не чувствуешь женские биоритмы. - Юна, у тебя нет биоритмов. У тебя биоаритмия. - Чего хотел-то? - Какие планы на вечер? - Никто не даёт, что ли? – приложив ладонь ко лбу, поудобнее откинулась я на подушке. Голова трещит по швам, во рту сушит. Счастье, что учёба закончилась и больше никуда не надо. - Ну, ты-то даёшь иногда. - Это не твоя заслуга, я просто люблю трахаться. - Так что? Вечером не занята? - Если приду в себя… - открыв окончательно глаза, я увидела вокруг себя незнакомую маленькую комнату, чуть не вызвавшую приступ клаустрофобии. Хлам, грязь, бардак. Столетней давности обои, какие никто не клеит, наверное, с восьмидесятых годов. – Господи! – села я, панически двинув себя ногами к стенке, но упор на ноги заставил одну из них заныть. – Ай, чёрт! - Что там у тебя происходит? - Погоди, меня, по-моему, выкинули бомжам. Я перезвоню! – не выпуская телефон из руки (вдруг придётся срочно вызывать службу спасения?), я попыталась понять, где я и почему. События стали восстанавливаться, когда в памяти всплыл Хёнджин. Я же у него! Мне же не приснилось, что красавчик из клуба унёс меня в свою пещеру и не стал мною пользоваться, как благородный рыцарь? Только вертела я его благородство, потому что сама мечтала воспользоваться им. А если я настолько перепила, что только видела его красивым, а на деле – это был какой-нибудь прыщавый урод, и он трахнул меня, когда я вырубилась? И сказочка про Хёнджина была сном.        Откинув одеяло, я подползла к краю дивана, убеждаясь, что, кажется, вчера всё так и было. Только теперь взгляд прояснился, резкость наладилась, и вместо абстрактных пятен и гор барахла я видела на столе листы плотной бумаги с рисунками, карандаши, точилки, ластики. Тут что, дети живут? Взяв один листок, я посмотрела на натюрморт из цветов, наполовину не дораскрашенный. Нет, дети так рисовать не умеют.        Спустив ноги – наступать было уже не так больно, как ночью, я поковыляла из зала, одёргивая футболку на себе. Дверь не заперта, отлично. В квартире стоит тишина. Обычно я ни перед чем не замираю и не тушуюсь, но на пороге кухни замешкалась. Постучать? Если бы там кто-то был, были бы какие-то звуки! Слишком тихо. Неужели он оставил меня одну здесь? Я толкнула дверь и увидела Хёнджина, сидевшего за столом и рисовавшего. Матраса на полу уже не было, но, что хуже, на парне вновь была одежда: светлая, чуть помятая рубашка и спортивные штаны. Не видать мне его голеньким. Волосы забраны в коротенький хвост. Вчера, распущенные, они так и приковывали к себе взгляд. Но, выветрившаяся и протрезвевшая, я уже не была так несдержанна и возбуждена, как накануне. А вот Хёнджин оставался всё таким же красавцем. Он посмотрел на меня. - Доброе утро. - Ты художник, что ли? – спросила я, входя и усаживаясь на стул. - Я же вчера сказал. - Да? – попытавшись припомнить, что-то такое выкопала в сознании. – Я думала, что ты пошутил. - Нет, не пошутил. Чаю? - Кофе. Желательно средней обжарки и вьетнамский.        Хёнджин передумал вставать, уставившись на моё лицо. Я удержалась, чтобы не пощупать его – что-то не так? Испачкалась? - У меня нет кофемашины. Кофе только растворимый. Ты не в ресторане. - Ладно… Я так, просто сказала… мало ли… у тебя бы был выбор… - А ты привыкла, что во всём всегда большой выбор, да? – поднялся теперь он и включил электрический чайник. - Да, а что в этом плохого? - В самом факте выбора – ничего. Но всего должно быть в меру. - У всех своя мера… - Ты своей явно не знаешь.        Я закатила глаза, откидываясь на спинку и скрещивая руки на груди: - Не начинай свои нотации с утра пораньше! Я же не заблевала тебе хату? Значит, не перепила. - Ах, вот как ты норму определяешь? Остановка за шаг до катастрофы. - Иногда и катастрофа сойдёт. Должно же в жизни быть разнообразие и веселье. - По-твоему, вся жизнь только и должна состоять из смеха и сменяющихся картинок? - Но ты же не будешь смотреть каждый день один и тот же фильм! Он надоест. Это со всем так… - Всё надоедает? - А разве нет? - А как же люди? - О, эти в первую очередь! Люди достают быстро. - Ты права, ты вот меня уже достала, так что выпьешь кофе – и гуляй. - Чего?! – я приосанилась, обижаясь. – Чем я тебя достала? - Всем. - Чем – всем? Конкретнее? - Ты же сказала, что всё надоедает, вот мне всё в тебе и надоело. - Хватить троллить! - Я совершенно серьёзен, - сказал Хёнджин, хотя я видела, как посверкивают игриво его опустившиеся к листку глаза. Пальцы держали угольный карандаш, и мне трудно было опять не залюбоваться красотой его рук. – Мне нужно идти в студию и рисовать, я дал тебе выспаться, но на этом моя вежливость ограничивается. - О, большое спасибо, сударь, вы так любезны! – поёрничала я. Указала на чайник: - Он закипел. - И? Наливай. - Я думала, что ты нальёшь. - Я не нанимался. - Но я же в гостях… - Я тебе разрешаю поднять зад и похозяйничать. Чашки вон там, - поднялась его рука, - кофе за соседней дверцей.        Сердито встав, я подошла к полкам. На разделочном столе лежал телефон Хёнджина. - Любую чашку можно взять? - Да.        Мобильник запиликал мелодией, и я увидела загоревшееся на дисплее имя «Феличита». У меня округлились глаза. - Подай телефон, пожалуйста, - попросил Хёнджин. - Не нанималась, - парировала я, пытаясь осознать, что у этого парня, похоже, всё с личной жизнью не так грустно, как мне показалось. Как я хотела думать.        Хёнджин встал и, посмотрев, кто звонит, сбросил вызов и сел писать сообщение. - Почему ты не поднял? Не захотел, чтобы она услышала мой голос? - Она? – удивлённо поднял ко мне лицо негостеприимный хозяин квартиры. - Да ладно тебе, у тебя есть девушка, да? Поэтому ты не стал со мной спать? - Ну… предположим, - с каким-то особым интересом отложил Хёнджин мобильник, сплёл пальцы на колене и стал меня слушать. - А что ты делал один в клубе? Вы поругались? - Я хожу в клубы как художник. Ищу типажи, наблюдаю.        Мозаика стала складываться, всё сходилось. Поэтому он и не пил. Господи, я приняла за снимающегося чувака совершенно не того! И главную роль в моём заблуждении сыграла внешность Хёнджина. Кто бы мог подумать, что такие особи бродят по ночам не с теми целями, что остальные? Я навела себе кофе, какой нашла, и села обратно. - И ты никогда не изменял своей девушке? - Нет. - А мог бы? - Нет. - Да ладно, все могут! Как будто тебе не может понравиться другая? - Если другая понравится, то я объяснился бы со своей девушкой, расстался, и начал встречаться с другой. - То есть, вне отношений у тебя секса не бывает?        Хёнджин устало вздохнул, глядя мне в глаза: - Юна, чего ты добиваешься? - Ничего! Мне просто любопытно. Она итальянка, судя по имени? Твоя девушка. - Австралийка, - почему-то прыснул, засмеявшись, он. - Чего ты ржёшь? Она красивая? - Как и всё в Австралии. - Сарказм? - Реализм. - Странный ты…        Пожав плечами, Хёнджин встал: - Пей кофе, а я пойду собираться.        Кофе был поганый. Настроение – отвратительное. День – такой себе. На мой вечер претендовал только Лошпед, а у кого-то есть такой вот парень, который, к тому же, хранит верность и не смотрит на других? Ну, не быть мне Юной, если я позволю, чтобы у какой-то там Феличиты было то, что не даётся мне! Я привыкла получать лучшее, и я это получу!